Из цикла «Системный анализ»
И можете вы себе представить?
Тот Белый тезис не оправдал-таки моих надежд, не оправдал.
Лев бен Бецалель
Судите по делам. А как же иначе? Современному человеку просто невозможно представить себе времена, когда все было совсем иначе – и даже наоборот. Но еще и сегодня находятся внутренние эмигранты, которые заявляют: «Если я могу себе что-то представить, то так оно и есть на самом деле». Просвещенному читателю, несомненно, ведомо, что здесь А. Лазарчук почти дословно процитировал знаменитый тезис Протагора, по которому «судили» и вообще устанавливали истину и ложь в далекие метафизические времена: «Каждое представление истинно» – коротко и ясно, правда? Вероятно, именно этот тезис и имел в виду бен Бецалель, – если и не предвидя возвышение материального опыта, то, по крайней мере, диагностируя тупик античного идеализма.
Сегодня мы диагностируем тупик материализма, и метафизика возвращается. Чем же не угодила нам просвещенная позитивная эмпирическая истина? Ее опять забыли ограничить; особенно Локк с его безбашенной, отмороженной концепцией tabula rasa. Англосакс… Метафизика возвращается в новом качестве, которое пока что (наивно) мыслится как ограничение эмпирической спеси.
Столь же наивными оказались надежды Просветителей, что практический смысл сам по себе, нечувствительно и самопроизвольно, как персидская княжна, откроется нам и самоорганизуется в разумное царство справедливости; эти надежды – нет, они не оправдались. Это выяснилось, как только дистанция между нашим опытом и нашим восприятием увеличилась до критических величин; и мы заметили, что они ничего не собираются нам разъяснять – наши приборы. Молчат клятые зализяки. А инструкции к ним… лучше бы и не находились.
Строго говоря, наши средства регистрации, измерения и оценки подводили нас и раньше, показывая, например, – то плоскую Землю, то хрустальный свод над головой, то чистую воду в стакане. Но внимания тогда не обратили. «Если зрение меня не подводит.» «Не верю ушам своим.» «Ну, ты и накосячил.» Вся эта и другая фразеология – она ведь не сама самозародилась в языке, она ведь из практики пришла – из той, которую мы критерием истины почему-то не посчитали.
«Эффект непрямого знания» входил в наш быт ненавязчиво и скромно, как калика перехожий на задний двор. Помнится, еще Козьма Прутков иронизировал по поводу суеверий «непосредственного опыта»: «Если на клетке со львом написано "Носорог ", не верь глазам своим». Нет, со зрением все в порядке; так же, как и со слухом, – не так уж они и ненадежны. Соображалки не хватает, вот что. И в клетке – лев, и на табличке – "Носорог ", а метафизически вообразить, как это природа пришла к такому противоречию – тут, кроме Протагора, больше и некому.
Во весь голос этот эффект заявил о себе как о проблеме интерпретаций, когда передовые достижения науки и техники раздвинули перед человечеством горизонты познания и деятельности. (Прошу прощения за патетический штамп, но тут все правильно. Хотя сказано и не все.)
«Это плата за желание большего. Лишь самым простым истинам можно доверять без раздумий... Нас может обманывать как зрение, так и не-зрение, и остается только верить в некую высшую объективность… зная при этом, что ее не существует. Раз уж мы согласились принять в дар определенные способности, то и неуверенность во всем придется таскать с собой, ничего не поделаешь. Это, наверное, закон природы: чем больше возможности что-либо узнать, тем меньше убежденности в истинности полученных знаний… И вся история человечества, по сути, есть уменьшение потребности в доверии.»
Бог с ней, с историей передовой науки, там все просто и достоверно: «окно ассонанса», индукция-редукция, «сознательная ошибка» там, дисперсия и… и дискурс. Об этом говорилось достаточно, не пора ли сказать хоть слово о том, чему можно доверять в неизбывном повседневье? О той истине, которая доступна и достается каждому человеку и единственно заслуживает именоваться «человеческой», но именуется еще проще: «жизнью».
Каждое событие нашей жизни происходит дважды: один раз в прошлом, а другой – в будущем; сначала в нашем воображении, а потом – в реальности. И не было случая, чтобы оно, событие, повторяло себя в точности. Потому что «в реальной нашей жизни очень часто все идет не в соответствии, а вопреки». И как правило, различия между ожидаемым и действительным существенны. Именно это несовпадение вызывает в человеке ощущение реальности происходящего; и является единственным (повторяю: единственным) побуждением к деятельности – мыслительной и практической. Этот диссонанс и есть та информация, которую обрабатывает разум как информационная система.
Отец-основатель информатики Клод Шеннон, имевший дело с сугубо социальной информацией, распространил этот концепт на все ИС. Языком радиотехники говоря, шаблон – это «несущая частота», а «информация» – колебания ее амплитуды. Основания для такого обобщения имеются, поскольку любая такая ИС – приборная приставка к разуму и соответствует его сущностям; но она и отдаляет его от опыта, делая знание «непрямым».
Истина – это всегда ответ на какой-то вопрос, и в самой явной своей форме она выражается словами, от этого никуда не уйдешь. Но слово – только промежуточная форма истины как продукта человеческой деятельности. За словами следует поступок – ее практическая форма, – а предшествует им мысль – идеальная форма истины. «Любое действие рождается от мысли», – говорил Эмерсон. Интересно. А мысль – от действий, она что, не рождается? Я бы сказал, что и практическая, и идеальная истина рождаются вместе в момент «диалогической встречи», где приходят к согласию человеческие представления и человеческая практика. Экзистенциалисты называли это «здесь и сейчас», а Леви-Стросс так и говорил: «точка столкновения». Я назову это «моментом истины», ничего?
Надо ясно понимать, что Истина-как-должное Протагора и Истина-как-действительное Маркса – это только… полуфабрикаты, грубо говоря. Человеческая истина рождается от противоречий между ними – и изменяет их; она больше, чем просто согласие ожиданий и реальности; это нечто третье, что отрицает и первое, и второе. Возникнув, она преобразует и опыт, и идею. Примерно так и мыслится процесс рождения новой системы – как устойчивый вихрь («гиперцикл») в месте контакта двух встречных потоков. А потом эта система распространяет достигнутый ассонанс (информацию) волной вокруг себя, устраняя «ошибки» разума и природы, их «неточности», дисперсию и хаос. Как говорил Бруннер, «происходит категоризация мира».
Возможно, впервые оба тезиса верификации встречаются вместе в собрании трактатов «Гуань-цзы» (IV в. до н.э.):
– Совершенномудрый, чтобы прояснить слова, наверху проверяет его по Небу, а внизу проверяет его по Земле…
– Совершенномудрый не следует тому Небу, которое не обнаруживается в явлениях…
– Небо не будет ради одной вещи менять свои времена года.
Для пущей ясности поясню, что в древнекитайском философском словаре «Небо» означает для-себя-идею, а «Земля» – для-себя-материю. Говоря современным языком, истина должна быть понимаема интеллектуально и проверяема практически – как должное и действительное соответственно. Напомню, однако, что «критерий» предполагает единственность признака; конечно, нарушение этого числа не так уж важно, – но все-таки, непорядок. Нелишним было бы объединить оба тезиса одним понятием – оно бы и означало истинность. «Критерием истины является опыт», говорите? Почему бы и нет? Да потому, что под «опытом» воспитанная эпохой аудитория будет всегда и исключительно разуметь только практику, начисто игнорируя духовный и интеллектуальный опыт. Да что там! сам язык запрещает нам помнить об этом, обозначая истину и практический опыт одним и тем же словом «знание». «При наличии черного цвета серый считается белым.» «Черный» тезис верификации был сформулирован в солнечном полудне эмпиризма, в пору свершений и планов. «Мудрецы создают пословицы, а дураки их повторяют» (это цитата). Когда обыватель, на попу падая, настаивает, что «практика – критерий истины», мы теперь хорошо знаем цену этой практики: скудный и скудоумный обывательский непосредственный опыт. Эпоха позитивизма сдвинула наше сознание в эту сторону – и никакой опыт, даже самый горький, не способен поставить его на место. Обыватель не Мюнхгаузен, чтоб вытягивать самого себя из болота за волосы… Только терпение и повторение.
Когда речь заходит о философии либерального позитивизма, обычно предоставляют слово – если не Дидро и Вольтеру, то Бэкону или Локку; в крайнем случае – Лейбницу. Все они стояли у истоков гносеологической революции, все они излагают наследникам свои надежды и чаяния – человеческие, слишком человеческие! Они тоже думали, что открыли истину… вот только забыли ее ограничить. Но момент истины наступил, эпоха состоялась Пора сформулировать философию факта, его действительное, а не идеальное содержание. Слово Фридриху Ниче:
– Признаком высшей культуры является то, что малые, непритязательные истины, установленные путем строгого метода, ценятся выше отрадных и ослепительных иллюзий. Со временем не только отдельная личность, но и все человечество возрастет до мужественного уважения к устойчивому длительному познанию и избавится от веры в откровение и сообщения истины посредством чудес.
– Никакая религия никоим образом не содержит никакой истины. Никаких «общечеловеческих истин» (consensus omnium sapientum) вообще не существует. Те воздыхания над душевной испорченностью и хлопоты о вечном спасении – все эти мысли, которые следуют из заблуждений ума, не стоят ни уважения, ни отрицания. Нет никакого греха в метафизическом смысле; но, в том же смысле, нет и никаких достоинств. Кто не ожидает от вещей ничего, кроме их познания, тот легко обеспечит себе душевный покой.
– Добрые поступки – это утонченные скверные; а скверные – огрубевшие, отупевшие хорошие. Мораль Канта требует от отдельного индивида таких поступков, которые ожидаются от всех и каждого. Это была прекрасная, наивная идея – будто бы каждый из нас вот просто так знает, какой именно образ действий принесет пользу всему человечеству.
– Научная философия не должна утрачивать бдительности. Даже и логики говорят об истинных «представлениях» в морали и искусствах (к примеру, представление о «единой сути вещей»), а это для них недопустимо. «Представления» не ведут нас ни на шаг в сторону достоверности.
Смотрите же, к чему пришла эта «научная философия» – к отрицанию несомненных фактов, которые не влезают в ее куцый, ничем не ограниченный материализм. Подобного рода идеями – полностью основанными на локкианской ереси – руководствовались и Фройд, и Маркс, и многие другие мыслители; но все это были люди ограниченные – как сомнениями, так и категорическим императивом, и другими заблуждениями ума. А Ниче сказал за всех – за что ему особенный респект.
Черный тезис верификации тоже не оправдал надежд – и гегемония позитивного знания уходит в историю. Поэтому самое время, пока не ушла эпоха, задать этот контрольный вопрос: что будет, если книгу для вольных умов прочтет раб?
Это я не о Ниче, я об эпохе.
2019
Источники цитат:
А.и Б. Стругацкие. «Понедельник начинается в субботу», «Поиск предназначения»
С. Лукьяненко. «Спектр», «Сумеречный Дозор»
А. Лазарчук. «Солдаты Вавилона», «Кесаревна Отрада…»
«Гуань-цзы»
Ф. Ницше. «Человеческое, слишком человеческое»
Дж. Локк. «Опыт о человеческом разумении»
Р.У. Эмерсон. «Эссе»
Козьма Прутков. «Мысли и афоризмы»