Золотое поле. Пшеничные колосья гуляют на ветру. В воздухе вьются стрекозы и ласточки. Я шел через поле. Колосья царапали мои лодыжки- ноги горели. Пролетавшая мимо ласточка, провела крылышком по моему лбу- ощущение, будто мама, любя поправила непослушный и веселый вихор волос, радостно лезущий в глаза. И на душе легко и приятно, хоть и ноги горят.
Поле, еще не далеко, но и не близко, обозначило свой конец- словно неглубокое солнечное море натыкалось на стеклянную стену. Справа от меня на горизонте виднелся лес. Слева, метрах в ста тянется поросший тенистой и разномастной ольхой, берег нашей сладкоголосой речки. Назад смотреть не хотелось, но я знал, что если оглянусь- увижу большое золотое поле, испещренное прибитыми к земле стеблями в месте, где ступал я.
Я вышел из поля на проселочную дорогу. Колеи от колес местных тракторов сухо посмотрели на меня пыльными трещинками. Взгляд этот не укорял, но заставлял пожалеть усталую землю- давненько не умывалась. Через дорогу начиналось поле с высокой, темно-зеленой кукурузой, но туда я не пойду- Захар опять будет косить глаза, а не рожь, бухтя свое вечное добродушное: «Культя б тебе поотрывать… Все початки мне изломал, паразит…»
Справа на дороге виднелся огонек костра. Кажется, у самого леса. Я двинулся к нему. Часа через полтора стемнеет. Станет золото едва желтым, а темно-зеленое окрасится просто в темное. Стрекозки улягутся на колосья и кукурузу, и будут слушать концерты цикад, и кузнечиков до самого рассвета. А ласточки… Аа, этим все нипочем- летают все, летают. Говорят так и спят на лету. И сны у них наверное такие же- неприземленные.
Задумавшись о ласточках, я не заметил, как подошел к костру. У костра сидела на бревнышке, весело болтая босыми ножками маленькая девочка. Бежевое цветочное платьице едва прикрывало голые коленки.
- Привет! - с удивленной улыбкой сказал я
- Пивет! - ответила она с видом, будто встретила своего друга со двора – Посиди со мной?
Я сел и подкинул в костерок сухих веточек, припасенных в сторонке.
- Что ты тут делаешь? – мягко спросил я. До деревни километров пять, как и лет на вид этой девочке, вряд ли она здесь одна.
- Сижу. Касиво тут. – мечтательно ответила она, и плюхнулась на спину выставив в небо пятки и помахивая ими из стороны в сторону, словно хотела передать кому-то наверху привет. Я улыбнулся и тоже лег. Солнце неотвратимо двигалось на боковую. Оставалось еще около часа.
- Ты кого-то ждешь здесь? – рассеянно спросил я, высматривая ласточек в голубой бездне над нашими головами.
- Нет, посто лежу. Давно тут не быа, касиво тут… - так же рассеяно ответила девочка.
В голове взвились стайкою разные вопросы- серьезные, взрослые. Вместо них я задал другой вопрос:
- Как ты думаешь, что снится ласточкам?
Девочка удивленно перевела взгляд с неба на меня
-Асточкам?
- Да, ласточкам, вон - летают – я указал неопределенно пальцем в небо.
Она как будто немного нахмурилась, будто ясный день после обеда закидал дождевые тучки.
- Асточкам много снится. Как травка растет. Как цветоськи астут. И как над ечкой пахнет перед грозой. – серьезно перечисляла она – Они сышат, как пшеница в поле шумит, а сны видят, будто это море шумит, а они над ним етают!
- Наше поле и правда на море похоже – стараясь не сбивать тон беседы, серьезно ответил я – в нашем поле, ближе к серёдке, не во всяком месте края увидишь.
- Ты такой бошой, и такой гупый! – неожиданно расстроилась девочка. – Это ты с земли на поле смотришь, а асточки они высоко етают, и все все видят, и поле, и речку, и лес этот- она махнула ручкой в сторону леса- и деевня твоя у них как на ладошке! Скоро уже сонышко сядет, и будут они летать, спать и непизимляться! – в конце фразы девочка посветлела и снова задрав пятки к верху принялась отправлять приветы синеве. Я немного обдумал ее слова, и признал себя большим и глупым.
- А вот они спят на лету и не приземляются, правильно? – задумчиво начал я – выходит и сны им снятся неприземленные, так?
Девочка засмеялась звонко и весело, и с её смехом, даже лес кажется выдохнул все свои смешинки с трелью малиновки и шумом листвы. Я подумал, что лесу тоже хорошо.
- А ты все-таки не такой уж и гупый – сказала девочка, едва её смех затерялся среди листвы вековых деревьев – а знаешь, какие сны подсоунухам снятся?
- Нет – удивился я – какие?
- Ну, это самые постые сны: открытые. Как сонышко пахнет, как стекозка жужжит, как ветеок уносит их в небо, и они там летают, летают! – радостно и поспешно рассказывала она – им всегда хоошие сны снятся.
- Это хорошо - просто сказал я.
Солнце уже присело на линию горизонта, и с красною ухмылочкой, заливающей все вокруг своим светом, что обещал нам завтра, заваливалось назад, чтобы утром лукаво выглянуть с другой стороны.
- Пойдем, я тебя до деревни доведу – предложил я девочке. Она закидывала последние веточки в огонь.
- Ты за меня не пеезивай! – ласково сказала девочка – ты лучше поспи, а я твои сны постоожу тут – она встала, подошла ко мне, сидящему с протянутыми к костру руками, и легкими, словно перышки из крыла той ласточки, руками прикоснулась ко моему бестолковому лбу. И я опустил руки, лег, покорно и безропотно. И закрылись глаза мои легко и неотвратно, как волны моря, при приливе закрывают берег. И всю ночь мне снилось, как растет трава и цветы, и запах речки под грозовыми тучами, и в шуме пшеницы мне чудилось зеленое море, я чувствовал сухой и яркий запах солнышка, слышал над ухом вибрирующую колыбель стрекозы, и улетал верхом на ветре далеко-далеко в небеса…
Проснулся я от выкриков моего имени, охриплым и каким-то похмельным голосом. Я быстро поднялся на ноги, и отряхиваясь, увидел запыхавшегося, сердитого Захара, шатающейся походкой идущего ко мне.
- Ты, черт лохматый! – ругнулся он – Ты опять мне початки ломал, так тебя-расэтак! Почто заставил старика волноваться, домой не ходил, аа?!- Захар торопился ругаться, пока злость не ушла.
- Ну Захар, прости молодо-зелено! – ответил я улыбаясь, как могут улыбаться только молодые ребята- весело и обезоруживающе – И початки я вчера твои не топтал: по пшенице ходил. – Я на миг задумался, и спросил - Захар, девчонку никто не терял, лет пяти, ты сам не видал?
Захар все еще хмурился
- Какие девочки, бредишь что ль? – с подозрительным косым прищуром спросил он.
Я улыбнулся и молча пошел в сторону деревни, запнув в кукурузы остатки прогоревших углей. Пинок поднял в воздух золу и пыль. По небу бродили тучки и птиц слышно не было.
Захар семенил сзади.
- Вот что ты за человек, а? – уже как будто с тревогой канючил он - Который месяц целыми днями по полям шастаешь, початки мне ломаешь! Это ведь кажется только «Поле большое, от трех початков поломанных ничего не случится!» А вот урожай то гибнет! Гибнет! Что ты там в полях ищешь, скажи мне, сынок? – залепетал он – Ну уж люди смеются: болезным за глаза называют. Ну чего ищешь-то, а?
Я немного помолчал, улыбаясь своим мыслям.
- Дак нашел, кажись, Захар я что искал. Не думал, а нашел.
- Что нашел-то, сынок? – недоверчиво спросил старик
- Да что искал, Захар, то и нашел – обернувшись к нему, я поравнялся с ним и спросил- А ты знаешь, Захар, что снится ласточкам?...
Мы тихо шли по дороге, я всё рассказывал и рассказывал, а лицо старого ворчуна с каждым словом становилось только светлей и светлей. Ну вот и дождь пошел.