Свет….
Телефон притаился на самом краешке скамейки. Спрятанный в пластиковый чехол, он чем-то напоминал хамелеона: должно было повезти, чтобы получилось усмотреть мобильник на фоне намокших от дождя досок. А тут ещё и жёлтый кленовый лист, сорванный с дерева порывом ветра, спланировал прямо на телефон, сделав его практически незаметным для постороннего взгляда. На свою беду, Марк телефон увидел.
Натянув на голову капюшон, Островский неспешно прогуливался по пустынным дорожкам городского парка. Он любил дождь, но именно в таком формате: один на один, без посторонних зрителей и проезжающих мимо автомобилей. Особенно без последних: неожиданно они могут окатить водой из лужи или развеять очарование прогулки громким резким сигналом. Хорошо, что в парке машины не ездили. Странно, но в этот час, когда сумерки лишь готовились опуститься на осенний город, не было в парке и людей. Только Марк и дождь. Они грустно улыбались друг другу, каждый думая о чём-то своём. Примерно так ведут себя два старинных друга: молчание их обоих ничуть не смущает, да и говорить, в сущности, не о чем, потому что уже давным-давно всё сказано. Капли стучат по капюшону, время от времени холодный колючий ветер пытается сорвать его с головы, и серое небо отражается в лужах, разбросанных по дорожкам парка там и сям.
Как Островскому удалось заметить телефон? Почему, даже увидев его, Марк просто не прошёл мимо? Подумаешь - лежит и лежит: наверняка, хозяин скоро хватится пропажи и вернётся за своим имуществом. Но судьбе было угодно по-другому: мужчина остановился возле скамейки, отшвырнул кленовый лист, взял телефон в руки. Сам себе он объяснил свой поступок вполне логично: “ Позвоню по одному из номеров, что обязательно найдётся в списке контактов. Узнаю координаты владельца. Если он не так далеко, то отнесу ему телефон. Если нет, просто оставлю свой номер”. Как говорится, благими намерениями выстлана дорога в ад.
- Ух, ты! – удивился Марк, разглядывая мобильник. Одна из первых моделей Siemens, практически раритет. Островский даже немного поностальгировал, вспоминая, что заряд батареи в этих телефонах держался на протяжении недели, а полифонические мелодии на звонке звучали очень просто, но в то же время задорно и призывно. И если даже уронишь такой мобильник – ничего страшного: его корпус был почти неубиваем, а в случае чего под рукой всегда находилась сменная панель.
Спрятанный в пластиковый прозрачный чехол, телефон выглядел абсолютно новым, будто только вчера сошёл с конвейера: ни каких-либо царапин, ни стертых цифр на клавишах. Марк решил, что хозяин мобильника очень аккуратен и бережлив. А что ещё можно сказать о человеке, если судить по его телефону? Островскому захотелось проверить свои аналитические способности. “ Кем может являться владелец мобильника столь старой модели?” – приступил к размышлениям мужчина. “ Вряд ли это ребёнок. В наши дни дети в погоне за статусом обращают огромное внимание на такие вещи и даже больше, чем некоторые взрослые. Бедные родители вынуждены брать кредиты, лишь бы у их чада был телефон не хуже, чем у кого-то из одноклассников. Тем более это не какой-нибудь студент, для них мобильник – многофункциональная вещь, с возможностью выхода в интернет и ещё кучей всевозможных приложений. Человек средних лет? Вполне возможно, но вряд ли. Скорее всего, это пенсионер. Чехол и отличное состояние телефона такой вывод только подтверждают: сегодняшние пожилые люди с их мизерной пенсией, несомненно, будут дорожить даже недорогим мобильником”.
Марк повертел телефон в руках, высматривая какие-нибудь дополнительные особенности, но больше его взгляд ни за что не зацепился. Он понял, что явно не тянет на Шерлока Холмса, уж тот бы точно сумел определить пол и точный возраст владельца мобильника, перечислить его вредные привычки, и даже кое-что рассказать о его домашнем питомце, если таковой, конечно, имелся.
“Хотя, никаких если. Сто процентов, что имеется. Трудно представить себе пожилого человека, не обременённого заботой о мурчащем пушистике. А с кем ещё, скажите, пожалуйста, ему разделять своё одиночество?”
Марк коснулся одной из клавиш. На экране телефона высветилась надпись, что для разблокирования клавиатуры необходимо нажать на кнопку с обозначением звёздочки. Островский улыбнулся – никаких тебе пин-кодов, графических ключей и сканеров отпечатков пальцев. Удержал в течение нескольких секунд клавишу со звёздочкой, и нате вам, Сезам открылся.
Первым делом Марк зашёл в список контактов. Удивительно, но в нём находилось всего девять номеров. Островский задался вопросом, сколько контактов имеется в его собственном телефоне? Ну уж точно не меньше двухсот. Правда, если разобраться и удалить все лишние, сохранив номера только тех людей, с которыми Марк действительно регулярно общается, то, скорее всего, в его телефоне останется примерно столько же. “Да что я сам себя обманываю”, - подумал Островский. “Меньше, намного меньше. Всего четыре. Или даже три”.
Мужчина пролистал список, который на первый взгляд казался вполне обычным. Вернее, обычными выглядели лишь первые восемь контактов: Антонина, Валентина Пе (видимо, сокращение от Петровны, ввести большее количество символов не представлялось возможным из-за маленькой памяти, установленной в телефоне), Володя, Галя пенсия, поликлиника, соцзащита, сыночек, Тимофей Иван (видимо, Иванович). А вот название девятого сбивало с толку — оно было набрано английскими буквами и дословно звучало, как Abaddon .
“Что за Abaddon?” - удивился Марк. “Кого можно назвать словом, что в переводе с английского обозначает преисподнюю? А ещё, если я не ошибаюсь, имя, которое в латинском написании выглядит именно как Abaddon, носил один из демонов ада”. Островский решил, что всё это очень странно, но, тем не менее, его вовсе не касается. Перед тем, как позвонить по одному из номеров, указанных в списке контактов, он открыл журнал вызовов. Скромные возможности найденного им телефона позволяли отображать всего лишь десять исходящих, десять входящих и столько же пропущенных звонков. Записей о пропущенных вызовах не нашлось вовсе: или хозяин телефона их всех удалил, или, что более вероятно, он всегда держал телефон рядом с собой и старался отвечать на каждый звонок. “А были ли вообще эти звонки?” – озадачился Островский. “Сейчас узнаем”.
Десять входящих вызовов уложились во временной период, охватывающий восемь последних дней. Да уж, действительно не густо. Что было очень печальным – ни одного звонка от сына. Попутно Марк пришёл к выводу, что хозяин телефона всё же является женщиной: разве мужчина назвал бы в телефонной книге своего ребёнка сыночком? Вряд ли. Итак, из десяти входящих вызовов три приходились на Валентину Петровну, один – на Антонину. Ещё один номер не определился, но судя по первым трём цифрам – это была бесплатная линия. Скорее всего, бесполезный социальный опрос населения или звонок из какого-нибудь банка с предложением взять кредит. Причём, на очень выгодных условиях. О том, что такие условия выгодны лишь банку, конечно же, умалчивалось. Самому Островскому подобных звонков поступало великое множество: обычно он сразу добавлял номер, с которого ему звонили, в чёрный список своего мобильника.
Так, и главное – наибольшее количество входящих вызовов значилось от абонента, указанного в телефонной книге, как Abaddon. По одному звонку за каждые из последних пяти суток. Что было необычным, вызов поступал всегда ночью, между двенадцатью и двумя часами. Длительность первого звонка – четыре минуты. Дальше по нарастающей. Крайний разговор, состоявшийся минувшей ночью, длился уже полтора часа. Марк даже присвистнул от удивления. Ему стало очень интересно, что же это за демон ада, который так нещадно отрывает людей от сна? Островский зашёл в контакт, открыл номер. Вполне обычные цифры, ничего примечательного. А он уж думал, что в номере будут сплошные шестёрки.
“Чем я занимаюсь? Вместо того, чтобы просто отдать телефон хозяину, устроил тут целое расследование,” –укорил себя Марк. “Да и неправильно это: рыться в чужом телефоне. Всё, пора звонить”.
Островский вполне логично решил, что в сложившейся ситуации ему разумнее всего поговорить с сыном хозяйки телефона. Марк нажал на кнопку вызова, в трубке раздались длинные гудки. Долго не отвечали, и Островский уже хотел закончить звонок, как вдруг вместо гудков услышал какие-то нечленораздельные звуки.
- Алло, - прокричал он в трубку. – Алло!
Мужчина на другом конце провода был мертвецки пьян, по крайней мере, у Островского возникло именно такое ощущение. Он что-то мычал и хрюкал, перемежая всё это жалобными стонами и пронзительными воплями.
- Харя, это ты? – наконец-то разобрал Марк хоть какие-то осмысленные слова.
- Я нашёл этот телефон на улице. Вы не подскажите мне, как связаться с его владельцем? – спросил Островский, не особо надеясь, что его поймут. Так и получилось.
- Харя, бери водяры, - тут в трубке опять раздалось захлёбывающее мычание. Марк с укором посмотрел на экран телефона, будто взглядом собирался пристыдить своего невидимого собеседника, потом закончил вызов. “Непутёвый сын: даже не понял, что ему звонили с телефона его матери”, - с грустью подумал Островский. Он всегда считал, что нет ничего страшнее, чем неблагодарность детей в отношении своих родителей. И даже если ребёнок уже давно вырос и стал взрослым мужчиной, это ничего не меняет.
Следующим абонентом, набранным Марком, являлась Валентина Петровна. На это раз долго ждать не пришлось, на вызов ответили практически сразу.
- Алло, алло, кто это? - голос женщины выдавал её чрезвычайное волнение.
- Здравствуйте, меня зовут Марк, - представился Островский. - Мобильник, с которого я вам звоню, был случайно обнаружен мною на одной из скамеек в городском парке. Подскажите пожалуйста, как мне вернуть телефон его хозяину?
- Это что, какая-то глупая шутка?
- Я не понимаю, о чём вы. Это вовсе не шутка.
Марк действительно не мог взять в толк, что же так поразило его собеседницу. Ему показалось, что в трубке раздаются еле слышные всхлипывания. Неужели это его слова заставили женщину плакать?
- Марк, хозяйка этого телефона умерла сегодня ночью. Инфаркт. Так что я не представляю, каким образом её сотовый телефон мог оказаться в городском парке.
Женщина перестала себя сдерживать и разрыдалась теперь уже в полный голос. Поражённый её словами, Островский даже присел на мокрую от дождя скамейку. В его голове беспорядочно роились мысли. Решение пришло само собой.
- Валентина Петровна, а можно мне с вами встретиться? Я отдал бы вам телефон, да и просто бы поговорил.
- Откуда вы знаете, как меня зовут? - голос женщины вдруг засквозил недоверием.
Островский объяснил, что именно так она была обозначена в найденном им телефоне.
- Валентина Пе? - переспросила женщина. - И вы решили, что это сокращение о Петровны?
- Да. Если честно, ничего другого мне на ум и не пришло. А разве я не прав?
- Правы, да не совсем. На самом деле моего отца звали Пеон.
- Пеон? - переспросил Марк. Несмотря на всю трагичность ситуации, на его губах заиграла улыбка.
- Да. И соответственно, меня зовут Валентина Пеоновна. Но это только по паспорту. А так меня все называют Петровной.
- Не знаю. Мне больше нравиться исходный вариант.
- Не подхалимничайте, - отрезала женщина. Потом, немного помолчав, всё-таки добавила: - Ладно. Если у вас есть свободное время, можете подойти прямо сейчас.
Валентина Пеоновна назвала адрес, после чего сразу же оборвала разговор. Мужчина, сидящий на скамейке и приложивший руку с телефоном к уху, ещё долго оставался в такой позе. В трубке раздавались короткие гудки, но он не обращал на них ровно никакого внимания. Размышления о превратностях судьбы словно пригвоздили Марка к месту. Но вскоре он резко встал, оглянулся вокруг. Фонари в парке ещё не зажглись, вечерние сумерки обволакивали Островского. Где-то недалеко шумел город, но здесь, в царстве полутеней и замерших мыслей, было тихо. Только шорох ветра… только шёпот падающих с неба капель. Натянув на голову капюшон, мужчина растворился за сеткой дождя.
К тому времени, когда Марк нашёл необходимый ему дом, уже совсем стемнело. Старая пятиэтажка затерялась в россыпи своих братьев-близнецов, и если бы не прохожие, указавшие ему дорогу, он бы точно заблудился в каменном лабиринте улиц. Дождь не утихал, забежав в подъезд, Островский выждал, пока с его куртки стечёт вода.
“Домой поеду на такси”, - решил он.
Валентина Пеоновна жила на пятом этаже. Поднимаясь по лестнице, Марк обратил внимание на разрисованные в стиле граффити стены. Причём это была не обычная мазня с изображением каких-то непонятных и замысловатых надписей, а серия красивых пейзажей на совершенно разные темы. Островский с удивлением взирал, как по стене между вторым и третьим этажом струится водопад, а на четвёртом его и вовсе ждали горы, верхушки которых были спрятаны под белыми шапками снега. От картин буквально веяло естественностью и свободой, первозданной тишиной и морозной свежестью: хотелось сделать шаг в сторону и без оглядки прыгнуть туда, в этот яркий и фантастический мир красок. Достигнув пятого этажа, Марк обомлел: здесь стены лестничной площадки превратились в ночное небо. На нескольких квадратных метрах художник умудрился поместить тысячи звёзд, каждая из которых блестела своим особенным цветом. На таком фоне три двери, выходящие на площадку, выглядели проходами в далёкие сказочные миры. В одну из них Островский постучал, сначала негромко, будто боялся нарушить окружавшую его тишину глубокого космоса, потом чуть сильнее. Лязгнул замок и дверь открылась.
Валентина Пеоновна смотрела на Марка внимательным изучающим взглядом. Сама она оказалась хрупкой невысокой женщиной лет семидесяти, её седые волосы, почему-то отливающие сиреневым цветом, перетягивала чёрная траурная повязка. Но несмотря и на повязку, и на стоящие в глазах слёзы, старушка производила впечатление очень позитивного человека. Островский знал этот тип пожилых людей: их главное отличие от сверстников состояло в том, что они нисколько не устали от жизни и отказывались принимать свой возраст, в душе всегда оставаясь двадцатилетними парнями и девушками.
- Это я вам звонил, - сказал Марк. Ожидая, что его пригласят войти в квартиру, он выжидающе посмотрел на женщину. Но та продолжала молчаливо разглядывать своего гостя, ничего не предпринимая. Тогда Островский достал найденный им телефон и протянул его Валентине Пеоновне.
- Вот, возьмите.
Старушка телефон словно бы и не заметила, протянутая рука повисла в воздухе. Марк почувствовал всю абсурдность сложившейся ситуации. “И зачем я поднял этот дурацкий мобильник”, - в очередной раз подумал он. “Сидел бы сейчас дома, смотрел телевизор, пил горячий чай”.
- Вижу, вижу, что не мошенник и не аферист. По глазам вижу. Глаза врать не будут, - вдруг затараторила Валентина Пеоновна. – Не стой столбом, заходи.
Островский прошёл в прихожую, скинул ботинки, одел предложенные старушкой тапочки. Потом, следуя за Валентиной Пеоновной, он очутился на кухне. Осматриваясь вокруг, Марк недоумевал. Он привык, что квартиры, в которых проживают пожилые люди, а в таких ему, конечно же, приходилось бывать и раньше, выглядят немного по-другому: на полах –рассохшийся паркет, ковры, выступающие обязательным атрибутом украшения стен, мебель, сохранившаяся ещё со времён советской эпохи. Как-то так. Ну уж точно там не встретишь эксклюзивный дизайн интерьера в стиле ар-деко с использованием облицовочных материалов премиум-класса. Вдобавок - наполненная технологичными приборами кухня: начиная от кофе-машины и заканчивая жидкокристаллическим телевизором, удобно подвешенным над столом. Марк решил, что нисколько не ошибётся, если предположит - стоимость такого ремонта намного превышает стоимость самой квартиры, тем более что находилась она в старенькой панельной пятиэтажке. “Может Валентина Пеоновна и не хозяйка здесь вовсе?” – подумал Островский. “Хотя какая мне разница”, - тут же отдёрнул он себя. “Почему я всегда интересуюсь вещами, которые меня не касаются?”
Сам же и ответил: “Наверное, из-за того, что мне не безразличны окружающие меня люди. Очень многим нужна помощь, но для того, чтобы её оказать, надо уметь находить смысл в человеческих поступках, угадывать мысли и желания людей. Именно поэтому я и стал писателем: моё ремесло развивает во мне эти качества”.
Женщина прервала его размышления.
- Маргарита.
- Что, простите? – Марк не понял, о чём говорит Валентина Пеоновна.
- Маргарита Степановна. Так звали мою подругу.
- Которая умерла сегодня ночью? Хозяйка телефона?
Женщина вздохнула: - Да. Ума не приложу, как её мобильник мог оказаться в городском парке.
По сухим морщинистым щекам Валентины Пеоновны побежали слёзы.
- В три часа ночи она позвонила мне, попросила прийти. Сказала, что ей очень плохо. Скорую Маргарита уже вызвала сама, но боялась, что медики приедут слишком поздно.
Марк вспомнил, что из записей, найденных им в журнале вызовов, разговор с абонентом по имени Abaddon закончился в половине третьего ночи. Через полчаса Маргарита Степановна звонит своей подруге и жалуется на сердце. Так, стоп, а ведь никаких звонков в журнале вызовов больше не значилось.
- А звонила она вам со своего сотового? – поинтересовался он у Валентины Пеоновны.
- Зачем? – женщина сделала недоумённое лицо. – Когда мы дома, то общаемся только по стационарному телефону.
“Я и забыл, что такие ещё существуют”, - подумал Островский.
- Квартира Маргариты расположена прямо под моей, на четвёртом этаже. Когда я спустилась, входная дверь была открыта. Окликнула хозяйку, но мне никто не ответил. Я сразу бросилась в спальню. Маргарита неподвижно лежала на кровати, я попыталась нащупать пульс, но… - тут рассказ Валентины Пеоновны прервался, женщина плакала навзрыд, вытирая слёзы рукой.
- Примите мои соболезнования, - Островский хотел бы ещё что-нибудь добавить, но слова не лезли в голову. Марк не любил и не умел делать две вещи: первое - говорить длинные красивые тосты на свадьбах или днях рождения, второе - выражать словами своё сострадание на похоронах. Обычно он ограничивался стандартной фразой: “Примите мои соболезнования”. Странно, но этого всегда хватало. Вот и сейчас смерть незнакомой женщины, которую, оказывается, звали Маргаритой Степановной, не вызывала в Островском абсолютно никаких чувств, зато вот слёзы Валентины Пеоновны отчего-то сильно бередили его сердце. Ему хотелось утешить старушку, но он не знал, как это сделать. Так они и сидели, слушая как тикают настенные часы, как капли дождя барабанят по стеклу, как ёрзает на своём стуле Островский.
Тишина и время растворяют грусть. А может, просто сказалась позитивная натура Валентины Пеоновны: она быстро пришла в себя, улыбнулась Марку, предложила чаю.
- Честно, не отказался бы от кофе, – Островский указал на кофе-машину.
- Ой, а я ведь совсем не умею пользоваться этим агрегатом, - воскликнула женщина. После чего, словно угадав мысли своего гостя, повела рукой вокруг себя: - Уверена, что вы задаётесь вопросом, откуда у бедной старушки такие хоромы, да и зачем они ей? Всё просто: это был сюрприз от моего зятя. Ничего не сказав, он отправил меня на отдых в санаторий, а когда я вернулась и увидела, во что превратилась моя квартира, села и заплакала.
- Почему же? По-моему, у вас здесь очень красиво.
От этих слов Валентина Пеоновна раздражённо отмахнулась.
- Бог с ней, с красотой. Что необходимо пожилому человеку, чтобы спокойно скоротать старость? Воспоминания. До ремонта у меня с каждой вещью была связана своя история. На дверном косяке – отметины, показывающие, как росла моя дочь, разрисованные ею обои всегда вызывали на моём лице улыбку, даже треснувший на кухне кафель о чём-то мне напоминал. А какие воспоминания могут быть в этих бездушных стенах? Какая история может быть связана с кофе-машиной, которую я даже не умею включать? Живу, словно в гостинице.
Марк понимающе кивнул. Действительно, квартира старушки чем-то неуловимым была похожа на номер в Хаятт Ридженси.
- Просила Алекса, чтобы он вернул всё обратно, но тот только посмеялся надо мной. Говорит: “ Хотите, мама, я вам квартиру в элитной новостройке подарю? Восемнадцатый этаж, четыре комнаты, обалденный вид из окон”.
Не слышит он меня, не понимает, - вздохнула старушка. Потом добавила, но, наверное, уже больше для себя: - Лучше бы внука подарил.
Закипела вода в чайнике. Валентина Пеоновна принялась хозяйничать.
- А ведь знаете, Тоня и Алекс совершенно разные, друг другу совсем не подходят.
Женщина разговаривала с Марком, будто он являлся её старым знакомым и хорошо знал всех членов её семьи. Но и без пояснений Островский догадался, что Тоня - это дочь Валентины Пеоновны. “Антонина из телефонного списка”, - вспомнил он.
- Тоня с детства была немного не такая, как все. Она, словно Ассоль из поэмы Грина, смотрела на мир широко открытыми глазами, замечая в нём только хорошее. Она у меня поздний ребёнок, росла без отца: всё это наложило свой отпечаток на её характер. Увлекалась рисованием. Видели картины на стенах в подъезде?
- Такое невозможно не заметить, - Марк поспешил кивнуть. – Настоящие произведения искусства.
- А Алекс – он другой: жёсткий, прагматичный, расчётливый. Одним словом, бизнесмен: на отважного капитана Грея он точно не похож, хотя и мнит себя таковым.
- Как же они познакомились? – удивился Островский. – Неужели здесь тоже не обошлось без алых парусов?
Женщину предположение Марка заставило рассмеяться. Поставив перед ним кружку с чаем и тарелку с печеньем, она продолжила:
- Всё произошло намного тривиальней. Несколько лет назад в домах нашего микрорайона в рамках благотворительного проекта проводился капитальный ремонт. Ничего особенного - перестилали крыши, красили фасады. Так вот, строительная фирма, которая занималась проведением всех работ, принадлежала Алексу. Он же был и инициатором проекта, вложив в него свои деньги.
- Тогда что-то не вяжется в ваших словах, - заметил Марк. – Вы отметили, что Алекс прагматичен и расчётлив, но в то же время он участвует в благотворительности, причем, не просто выделяя деньги, но и организовывая проведение ремонта силами своей фирмы. Я думаю, что жильцы всех окрестных пятиэтажек были ему очень благодарны, уж точно не считая его прагматичным.
- Марк, вы в какой стране живёте? Всё это очень удачно совпало с выборами в городское собрание. И именно благодарные жильцы обеспечили Алексу получение депутатского мандата. Другими словами, он просто купил их голоса.
Островский с интересом слушал свою собеседницу. Ему нравились свобода и непредвзятость суждений Валентины Пеоновны, её непосредственность, и даже то, как она смешно жестикулировала руками во время разговора, не портило общего впечатления. Он понимал, что женщина очень любит поговорить, главное - было бы с кем, а о чём, найдется. Марк пригубил чай, надкусил печенье. Валентине Пеоновне было не до чая, её полностью поглотил собственный рассказ.
- Алекс сам контролировал проведение всех работ, но лично мне кажется, что делал он это только с одной целью: лишний раз покрасоваться перед людьми. Он даже стал ходить по квартирам. Стучится в дверь, сам из себя такой важный, в руках записная книжка, спрашивает: “Всем ли вы довольны? Есть ли у вас какие-нибудь проблемы. Обращайтесь, я всё решу”. Именно так он с Тонечкой и познакомился. Зашёл в наш подъезд для опроса населения, а здесь перемазанная красками девушка разрисовывает стены. Позже Алекс рассказывал, что влюбился тогда с первого взгляда. Я не сильно в это верю. Почему? В тот раз они даже поругались. Алекс поинтересовался, есть ли у Тони разрешение общего собрания жильцов дома на роспись стен в подъезде. Дочь смутилась, никакого письменного разрешения у неё, конечно же, не было. Хорошо, что в это время по лестнице спускался Колька. Даже толком не разобравшись, что происходит, он с ходу начал орать на Алекса, чтобы тот не лез не в своё дело.
- А Колька – это кто? – хоть как-то решил поучаствовать в разговоре Островский.
Валентина Пеоновна на несколько секунд замерла, казалось, что вопрос Марка сбил её с толку.
- Сын Маргариты Степановны, - тихим голосом ответила она. Напоминание об умершей подруге вызвало на её лице очередную порцию слёз. Островский дал женщине время успокоиться, с расспросами пока не лез. Про себя подумал: “С Николаем я уже успел познакомиться, если только одностороннее общение с пьяным в стельку человеком можно назвать знакомством”.
- Ох, и непутёвый же он парень, я вам скажу, - Валентина Пеоновна пришла в себя и возобновила свой рассказ. – Хотя в детстве он был отличным мальчишкой, занимался спортом, кажется вольной борьбой, неплохо учился. Что случилось с ним потом, непонятно, но покатился он по наклонной: плохая компания, драки, алкоголь, приводы в милицию. А ведь он всегда был влюблён в Тонечку, не раз за неё вступался. В школе к девочке относились предвзято, дразнили, обижали. Вы ведь знаете, как это происходит у детей: когда ты чем-то отличаешься от основной массы, то тебя сразу стараются заклевать. Если Колька оказывался рядом, то сразу бросался на обидчиков с кулаками. Вот и в тот раз, увидев, как Алекс отчитывает Тоню за рисунки на стенах, за малым на него не бросился. Это сейчас Алекс шагу не сделает без личного телохранителя, а тогда такой возможности у него ещё не было. Вид разъярённого Николая его сильно напугал, Алекс предпочёл не связываться с ним и поспешил удалиться. Уходя, он услышал звонкий смех моей дочери. Тоня смеялась над ним, над его трусостью. Так что это точно была не любовь с первого взгляда, скорее, глубоко уязвлённое самолюбие.
Валентина Пеоновна замолчала, её проницательный взгляд надолго задержался на Островском.
- У вас может сложиться мнение, что я недолюбливаю своего зятя. Поверьте, это не так, - голос старушки приобрёл заискивающие нотки, словно она в чём-то оправдывалась. – В целом он довольно неплохой человек, заботится о Тонечке, помогает мне. Вот и сейчас взвалил на себя всю организацию похорон Маргариты, хотя, по сути, для него она совершенно посторонний человек.
- А что же Николай? – поинтересовался Марк.
- Он уже давно здесь не появляется. Живёт у каких-то своих собутыльников. Я ему звонила сегодня, пыталась рассказать, что произошло, но не уверена, что он меня понял. Хоть бы на кладбище пришёл.
- А на какое число назначены похороны?
- На послезавтра.
Островский посмотрел на часы.
- Валентина Пеоновна, спасибо вам за чай. Время уже позднее, мне пора.
- Ой, ну что вы. Это вам спасибо, Марк.
- А мне то за что? – удивился мужчина.
- За то, что немного разбавили мою печаль, - тихо произнесла старушка.
Вместе они прошли в прихожую. Марк оделся и уже готовился к выходу, когда всё-таки решил задать Валентине Пеоновне ещё несколько вопросов.
- Извините, а вы верите в Бога?
Старушка смутилась, не понимая, к чему клонит её гость.
- Конечно, верю.
- А ваша подруга верила?
- Маргарита? Да. Именно с ней мы и ходили в церковь.
- И вы считаете, что раз есть Бог, то должен существовать и дьявол?
На лице женщины промелькнула грустная улыбка.
- Не ошибусь, если предположу что вы – атеист. Думаете, что своими разумными вопросами можете поставить в тупик искренне верующего человека?
Марк хотел было ответить, что это вовсе не так, но Валентина Пеоновна его перебила.
- Дьявол есть, он существует в каждом из злых людей. Но даже таких людей Бог любит - потому что ожидает их покаяния.
Дверь за Островским захлопнулась. Он замер на лестничной площадке, обдумывая услышанные им слова. Ненароком засунул руку в карман куртки, что-то там нащупал - мобильник, найденный им в парке. Марк хотел было вернуться, но быстро передумал. Ещё раз взглянув на телефон, отправил его обратно в карман и стал медленно спускаться по лестнице. На улице его ждал дождь.
Тьма…
Не каждый день приходиться услышать, что жить тебе осталось не больше шести месяцев. Не то, чтобы я не догадывался, что всё плохо: боли в желудке за последнее время стали просто невыносимыми, и списывать их на обычный гастрит было бы просто глупо. Собираясь в один из лучших медицинских центров города, я готовился к тому, что результаты обследования меня отнюдь не обрадуют. Но чтобы настолько!
Слушая свой диагноз, я впал в полное оцепенение. В голове, словно мотив заезженной пластинки, крутилась лишь одна мысль: “Вот и всё. Вот и всё. Вот и всё”. Врач, высокий поджарый мужчина с уставшим лицом, продолжал что-то монотонно говорить. Если он хотел оказать мне хоть какую-то моральную поддержку, то это ему это не удалось: глаза, спрятанные за стёклами очков, оставались равнодушными. Разыгрывалась сцена, которую я видел во множестве фильмов: главный герой узнаёт у лечащего врача о своём состоянии. Но нет растроганных зрителей, готовых расплакаться – это только моя жизнь, и людям вокруг на неё просто наплевать. Мужчина, стоящий напротив меня, из их числа.
- Процесс бесконтролен и необратим… Метастазы распространились в печень…
Тихие слова врача с трудом проникали в моё сознание, выжигая его, словно раскалённое железо.
- Но вам повезло, - тут я встрепенулся и с надеждой посмотрел на мужчину в белом халате. – В нашем медицинском центре, - продолжил он, - применяются самые совершенные методы лечения онкологических заболеваний. Они позволяют существенно повысить качество жизни пациентов и, что самое главное, продлить её срок. Я думаю, что в вашем случае разговор идёт о годе, а при благоприятном раскладе, может и более. Понимаю, что это выйдет недёшево, но с другой стороны…
- Родной, - я с трудом выбрался из глубокого кожаного кресла, в которое меня усадили перед оглашением диагноза, и положил свою руку доктору на плечо. – Можешь придержать свои дифирамбы и особенно не стараться, потому что денег у меня нет. Одно обследование в твоём центре съело все мои сбережения, что уж говорить о лечении, которое ты мне предлагаешь. Да и лечение ли это? Было бы правильным назвать его мучением. Полгода, год – какая разница?
От равнодушных глаз мужчины повеяло ещё большим холодом, в конце концов, стало казаться, что не глаза это вовсе, а две маленькие льдинки.
- Тогда я считаю своим долгом рассказать вам, что же ждёт вас в самом ближайшем будущем.
- Будущее, - медленно, чуть ли не по слогам, произнёс я. – Очень сладкое слово, мне нравиться. От него почему-то пахнет жизнью. Давай, рассказывай.
- Боли в области желудка только усилятся. Рвота, на которую вы жалуетесь, приобретёт состояние кофейной гущи. Вы постоянно будете чувствовать себя уставшим, снижение аппетита скажется на вашем весе. Появятся хрипы и тяжёлое дыхание из-за того, что вам не хватает воздуха. Ближе к концу наступит дезориентация. Она заключается в том, что вы забудете
элементарные вещи, например, перестанете узнавать родных и близких. Почему вы смеётесь?
- Извините, - смех перешёл в кашель, но улыбка всё равно не покидала моего лица. – Это всё из-за фразы о родных и близких. Если честно, я уже давно их не узнаю. Может быть от того, что их просто не существует?
- Виктор Виленович, я вам не анекдоты рассказываю. Если лечение в нашем центре вам не по карману, обратитесь за медицинской помощью в поликлинику по месту прописки.
- Клал я и на тебя, и на твой центр, а уж на поликлинику по месту прописки – тем более.
Доктор растерянно захлопал своими холодными глазами. Не найдя, что ответить, он схватил бумажки с результатами моих анализов и сделал вид, что внимательно их изучает. Что ж, если ему больше нечего мне сказать, то мне и подавно. Я развернулся, и, хлопнув дверью, вышел из кабинета.
Прошло три месяца. Или больше? Точно не знаю, я не следил за временем, а оно не следило за мной. В этом не было никакой необходимости, совсем скоро меня поглотит вечность. Я готовился к смерти.
Выходило, что рак – в общем-то, неплохая штука. В том смысле, что умирать от него не так уж и обидно. Есть возможность спокойно подумать о своей жизни, доделать недоделанное, сказать недосказанное. Можно не спеша попрощаться с родственниками. Мне даже стало грустно, что у меня их нет: в самом деле, не считать же родственником свою бывшую жену. Если бы не приступы обжигающей боли, охватывающей моё тело всё чаще и чаще, я бы мог сказать, что чувствую себя совершенно умиротворённым. Не каждому выпадает шанс покинуть этот мир, при этом полностью подготовившись к своему уходу. Хотя как к этому можно подготовиться…
Я всё же сходил в поликлинику, но лишь для того, чтобы выписать больничный. Не знаю, почему, но меня заботило то, как я оправдаю своё отсутствие на работе. Может, во мне сохранялась ещё какая-то надежда и не хотелось вот так сразу сжигать все мосты, ведущие в прежнюю жизнь? В поликлинике сразу возникли препоны: диагноз, поставленный в частном центре, никого не устроил, и меня направили на обследование в городской онкологический диспансер. В диспансере, отстояв в огромной очереди перед окошком регистратуры, я был записан на гистологическое исследование.
- Придёте через три недели, - сказала мне молодая девушка, заполняя необходимые бланки. – Раньше ничего нет.
- Высока вероятность того, что через три недели меня не будет в живых.
- Тогда можете не приходить.
Не став дожидаться, пока девушка заполнит бланк, я покинул здание диспансера.
Прогноз относительно моего состояния, данный врачом из частного центра, полностью сбывался. Боли усиливались, я почти нечего не ел и неотвратимо терял в весе. Скоро вся моя одежда стала мне велика. Словно
привидение, я выскальзывал из двери своей квартиры, чтобы добраться до магазина или аптеки. Любой такой поход превращался в пытку. А вот с обещанной дезориентацией пока не складывалось: я всё помнил и осознавал. Вместо этого ко мне пришли галлюцинации.
Как-то раз я вынырнул из беспокойного сна и обнаружил рядом со своею кроватью молодого светловолосого человека. Он внимательно рассматривал меня бесцветными водянистыми глазами. Незнакомец не спешил с началом разговора, видимо, ожидая моей реакции на его столь неожиданное появление. В свою очередь, я не обращался к нему. Зачем, спрашивается, обращаться к галлюцинации? Дверь в квартиру заперта на два замка, да и гостей я не ждал, так что парень с водянистыми глазами мог быть только плодом моего воспалённого сознания, я не сомневался в этом нисколько.
- Что, не хочется умирать? – наконец-то прервал затянувшееся молчание незнакомец.
- Умирать? С этой мыслью я уже свыкся. А если честно, мне всё равно.
Мой ответ парню понравился, он даже позволил себе улыбнуться.
- Не бояться смерти – это противоестественно, особенно для человека вашего возраста. Сколько вам лет?
- Тридцать семь, - ответил я на вопрос своего гостя.
- Тридцать семь, - повторил он за мной. Оглянулся вокруг. – Семьи нет, детей тоже. Маленькая однокомнатная квартирка, нелюбимая работа, отсутствие всяческих перспектив. И правда, с такой жизнью и умереть не страшно.
Мне вдруг стало безумно интересно, откуда взялась такая умная и проницательная галлюцинация.
- Ты кто такой и что здесь делаешь?
Парень глубокомысленно поднял палец вверх.
- Вот мы и подошли к самому главному. Но сначала вы всё-таки должны ответить на мой вопрос. Вы что, действительно так стремитесь умереть?
Я приподнялся с кровати, спустил ноги на пол. Сразу же накатил приступ тошноты, мне с трудом удалось сдержать рвотные позывы. Эх, дотянуться бы до своего гостя да хорошенько приложить его головой о стену.
- Ненавижу наглецов, особенно тех, что лезут ко мне в душу. В другое время ты бы уже лишился всех своих зубов.
- В другое время. Но не сейчас, - незнакомец заговорщицки подмигнул. – Поэтому вам лучше ответить.
Наш диалог отдавал дешёвым фарсом, но я всё-таки решил его продолжить.
- Ты ставишь вопрос так, как будто у меня есть выбор: жить или умереть. Но на самом деле его у меня нет.
- Выбор есть всегда.
- Что за бред? – я начинал злиться. Никогда не любил лишённых смысла разговоров. – Я умираю и у меня всего лишь один выбор: напиться снотворного и прекратить свои страдания прямо сейчас или продолжать жить, но лишь для того, чтобы через некоторое время умереть от ещё больших мучений. Я как-то больше склоняюсь к первому варианту.
Мой незваный гость, продолжая улыбаться, запустил руку во внутренний карман пиджака и что-то оттуда достал.
- Вот ваш выбор, - на его ладони лежала самая обычная белая таблетка.
- Похоже на аспирин. Вот только незадача. У меня не простуда, а рак желудка четвёртой степени, и он, насколько я знаю, таблетками не лечится.
Мы вместе посмеялись над моей шуткой.
- Виктор, мне нравиться, что в такой тяжёлой ситуации как ваша, вы умудряетесь сохранять своё чувство юмора.
- Ты даже знаешь моё имя, - я уже понял, что парень с водянистыми глазами отнюдь не галлюцинация. - Говори, что тебе надо, да поскорее. Времени на праздную беседу у меня не осталось.
- Хорошо, - лицо незнакомца приняло серьёзное, даже немного торжественное выражение. - Не смотря на то, что , что вы успели смириться со смертью, я бы всё-таки хотел предложить вам жизнь.
- Неужели ко мне пожаловал сам господь Бог?
Моя неприкрытая ирония парня вовсе не задела. Его внимательный взгляд пронизывал меня насквозь. Не оставалось сомнений, что он полностью верит в то, что говорит. Неужели сумасшедший? Или религиозный фанатик?
- Знаешь, ты не первый, кто обращается ко мне с таким предложением. Мне уже предлагали продлить жизнь. На целых полгода. Тогда я отказался. Откажусь и сейчас.
Незнакомца мой отказ ничуть не смутил.
- Я не мучения ваши хочу продлить. Я предлагаю полное излечение, - парень говорил тихо, почти шёпотом, но его вкрадчивый голос, обладая большой энергетикой, обволакивал моё сознание. В голове мелькнула мысль, что меня пытаются загипнотизировать. Накатила злость: именно она помогла собраться с силами. Я резко выбросил руку в сторону незнакомца и умудрился схватить его за горло.
- Не терплю, когда меня держат за дурака. Какое полное излечение, ты о чём?
Странно, но парень не сделал ни единого движения, чтобы вырваться из моего захвата, его взгляд оставался совершенно спокойным. Когда на меня накатил очередной приступ слабости и я был вынужден отпустить горло своего гостя, он, как ни в чём не бывало, продолжил:
- Понимаю, что мои слова звучат фантастически, но вам следует мне поверить. Эта таблетка действительно способна вам помочь. Если бы вы сегодня её приняли, то уже через пять дней от вашей болезни не осталось бы ни следа.
- Это от тебя сейчас ни следа не останется, - хотелось выкрикнуть мне. Но я промолчал: не было ни сил, ни желания на глупые споры. Незнакомец моё молчание расценил по-своему.
- У меня только одно условие.
- Ах, у тебя ещё и условия имеются? - если бы тошнота не держала
моё горло в тисках, я бы рассмеялся. - Ты кто такой? Как попал в квартиру?
- Поверьте, знать об этом вам совершенно не обязательно.
Я откинулся на подушку, закрыл глаза.
“Хорошо, если у меня не галлюцинации, то значит, что это всё сон. Просто сон. А во сне можно делать что хочешь. Почему бы и нет?”- подумалось мне.
- И какое условие ты выдвигаешь?
Парень победно улыбнулся.
- Многого не попрошу. Вам потребуется провести один год в определённом месте, где вы будете жить по установленным правилам. Место и время, когда вам надо будет туда прибыть, узнаете позже. К этому моменту вы уже будете абсолютно здоровым человеком, и это убедит вас в серьёзности моих слов.
- Один год за целую жизнь? - решил уточнить я. - Трудно не согласиться с таким предложением.
- Предлагаю скрепить наш договор рукопожатием, - незнакомец протянул мне руку.
- Просто рукопожатие? И никаких бумажек, печатей и подписей?
Во мне бурлили противоречивые чувства. Я понимал всю абсурдность сложившейся ситуации, но вместе с тем интуитивно чувствовал: таблетка, которую дал мне незваный гость, и впрямь способна излечить мой смертельный недуг. Странные и непонятные условия, выдвинутые парнем с водянистыми глазами, волновали меня в последнюю очередь. Есть ли смысл о них думать, когда я медленно и неотвратимо умираю? Сколько мне осталось? Месяц, от силы два, не больше. А вот если я действительно вдруг непостижимым образом оправлюсь от болезни и вернусь к жизни здоровым и полноценным человеком, тогда и решу, как быть дальше.
- Да, вы правы, - ответил незнакомец. - Просто рукопожатие, ничего более.
Поймав себя на мысли, как нелепо выгляжу со стороны, я пожал протянутую парнем руку.
- И что мне делать дальше?
- Глотайте таблетку. Чтобы она подействовала, вам необходимо пить много воды. Не меньше десяти литров в сутки. Вам понятно?
- Да, - ответил я. Меня охватило нетерпение: хотелось как можно скорее приступить к лечению. Рассматривая таблетку, невесть каким образом оказавшуюся в моей ладони, я даже не заметил, как мой гость вышел из комнаты. Хлопнула входная дверь. С большими усилиями мне удалось добраться до коридора. Странно, но оба замка на двери оказались защёлкнуты.
- Значит, всё-таки галлюцинация, - прошептал я. Моё внимание вновь обратилось на таблетку. С виду самая обычная, без маркировки и каких-либо знаков. С мыслью о том, что хуже, чем есть, уже не будет, я забросил таблетку в рот.
Десять литров воды за сутки? Казалось бы, что справиться с таким количеством жидкости мне не составит никакого труда. Я прикинул, что для этого надо выпивать по два двухсотграммовых стакана в час. Но тогда при таком графике практически не оставалось времени на полноценный сон. Тем более, что с момента приёма таблетки спать мне хотелось постоянно. Подумав, я дал себе поблажку и выставил будильник таким образом, чтобы он будил меня через каждые два часа.
Короткий сон изматывал мой ослабленный организм, воспалённое сознание рисовало бредовые картины, и было трудно разобраться, где тут явь, а где иллюзорность. Меня преследовали тени прошлого: их неясные размытые фигуры тянулись ко мне своими руками и о чём-то шептали. Звонок будильника звучал, как спасение. С трудом открыв глаза, я едва ли не ползком добирался до кухни, где останавливался возле раковины и открывал кран с холодной водой. Один стакан, второй, третий. На четвёртый сил у меня уже не оставалось. Жидкость булькала в моём желудке, распирая его изнутри: казалось, ещё один маленький глоток, и он лопнет. Захватив стакан с собой, я отправлялся обратно в кровать. Но только стоило мне заснуть, как тут же о себе напоминал мочевой пузырь. С горем пополам я плёлся в туалет, всерьёз раздумывая о том, чтобы в следующий раз обмочиться прямо в постель. Есть мне не хотелось вовсе, что было не удивительно: за последнее время это было моё обычное состояние.
На четвёртые сутки такой жизни я перестал реагировать на сигнал будильник, из-за чего проспал непрерывным сном почти восемь часов, а проснулся лишь от того, что в очередной раз взбунтовался мой мочевой пузырь. Я побрёл в туалет, по привычке опираясь о стену, как вдруг понял, что мне это совершенно не требуется: слабость и головокружение наконец-то исчезли, а вместо них появилось уже порядком подзабытое чувство голода. В течение нескольких месяцев я заставлял себя есть через силу, а тут во мне прорезался просто небывалый аппетит. Справив нужду, я решил провести ревизию в своём холодильнике. Несколько йогуртов, кусок заплесневелого сыра, пакет сока – вои и всё, что там нашлось. Помимо этого в кухонном шкафу мне удалось обнаружить коробку с овсяными хлопьями.
- К чёрту овсянку, к чёрту йогурты, - обратился я к самому себе. – Тебе необходимо мясо.
В паре кварталов от моего дома находилось кафе, в меню которого значились солянка, жаркое по домашнему и ещё несколько простых, но очень сытных блюд. И всё это предлагалось за вполне умеренную цену. К тому же, там наливали неплохое по вкусу пиво. От представленной картины у меня потекли слюни.
Всё хорошо, но сначала в душ. Попеременно пуская то холодную, то горячую воду, я смывал с себя запахи болезни. Хотелось петь. Раньше я часто пел в душе, но потом, под гнётом жизненных обстоятельств, как-то забыл об этой привычке. А теперь, не сдерживая себя, я запел.
- Ночь пройдёт, настанет утро ясное, верю, счастье нас с тобой ждёт.
Последние слова куплета я уже просто кричал в полное горло:
- Солнце взойдёт, солнце взойдёт.
И только тут, в этот момент, меня осенило. А ведь парень с водянистыми глазами не соврал. Его чудо-таблетка и впрямь помогла мне. Не думаю, что происходящее со мной – это всего лишь временное улучшение. Моя болезнь действительно отступает, иначе с чего бы я так распелся. Да и мечты о хорошем куске мяса и запотевшем бокале пива умирающему не присущи. Я буду жить! Я буду жить!
От таких мыслей ноги мои подкосились, мне с трудом удалось выбраться из ванны, после чего я вернулся на кухню, сел на стул. В окно заглянуло холодное осеннее солнце. Ветер, прошмыгнувший в открытую форточку, ласково трепал белые занавески. На улице кричали дети, сигналили машины. Я оглядывался вокруг, заново открывая окружающий меня мир. Мир, в котором мне больше не надо было умирать.
Несколько дней подряд я только лишь и делал, что ел, пил и спал. Правда, посещения кафе пришлось быстро прекратить из-за того, что мои скудные денежные запасы неумолимо подходили к концу. Решив, что гораздо дешевле будет закупаться в магазине, я отправился в ближайший супермаркет, и вернувшись оттуда с полными пакетами продуктов, принялся кухарить. Мне всегда нравилось заниматься стряпнёй: моя бывшая жена вообще утверждала, что у меня имеется бесценный поварской талант. Вот и теперь я без труда сварил борщ, нажарил целую кучу котлет. Наевшись до отвала, я укладывался в постель и спал ровно до того момента, пока чувство голода вновь не поднимало меня на ноги. Где-то через неделю или около того я почувствовал себя настолько здоровым, что даже решился выйти на пробежку.
Стояло раннее утро. Сумерки, наполненные сырой прохладой, стелились по безлюдным улицам. Лёгкой трусцой я пробежал несколько километров. Мне было удивительно хорошо. Казалось, что каждый вдох холодного воздуха делает моё тело сильнее, а с каждым выдохом я избавляюсь от негативных эмоций, переполняющих меня ещё совсем недавно. “Живой, живой”, - эта мысль следовала за мной неотступно.
- Виктор.
Я ещё даже не обернулся, но уже понял, кого сейчас увижу. Так и есть: на примостившейся у края дороги лавочке сидел мой недавний гость. Самое интересное, что несколько секунд назад, когда я пробегал мимо лавочки, она точно была пуста.
- Вижу, что вы поправляетесь. Очень рад за вас, - в голосе парня с водянистыми глазами появились новые нотки. Покровительственные. С такой интонацией разговаривает начальник со своим подчинённым. Да и поза парня подтверждала мои соображения: руки скрещены на груди, ноги раскинуты в стороны. Словно король на троне. Ну или просто человек, наделённый большой властью. И в этом действительно имелся определённый смысл: целый год я буду вынужден жить по правилам, установленным моим негаданным спасителем. Это ли не власть?
Мысли путались, мне не было ясно, как следует вести себя с обладателем водянистых глаз: рассыпаться перед ним в благодарностях, оставаться подчёркнуто отстранённым и холодным, или вовсе сделать вид, что я его не знаю и просто побежать дальше. В итоге я всё же подошёл к парню и сел рядом с ним.
- Ты так и не ответил на мой вопрос. Ты кто такой?
Парень рассмеялся. Его неприятный смех раздражал меня, я с трудом сдержался, чтобы не отвесить незнакомцу затрещину.
- Согласитесь, что когда вы глотали таблетку, вас это волновало в последнюю очередь. Я обещал вам избавление от смертельного недуга. Так и произошло. Теперь ваша очередь выполнять обещания. Или вы передумали?
- Нет, не передумал, - ответил я сквозь зубы. – Чего ты хочешь?
- Мои условия не изменились. Ровно один год вы будете жить по моим правилам и делать только то, что я скажу. И начнём мы с сегодняшнего дня.
Мне стало не по себе. Я представлял, что расплачиваться за своё спасение предстоит где-то в далёком, необозримом будущем и не сильно об этом задумывался. Но выходило по-другому. Надо запомнить сегодняшнюю дату - день, когда я, Виктор Громов, официально попал в рабство.
- А что произойдёт, если мне всё-таки придётся отказаться? – не задать этот вопрос было просто невозможно.
Незнакомец улыбнулся, показав свои белые ровные зубы.
- Вы же умный человек. Наверняка, всё понимаете сами.
-Не понимаю, - злость овладевала мной всё больше и больше. – Вот не понимаю и всё. Что ты будешь делать, если я сейчас встану и уйду? Следом за мной побежишь? Будешь взывать к моей порядочности? Или примешься напоминать о том, что мы пожали друг другу руки? Спешу тебя расстроить: на мою порядочность тебе стоит надеяться меньше всего.
Казалось, что моя эмоциональная тирада парня ничуть не смутила. Я вообще уже начал думать, что этого человека смутить невозможно. Самоуверенная улыбка не сходила с его лица, но вместе с этим от меня не укрылись отблески пламени, озарившие глаза незнакомца. Пламени, которое возгорелось из его ярости.
- Нет, бегать за вами я не буду, - все эмоции из голоса парня вдруг куда-то пропали, осталось лишь ледяное спокойствие. Будто бы и не человек со мной разговаривал, а бездушная машина.
- Но я должен вас предупредить, - продолжил он. – Приблизительно через месяц произойдёт регресс вашей болезни. Мучения вернутся, только теперь они станут ещё сильнее, помимо физической боли прибавятся нестерпимые душевные терзания. Отчаяние, постоянный страх, галлюцинации: они поселятся в вашем доме, отчего вы будете медленно сходить с ума и молиться о скорейшей смерти. Виктор, вы даже не представляете, какие ужасы ожидают вас впереди.
- Ах ты мразь, - прокричал я. Слова незнакомца меня отнюдь не напугали, нарисованная им картина моего ближайшего будущего вряд ли сильно отличалась от той ситуации, в которой я находился совсем недавно. Но мне было нестерпимо обидно: за то, что успел поверить во что-то лучшее, за то, что опять стал мечтать по ночам. Рука сама сжалась в кулак. Бить из положения сидя не очень удобно, но я постарался: мой удар опрокинул парня на землю, из разбитого носа хлынула кровь. Неистовство овладело мной, я вскочил и нанёс по лежащему человеку ещё несколько ударов ногой. Незнакомец даже не пытался защищаться, вместо этого он вдруг стал громко смеяться. Меня это настолько поразило, что я замер без движения, с изумлением смотря на парня. Тот, воспользовавшись полученной передышкой, встал на колени, кое-как отряхнул своё серое кашемировое пальто, потянулся к карману. Достав оттуда платок, он приложил его к кровоточащему носу. И всё это время он продолжал ухмыляться, заливаясь гомерическим хохотом. Такие безумные странные звуки подействовали на меня отрезвляюще. Раскаиваясь в своей несдержанности, я поспешил помочь парню подняться, усадил его обратно на скамейку.
- Извини, - удалось мне выдавить из себя. – Не знаю, что это на меня нашло.
Незнакомец отмахнулся.
- Зато я знаю. Это дьявол всего лишь на одно мгновение коснулся вашей души, - произнёс он, наконец-то перестав смеяться.
Потом, как ни в чём не бывало, спросил у меня:
- Так вы отказываетесь от нашего сотрудничества или нет?
- А как же регресс моей болезни и все те ужасы, про которые ты мне только что рассказывал?
- В своё время вы получите очередную таблетку. Так продолжится целый год: раз в месяц вы будете выпивать по одной таблетке, продолжая своё лечение. Полный курс – тринадцать таблеток. Приняв последнюю, вы действительно излечитесь и станете свободным: как от своей болезни, так и от условий нашего договора. Но стоит вам пропустить всего лишь один приём лекарства, и всё предыдущее лечение окажется напрасным.
Долго думать не пришлось, и хотя я нисколько не сомневался в том, что так называемое сотрудничество в дальнейшем выявит ещё множество подводных камней, мне не оставалось ничего другого, кроме как протянуть свою руку парню с водянистыми глазами.
- Хорошо, я согласен, говори свои условия, но вначале всё же назови мне своё имя.
Незнакомец позволил себе ещё раз усмехнуться, только уже без неистовства и мрачности, скорее, это была улыбка очень сильно уставшего человека. Из разбитого носа вновь побежала струйка крови. Парень размазал её рукой, потом поднёс пальцы ко рту, лизнул, будто пробуя на вкус.
- Аббадон, - вдруг сказал он.
- Что? – не сразу понял я.
- Так меня зовут: Аббадон.