ГЛАВА 6. Пятый сплав. Возвращение Амура.
В конце 1857 года государь вызвал Муравьева из парижского отпуска, Путятина из Печелинского залива, ближайшего к Пекину, к совещанию Амурского комитета. Комитет решил оставить Путятина в китайских морях на наблюдательном положении, а Муравьеву вернуть полномочия Государева представителя в отношениях с Китаем. Знаком признания Амурского дела особой важностью стало производство Муравьева в генерал-адъютанты, что упрочило его служебное положение и послужило ему утешением, лучшим всякой награды. Китай был уведомлен о том, что Муравьев будет действовать и вести переговоры от имени российского Государя. После совещания генерал выехал на место сгустившихся событий. Расширив географию освоения азиатского края, Муравьев срочно отправил ургинскому правителю Бэйссе извещение о продолжении заселения левобережья Амура и правобережья Уссури. Заселять, так заселять, семь бед – один ответ. Нагруженный поручениями, генерал-губернатор выехал в Иркутск, затем через Байкал по льду и дальше конной упряжью до Сретенска, откуда с преосвященным архиепископом Иннокентием в мае 1858 года они спустились по Амуру вперемежку с шуршащей шугой и расколотыми весенними льдинами. На риски некогда было обращать внимание.
Примечательно письмо Муравьева Великому князю: «Для всяких мелких случайностей составляю отряд из двух линейных батальонов с батареею легкой артиллерии … генерал-майору Корсакову, который должен переселить в нынешнем году на Амур до тысячи казачьих семейств. Сам … должен поспешить к низовьям Амура, потом на Сахалин … по возникшим вопросам и приему незваных гостей… На обратном пути дам окончательное распоряжение к занятию правого берега реки Уссури». Что за неистовость в отстаивании государственных интересов? Китайцы требуют вывода войск и поселенцев, а он не только отдает приказ на более масштабное заселение Амура, но решает занять и правый берег Уссури, берущей начало где-то с отрогов Сихотэ-Алиня! В его планах – переселение бригады с семьями в составе двенадцати тысяч душ обоего пола и разных возрастов.
А что там открывается, на правом уссурийском берегу? Там поколениям потомков предстояло завязывать российско-азиатские сношения, означив их восточно-экономическими форумами. Там новые просторы, не уступающие по богатству и размаху амурскому левобережью, там россыпь южных, не замерзающих гаваней на широте Лионского залива во Франции и роскошная субтропическая природа. Уссурийская тайга, фантастическое зрелище природного творчества и убранства, где пальмы удивляют путника, словно он очутился на австралийском берегу. Богатейший уголок планеты, который по человеческому недоразумению еще долго будет ждать заселения для своего развития и процветания.
Казалось, куда уж больше поставленных задач на отведенные себе два-три года деятельности в Сибири? Но если обратиться к муравьевскому письму брату Валериану, то разум отказывается воспринимать громадье изложенных планов: «Исключительная моя забота состоит в том, чтоб заселить Амур, развить по нему пароходство и торговлю, учредить города, открыть золото, которое необходимо для многих расходов, тем более, что в устьях Амура и в окрестных морских берегах надобно соорудить укрепленные порты и сообщение с ними железными дорогами». Вот так, не больше, но и не меньше: в частном письме – государственная программа на десятилетия вперед, по которой города и укрепленные порты, богатейшие золотые прииски заявят о себе лет через двадцать-тридцать, а железная дорога придет в край через полвека.
Преобразователь земель, другого определения губернатору не подобрать. Он не только присоединял громадные территории, но и преобразовывал их. За муравьевскую эпоху Сибирь далеко ушла вперед. Бывшая пустыней еще три года назад, она составляла уже одно целое с Россией. «Для Восточной Сибири век Муравьева был тем же, чем век Екатерины Второй для всей России», - утверждал историк М.И. Венюков, а слово историка для истории есть первое слово.
***
С началом освоения Сибири перед правительством встала задача ее заселения не на годы, а на века. С начала шестнадцатого века ее надумали решать перегонами за Урал партий ссыльных людей, каторжников и прочих осужденных. Отправляли также «по указу» пашенных людей, духовников, ямщиков, не забывая и о девицах в жены казакам, но население пустынных территорий набиралось ни шатко, ни валко.
Преступный мир смотрел больше на сторону, как тот волк, которого сколько ни корми, все равно лес манит. Так и освобожденные уголовники пробивались случайными заработками или снова оказывались на разбойной дорожке. В итоге, по велению Николая Второго были ограничены высылки на сибирское поселение по суду. Ведомства взялись за подготовку условий для передвижения на новоселье вольных людей, прежде всего – по заблаговременному выбору подходящих мест оседлости и мер к достижению новоселами экономического благополучия. С 1858 года, по инициативе Муравьева, было разрешено свободное переселение на Амур по установленным правилам.
Дело сдвинулось с места с учреждением Комитета Сибирской железной дороги под председательством царского наследника Цесаревича Николая и Переселенческого управления, следившего за передвижением, попечением и обустройством мигрантов, чего и добивался Муравьев. Разрабатывались правила, по которым для приискания земли поначалу ходок «по ходаческому свидетельству» шел на отведенное место один, и только после установления места заселения его семейство «по проходному свидетельству» получало разрешение на переселение. Население обретало хозяйственные, гражданские и культурные устои.
Лишь в 1886 году генерал-губернаторы Восточной Сибири А.П. Игнатов и Приамурской губернии А.Н. Корф при усилившейся экспансии Англии, Франции и США на востоке, спохватившись, забили тревогу по поводу оторванности Сибири от центральной империи: «Железная дорога нужна Сибири позарез!» В штабах подсчитали, что для переброски через Сибирь двух батальонов солдат потребуется около года, а «передвижение больших частей войск является делом положительно невозможным». Каким же образом защищать Дальний Восток? Начались срочные изыскания и горячие обсуждения маршрута дороги, который был принят по местности, сегодня известной всем. Задачами Транссиба ставилось приближение Тихого океана к европейской России и соединение сухопуткой рек северного направления, прорезающих сибирские плодородные земли.
Наступала пора геологических исследований линии Великой сибирской дороги, выявления строения почвы и месторождений строительных и других полезных ископаемых для развития горного и заводского дела. Создавались карты избыточных земель для заселения и земледелия. Введенная в строй стальная магистраль с годами приобретет мировое значение с ограничением влияния в континентальной Евразии Заокеанских Соединенных Штатов. В наши дни следы старого Сибирского пути видятся из окон поездов, нужно только присмотреться к мелькающим за оконными стеклами ландшафтам. Местами появляющиеся узкие насыпи, поросшие кустарником и деревцами, полуразрушенные каменные кладки речных мостиков укажут на ее давнее возведение.
***
В спуске 1858 года состоялись исторические события, которые изо дня в день готовились Николаем Муравьевым на протяжении полных десяти лет. Шестого мая к нему в Усть-Зею прибыл амбань из Айгуна с просьбой задержаться для проведения пограничных переговоров с Амурским главнокомандующим, князем И-шанем, готовым выехать для встречи из Цицирина. Десятого мая Муравьев обедал у амбаня в обществе маньчжурского главнокомандующего, назначенного уполномоченным для переговоров с Россией по амурской линии разграничения. Переговоры начались с того, что высокие стороны обменялись позициями государств по повестке, и наступило время для долгих прений. Обращает на себя внимание совпадение майских дат, когда генерал-губернатор одновременно учреждал город в Усть-Зейской станице и вел переговоры в Айгуне. Ошибки здесь нет, так оно и было. Время, как стальная пружина, спрессовалось для него, время муравьевского триумфа. Он сновал на катере вверх и вниз по Амуру от Усть-Зейска до Айгуна и обратно, преодолевая за поездку по полсотни верст.
В тех же числах мая, когда архиепископ Иннокентий заложил в Усть-Зейской станице храм Благовещения Пресвятой Богородицы, губернатор переименовал ее в станицу Благовещенскую, памятуя о былой службе священника Иннокентия в Благовещенской церкви Иркутска, а в Петербург отправил запрос на учреждение города Благовещенска. Но зачем ждать ответ, если запросы из Сибири и решения на них ходили, в лучшем случае, неделями? Через три дня, двенадцатого мая, Муравьев велел поставить в станице мачту, водрузить на ней российский флаг и при полном стечении народа торжественно объявил об учреждении города Благовещенска. Архиепископ Иннокентий отслужил новому городу молебен на долгие лета. Была станица, а с установкой мачты стала городом, всего-то и делов. Шестнадцатого июля, пару месяцев спустя после объявления первого города на Амуре, царь утвердил муравьевское решение.
Переговоры, решившие судьбы благодатной территории в полтора миллиона квадратных километров, с присущей Муравьеву стремительностью и гипнотической силой воздействия на всех, кто рядом, велись шесть дней, с одиннадцатого по шестнадцатое мая. Текст Договора составил Р. Черносвитов, золотопромышленник и близкий человек Муравьеву. По договору, левый берег Амура до впадения в Океан признавался российским, а правый берег до реки Уссури – китайским. Уссурийский край оставался в общем владении государств до уточнения границы впредь: «От р. Уссури далее до моря находящиеся места и земли … да будут в общем владении». Эта запись накладывала на Россию обязанность «отстранять все иностранные притязания на земли общих владений наших с Китаем», что и будет твердо исполнять сибирский предводитель. Момент по Уссурийскому краю важнее важного: Муравьев решал задачу поэтапно, для начала добиваясь признания России и Китая совладельцами правого берега Амура от реки Уссури и до самой Кореи. Вот он, рядом, широкий выход на Океан!
Китайская сторона активно противилась признанию границы по руслу Амура, следуя полученной инструкции «не уступать Амур русским», на что Муравьев и сотрудник Министерства иностранных дел П.Н. Перовский, участвующий в переговорах от правительства, резонно указывали, что инструкция и не нарушается: Амур никоим образом не становится русским, Россия лишь выходит на левый берег, не посягая на русло реки. Китайский император слишком неуклюже составил свою инструкцию для делегации, чем блестяще воспользовалась русская дипломатия.
- Если Россия не займет левый берег, - утверждал цзянь-цзинь Мурафа, - на него неминуемо придут англичане. Какая страна вас устроит на границе – дружественная вам Россия или агрессивная Великобритания, которая окончательно закабалит Китай?
Китайские уловки и хитрости в ежедневных свиданиях трудно было перечислить, пока русская сторона не заявила, что прежний Нерчинский договор заключен под давлением прибывшей армии маньчжур, а непринятие Китаем для переговоров Путятина грозит разрывом и неприязненными действиями между государствами. Китайцы, более всего боявшиеся союза России с Англией, испытали от такой перспективы сильное впечатление.
Но главные сюрпризы их поджидали впереди. Во все годы муравьевского правления в Приамурье велись картографические работы, закончены исследования реки Буреи. Карты составлялись в больших количествах, постоянно уточнялись и сыграли важную роль при заключении Айгунского договора. Накануне подписания договора в Иркутске поступили в продажу географические карты амурского бассейна, составленные с помощью инструментальных и глазомерных съемок. Китайцы оказались в состоянии изумления и растерянности под давлением требований международного права в неоспоримую пользу держателей карт. По свидетельству П.В. Шумахера, чиновника по особым поручениям, если до Муравьева «достоинство России приносилось в жертву убеждению в необходимости уважать невозмутимую замкнутость Китая», то Муравьев блестящим образом развернул ход истории в пользу России. Одним из залогов успешных переговоров, по признанию Муравьева, стали и труды переводчика Я. Шишмарева, «знавшего все тонкости и изворотливость китайских негоциаций».
Китайская сторона признала неотразимость русских доводов и попросила внести в договор пункт о том, что он составлен «для защиты от иностранцев». Такая трактовка оправдывала И-Шаня, подписавшего договор, от возможного гнева Богдыхана. Муравьев согласился, и договор дополнили статьей, по которой судоходство по Амуру допускалось только для двух договаривающихся сторон. Статья на исключительное право сторон о совместном владении Амуром не потеряла актуальность и в последующие века.
Другое условие Амурского главнокомандующего состояло в допущении этническим китайцам права дальнейшего проживания на занимаемых местах. Муравьев согласился и с этим, считая, что их присутствие поддержит жизнь на Амуре. Пятьдесят китайских селений, составлявших на левом берегу «маньчжурский клин», платили налоги Цинской империи, пока с начавшимися военными действиями 1900 года китайцев насильно не выселили на правый берег. На запрос князя И-Шаня о согласовании текста с Богдыханом Муравьев ответил, что больше он никаких изменений не допустит. Пришлось подписывать.
Картина – договор Айгуна
***
Итак, свершилась давняя мечта многих поколений, надежда на которую считалась утраченной на протяжении полутора веков! Важнейшая водная артерия с огромной прилегающей территорией, настоящей житницей Сибири, закреплена за Россией без единого выстрела! Блестящая победа русской дипломатии, равной которой вряд ли сыскать. Айгунский договор стал предпосылкой и основой для последующего заключения Пекинского договора, по которому весь Приморский край окончательно вошел в состав российской империи. В общем итоге, к России отошла территория в полтора миллиона квадратных километров, что сравнимо со всей Западной Европой. Приобретена не то страна, не то целый континент. Там, где Путятину на подписание договора не хватило и года, Муравьев управился за неделю. И оставил день про запас.
«Это он открыл для России Тихий океан, когда французы и англичане лишили ее Черного моря», - разумно подметила княгиня Мария Волконская. За беспримерный подвиг Государь возвел генерал-губернатора Восточной Сибири в графское достоинство с прибавлением к его фамилии звания «Амурский» и с повышением в чине до генерала от инфантерии. Всего за полгода Н. Муравьев получил два генеральских производства до его высшего звания, сполна восполнив военную карьеру.
Да и какой договор подписал бы еще Евфимий Васильевич, ставленник графа Нессельроде, вот в чем вопрос. Коли он одарил Сахалином самураев, тогда что было ждать от его соглашения с китайцами, настроенными на разграничение по речке Горбица, как то прописал граф Нессельроде? Вместо Амура получила бы Россия Горбицу. Кто знает, где она? Бог уберег Россию от услуги Путятина. Напротив, стараниями Преобразователя земель на Амуре и его притоках появилось до сотни военных постов, станиц и поселений, из которых один за другим вставали большие населенные пункты, порты и города.
Тем временем граф Евфимий Путятин, год прокрутившийся в китайских водах вольным наблюдателем событий, первого июня того года подписал-таки Тяньцзинский торговый договор с Китаем, в котором проставил пункт, пусть косвенно упрочивший общность владений Уссурийским краем: «Неопределенные части границы между Китаем и Россией будут исследованы, ... и условие о граничной черте внесет дополнительную статью к настоящему трактату». Подобная неопределенность вызвала недовольство графа Муравьева, который и без того отправлял для исследований Уссурийского края капитана М.И. Венюкова, а затем подполковника К.Ф. Будогосского. Тут же адмирал Е.В. Путятин ушел из хлопотного дипломатического ведомства в министерство просвещения, более подходящее для него.
***
Князь Григорий Потемкин и граф Николай Муравьев! Сколько совпадений и аналогий! Какой неоценимый вклад привнесли они во благо своего Отечества на вечные времена! Григорий Потемкин, уроженец Смоленщины, генерал-фельдмаршал, присоединивший к Российской империи Кубань, Таврию и основавший в Новороссии ряд городов. Участник русско-турецких войн, где он командовал армиями; основатель порта Севастополь и Черноморского флота. Пути-дороги князя Потемкина-Таврического и графа Муравьева-Амурского сходятся, как под копирку, разница в том, что первый из них властвовал на юго-западных границах, а второй на восточных.
Даже их детство схожее, оба из семей военных, Гриша рано потерял отца, а Коля – матушку. Оба с детства проявляли крепкий ум и честолюбие, отличились в учебных заведениях золотыми медалями, хотя Григорий, потерявший интерес к учебе, позже был исключен из Московского университета. Если камер-паж Муравьев своим не по годам развитым умом обратил на себя внимание Великой княгини Елены Павловны, то взгляд Екатерины Великой упал на молодого вахмистра Потемкина, которому она повелела присвоить внеочередной чин подпоручика. В 1769 году Григорий Потемкин добровольно ушел на турецкую войну и нещадно громил противника, за что в возрасте тридцати одного года получил чин генерал-майора. Припомним, за последующие две турецкие войны Николай Муравьев в том же возрасте получил тот же генеральский чин. Взлету Потемкина-военачальника способствовала победа его войск при взятии Очакова, одной из самых защищенных крепостей того времени. Он всецело покровительствовал флотоводцу Федору Ушакову, утвердившему во многих сражениях на Средиземном и Черном морях неоспоримое российское превосходство. Следом за славным предшественником Муравьев устроил в Кавказской войне такую кутерьму, что Государь не успевал осыпать его наградами, начав вручать сразу по две.
Царские избранники, Потемкин и Муравьев, осчастливили империю. Победные фанфары звучали от князя с Приднепровья и Черноморья, от графа – с Приамурья и Приморья. И там и здесь, при выдающемся военном и дипломатическом таланте генералов, произошло присоединение территорий, без которых невозможно сегодня представить Россию. Смерть фаворита привела Екатерину в отчаяние: «Вчера меня ударило, как обухом по голове… Мой ученик, мой друг, князь Потемкин-Таврический скончался… Теперь я истинно сама себе помощница. Снова мне надо дрессировать людей». Но такого помощника царскому трону долго не было, сколько ни дрессируй. Он появился через полвека, сибирский Петр Первый. Московские друзья и поклонники Муравьева ежегодные обеды проводили именно в честь «восточного Петра».
***
Благая весть взорвала весь Благовещенск воодушевлением и радостями. В приказе по войскам генерал-губернатор подвел итоги «собиранию земли русской» на Амуре: «Не тщетно трудились мы: Амур стал достоянием России! Святая православная церковь молится за вас. Россия благодарит!» Муравьев благодарил всех простых людей, бывших ему опорой, проявивших волю и стойкость в походных лишениях, в расселении в необжитости и в поднятии залежных земель. О том писал и сторонний наблюдатель, польский историк Валишевский: «Сила России в том, что она всегда имела волю не обращать внимания на траты, когда дело шло о достижении поставленной цели». В Благовещенске состоялся праздничный молебен, военный парад и обед с приглашением всех офицеров и чиновников города.
К торжествам подключился Айгунский амбань, прибывший в Благовещенск с огромной свитой на трех больших джонках. Гостей встретили с большой помпой. На обеде амбань объявил о желании принятия совместных с Россией правил торговли из четырнадцати параграфов под строгим контролем чиновников и в утвержденных торговых пунктах. Не разглядывая параграфы, цзянь-цзинь Мурафа выразил желание открытия свободной торговли по всему Амуру, но амбань признался, что чиновников у маньчжур так много, что их некуда девать, как пристроить к торговле. Мурафа посочувствовал амбаню, но торговый кодекс забраковал, одарив гостей богатыми подарками. Китайцы не остались в долгу, поделившись в ответ с союзниками по Договору махоркой.
Двадцать второго мая Муравьев со святителем Иннокентием отправились к устью Амура. По пути, в деревне Бури, что в устье Уссури, губернатор поставил на строительство нового поселения, названного Хабаровкой, Тринадцатый Сибирский батальон, тот самый, облеуховский, который погибал при возвращении с устья Амура. Батальон был пополнен строителями и под командованием авторитетного офицера Якова Дьяченко заложил будущий город, который начинался с казачьих домиков, поставленных в рядок на нарядной лесной опушке.
***
Первопроходец Е. Хабаров, уроженец Архангельской области, из-за накопившихся на родине долгов оставил семью и направился в Сибирь, остановившись на Лене, где занялся торговлей. Отсюда совершил несколько походов, открыл соляные источники на реке Кута, где построил солеварницу. Позже здесь возведен город Усть-Кут. В 1648 году якутский воевода Дмитрий Францбеков снарядил экспедицию Ерофея Хабарова для похождений на даурскую землю. Отряд вышел на Амур к крепости Албазино, занимаемой местным князьком, и вернулся в Якутск за подмогой. Через два года Хабаров повторил поход на Албазино и начал сплав по Амуру, одерживая победы над даурскими и коренными племенами, принимавшими русское подданство. Казаки прошли устья рек Зеи и Буреи, покоряя новые племена. Результатом похода стало составление Хабаровым «Чертежа реки Амур», первой схематичной картой Приамурья.
В Ачанском острожке на казаков напал маньчжурский отряд при шести пушках, заставив Хабарова вернуться в верховья Амура. Дальше в отряде произошел раскол.
Сто тридцать шесть казаков под водительством Стеньки Полянова, не подчинившись Ерофею Хабарову, двинулись вниз по Амуру на поиски пропавшей группы казаков; их действия складывались удачно, был подчинен гиляцкий народ. Но атаман не смирился с самоуправством, погнался следом и настиг «бунтовщиков». Он жестоко расправился с захваченными двенадцатью казаками, забив их до смерти батогами, после чего отряд Полянова сдался на милость атамана.
Через год на Амур прибыл московский дворянин Зиновьев с царским указом «даурскую землю досмотреть и Хабарова ведать». Атаман, обвиненный в жестокости к казакам и в притеснениях местных народностей, был подвергнут аресту и препровожден в Москву, его имущество конфисковано. Судебные разбирательства склонялись то в пользу, то против подсудного, пока царь Алексей Михайлович не выслал опального атамана в Иркутскую губернию на управление Усть-Кутской волостью, где тот начинал соляное дело. Бунтовщики были оправданы. В заслугу Ерофею Хабарову уместно отметить, что Николай Муравьев считал себя преемником первого покорителя Амура.
Амур и Уссури, какая география, какие водные пути! Разве мог пропустить граф Муравьев, смотревший далеко вперед, эту Богом созданную местность, ничем не уступающую району слияния рек Зеи с Амуром? С годами прикатит переселенческая волна до Хабаровки, и последователям Муравьева можно будет ставить в ней мачту с флагом в ознаменование нового славного города. Тогда Хабаровск, ярус за ярусом, спустится к Амуру. На верхней ступени прибрежной крутизны во всем величии встанет памятник основателю города, но простоит недолго. Приверженцы «нового мира», надумавшие «разрушить до основания» старый мир, в 1925 году снесли бронзовую фигуру графа Муравьева. Но вот странные люди, статую снесли, а город, основанный графом, оставили. Было бы логичнее даже не сносить города, заложенные графом, их слишком много, а вместе со статуей царского наместника передать весь Амур, опять же им присоединенный, дружественному Китаю. Почему нет? Ведь передали потемкинскую Новороссию со всеми ее селами и городами, еще и с Крымом в придачу, братской стране Украине. Так и побратались.
***
В июне того славного 1858 года герой Айгунских переговоров прибыл в Николаевск, где ему салютовали береговые батареи. Амур, воссоединенный с Россией, торжествовал. Муравьев испытал удовлетворение при виде, как изменилась местность за три года, когда он был здесь в прежней поездке. Город, насчитывавший до двухсот домов, растянулся на полторы версты по Амуру. Это уже не пустыня, а центр Приамурского края. Великий князь, на правах Морского министра, направил на восток двенадцать винтовых корветов и клиперов, с которыми Сибирская эскадра располагала порядочными силами. В устье Амура уже побывали семь торговых иностранных судов, и первые товары пошли по Амуру в Сибирь. Казакевич устраивал в Николаевске механические мастерские для ремонта кораблей. До стольного Иркутска устроена исправная и удобная почтовая езда, по ней выстроены теплые и чистые дома, у подъездов красовались столбы с двуглавыми орлами, названиями станций и означением числа верст до них Почта не прерывалась и зимой, разменивая снаряжение с лошадиных кибиток на собачьи упряжки.
Осмотрев николаевские позиции, генерал-губернатор взял направление на Иркутск – до Сретенска плыл пароходом «Амур», и сердце радовалось спускающимся навстречу десяткам барж со скотом и переселенцами, придающим реке оживленное зрелище. Россия переселялась на самых, что ни есть, законных основаниях. Путешествие по Забайкалью стало триумфальным. Толпы людей приветствовали генерала. Встречи сопровождались колокольными звонами, красочными церковными шествиями и громогласными криками. Муравьева и его свиту встречали депутации деловых и простых людей, чинов разных достоинств с поздравлениями и благодарностями. Производились пожертвования для устройства нового края, который им же и предстояло осваивать. Губернатор ехал быстро, но осматривал местности и расспрашивал обстановку по сторонам. Пустыня принимала вид оседлости, колонизация, с горем пополам, удавалась. Взял на заметку, что не везде засеяны озимые и заложен пар. Надо будет допросить.
На торжествах в Чите местный стихотворец зачитал Николаю Николаевичу приветственную оду, из которой здесь приведены два четверостишья:
Здравствуй, гость давно желанный,
Наш любимый генерал!
Честью, славою избранный,
Ты нас всех очаровал!
Тускнет ум, уста немеют
Все деянья передать:
Только гений лишь сумеет
Все подобное создать…