Услышать меня и увидеть значительно больше фотографий можно вот здесь:
https://www.youtube.com/watch?v=yJlLK88J8x8
Уж и экспедиция закончилось, и наша прогулка к памятнику, а пицца всё ещё не была съедена. Поэтому мы тоже успели завернуть в крошечное заведение и подкрепиться эмпанадос. Это такие пирожки с начинкой. Каждый размером с мужскую трудовую ладонь. Вкусно, сытно и быстро.
Наконец все собрались, и поскольку на часах было уже хорошо за полдень, не мешкая отправились прямиком в Пуэрто-Наталес. А это без малого 250 км. И дороги такие, что не шибко-то разгонишься. Зато ветер улёгся, «облаков летучая гряда» поредела, выглянувшее солнце запрыгало по низким согбенным деревьям, по только что пробившейся траве, и патагонская пустыня будто сразу же выздоровела, повеселела и потянулась к жизни. Магелланов пролив с хорошо теперь различимой полоской Огненной земли за ним помелькал прощально и пропал. Вдоль дороги потянулись склонившиеся над первой зеленью стада коров и отары овец. Показалась делавшая замысловатую петлю узкая, с «залысинами» песчаных отмелей, река и худой деревянный мост, по которому уже давным-давно никто не рискнёт проехать. Это сменилось заболоченной местностью, чёрно-белой, как и её обитатели – магеллановы гуси. Потом вдалеке явились горы, они стали расти, и к моменту прибытия в Пуэрто-Наталес их заледенелые вершины уже громоздились прямо за озером. Чёрные округлые камни выглядывали из-под белой, отражавшей вновь плотно затянутое небо, воды. Было холодно, и казалось, вот-вот пойдёт снег.
К утру прояснилось не только небо, но и то, что озеро – вовсе не озеро, а оконечность фьорда Последней Надежды. Последней надежды капитана Ладрильера найти западный путь в Магелланов пролив.
Шёл 1557 год. Из Атлантического в Тихий вслед за Магелланом корабли уже ходили, а вернуться тем же путем обратно не могли. «Изрезанный конец Американского материка» был сущим лабиринтом. Ладрильера трижды заходил в него из разных мест и «каждый раз, такая странность, натыкался на» тупик. И, несмотря на то, что силы и запасы были уже на исходе, капитан уговорил команду попытать счастье ещё раз. Но Всевышний решил попридержать Ариадну с клубком до следующего года, поэтому и последняя, четвёртая попытка капитана закончилась тем же: корабль дошёл в восточном направлении до конца фьорда и снова упёрся в землю. Но на северо-западе тоже было «мокро», и Ладрильера повернул не в обратную сторону, а налево и попал в озеро. Да какое! Ледникового происхождения! Команда сделала запасы пресной воды и устремилась в родной порт. И только через год капитану удалось проложить путь по Магелланову проливу с запада на восток.
Строчка из романа о том, что в Андах «погонщики мулов имеют обыкновение начинать дневной переход после завтрака, в восемь часов утра», припомнилась очень кстати, и мы тоже не стали засиживаться в отеле. Наш путь был, разумеется, не столь тяжёл и опасен, как у команды лорда Гленарвана, и куда как более проторенный, чем у первопроходцев, но ничуть не менее интересный: мы ехали по национальному парку Торрес дель Пайне.
«Местность становилась менее ровной. Появившиеся холмы и бурно катившиеся многочисленные рио – речки – указывали на близость гор».
Внизу таинственно дремала холодная неподвижная сталь озёр. Заснеженные вершины отражались в их замершей глади – не поймёшь, где верх, где низ. И только, когда налетал ветерок, и рябь стиральной доской покрывала идеальное зеркало воды, становилось понятно, где настоящее, а где лишь его прекрасная видимость.
Рядом бурёнки разбрелись по изумрудному лугу. В некоторых местах свежевыпавшим снегом его «припорошили» какие-то белые цветочки.
На ближайшем к дороге бугорке, как на пьедестале, застыл гуанако. Гордый, одинокий, точь в точь как у Жюля Верна: «Это было красивое животное, похожее на небольшого верблюда, только без горба. У него была изящная головка, стройное тело, длинные ноги, шелковистая светло-кофейного цвета шерсть с белыми пятнами на брюхе».
Дальше виднелись густо поросшие хвойным лесом, мохнатые тёмно-зелёные холмы. На их фоне иногда можно было заметить серо-бурого «нанду, отличающегося удивительной быстротой» передвижения.
От водопада пошли пешком. И сразу стало понятно, что здесь уже «царство минералов побеждает царство растений». Но то, что ещё «боролось с камнями, пробиваясь между ними», удивляло не только своей выносливостью, но и нежностью. Усатые кустики горошка, с лилово-голубыми цветочками. Пушистые «подушки» чикураги золотистой. Жёлто-оранжевые орхидеи – эдакие аристократки, каждая с ноготок величиной, с изящно изогнутой и капризно оттопыренной губой – не чета «плебейским» чирочкам. Кустики чауры полные сочных кисловатых, напоминающих бруснику ягод. «Кочки» анатрофиллума, сплошь усеянные аленькими звёздочками.
И над всем этим прозрачное спокойное небо с фейерверком облаков – будто на свежую голубую акварель брызнули чистой водой, и парящий высоко-высоко кондор. Полёт его, без единого взмаха, уверен и плавен и подвластен лишь стихии воздуха. Иногда, ловя потоки, он поворачивается так, что можно разглядеть загнутые вверх белые «пальцы» на его могучих крыльях. Иногда – хищный крючок клюва. Что делает здесь эта царская птица? Высматривает зазевавшегося жирного, «покрытого панцирем из подвижных костяшек» армадилла? Или уравновешивает земную хрупкость силой небес?
Ответ на этот непростой вопрос наверняка знает только огромный поток расплавленной лавы, который вырвался миллионы лет назад из недр земли и образовал посреди патагонских степей высокий горный массив. Потом «к власти пришли» ледники, раскромсавшие его по своему усмотрению и нарывшие озёр, и ветры, выдувшие всё, на их опытный взгляд, лишнее. Получились три уникальные в своём роде гранитные башни розоватого цвета – те самые Торрес (по-испански), перед величием и красотой которых мы онемели. И даже наш всезнающий Паганель III, всю дорогу сыпавший латинскими названиями растений, вдруг умолк. Правда, ненадолго. Через пару минут он уже объяснял нам, что «Пайне» – второе слово из названия парка – на языке теуэльче означает голубой цвет неба, воды и льда.
С небом всё понятно. И озеро, его "впитавшее", тоже простирается у самого подножия гор. А где здесь голубой лёд? Мы дружно устремили свои взоры к вершинам и ничего не обнаружили: те были щедро «припудрены» белейшим снегом.
-- Не туда смотрите, – сказал гид. – Нужно вернуться в автобус и доехать до озера Грей.
На обратном пути у нас закончилась вода и я, прочитав у Жюля Верна о том, что «в горах пьют из потоков, а на равнине – из ручьёв», наклонилась к оному, чтобы наполнить бутылку. Но на меня тут же зашикали сотоварищи по походу. На мой вопросительный взгляд, ответ был в духе, а вдруг здесь «мышка бежала, хвостиком махнула», бактерию стряхнула. Я растерялась. Но наблюдавший всё это местный шофёр, сказал, что пить можно смело, и показал место, где удобнее пристроить узкое горлышко. Я поблагодарила шофёра, набрала воды. Мы утолили жажду и остались при этом абсолютно здоровы. А ещё вспомнили вкус сосулек из нашего детства – вода оказалась ледниковой. Из того самого голубого льда, к которому мы как раз направлялись.
Вскоре мы остановились возле расположенного на берегу озера ресторана. Нам предложили стол прямо напротив окна, сквозь которое виднелся ледник Грей, питающий это озеро. Но муж мой смотрел вовсе не на ледник, а куда-то вниз.
– Сдаётся мне, что настоящее озеро начинается не здесь, а как минимум на полкилометра дальше, – показал он мне на широкую каменистую полосу, рассекавшую водное пространство. – Попробуем подобраться к леднику поближе?
– Конечно! А иначе «как я покажусь на заседании Географического общества»!
– И «что скажет председатель Центральной комиссии господин Картфаж»! – изобразив на лице крайнюю озабоченность, подмигнул муж.
И мы предупредили гида о нашем намерении.
– Разве вы не голодны? – удивился тот.
– «Путешественник не должен обращать внимания на такие мелочи», – процитировали мы лорда Гленарвана и покинули ресторан.
Минут двадцать мы топали до косы. Она находилась отнюдь не так близко, как это виделось нам из окна. Наконец мы на неё вышли. Пересекая покрытую черной галькой полосу и продвигаясь вглубь, перепрыгнули через несколько ручейков, обогнули десяток пространных луж и оказались напротив ледника, который сползал между гор и потихоньку таял. Между нами и ледником простиралось огромное озеро в полкилометра глубиной. По нему плавали айсберги различных оттенков голубого цвета. В совокупности с формами – загляденье какой сюрреализм!
Лёд и впрямь согласно обещаниям Паганеля III был голубым. А ледник-то почему называется Серым? Может, имя ему дальтоник давал? Или некто, находящийся в глубокой депрессии? Нет. Всему виной, оказывается, стальной цвет озёрной воды и нерешённый основной вопрос философии – что же первично?
Мы за него тоже не взялись. Постояли, посмотрели на «тусующиеся» льдины, напились прямо из озера(!) талой водицы и отправились в обратный путь. Петляя между низких кустов, обнаружили на земле паспорт молодого таиландца. Принесли его нашему гиду. Тот повертел документ в руках:
– «В этих краях лучше пить поменьше спиртного, ибо нервы и без того находятся в очень возбуждённом состоянии». А ещё лучше вообще не употреблять, и тогда все важные бумаги будут на месте, – изрёк он и куда-то удалился.
Через полчаса гид вернулся и сообщил, что растяпу отыскали в ближайшем отеле. Ну и славно. Выходит, что мы не зря прогулялись. А ледник мы ещё «потрогаем». Не этот, так другой.