В феврале 1943 года Петр Григорьевич Жгун, командир 1-го отдельного танкового батальона 32–й танковой бригады в битвах за Днепр получил тяжелое ранение и контузию.
Шесть с половиной месяцев провел он в госпитале. Врачи, борясь за его жизнь, думал — не выживет, но Петр выжил, «всем смертям назло», выжил и вернулся в строй, только не в свой батальон. Он получил назначение в Отдел контрразведки
56–й артиллерийской бригады.
В душе Петр, всем сердцем желал, вернуться в свой батальон, к своим, ставшим родными, друзьям-однополчанам. Но это только в душе, об этом никто не должен был знать.
Партия лучше знала, где он Петр, был всего нужней, и для него, члена ВКП/б с 1932 года, это назначение и этот приказ, были величайшим долгом служения родной Партии и Советской Родине.
С яростью гнал он проклятого фашиста, освобождая пять за пятью советские земли, сражаясь на южных фронтах: Украина, Крым, Молдавия, а осень 1944 года освобождал от фашизма земли Румынии и Болгарии…
Возвратившись из школы, я отправилась с большим мешком к солдатской кухне за щепками, теперь это было моей обязанностью. Дрова у нас все закончились, и сарай был пуст, мы израсходовали не только свои дрова, но и дрова тети Клавы, которые она нам оставила уезжая. Прошедшая зима была очень холодной. И если эта зима будет такой же лютой, то нам без дров придется туго.
Вот почему я теперь ходила с мешком к солдатской кухне. Там солдаты пилили и кололи дрова, и я собирала щепки. Правда, те, что покрупней, они уносили сами и мне оставались только мелкие.
Наполнив ими мешок до отказа, я волокла его, в сарай, и возвращалась за следующей партией щепок. И так каждый день. После этого, шла домой, разогревала себе на керосинке обед, который мама готовила утром, до работы.
Обычно это был или суп из сушеных грибов, или пустые щи из квашеной капусты. Но в этот день мне не удалось разогреть его. В керосинке закончился керосина, а я не умела ее заправлять. Я решила обойтись без супа. Вылив остатки молока из бидона в тарелку, я покрошила туда две холодные картофельные лепешки и, отлив половину этого крошева Мишке, принялась есть, уставившись в окно. И вдруг я увидела нашего почтальона тетю Лену. Стремглав выскочив на улицу, крикнула:
— Тетя Лена, — здравствуйте! А нам что-нибудь есть! И тут случилось чудо! Тетя Лена достала из сумки сразу три письма и на вытянутой руке стала махать ими в воздухе.
— Это, все нам?! — подбежав, радостно воскликнула я, не веря своим глазам.
— Вам, вам, — улыбнулась тетя Лена, — протягивая мне письма.
Одно из них было от папы, а два других были — от тети Клавы и тети Саши.
«Надо скорее обрадовать маму!» –— подумала я, и помчалась со всех ног к ней на работу.
Увидев меня, с тремя конвертами в руке, мама сразу встала мне навстречу.
— От папы?! —
Я протянула ей письмо, но она не взяла его сразу, а подняла меня и стала целовать, и только потом взяла письмо и, повернувшись, Завьялову — сержанту, который вместе с ней работал и являлся старшим на коммутаторе, попросила:
— Подмени меня на пол часика, пожалуйста.
— Мария Ивановна, можете сегодня больше не выходить на работу, я же все понимаю, — сказал он.
Дорогие мои, любимые! — писал папа. — Простите меня за то, что долго не писал вам. Я был тяжело ранен, но сейчас уже почти здоров и вскоре надеюсь покинуть госпиталь и отправиться опять на фронт, добивать фашистскую сволочь, навязавшую нам эту войну.
Мои дорогие, как вы там? Так соскучился, и так изболелось сердце за вас, мои любимые. Знаю, что вам нелегко без меня. Одно только утешает, что вы в глубоком тылу и не слышите орудийных выстрелов, бомбежек, не видите тех зверств, которые творят эти изверги на русской земле. Но видит Бог, что недолго им осталось зверствовать на нашей земле. Мы даем им прикурить, как следует и по полной! Гоним эту проклятую сволочь в хвост и гриву! И наша победа уже не за горами. Потерпите еще немножко, и папка ваш скоро вернется к вам.
Любимая моя, дорогая женушка. Не волнуйся за меня, меня здесь хорошо подлатали, и не сегодня-завтра я выпишусь. Но пока не знаю, на какой фронт меня направят, поэтому не спеши с ответом. Как получу назначение, сразу же сообщу номер полевой почты.
Целую вас крепко,крепко, мои дорогие, и обнимаю ваш — папка...
Мама сложила письмо, и, поцеловав его, облегченно вздохнула.
Тетя Клава сообщала, что Семен каким-то образом разыскал ее, и она простила его.Теперь они опять вместе, и она очень этому рада, так как не переставала любить его в душе, хотя была так обижена, что не хотела его видеть. И ещ она счастлива, что сын обрел отца, а отец сына, которого так любит.
А тетя Саша писала, чтобы мама не расстраивалась из-за того, что долго нет писем от папы. От Федора она тоже давно не получает писем. Надо верить и надеяться, что все будет хорошо. Нашим мужчинам сейчас очень тяжело, идут упорные бои по всему направлению. Враг ожесточен, тем, что терпит поражение за поражением, и, озверев, изо всех сил сопротивляется. Но конец его близок, он скоро будет разбит окончательно.
Победа наша уже близка. И я верю, что наши мужчины вернуться к нам здоровыми и невредимыми.
Александра тогда не знала, что муж ее, дорогой и горячо любимый Феденька, старший брат моей мамы, никогда не вернется к ней.
Генерал Елисеев Федор Иванович, дойдет до Берлина, и когда над Рейхстагом взовьнтся и заполыхает на ветру наше победное знамя, вздохнет легко, радуясь Победе, сядет в кресло отдохнуть, и его сердце навсегда перестанет биться.