На войне солдат обязан выполнять приказы, о себе порой некогда думать, получил приказ – выполняй. Так, что встретиться на следующий день, как договорились с девушками из прачечного отряда, друзьям не довелось. С раннего утра в расположение части были доставлены аэрофотоснимки. Виталию с товарищами пришлось весь день заниматься их дешифрированием. Требовалось большое внимание и сосредоточенность при нанесении данных о противнике на большие крупномасштабные карты, которые были старые и неточные, в них было много несоответствий, и приходилось вносить изменения. Топографы обозначали все тактические объекты своих войск и войск противника, привязывали боевые порядки артиллерии, показывали пулеметные ячейки, позиции станковых пулеметов, обозначали ходы сообщений, наносили положение первых траншей и многое другое. По завершении необходимо было карты срочно распечатать на привезенной в этот же день множительной машине и также срочно отправить в войска. В первый же день работы, а это была именно работа на войне, Виталий с товарищами прочувствовали на собственной, как говорится шкуре, то о чем говорили в училище – на войне будет еще тяжелее.
На протяжении дня перед глазами Виталия несколько раз молниеносно проскальзывал облик Полины.
Вчера стоило ей только заговорить, как он тут же понял, что пропал. Голос у нее был необыкновенно красивый, негромкий, но очень выразительный, из тех, который хотелось бесконечно долго слушать. У девушки была приятная улыбка и такие красивые глаза, что ему невольно припомнились слова бабушки, которая любила говорить в таких случаях: «Как две спелые вишенки».
Он ничего не смог с собой поделать и смотрел на нее с нескрываемым восторгом до тех пор, пока, она не взглянула на него с удивлением. Виталий под ее проницательным взглядом очень смутился.
Вечер пролетел так быстро и интересно, что молодым людям не хотелось расходиться, но ничего не поделаешь – на войне без дисциплины нельзя. Когда девушки распрощались и ушли, Виталий завалил Никиту вопросами, но тот и сам немного знал.
– Я же был тогда пацаном, и расстроенный был из-за драки. Максима хорошо знал, а ее видел в первый раз, но запомнил. Она очень красивая. Да ты вижу, влюбился, дружище!
– Похоже на то, – не стал отпираться Виталий.
– А как же Айкен?
– Да брось ты смеяться, она же еще совсем ребенок. Тут другое. А я раньше не верил, что бывает любовь с первого взгляда. Она не такая, как все, это же видно сразу.
– Ты знаешь, я когда познакомился со своей Любой тоже так подумал, – с иронией ответил ему Никита. – А потом и ссорились не раз, и мирились. Теперь вот вспоминаю все это и думаю, какие же мы тогда еще глупые были. Иногда вот, думаю, лучше бы у меня никого не было, легче было бы воевать, не было бы повода переживать. Пишет, что тоже хочет на фронт. А я как представлю ее в этом аду особенно после той бомбежки, мне так становится страшно за нее. У нее мать инвалид, может не возьмут, не на кого ее оставить. Отца у нее нет.
Они замолчали и остаток пути в свое расположение, прошли, не проронив больше ни слова.
С того памятного дня прошло несколько недель. Часто случались дни, когда приходилось с теодолитом и буссолью на открытой местности под свист пуль и снарядов, перебегая с одной возвышенности на другую, пригибаясь и лавируя, стараясь уберечь инструменты, они делали свою работу, рискуя жизнью. По возвращении в часть нужно было практически немедленно приступать к вычислениям координат пунктов. Случалось и такое, что после такого напряженного дня приходилось заступать ночью в караул. После смены караула небольшой перерыв на сон и снова дешифрирование аэрофотоснимков, от обилия которых, а их бывало несколько сотен, за четырнадцать-шестнадцать часов в сутки в глазах рябило, и от сильной рези текли слезы. Иногда стоило только прикорнуть где-нибудь и забыться в коротком сне, как звучала команда:
– По машинам!
В такой напряженной и суматошной обстановке образ Полины начал постепенно тускнеть и Виталию казалось, что уже не придется больше встретиться. Но как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. В тот день они должны были совершить маршбросок для выполнения задания на двести пятьдесят километров от расположения своей части. На одном из контрольно-пропускных постов их остановили для выяснения личностей. Несмотря на то, что каждый офицер-топограф имел при себе особый документ на право беспрепятственного передвижения по всей прифронтовой полосе, их арестовали. Недоразумение вскоре, конечно, выяснилось, но было упущено много времени. Вновь прозвучала команда:
– По машинам.
Проселочная дорога петляла по небольшому леску и, когда выехали на открытую местность, топографы услышали нарастающий гул самолетов.
– Да мать вашу! – выругался командир взвода. – Чуть-чуть ведь до леса осталось, быстро рассредоточиться, – закричал он, перепрыгивая через борт. Следом за ним выпрыгнул Виталий и, пригибаясь, побежал подальше от машины. Оставалось метра три до траншеи, он почувствовал, как ногу, словно, обожгло пронизывающей болью.
«Что это? – с недоумением подумал он. – Неужели ранило?»
Спотыкаясь, он добежал до траншеи и скатился в нее, больно ударившись головой обо что-то твердое.
Следом за ним с шумом ввалился Трофимов, тяжело дыша и выкрикивая матюки. В неожиданно наступившей тишине он услышал:
– Не арестовали бы на КПП, успели бы в лес нырнуть. Ты чё Виталька ранен что ли? Сейчас я тебя перевя…, – Трофимов как-то растеряно смотрел на друга, словно, пытался сообразить, как это сделать.
Самолеты, сбросив несколько бомб, улетели, но Виталий почувствовал, как будто медленно куда-то проваливается и уже с трудом слышал Трофимова. Голос товарища звучал все глуше и глуше и, наконец, совсем умолк.
Очнулся юноша уже в медсанбате. Он лежал на носилках, нога была туго стянута выше колена, голова сильно болела, и в ушах стоял гул. Повернув голову набок, увидел рядом с собой Алябьева с перевязанной головой. Тот с закрытыми глазами тихо стонал, крепко вцепившись в края носилок.
– Черт возьми! Ранило все-таки, – поморщился Виталий.
Вскоре его понесли на операцию, от подступившего вдруг страха и тошноты, он вновь потерял сознание.
На следующий день он проснулся и не сразу понял, где находится, когда глаза привыкли к полумраку, разглядел на соседних носилках Алябьева.
– Живой, чертяка, – улыбнулся Виталий и осмотрелся.
Это была просторная палатка и ряды носилок с бойцами стоящими на земляном полу. Через откинутый полог пробивались лучи солнца, и видна была поляна. Мимо проходили то раненные солдаты с перевязанными головами или руками, то быстро пробегали медицинские сестры.
Виталий с досадой подумал о том, что загремел в медсанбат и приходится лежать здесь, а там ребята работают без него. Он пошевелил раненой ногой.
«Только бы ничего серьезного, не хочу в тыловой госпиталь», – поморщился он от боли, стараясь не застонать.
В палатку, пригибаясь, вошла медсестра.
– Очнулся, мой хороший? Вот и замечательно. Сейчас сделаю тебе перевязку. На двор, наверное, хочешь? Ты не стесняйся, я всё сделаю, – шепотом произнесла она.
Но тут начали просыпаться остальные.
– Сестричка, пить.
– Подойди ко мне, сестричка. Терпенья нет, как на двор хочу.
– А я уже и поел бы. Чем нас сегодня, побалуете, Верочка?
Верочка, молодая простоватая девушка, лет двадцати пяти, отвечала всем, широко улыбаясь, сверкая на редкость ровными и белоснежными зубами.
– Мои вы хорошие, сейчас все сделаю, дайте только срок. Калитин, ты какой нетерпеливый. Всё тебе раньше всех вынь да подай. А этот что не просыпается? Ты открой глаза-то, касатик.
Верочка подошла к Алябьеву, потрогала его за плечо, посмотрела на него внимательно и тут же выбежала из палатки.
– Глеб! Алябьев, ты чего? Ты же вроде только сейчас спокойно спал. Алябьев…
Виталий смотрел на него, не отрываясь, внутри него все заболело какой-то тягучей и ноющей болью. Это был первый его товарищ по училищу, который вот так вот умер, можно сказать у него на глазах.
Виталий лежал на спине и смотрел вверх, в глазах стояла пелена слез, как же несправедлива жизнь...
На следующий же день, опираясь на палку он вышел из палатки, не пройдя и пяти метров он увидел Полину с какой-то девушкой.
– Полина, – закричал он, обрадовавшись.
Но девушка не услышала его.
– Полина, – крикнул он громче, и она обернулась.
– Виталий, вот не ожидала вас здесь встретить, – приветливо улыбаясь, сказала она, направляясь в его сторону. – Вы давно здесь?
– Со вчерашнего дня. Вот не повезло, под бомбежку угодили. Обидно как-то, ладно бы в бою.
– Бывает и хуже, главное живой. Подлечат, и вернешься в свою часть, – как всегда, пряча руки за спину, сказала девушка. – Как там Никита? – видя, как парень смущается, спросила она, чтобы хоть как-то поддержать разговор.
– Никита жив-здоров. Только вот вчера Алябьев умер от ранения в голову.
Они помолчали немного, и девушка виновато улыбнулась.
– Мне пора, Виталий. Рада была встретить вас. Мы тут недалеко от медсанбата, я еще проведаю вас как-нибудь.
– Постойте, Полина. Напишите мне адрес вашей полевой почты, а то всякое бывает, в прошлый раз тоже хотели встретиться, – улыбнулся он. – Я напишу вам. Подождите, я спрошу клочок бумаги и карандаш у медсестры.
Через несколько минут он прибежал и торопливо начал записывать.
Они попрощались и Полина с подругой, не оборачиваясь, пошли в свой прачечный отряд.
Виталий не верил счастью. Теперь он уже так не переживал, что его ранило.
Продолжение: http://www.proza.ru/2019/01/24/1010