1. Кира.
Говорят, самые красивые дети получаются при смешении рас. За долгие годы жизни в Ташкенте, городе, бывшем в советское время воистину интернациональным – от греков и бухарских евреев, до уйгуров, корейцев и всевозможных славянских и романских этносов, – я в этом убеждался не раз.
А вот детей Киры мне так увидеть и не довелось.
Несмотря на строгие традиции в еврейских семьях, Кира была замужем трижды и все три раза за русскими, причём офицерами. Первый был морским каплеем, прочие два – армейцами.
Когда я шел к Кире в последний раз, над вселенной плыло, всех лаская своими нежными волнами, бабье лето. И я сам был в соответствующем благодушии, какое бывает в начале отпуска, когда не жалко денег на утреннюю чашку кофе с коньяком; критики нравов – вот вам! вот вам! – и когда предвкушаешь встречу с человеком, дорогим твоему сердцу и приятным во всех отношениях.
Я знал от сестры Светланы, что Кира здесь, живёт с мужем; причём они неплохо устроились на Украине, так как пенсию полковника запаса он получает в России.
Меня встретила полноватая женщина низенького роста:
- Здравствуйте, Софья Павловна, а Кира дома?
Молчание.
Какая-то смутная догадка промелькнула в моей памяти и угасла, не трансформируясь в осознание горького факта.
Стоявшая передо мною совершенно седая… не седая – беловолосая – женщина вдруг произнесла:
- Я Кира. А тебя, Слава, я узнала сразу!
Я готов провалиться сквозь землю! А она звонко смеётся, и голосок её тот же, каким был тогда, в час ночи перебивавший звуки стучащего по окнам злого дождя:
- Славка, да открой же, это я, Кира!
Благодаря дрессировке моего отца, учителя математики, в классе не было никого, кто бы мог со мною конкурировать. А Кира была добросовестной ученицей и не могла прийти в школу с нерешенной задачей по геометрии с приложением тригонометрии. Вот и воспользовалась тогдашним соседством. В час ночи. И сидела, мокрая, прижавшись ко мне, и целый час слушая моё объяснение – как решить задачу.
Преподавал математику Василий Васильевич, фронтовик без кистей обеих рук. Он и ручку, и мел умудрялся удерживать двумя своими культышками, да так ловко, что мы вскорости не обращали на это внимания и относились к нему как к нормальному, здоровому человеку. Василий Васильевич был хорошим педагогом, но математик в нём был со слабинкой, особенно при решении задач. В те годы многие фронтовики учительствовали без высшего образования при наличии справки, что такое вот-вот будет.
Однажды он полчаса путал, несколько раз стирая доску. Думаете, мы, ученики, щадили его? Нет, его инвалидность не умаляла нашей жестокости, – он был из начальства, то есть вроде как недруг…
Кира и я сидели за одной партой. Я Кире подсунул бумажку с решением и подтолкнул.
- Василий Васильевич, можно мне к доске?
- Ну, иди, Кира.
После того, как Кира в три строки выложила решение задачи и торжественно вернулась на место, Василий Васильевич, наклоняясь над классным журналом, произнёс:
- Молодец, Кира, ставлю тебе пять… а твоему соседу по парте – кол!
Класс злорадно смеялся, а я сидел красный, как рак.
Маленькая, стройная, шустрая, черноглазая, красивенькая, какими часто бывают молоденькие еврейки, она мне нравилась, как может нравиться произведение искусства; я был влюблён в другую…
Отсюда, из вот этого далека, вспоминая те школьные дни, я иногда думаю: судя по её последующим замужествам, может быть тогда, в школе, Кира была и ко мне неравнодушна? Кто знает, кто ответит на этот вопрос? В наши последующие взрослые встречи Кира бросалась обниматься, позволяла чмокнуть себя в щёчку, но так – и другие…
Иногда я рассуждаю, как математик: мои соученики по школе, – не по университету, училищу, академии, а именно по школе, – с нашими взаимными симпатиями и антипатиями, с любовными отношениями – неуверенными в школьные годы и запоздалыми во взрослой жизни, – это уравнения, системы уравнений на нечётких множествах, где не правят ни Теория Вероятностей, ни Её Величество Математическая Статистика, а лишь дорогие сердцу сладкие туманы памяти. Словом – нечёткие. И их решения – тоже нечёткие.
Это был год смерти Сталина. В нашем классе не плакала (не показывала виду, что плачет) одна Кира, и мы какое-то время, но не больше недели, смотрели на неё косо.
Продолжение следует.