Палата 608

Луиза Мессеро
О чём бы я не думала, о чём бы не писала в эти месяцы,
 все мои мысли сводятся к молитвам о моей подруге.
Помолитесь и вы за здравие Елены.

Во истину я старалась
Искать посильней молитвы
Во всех манерах и жанрах
Немыслимых и невиданных.
Зажгите свечу сегодня
И завтра зажгите свечи
За то, что ещё живёте
На этой чумной планете.
Во здравие многая лета
Зажгите через неделю
Свечу у икон заветных
За мученицу Елену.
Пусть будет ещё неделю
И месяц, и год за годом,
Безумно споря со временем,
Дрожать огонёк Господень.

Ровный чуть сладковатый голос дежурной сестры немного успокаивал и внушал уверенность, хотя я и так не боялась, и не переживала. А чего мне переживать? Я написала все сказки, которые обещала друзьям и начала ещё одну. В некотором роде клиника – это чудное место для поиска новых характеров для героев. 
Хотя главное – избавиться от опухоли. Теперь дело было за мастерством хирурга и скоростью процесса. Бояться мне нечего. Правда в сумке лежит записка с просьбой отдать мой компьютер близкому человеку, но это скорее природная практичность, чем неуверенность в исходе дела.
- Вы у нас определены в палату 608, -  всё тем же сладковато-пряным голосом произнесла Виктория Владиславовна, и я улыбнулась, вспомнив старый советский мультик про домовёнка.
Пять кроватей в восьмой палате ждали своих пациентов. Но я пока была одна, что устраивало меня более чем.
Не успела я сменить уличную одежду на домашне-больничную, как появился доктор.
Молодой красивый, уверенный мужчина, Казанцев Илья Анатольевич. Хирург-онколог урологического отделения кировской онкологической клиники.
Короткий разговор, в который я, по своей привычке неумело пошутить, вставила слова о том, что хотела бы иметь шов покрасивее. Ну вот зачем он мне? Но хотелось бы… доктор улыбнулся. Ответил ещё на какие-то вопросы, сделал необходимые пояснения и вышел.
В общем ничего страшного. Завтра анализы, послезавтра – операция. Правда, я устала. И не включая ноутбука, я ложусь на медицинский матрац. Да. Благо, что дома мне удалось хотя бы недельку поспать в мягкой кроватке.
Мысли крутятся сами, я не мешаю им, лишь тетрадь ждёт, когда они сформируются в строчки.

Среда. Девятое. Больница.
Ложусь на свежесть простыней.
Возможно предстоит забыться,
Возможно вспомнить свой удел.

Я люблю быть одна. Мне легче одной. Хотя и мне нужно общение с людьми. Не зверь же я. Но два дня одиночества пролетели. Как раз перед тем, как отправиться в операционную, я увидела своих соседок по палате.
Хотя, только и увидела. Не слишком много рассмотришь, когда тебя укладывают на каталку.
Без особых приключений меня доставили до операционного блока. Анестезиологи быстренько взялись за свою работу. И всё, что я помню – это как мне вставили в вену катетер и привязали руки. Что было дальше – это прерогатива хирурга. Впрочем, на сколько я поняла позднее, увлечённого и окрылённого своей работой врача. Что ж, и тут мне повезло. Молодой не задёрганный жизнью, перспективный, дотошный хирург – это же везение.

Илья Анатольевич очень серьёзно,
Так, словно и сам властитель судьбы
Накопленных знаний систему используя
Привычно спасает обычную жизнь.
Когда бы верить эскулапам
Привычкой было бы в сердцах!
Но я уверена, что надо
О благодарности сказать.
Конечно обойдя планету
Увидев множество мытарств
За луч грядущего рассвета
Я очень благодарна вам.
За то, что кто-то улыбнулся
Продлившимся нежданно дням.
За то, что на ветру качнулся
Обычный лист календаря.
За то, что кажется работой,
Рутиной скучной и седой,
Необычайно важный подвиг -
Незримо властвовать судьбой.


Ах, Илья Анатольевич, после меня останутся лишь глупые сказки, а после Вас спасённые жизни. И приятные воспоминания, конечно.
Правда, не на столько приятные, чтобы рисовать всё лишь розовой краской. Хирурги, они такие. Этот день у моего врача был совмещён с суточным дежурством. Потому несколько раз за ночь, кроме храпа соседок, я слышала голос врача:
- Не пить! , - ну и ещё некоторые указания. Но на этом всё не закончилось. Сменившись утром, Илья Анатольевич не забыл обо мне. И чуть за полдень уже опять был в клинике. Всё с той же формулировкой после осмотра – Не пить!
С тихим злорадством я думала, что вот нарвись он на кого другого, кто без глотка воды вымрет, что бы он стал делать? А мне что? Я могу не пить по несколько дней, тем более, когда вены приятно холодит капельный поток физраствора. Хотя пить хотелось. Губы пересохли. Казалось, что далеко не одна капля воды впитается в организм, так и не достигнув желудка. Но пить было нельзя ещё сутки. Есть нельзя было ещё три дня. За это время я стала чуть лучше, чем накануне соображать и даже немного разглядеть соседок, которых прооперировали в понедельник. На то это и больница, чтобы каждый получил то, в чём нуждается.

Во имя Сына Иисуса Христа,
Небо и земля, Господи!
Таланта и скорости хирургам дай
Пронеси, отведи от пропасти.
Как снимали тебя с креста
Иисуса, Сына Божьего
Так и Ты немощных нас
Сними со стола неурочного.
Как Ты Спаситель свет и свят,
Проходя краями земными
Веди во здравие меня
По делам и вере давая имя.

Усерднее и откровеннее всего люди молятся перед операцией. Глупо было бы обвинять их в этом, но понять и поддержать просто необходимо. Пусть каждому страждущему придёт облегчение. И каждый врач сделает свою работу так искусно, словно это и было само проведение.
Девочки подобрались разные. Но от этого было ещё интереснее наблюдать за ними. Даже сквозь послеоперационную дремоту. Ведь сколько бы не продлилось полусонное состояние, жизнь всё равно вносит в него свои коррективы.

Пока палата, попив водицы
Храпит медицинским сном,
В палату входят не сны, не птицы,
А псы, ударяя с ног.
Словно джунгли кишат насекомыми,
Опускается ночь с высоты,
Оживает палата стонами
Хмурым храпом созданий больных.
Словно душу приняв от создателя
По мерилу страданий своих
За инъекцией сна бессознательно
От бессонницы бегаем мы.
Всё бы просто, когда бы и было так –
Забытьё от укола, сон.
Только нет ничего. Обретает храп
Власть свою над больной душой.

Я вдоволь насладилась проявлениями человеческих характеров. И смогла сделать довольно интересные «заметки на полях» моих черновиков. Но об этом не здесь. Девочки и без того настрадались.
Здесь я хотела лишь сказать о медперсонале и условиях больничного существования. Вполне сносных, если не сказать – довольно комфортных. И то лишь в сравнение с тем, как дома. Дома – точно лучше. А тут – хороший ремонт. Правильный режим питания.
Хотя одно можно сказать точно. Помимо приятного цвета стен и огромного окна нас всех поразила та душевная теплота и безмерная ответственность медицинского персонала. В любое время дня и ночи медсестричка спешила в палату проверить состояние больных. И не важно один человек в палате лежит после операции или трое-четверо. При этом ведь не одна же палата в отделении. Что и говорить, работа медперсонала в онкоурологии заслуживает не только похвал, но и подражания. Респект зав отделением Разумовскому Сергею Анатольевичу.
Нам оставалось лишь выполнять рекомендации врача да выздоравливать. Хотя, конечно, каждая из нас желала скорейшего возвращения домой, все ждали результатов анализов. Ибо итогом наших страданий и работы врачей было одно – избавление от онкологии.

Плескалась стонами болящих
Из океана мук земных
Неутешительно, бестактно
Одна единственная мысль.
Мне больно. Больно! Мне больнее,
Чем всем больным на всей земле.
От этой били ли потели
Ладони, лоб, спина и плед….
Сжимая в кулачках досаду
Сочится потом желчь и гной
За стонами любой палаты
В молитвы о душе любой.
Кто поддаётся этой боли,
Кто побеждает стон любой,
Но души страждущих заполнит
Одна бессмертная любовь.

Каждый раз входя в кабинет врача, каждый человек желает выйти из него, уверенным в своём здоровье. И как же приятно бывает встречаться не только с хорошими профессионалами, но и с чуткими, душевными, добрыми людьми в белых халатах.
Здоровья вам, дорогие мои девочки, Ниночка, Капочка, Ирочка и Любаша. Пусть Господь даст вам многие лета жизни и тысячи поводов для улыбок.
Того же я желаю всем врачам и сестричкам онкоурологического отделения Кировской клинической больницы. Сколько бы не прошло дней или лет, каждый ваш пациент будет вспоминать вас, тепло улыбаясь и от души желая вам всего самого доброго. Это ли не самый ценный дар?