Может, мы ещё встретимся

Марс Ягудин
Ослепительная даль снежной тундры завораживала, манила. Олени уже стояли на линии старта. Зрители притихли...

Именно так он собирался начать свой репортаж с оленьих бегов. Это было минуту назад, когда он ещё помнил о задании редакции. А сейчас...

“Должно быть, это сон...” – подумал он, пристально вглядываясь в женщину напротив. Будто угадав его мысли, она улыбнулась. Улыбка её показалась более реальной, чем загадочный взгляд. Хотелось проверить, всё-таки сон это или явь. Заговорить бы с ней, тогда что-то прояснилось бы. Но на языке вертелись лишь шаблонные фразы. А ещё журналист! Не может найти двух слов, чтобы обратиться к женщине. Она опять улыбнулась. “Как всегда, никакой фантазии у этих мужчин”, – говорили, казалось, её на этот раз весёлые глаза. Правда, весёлая рябь была только сверху. Под ней угадывалась такая глубина... У него даже голова закружилась.

Из этой глубины, то затихая, то вновь набирая силу, доносились звуки струн. Он, пленённый этими звуками, сделал еле заметное движение, не движение даже, а подумал: “А что, если подойти к ней?” Ресницы её радостно порхнули. Или ему это показалось?..

Не думал он, что с ним может случиться такое. Хотя, врёт, думал, конечно. В пятьдесят лет разве жизнь кончается? Часто он, одинокий, лежал в своей постели, не в силах отогреть мёрзнущие колени, а фантазия рисовала... Что только не рисовала ему фантазия! Но, оказывается, представлять себе ураган – одно, а самому оказаться в эпицентре...

***
Приехав домой, он написал ей письмо:

«Ничего, что я решил написать вам? Нам так и не удалось поговорить...

Сказав вам тогда два-три слова, я тут же понял, что слова эти – из другого романа. Роман этот, конечно, мог быть написан, шанс не был равен нулю. Но обстоятельства сложились так, что вместо него появились два других романа. И ничего с этим уже не поделаешь.

Думаю, вы помните: прощаясь, я сказал: “Может, ещё встретимся”. Но, посмотрев в ваши глаза, в которых отражалась вся глубина прожитой вами жизни, понял: “Нет, не встретимся, конечно, это мгновение не повторится”.

Жаль, что я вас хотя бы не обнял тогда. Были бы совсем другие, более тёплые воспоминания. Хотел, но не хватило уверенности, как всегда. Вдруг вы отстранились бы, и тогда всё бы рухнуло.

Я думаю, именно потому, что мы уже никогда не увидимся, можно говорить всё, что в душе, как случайному попутчику в поезде.

Когда я ехал обратно, на одной из станций к нам в вагон зашли трое рабочих в спецовках. Видно, железнодорожники – ехали только до следующей станции. Один из них подсел ко мне, и мы разговорились.

– Отец у меня был фронтовик, – сказал он. – Лупил меня только так.

– А на папу за это обида не осталась?

– Не-ет, за дело же было.

Рассказывал, что мучили страшные боли в пояснице.

– Вы водитель, наверное, – догадался я.

– Да, дальнобойщиком был. Поездил я по России, будь здоров... Лечился в Соль-Илецке. И что ты думаешь, что я видел там однажды. Душно было, не спалось. Вышел подышать, на звёзд посмотреть. Вижу, в сторону соляного озера камаз поехал. А я же человек дотошный, охотник до всяких нюансов. Пошёл смотреть. Подъехала машина к озеру, из кузова начали разгружать какие-то мешки. Оказалось, в мешках соль. Рабочие начали её сыпать в воду...

– А я встретил женщину, – сказал я. – И понял, что прожил не свою жизнь.

– Чтобы сравнить, надо было бы прожить обе жизни, – возразил мой собеседник. – Я о себе скажу. Моя жена – вулкан. Никогда не знаешь, когда ожидать извержения. Вначале я думал: почему мне так не повезло, почему не попалась спокойная, рассудительная женщина? Позже сообразил: так я же сам её выбрал. И до сих пор меня влекут именно ураганы, молнии, вулканы. Значит, и второй раз выбрал бы такую же, и третий, и четвёртый раз... Смог ли бы я жить в тихой заводи? Может, умер бы от скуки. А опыт жизни на вулкане уже есть. Да и вулкан уже успокоился, стал более предсказуем. Меня иногда ужас берёт: а что если я, не выдержав, ушёл бы? Не было бы тогда нашей дочери, а значит, и чудесного внука. Их никогда бы уже не было. Думаю так и мурашки по коже. Дочь наша появилась на свет только благодаря моему терпению. Я так рад этому... Я не люблю клетку, запертую дверь, – большинство конфликтов с женой из-за этого. Хотя я никогда не знал другой женщины, кроме неё, красота форм, блеск глаз приводят меня в восторг. Жена это чувствует, видимо, и опасается, как бы я не перешёл грань...

Вот и следующая станция. Попутчик мой попрощался со мной и пошёл с друзьями к выходу. Со мной осталась его история.

Я думаю всё-таки, что параллельные миры – это реальность. Мы с вами жили в параллельных мирах... Хотя, это уже философия, к чему я особенно был склонен в молодости. В любой книге я искал философские мысли, выписывал их. События, характеры персонажей меньше интересовали меня. А ведь они и были главным содержанием книг, как они являются и главным содержанием жизни. Мысли всякие уже высказаны, уникальной остаётся только жизнь каждого из нас.

Всю обратную дорогу я думал: “Куда я еду? Домой? Может ли быть домом жильё, где тебя никто не ждёт, где нет человека, кому ты был бы нужен?”

Зачем я написал это письмо? Я не знаю. Пошлю его в межзвёздное пространство. Оно может попасть в руки многих, но вы одна догадаетесь, что письмо адресовано вам. Вы одна знаете, от кого оно. И вы одна поймёте, о чём оно. Как вы это воспримете, я не знаю. Вероятно, не узнаю никогда. Но я рад, что вы мелькнули в окне моего поезда».