Анна не разрешила приезжать на машине, не хотела привлекать внимание, поэтому Маргарита Васильевна долго ехала на электричке, потом почти час ждала автобуса и ещё полтора часа тряслась до конечной остановки. Получилось пять часов. Дорога шла в основном через леса, и она невольно залюбовалась осенней красотой подмосковной природы. Желтые березки, красные осины и клёны среди тёмно-зелёных елей создавали живописную палитру красок.
Мало кто знал, что Маргарита при её внешней жесткости, была, в сущности, натурой тонкой, впечатлительной и даже писала неплохие пейзажи.
Высокая худая брюнетка, некрасивая, но, как говорили, с шармом, она умела приукрасить свою внешность. Одевалась всегда стильно, но без эпатажа, элегантно.
Про её математический ум ходили легенды. В молодости развлекалась, перемножая в уме трёхзначные числа.
Маргарита работала главным бухгалтером большого успешного НИИ.
Привела в порядок крайне запущенную и запутанную при прежнем руководстве бухгалтерию. Её уважали, побаивались. Говорили:
– Марго насквозь видит, обмануть невозможно.
Наконец, автобус прибыл на конечную остановку. Маргарита ещё долго шла с тяжелой сумкой продуктов по деревне, пока не увидела нужный домишко с двумя елями у крыльца.
Дверь была не заперта. Поразили чистота и порядок в доме, просто музей какой-то. На полу отбеленные домотканые половички, на маленьких, идеально чистых окошках белоснежные, со старинным шитьём занавески.
Анна пила чай в кухне, пригласила и Маргариту.
Чай был ароматным, а пирожки просто таяли во рту.
– Хорошая ты хозяйка, – похвалила Маргарита.
Анна пожала плечами, ничего не ответила.
– Почему ты переехала из Москвы? Я пять часов к тебе добиралась.
Анна не ответила. Маргарита знала эту её манеру не отвечать. Помолчали.
– Давно не виделись, – наконец сказала Анна.
– Десять лет прошло. Сначала всё было хорошо, он пришел, прощения просил, говорил, что затмение нашло. А потом взбрыкивал несколько раз, но эти молодые красотки не страшны, несерьёзно всё.
– А сейчас, значит, серьёзно?
– Более чем, – Маргарита достала из сумочки снимки, протянула Анне.
– Сыщика нанимала? – усмехнулась Анна.
– Да, нанимала. А что оставалось? Вижу, он сам не свой. Боюсь я, Анна. Сделай, как в тот раз.
Анна начала внимательно разглядывать снимки.
– Не смогу я тебе помочь сейчас. Любовь у них большая - посмотри, как они смотрят друг на друга. К тому же беременна она.
– Как!? Ничего же не заметно.
– Тебе не заметно, а я вижу всё. Отпусти его.
– Подожди, Анна, выслушай меня. Я Павла хорошо знаю. Не сможет он в пятьдесят лет начать всё сначала. Слабый он, понимаешь? Я Машу целыми ночами на руках носила, когда у неё зубки резались. Он не выносил плача, хватался за голову и убегал. А тогда он молодой был, куда ему теперь в такой омут?
– Да, такой случай: куда ни кинь - всё клин. Не знаю, как быть.
Если я сделаю, заболеть он может. Я вижу желудок у него не в порядке, да и сердце барахлит.
– Два года назад язва у него была, но зарубцевалась. А на сердце он не жаловался. Давай из двух зол меньшее выбирать. Не надо ему сейчас ничего менять. А я? Как я буду без него? У меня ведь никогда никого не было. Я люблю его. Почему бы обо мне не подумать?
– У тебя всё хорошо будет.
Вот ты спросила, почему я из Москвы уехала. А я не уехала, я бежала, боялась: посадят. Две смерти на моей совести.
– Что ты такое говоришь? Не может быть!
– Расскажу тебе, может, задумаешься. Приходит ко мне женщина, плачет – муж собрался уходить к другой, а у них двое детей. Я всё сделала, он остался, да запил страшно и, в конце концов, повесился.
– В чём же тут вина твоя? Тебя просили, ты делала.
– В этом случае, может, и нет, а в другом точно моя вина. За большими деньгами погналась, жадность одолела. Приходит бабёнка, видно богатая, такие деньжищи выложила, что я не устояла, хоть и видела, что прихоть это её, не больше. Мужчина этот стал с ней жить, а ей быстро всё надоело, ушла она от него. А он напился до бесчувствия и зарезал её, а сам не помнит ничего. Когда в полиции психологи сумели сделать, что он всё вспомнил, сам ужаснулся, долго не мог поверить, что он это сотворил. Вот как бывает.
– Да, истории страшные. Но не факт, что у меня так будет. В тот раз всё хорошо было. Я денег много дам.
– Я вижу, ты не поняла ничего. Деньги мне не нужны сейчас. Помирать скоро.
Анна ушла на кухню, недовольно гремела посудой. Маргарита сидела молча, задумалась. Вышла Анна.
– Сидишь? Я не передумаю. Езжай домой.
– Скажи, Анна, а как это ты по фотографии можешь воздействовать на человека? Ведь это простая бумажка.
– Не скажи. На этой, как ты говоришь, бумажке, отразилась суть человека, а значит и обратный импульс можно уловить и воздействовать на него своей энергетикой. Конечно, навык нужно иметь, чтобы уловить эту тонкую материю.
– Ты видишь ауру, биополе?
– Нет, мне это не дано. Другие, говорят, видят. Может, врут - как проверишь.
– Давно у тебя дар этот?
– Я думаю, родилась я с ним. Некоторые навыки, конечно, приобрела.
Многому меня бабушка научила. Она знахарка была, травница. Заговаривала грыжу, ангину, рожу, кровь останавливала. Но отворотами, приворотами не занималась, считала грехом.
Мне было десять лет, когда я поняла, что не такая, как все. А до этого думала, что все такие, как я, видят много и понимают. Тогда месяц до Победы оставался – апрель сорок пятого. Отец на фронте, мы ждали его, надеялись. Я старшая была, ещё двое братьев: Васька и Мишка, семь лет и шесть.
Как-то подошла я к фотографии отца, она на комоде стояла, и рукой по ней провела. Как будто кусок льда взяла в руку, даже обожгло ладонь. Я всё поняла, дети в войну быстро взрослеют. Побежала к бабушке, рассказала всё, а она запретила матери говорить…
На майские праздники сажаем мы картошку на огороде, видим, почтальонша Настя идет к нам. Мы с бабушкой всё поняли, а мама бежит к ней - вспоминаю, как в замедленной съёмке, а я за ней. Настя протягивает ей конверт, обнимает её, гладит по спине, а мама медленно сползает по ней. Соседи прибежали, отнесли в дом, в сознание привели, а ноги не ходят, парализовало её. На следующий день отвезли маму на телеге в больницу. Месяц пролежала и умерла.
Бабушка очень убивалась, говорила, что дома выходила бы её.
Младших хотели в детдом забрать, да мы не отдали, сами с бабушкой вырастили. Василий военным стал, а Миша инженером. Дети, внуки - всё, как положено. Только не знаемся мы. Жены их боятся меня, говорят – колдунья, порчу наведёт. Глупые они, я этим не занимаюсь никогда.
– А ты замуж выходила?
– Была один раз. Да только муж такой же дурак попался – наговорили ему, он и сбежал. А больше никто и не звал. Одна я, совсем одна, а это, поверь, страшно.
– А хочешь, чтобы я одна осталась…
– У тебя дочь, внуки будут, правнуки. Одна ты не останешься, всё хорошо будет, лучше, чем сейчас.
– Дочь не хочет детей, карьеру делает.
– Образумится. Всё хорошо будет.
– Травка есть у тебя от язвы? Хочу мужа попоить.
– Есть очень хорошая, редкая трава.
Анна пошла в сени, принесла мешочек с травой, отмерила пятнадцать чайных ложек.
– По одной чайной ложке заваривай в стакане кипятка, пить тёплым до еды десять дней, пять дней перерыв, потом ещё пять дней пить.
Маргарита дала Анне крупную купюру, та молча взяла, убрала в карман.
– Бабушка брала меня с собой травы собирать, знала, когда какую травку брать, а по дороге всё мне рассказывала. Память у меня хорошая была, всё запомнила.
А один раз мы с ней за двадцать километров ходили пешком к старику одному, настоящему колдуну. Бабушка хотела у него книгу купить, старинную, «Магия» называется. Целый год копила. Пришли мы вечером, я чуть не плачу от усталости, а он говорит, что продал книгу в войну за мешок картошки. Бабушка давай ругать его, а он говорит:
– Книга её сама найдёт.
– Мы тогда не поняли, что он имел в виду, переночевали в соседней деревне и домой пошли ни с чем.
А книга меня действительно нашла. Я уже в Москве жила. Прибегает ко мне паренёк, синий весь, ломка у него была. Говорит: – Купи у меня книгу, – и эту самую достаёт. Я её по описанию бабушки узнала.
Я у него ломку сняла, книгу купила. Спросила, хочет ли он полечиться от зависимости. Я тогда в силе была, могла бы его заговорить от наркоты, молодой ведь совсем, гибнет. А он ни в какую. Наверно, уже и в живых нет.
Давай тебя заговорю от табачища, вижу, что хочешь покурить, сходи во двор, покури.
– Я с института курю, что уж теперь заговаривать. Лучше сделай, что я прошу.
И чего он в ней нашёл, ведь некрасивая, очки эти дурацкие.
– Наверно, то нашёл, чего в тебе нет – мягкость, женственность. Посмотри на себя, ты ведь мужик в юбке.
– Зачем обижать? Впрочем, я всё стерплю, завишу от тебя…
– Езжай домой. Давай так сделаем. Ты думай до завтра, взвесь все за и против. А завтра вечером позвони. Денег не надо, я сделаю, как ты скажешь, только потом не обижайся. Фотокарточку оставь одну, вот эту. Иди, иди.
Глава из повести "Пять часов и другая жизнь".