— …нанюхалась какой-то дряни, кто же у непроверенных клубных барыг покупает?
Смутно знакомый женский голос тупым шурупом ввинтился в правый висок, вытолкнув из Мухиной собственной, горящей огнём глотки полустон-полувздох.
— Твою дивизию! Напилась ещё! Давай, вставай, говорю, вот сюда, два пальца в рот – и всё лишнее в фарфорового друга…
Голос никуда не делся, хоть Таня и весьма правдоподобно попыталась притвориться глухой или вообще мёртвой. Да ещё и в комплект к нему – немилосердному, терзающему слух, – добавились руки, с усилием потянувшие её куда-то и самым непостижимым образом поменявшие местами пол с потолком.
Однако, надо сказать, вот эта-то перемена мест слагаемых была к лучшему. По крайней мере, стало тихо.
Фарфор, к которому победительница – тьфу ты, обладательница Голоса, всё в голове перепуталось! – Муху подтащила, прислонив, приятно холодил пылающие лоб и щёки, в зависимости от того, чем болезная к ним прикасалась.
Меланхолично отметив в себе желание умереть в обнимку «с горшком», Татьяна Сергеевна снова закрыла с трудом разлепленные веки и никак не фокусирующиеся глаза.
Сознание и память возвращались какими-то осколками – фрагментами причудливого пазла, который пока никак не удавалось собрать по причине вязкого сметанообразного киселя в раскалывающейся, выходящей на новый, ранее не достигнутый, уровень боли, головушке.
Но спросить было нужно.
— А где… – во рту был такой привкус, словно там накануне расквартировали всю белогвардейскую конницу. Связки сипели, сорванные и протестующие против немилосердного насилия, которое открывшая рот Таня сейчас над ними совершала, пытаясь договорить свой очень важный вопрос. – Где… фея?
— Фея? Зелёная? Твою мать! Ты, подруга, когда ещё абсенту хлопнуть успела? Так, проехали. Я тебе сейчас ванну приготовлю – очухаешься, никуда не денешься!
За спиной пытающейся ощутить и проверить на наличие все четыре конечности Мухи послышались шаги и звук открываемого крана. Поток воды замолотил кулаками о металлическую поверхность ванны – Татьяна Сергеевна застонала.
— Терпи, казак, а то мамкой будешь! – послышался смешок и бодрый ответ, а Таня, опять, было, несмотря ни ан что, вознамерившаяся задремать, почувствовала, что её, покорную и вяленькую, раздевают, а потом…
— Ф-р-р! Чё-о-орт возьми! Марго!
Вынырнув – точнее, всплыв на поверхность тошнотворно пахнущей клубничной пеной тёплой воды, – Муха, фыркая и отплёвываясь, добровольно-принудительно начала приходить в себя.
Надо сказать, «приход» в этот раз ни малейшего удовольствия не доставил.
Мало того, что коллега, неизвестно каким макаром дотащившая почти бездыханное тело до ванны, «макнула» её, совершенно не готовую к такому повороту сюжета, с головой, так Татьяну Сергеевну ещё и начала бить крупная дрожь, отдающаяся в каждой клеточке тела почти нестерпимой болью.
Маргарита – та самая, из издательства, которая вечная головная боль и заноза в мягкой попке горе-переводчицы, – запрыгнувшая на край Танюшиной старенькой стиральной машинки и закинувшая одну идеально эпилированную ногу на другую, смахнула случайно попавшие хлопья клубничной пены с краешка коктейльного платья и усмехнулась:
— Правду говорят: в тихом омуте черти водятся. Отожгла ты вчера не по-детски!
Застонав и откинувшись назад, в тёпленькую и расслабляющую всё тело водичку, Татьяна Сергеевна по горло погрузилась в ванную.
Закрыла глаза, которые ломило от яркого света, струившегося с потолка. Досчитала до десяти, мерно шевеля пальцами ног, не умещавшихся в недлинную ванну.
Драконы-феи-гномы-зайцы с их бархатными, то есть пушистыми, революциями… Всё смешалось в голове в гремучий коктейль – только б не расплескать!
Так, спокойно!
Собраться и думать, думать, думать…
Приоткрыла правый глаз – жёлтый резиновый утёнок, подтекающий кран, любимый шампунь.
Приоткрыла левый – коллега в облегающем каждый изгиб прокачанного фитнесом тела платье, вопреки надеждам никуда не исчезнувшая и даже ни капли не растворившаяся в воздухе, помахала ей ручкой.
— Что. Вчера. Было. – скорее утвердительно, чем вопросительно выдала страдалица, а утвердительно потому, что пятая точка, как барометр неприятностей, активно сигнализировала: было-о-о много интересного.
Откинув со лба непослушную прядь, Марго улыбнулась густо накрашенными полными губами, и улыбка эта не сулила Татьяне Сергеевне, пожелавшей услышать о своих давешних приключениях, ничего хорошего или, хотя бы, нормального, раз на хорошее рассчитывать не получается.
— Проще рассказать, чего вчера не было!
— И чего… не было? – боязливо показалась над краем ванны Мухина голова в шапочке из клубничной пены.
— Скучно не было! – Маргарита задорно рассмеялась, но тут же на всякий случай решила уточнить, не стебается ли собеседница, изображая амнезию: – Ты что, и правда, ничего не помнишь?
Таня качнула головой, застонав. Во «взболтанный» неосторожным движением мозг полезли мысли о другом пробуждении – после помолвки недоброй феи и предателя-дракона где-то там, в чужой жизни, извращённой фантазии или просто сне.
Маргарита качнула носком туфли в воздухе.
— Жесть! И как мы в клуб вечером, после твоей истерики в издательстве, поехали не помнишь? Там ещё такая крутая туса по поводу Хэллоуина была – диджей жёг! И как ты там почти сразу, как и обещала, выкушала пару коктейлей и на стойку барную полезла? Я и не знала, что ты тверк танцевать умеешь…
Муха глухо застонала, не столько вспоминая, сколько представляя себе вчерашний вечер. Это ж надо же! Стыдно-то как!
Коллега же всё говорила и говорила, добавляя масла в огонь:
— Слушай, и этого не помнишь – ну, того симпотного, с которым ты… Да ла-адно!
Скрывшись под водой, бедная Татьяна Сергеевна схватилась за голову, испугавшись, что от обилия информации та может просто разорваться.
Правда, схватиться получилось только правой рукой – левую кисть пронзила такая острая боль, что, вскрикнув и выпустив пару пузырьков, Таня тут же вновь вынырнула на поверхность, прижав к себе больную кисть и жалобно простонав:
— Больно-о-о!
Марго сочувственно покивала, успокоив:
— Хорошо хоть не лицом приложилась! Ушиб, наверное, но нужно в травму съездить, вдруг трещина? А я ведь сразу тебе говорила: не лезь на шест, ну не с твоей физподготовкой же!
Соскользнув со стиральной машинки, Маргарита на время пропала из зоны видимости, быстро вернувшись назад со стаканом воды и пузырящейся в ней таблеткой. Всунув стакан в подрагивающую руку бледно-зелёной переводчицы, скомандовала:
— Пей!
Таня всасывала в себя маленькими глотками противную на вкус жидкость, грозящую пойти по пищеводу в обратную сторону, и пыталась уложить не вмещающиеся в голову мысли.
Обрывки рассказа Марго долетали до неё, заполняя пустые слоты памяти: утро-издательство-истерика-вечер-клуб-алкоголь-танцы-караоке… А дальше – пустота. Чёрная дыра.
Периодически отравленное неизвестно каким допингом сознание, словно не желая отпускать наркотический (дожила же до такого на тридцатом-то годочке!) угар, цеплялось за какие-то незаконченные, словно грубо вырванные из книжки страницы, картины: сказочный замок, гномы во фраках, зайцы-революционеры, оживающие хищные растения и ещё более хищные и вообще опасные, буйно помешанные садисты феи-каннибалы…
Маргарита всё щебетала без умолку, словно подменили вечно чувствующую своё превосходство над серенькой коллегой из кабинетика в подвале бабочку, а Татьяна Сергеевна, задавленная, никак не приходящая в себя, всё никак не могла понять, что ж такую нежданную перемену в яркой и надменной Маргарите вызвало.
— Если ты и это не помнишь, я могу в подробностях рассказать, тем более, я тут такой видосик клёвый засняла!
— Не надо! – простонала Таня, Марго же пожала плечами – мол, дело хозяйское, а то я ещё от щедрот отстегнуть могу.
— Нет? Как знаешь, звезда ютюба! Только если ещё раз в клуб соберёшься – ты зови, я всегда готова!
И, со словами: «Кто ж знал, что серые мыши так зажигать умеют!», Марго ушла, звонко цокая неизменными лабутенами по заплёванной жвачками подъездной лестнице.
В квартире стало тихо-тихо, лишь тикали старые часы, да подтекал кран в ванной.
Поджав ноги, Таня свернулась в уютный клубочек, баюкая руку и стараясь не думать вообще ни о чём. Получалось плохо, но не всё сразу!
Понежившись ещё немного в медленно остывающей воде, Татьяна Сергеевна, тяжело поднявшись и прижимая к груди ноющую от словно проснувшейся боли кисть, осторожно вылезла из ванны.
Завернувшись в мягкое махровое полотенце, глянула в зеркало – да, такую красоту надолго запомнишь! – и мокрыми ногами прошлёпала в спальню.
Здесь всё было, как всегда – баночки-скляночки перед зеркалом, застеленная покрывалом кровать, фото города-мечты на стене, разливающийся алыми полосами восход первого ноябрьского дня за прикрытым прозрачным белым тюлем окном.
На подоконнике в горшке буйным лиловым цветом цвела фиалка.
Зависнув на пару секунд и будто что-то вспомнив, Таня осторожно погладила пальцем ворсистый листочек – что же, неужели жизнь проходит мимо, остаётся только смотреть день ото дня на эти распускающиеся цветы и гладить бархатные листочки? Нет дракона, нет короля гномов… Нет волшебной страны, и будущее серо и уныло.
Потянувшись и распахнув настежь окно, Танюша размахнулась что было силы. Словно античный дискобол, она бездумно метнула растение в расцветающее рассветом промозглое ноябрьское утро, глупо улыбаясь и не замечая, что по щекам ручейками текут слёзы.
В пустой, проветренной осенним ветром голове вертелось: «Лети-лети, лепесток, через запад на восток…»
Снизу, из двора, послышался звук бьющегося стекла и совершенно не располагающий к созерцанию красот природы зычный мат.
«Явка провалена!» – подумала Муха, а вслух, опустившись на пол спальни и не переставая попеременно плакать и смеяться в голос, выдавила между иканиями:
— Дом-милый-дом!