Когда до меня, наконец, дошло, что живописному наследию моего деда не место в необитаемой и неохраняемой даче, я перевез его картины в свою московскую квартиру, столкнувшись с проблемой размещения тех произведений, которые были помещены в рамы – их было негде повесить, и тогда я их разместил на кухне.
В простенок между окном и сервантом я втиснул пейзаж октябрьской «зимки», написанный дедом с террасы нашего дома: клубничные грядки, покрытые волглым снегом, обреченным на скорое таяние; кусты крыжовника, еще зеленые; березы с уже облетевшей листвою; кустарники, изрядно уже пожелтевшие; соседский сарай, стоящий вдоль границы участка; соседская дача, находящаяся в некотором отдалении; еще дальше - деревянная мачта высоковольтной линии электропередачи. Взгляд же, брошенный наискосок вправо, перебежав через поле, упирается в опушку леса, до которой расстояние - не меньше полукилометра. Слева – забор и улица, но они не попали в картину. Ветер гонит по небу низкую облачность; холодно, сыро и печально, но, по-своему, очень красиво!
Под этой картиной, на придвинутом к стенке столе я поставил пейзаж с цветником, писанный дедом в начале пятидесятых в авангардистской манере – пастозно, контрастно, яркими красками. Начало августа: вовсю цветут мамины белые флоксы, алеют гвоздики, синеют дельфиниумы; по голубому небу бегут кучевые облака; тепло, но не жарко.
На кухонный сервант я поставил натюрморт, составленный из даров нашего сада: букеты подмосковных роз и большое блюдо с яблоками: зеленые, с желтоватым отливом, антоновки, Штрефлинги с ярко-красными бочками, багровый Пепин шафранный, а две огромные Бельфлёр-китайки, не поместившиеся в блюдо, лежат на столе рядом.
Под потолком, между сервантом и дверью, я повесил картину, изобразившую упомянутый выше цветник, но десятью годами позже. Теперь флоксы буйно разрослись, и их шапки слились в сплошную белую кипень, сверкающую под ярким летним солнцем. Справа, вытянув длинные стебли-шеи, в поле зрения влезли Золотые шары, растущие около дома (мольберт стоял на краю террасы). За годы, прошедшие со времени написания предыдущего пейзажа, за нашим участком выросла лиственная роща, совершенно закрывшая даль, где раньше за полоской зеленого луга виделась опушка хвойного леса. Теплый южный ветер развернул листву рощи ее серебристою изнанкой; стоит жаркая, вёдренная погода; по природе разлилась благодать, кажущаяся неземной. При написании данной картины дед сменил стилистику авангарда на натурализм XIX века; красочный слой нанесен методом лессировки, и она, кажется, светится изнутри.
Под цветником мне удалось разместить картину, написанную дедом в 20-х годах в Лосином острове: утро в сосновом бору. Картина заштрихована по вертикали стволами сосен; их тени разграфили лесную поляну, лежащую на ее первом плане, на золотые полосы солнечного света. Чувствуется влияние раннего Мондриана.
Над дверью я повесил небольшую картину, изобразившую нашу дачу в лучах закатного солнца где-то в конце 40-х годов. На ней великолепно получились перламутровые облака. Особенно хорошо получилось небо со стороны, противоположной закату – оно нежно-жемчужного цвета.
На кухонный шкаф я поставил картину, написанную дедом в тридцатых годах из окна его дома в Сокольниках: большой крестьянский дом с мезонином, возведенный на подворье, обнесенным сплошным деревянным забором; ворота со створками, украшенными ромбами, давно закрыты, так к ним по глубокому снегу не ведут никакие следы. Черными ветками купы деревьев на безоблачном небе прорисован тонкий орнамент; стоит морозный солнечный день середины января.
Справа от сокольнического пейзажа, над раковиной, я повесил картину 1935 года: Черное море в районе Гагры; сверху, с горы, открывается вид на устье речки Бзыбь; на первом плане стоит одинокая сосна с прихотливо изломанной линией ствола; она наводит на мысль о стройной девушке, бежавшей к морю в развевающей по ветру одежде, и, добежав до обрыва, остановившейся, как вкопанная.
Над холодильником я повесил картину, изображающую группу корабельных сосен на фоне холма, на котором белеет церковь деревни Троица-Сельцо; кажется, что на нее из отороченного белым облака взирает Бог, хотя мой дед, как, впрочем, и я, никогда в него не веровал.
Пристроив картины, я огляделся, и не узнал своей кухни; ее пространство волшебно распахнулось в наш Мир, - обширный и прекрасный, и он сюда вошел, и окружил меня. Вот какое чудо может сотворить искусство!
Декабрь 2018 г.