Похоже, Б/Н в полном восторге от вариативности симбиозов. Десятая утверждает, что это лучший ученик. Странно. Шестому она говорила тоже самое. Или со временем мы деградируем? Процесс самообучения настолько медленный, что мы плесневеем. Получается, задача нового заставлять нас шевелить мозгами, менять свои взгляды, методы исследований и привычки. С последним оказалась вовсе беда. Обсудив с Пятой данный вопрос, договорились на время изменить привычки и режим дня. Теперь для Шестого стало понятным странное слово «ломка». Как же его корежило, когда из одного кабинета в кабинет попробовал пройти другим путем. Его выворачивало от мысли, что новый ход на полтора девера длиннее. По дороге столкнулся с Первым. Удивлению второго не было предела, как и раздражению Шестого.
Вечный дежурный по мегалиту 518 – Шестой
Из дома вышел друг и в гости
Пошел на встречу другу как-то
А тот пошел ему навстречу
Так-то
Реальная импровизация РомДима на очередной стоянке. Безвозмездно подарена проводникам. До сих пор считается шедевром якского народного творчества.
Единицы измерения:
- 1 вер – около 10метров
- 1 тыд – около килограмма
Если принять во внимание, что гнусь вампирская на официальных представителей власти не нападала, то поездка в «Три вороны» была обычной и безопасной. А может ли кто-нибудь поручиться, что мораторий о ненападении на полевую жандармерию действителен по сей час? Особенно учитывая утреннюю перестрелку? В любом случае, подстраховаться не помешало.
Примерно такой речью разродился Браниг и отправился в храм Светлого Гжути. Чос был с выкладками совершенно согласен, поэтому пошел в храм Мудрого Осли. Суху возмутился в пустоту:
-Так мне что ли за Дай Но идти?
И отправился в «Убрата», потому что время почти обеденное.
Служка Светлого Гжути проникся проблемой сразу, даже не дослушав до конца. Сунул в руки осиновую лучину, самый дешевый медный образок, благовонную свечу и с напутствеными словами: «Да укажет тебе правильный путь Светлейший, ящик для обязательных добровольных пожертвований справа,» - вытолкал за порог.
Адепт Мудрого Осли сперва заартачился, потому что святой воды было едва на вечернее моление. На звуки свары выплыл старший жрец, велел тут же выдать «нашей защите от мрака злых сил при ясном свете дня» воды в специальной бутыли, источающей благодать, объемом не менее пяти литров. Благословил «на подвиги ратные».
-А мне опять за водой на Лишец? – мрачно поинтересовался адепт.
-И бегом.
-Почему не из крана? Она ж тоже с Лишеца?
-Не «с», а «из», бездарь безграмотная. Из крана хлоркой несет, а не благодатью. И не спорь, когда тебе верховное двуединоначалие послуг дает.
Но больше всех отличился Суху. Он нашел Дай Но там, где искал. Тот мрачной тучей дожидался кого-нибудь из своих, чтоб уточнить не уволи-ли его. Компанию составляли не менее мрачный из-за дел любовных Сироша и Маркфей, так же не в духе, потому что Уля Ле определила его нянькой при страдальце. Он бы ушел давно, но правда была такова, что, если бы не его присутствие, «люблики недоделанные» (определение Маркфея) давно начали заливать горе. И вот когда наливавшийся белой сливой антиалкогольный бунт готов был прорваться к стойке бара за порцией утешительного компота, в харчевню заглянул Суху, радостный, оттого что долго никого искать не пришлось.
Бравурный рассказ, как художник самолично уничтожил банду вампиров произвел должное впечатление. Перспектива поиска возможных жертв среди обслуги «гостиницы «Три вороны» под его непосредственным руководством, потому что Нца ехать отказалась, вызвала нездоровый блеск в глазах слушателей. Небрежно брошенное: «А тебя, Дай Но, срочно отзывают из отгула по служебной надобности», нашло моментальный отклик в душе Сироши:
-Я тоже поеду!
-Прям как я в молодости, - умилился Суху.
-Надо бы и коронеров вызвать, - осторожно предложил Маркфей.
-Ежели найдем кого, - вызовем, - резонно заметил Дай Но.
Браниг уперся рогом, мол, штатских не берем, потому что опасно и авто не резиновая.
-Нца сказала, что не вампирят только жандармов… в форме. Тут для Дая места впритык, а ещё Чос со своей бочкой святой воды. Куда я всех рассажу? У меня машина подвеской по камням скрестись будет.
Чос возразил, что Маркфей, как дисквалифицированный охотник за наемниками очень даже нужен, Суху в форме, а Дай Но жандарм по сути.
-А этот? – указал на Сирошу Браниг, уже сообразивший, что везти придется всех.
-Это – …, - негромко процедил Чос. – На всякий случай. По мне, так чем больше народу, тем лучше.
У Бранига ещё была надежда, что, когда подхватят Блыска, половина пассажиров останется на постоялом дворе естественным образом. Из будки общественного коммутатора позвонили в контору.
-Блыска нет. Он на задании. А вы где? – наехала Эгила.
-И мы на задании, - быстро повесил трубку Браниг.
Не судьба. Придется везти весь комплект, минуя контору, А чего зря круги нарезать?
Уместились все. На переднем пассажирском сидении Чос нежно прижимал к одной груди благодатную бутыль, а к другой трепетное тело художника. На задний диван втиснулись остальные.
-У меня из оружия только две банки пива, - очнулся Дай Но.
-У меня бомба (около литра) водяры, - похвастался Сироша и визгливо рассмеялся, посчитав шутку удачной.
-А у меня осина. Жаль, на полноценный кол не хватит, – то ли похвастался, то ли пожаловался Браниг.
-Почему колья должны быть осиновыми?
-Плотная древесина. Пролежит в земле сколько надо.Не гниет, грибками не болеет.
-У груши тоже плотная.
-Ты сравнил. Груша - дерево садовое, редкое и полезное, а осины вона, целый лес. Неэкономично рассуждаешь.
Чос толкнул лекцию о вампиризме. Проткнутое сердце - не смерть вампирская, а состояние, вроде лягушачьего анабиоза. Пока инородное тело не позволяло сердцу биться, вампир вреда причинить не мог. Так что вампиры боялись не именно осины, а то, что кол из неё, воткнутый в сердце, не сгниет. Ежели проткнуть другим деревом, то со временем кол станет трухой, и вампир возродится.
-Так вот откуда берутся зомби! – сделал вывод Суху.
-Как раз не зомби. Зомби – это когда оживляют мертвых, а вампир с колом в сердце не мрёт совсем, то есть мрёт, но не совсем, - разочаровал Чос. – Поэтому, если вампира не сжечь, он будет жить вечно. Удобно. В смысле, кроме питания много привлекательного в вампиризме.
За версту от “Трех ворон” трава и листва замокрились. Мелкая испарина на мясистой зелени набрякала и тяжелыми редкими звонкими каплями падала на землю.
-Ух ты, заполдень, а роса кругом, – удивился Суху. Наметанный глаз художника сразу заметил несоответствие. – Когда уезжали, такого не было. Неужели дождь прошел?
Через полверсты Дай Но подал голос:
-Похолодало. Я думал, меня после вчерашнего колбасит, ан нет. Реально похолодало.
Маркфей очнулся. Что ж он, старый дурак, сразу-то не вспомнил! Это жандармов вампирить не будут, чтобы «свод общих правил» не нарушать. Если нарушат, то завтра поднимется всё ПВО, а гражданских, вроде Сироши, Суху и его, Маркфея, отвампирят – только в путь.
-Я в форме, - возмутился Суху.
-И чо? Клятву приносил? Под клятвой подписывался? Не будь дураком, охраняет не форма, а печать клятвы. Бумага с собой? Быстро рисуй пятнадцатый знак Маурсы. Три мало. Три – это для одного. На грудь, на спину и на голову. Хоть какая защита, - и Чосу. – Ты не представляешь, как много «питания» надо вампиру. Ты же не думаешь, что именно здесь захолодало просто так?
-Думаю, просто так. В горах часто погода меняется.
-Ну-ну. Твои слова, да Гжути в уши.
Из гостиницы раздался тревожный лай Блыска. Жандармы бросили гражданских обвешиваться охранными знаками Маурсы, и понеслись в зов пса.
Мех якских коров считался лучшим средством против переохлаждения, поэтому до отъезда Дануну определили под бок одной из жен Кохино. Смотреть на женщину разрешалось только проводникам и Йернду. Шефский класс не понимал, почему гость-нога колесом не пользовался этой возможностью постоянно, а Йеранда реально воротило от Дануны, которая своим бессмысленным и бестолковым преследованием разлучила с любимым учителем. А ещё, раз уж писателя из него не получалось, проклюнулось новое желание:
-Я могу потом вернуться? Я хочу здесь учиться. Проверьте меня!
Он не знал, что его уже проверили, и талантов вполне хватало для учебы в шателе, но беспокойный характер вызывал серьезные опасения. Учителя заседали и днем, и ночью и никак не могли выбрать. Старики не хотели перемен, а молодежь считала, что не зря же парня вынесло именно к ним. Если верить знакам судьбы, то Йеранд должен был стать их связью с внешним миром. Но старики настаивали: он стар для ученика, он чужак, он беспокойный, он предаст. Молодежь парировала, что предают только свои, что застойные процесс порождают гниль и вырождение, поэтому необходимо выходить на новый уровень, так как появился он – шанс.
Йеранд же наслаждался каждой минутой, проведенной среди новых друзей. Гнич и Порчион не казались привлекательными, хотя вредной еды временами хотелось очень. Но он уже начал получать удовольствие от местной пищи, и размеренная созерцательность пришлась по сердцу. А женщины, да ну их! От них одни неприятности. Проверено на десятке женщин. Ты для них разбиваешься в лепешку, а в ответ – лучший друг, но я люблю другого.
И всё же, сколько не оттягивай расставание, а оно приходит, как неизбежная буря раз в две недели из теплого края. Учителя нашли компромиссное решение. Йеранд отравляется в мир. Если через год желание учиться не пропадет, то его примут. Всего-то надо смочь вернуться, что и будет последним испытанием. Этим звезды и древние боги однозначно укажут его необходимость якам. И да, проводники и каждый из племени будет рад помочь. В меру желания. Потому что отсутствие желания – это ведь тоже божественный знак, не так ли?
И вот уже Йеранд с проводником и двумя груженными яками отправились сначала в женский шатель, потому что там были лучшие знахарки. В женском шателе подтвердили беременность Дануны и отвергли возможность воскрешения Дьюрка.
Потом обозик добрался до готеля, не передвижной готельчика, а настоящего стационарного готеля со связью с внешним миром. В стационарном готеле Йеранда встречали агенты иПОПа (институт Потенциальной Опасности) – маячок Дьюрка работал. Ну, как работал. Он молчал, потом опять заработал, указывая направление, а за несколько часов до прихода путников снова умолк. Из-за этого Йеранд потом долго мучился вопросом, а не ошиблись ли шаманки? Может, если бы в мужском шателе не пришлось ждать, а потом в женском не потеряли бы время, Дьюрка можно было спасти? Мысль посеяла сомнения и чувство вины с долгом. Поэтому со временем он стал незримым опекуном сына Дьюрка и Дануны, а что делать, мать всё-таки. И шаманом стал, и защитником интересов племени яков в «большом мире», и написал книгу. Не такую забористую, которую начали они с РомДимом, а про космос и людей, любовь и мир во всем мире. Но это потом, в далеком будущем. А пока…
РомДим месил снег. Из-за отсутствия единственного ученика у него появилась дыра во времени. Он решил заполнять её осторожно. Не бросать в кучу впечатления и новые знания, а собирать ощущения аккуратно, как паззл, кусочек к кусочку, воссоздавая целостную картину незнакомого мира. Про глубокую голубую неба синь, бездонную и безмолвную, и одиночество голых вершин, укутанных по самые хохолки на отростках, с эффектными проплешками по ребрам или вертикальным узким скатам, сверкающим на солнце, словно громадные алмазные щетки. Про редкие бело-сизые облака, зацепившиеся за вершины да так и застывшие, как крепко накрахмаленные и скрипящие на морозе потрепанные временем и ветром полотнища знамен. Или про другие, тоже почти статичные. Они заворачивались барашками, будто дым из трубы, выгибались и соединяли пики мостиками.
А тут вместо проникновенных слов о красоте из него полезла полная ерунда.
На нервах был мой друг любезный
Разбил об стену дырокол
И бился головой безмозглой
Об стол
После некоторого размышления РомДим сообразил, это эффект коротких привалов.
Выбиралось укрытое от ветра место, а иногда и просто устроив заслон из Кохино и двух его жен, садились кружочком, подогревали в походной печке чай с лепешками, и рассказывали разные анекдоты. Ну, как анекдоты. Анекдот. В клубе изящной словесности «Нам Слово» он вряд ли произвел бы фурор, но проводникам нравился безумно. Они постоянно его пересказывали. Один из племени яков пошел в гости к другу, а друг в то же время пошел в гости к нему. Встретились они на половине пути. «Привет» - «Привет» - «Ты куда?»- «В гости» -«К кому?» - «К тебе» - «А меня дома нет»- «Жаль. А ты куда?» - «И я в гости» - «К кому?» -«К тебе»-«Так и меня дома нет»-«Зря я рано вышел. Пожалуй, через часок зайду»-«И я через часок».
Выслушав в пятый или шестой раз историю и отсмеявшись положенное, РомДим решил разнообразить репертуар. Зажечь стихом, так сказать. Одно смущало: вдруг они не знают, что такое дырокол? Не заменить ли «дырокол» чем-нибудь более прозаичным? Например, частокол. Тогда никак не об стену…
Солнце отбрасывало длинные тени на снегу. Впереди зигзагом скользили две кошки, следом шел небольшой караван, возглавляемый белоснежным яком Кохино в сопровождении одного проводника. За ним вышагивали две его груженные супруги. За лямку первой держался РомДим, представляя, как на привале он зароется в её теплые юбки и выдаст на-гора тщательно подготовленную импровизацию. Так-то лучше, чем впечатления, которые по свежаку не зарисовывались. Исключительно воспоминания. Якрие, сочные, как сейчас. Задрюк, умные беседы, яркие летние краски, бормотание Хлопотуньи и Нца. В чем-то нелепая, но такая родная, до сбившегося дыхания и томления в груди.
Блыск скреб лапой дверь винного погреба на заднем дворе. К тому моменту, когда подбежали жандармы, в голосе его появились высокие завывающие нотки. Заметив подмогу, стал скрести энергичней.
Дубовая утепленная дверь была завалена рухлядью и легкой мебелью из номеров. Раскидали тумбочки и табуретки, вскрыли ход.
Из погреба шибануло такой вонью, что “ворваться и спасать” расхотелось моментально. Для очистки совести прокричали: «это полевая жандормерия Задрюкского района», “всем оставаться на местах”, «сдаватесь, вы окружены” и «спокойно, спасем всех”.
Чос щедро плеснул на порог едва ли не полбутыли святой воды, засветил фонарь, набрал воздуха побольше, взял на изготовку арбалет, вошел и сразу вышел, потому что за дверью была запертая решетка. Подогнали авто, зацепили тросом решетку, крюк накинули на скобу под бампером. Браниг крикнул, чтоб отошли подальше, потому что что-нибудь может вырваться, или решетка, или скоба, и улететь в неизвестном направлении, ибо выдавить осторожно вряд ли получится, поэтому будет рвать.
И стоило Чосу и Дай Но спрятаться, а Бранигу завести машину, как с другой стороны появился Суху. Художник изменил бы своей натуре, если бы появился в другой момент.
Под руководством Маркфея, он, как смог, воспроизвел на листочках пятнадцатый знак Маурсы, и, набив руку, быстро расписал тела Сироше и его опекуну. Те остались подсыхать, а Суху , облепившись предварительными набросками, поспешил на помощь сослуживцам.
-Стой! – замахал руками Дай Но, опасно высунувшись из укрытия.
-Ложись! – подхватил Чос, так же наплевавший на технику безопасности.
И только целеустремленный Браниг ничего не замечал, а добирал обороты, увеличивая мощность и держал двумя руками тормоз, чтоб не сорвался преждевременно. И когда вой двигателя стал совершенно оглушительным, с надрывом, переходящим в вибрацию, отпустил… В общем, решетка вылетела, а Суху спасло его везение, и новая привычка выполнять команды коллег по работе мгновенно.
-А что это просвистело?
Чос и Дай Но поднимали бедолагу, нежно придерживая за локотки и отплёвываясь от крошки. В кабине сидел белый от известковой пыли и переживаний Браниг:
-Какого…?
-Сами виноваты, ни охрану не выставили, ни знаки предупредительные, ни ленту. Легко отделались. Возможно, – проворчал Чос.
-Ничего-ничего, - успокаивал жандармов Суху, к которому ощущение катастрофы обычно приходило много позже среднестатистического.
От происшествия художника отвлекли винным погребом, и тот, традиционно, вызвался идти первым. Но совесть товарищей таки сработала, и его оставили принимать пострадавших наверху.
Винный погреб гостиницы «Три вороны» имел три камеры, отделенные одна от другой утепленными дубовыми дверями, устроенные под разные сорта вин, и, соответственно, с разной температурой в каждой. Самой теплой была первая камера, и было в ней градусов пятнадцать, не больше.
Щиток питания находился почти сразу за выдранной решеткой. Повредили они его при вскрытии, или он был неисправен сам по себе, уточнять не стали. Браниг оперативно неполадку устранил, свет включил. Лампы горели тусклым синим светом, как и положено для таких помещений, и больше наводили жути, чем помогали.
В разных углах в лужах вина, рвоты и мочи, среди битого стекла и бутылок нашли три тела. На первый взгляд сложно было сказать, живы они и мертвецки пьяны, или уже покинули этот мир, перенесясь в светлые чертоги Гжути и Осли. Синюшные губы, бледная кожа, отсутствие реакций на внешние раздражители.
Дай Но деловито положил два пальца куда-то под подбородок одному страдальцу и честно пожал плечами:
-Пес его разберет. То ли окоченели, то ли упились. Вытаскиваем, может, на солнце определим.
Браниг наотрез отказывался прикасаться к "может быть трупам". Он их с детства боялся. Чос посоветовал возжечь благовонную свечу, не зря же её так далеко везли. Тут возмутился Дай но: если к смраду добавить аромат благовоний, без респиратора никто не выживет, лягут все. Шофер огорчился, и свеча, и лучина забыты наверху. Вот если бы здесь нашлись носилки, тогда другое дело.
Чос пошел искать носилки и разыскал ещё одного пострадавшего.
-А носилки?
-Носилок нет. Давайте из гостинички кровать принесем, чем не носилки? Ну, не те. кандовые, а такие, легкие складные, которые подставляют для детей.
По дороге подхватили расписных Сирошу и Маркфея, и смогли приволочь сразу две кровати, чтоб на всех хватило.
Сироша как в погреб заглянул, так сразу убежал наверх в кусты проблеваться.
-Впечатлительный очень. Да ещё на старые дрожжи, - оправдывал подопечного Маркфей.
-У меня тоже старые, но такого не позволяю, - осудил Дай Но. – Хотя очень хочется.
Выволокли страдальцев наверх, да так в кроватях и оставили на попеченье Суху, чему тот категорически воспротивился, да кто ж его спрашивать будет. Отправились на новые поиски.
Во втором отсеке нашли ещё четверых.
-Этих я знаю, - промычал Чос.
Ещё бы не знать, когда женщина – повар и соседка через дорогу, двое других - официанты из недавно горевшего «Утырского замка», а четвертый – непосредственно администратор гостиницы. Этих вытащили за руки-ноги, и даже Браниг не отсвечивал, а лишь бормотал: «Вот если б сразу подсказали в крагах таскать, так и кровать не надо».
В третьей, самой холодной комнате обнаружили жизнь и конкретную смерть.
Живой был завернут в фартуки, ветошь, полотенца, во все, во что можно было завернуться, включая одежду покойного. В руке кружка вина, на лице тупая улыбка. Дай Но прищурился:
-Ты кто?
-Мрот.
-А это?
-Мгар.
-Ты его?
-Ага. Дуэль, всё по чесному, ты не думай.
-Тогда, сам понимаешь, ты арестован и все дела.
А во дворе тем временем разворачивалась драма. И не Суху стал её главным героем.
Когда эвакуация почти завершилась, во двор гостиницы влетели две машины: медицинская скорая и коронерская специальная. И в одной и другой сидели практиканты. Верно, кураторы желали на время от них избавиться. И те, и другие с трудом переносили друг друга и безосновательно конкурировали. И у тех, и у других были актиметры, но у медиков неповереный, а у коронеров – вовремя прошедший проверку. Обе команды первым делом стали проверять магофон. Суху так и не понял суть разногласий и по каким причинам разгорелась драка. Но, поднимая клубы пыли, во двор въехала служебное авто следователя по запрещенной магии Ворхмайера. На заднем сиденье восседала донна Прикт – больничная акушерка. Так уж получилось, что в последний момент дежурный врач срочно понадобился Брачнику. Послали свободного. Надо сказать, что Брачник до последней секунды искал ей замену, пока донна Прикт, поджав губы не отрезала, что уж первую-то помощь она оказать в состоянии и общую практику, слава богам, справедливо отмеряющим таланты, помнит прекрасно.