Наваждение

                Разве не сказано, что мы творим мыслью…

* * *
Поезд нещадно мчал вперед. Он набрал огромную скорость и шел довольно уверенно, без лишней тряски, и только позвякивали стекла в последних вагонах, раскачивающихся из стороны в сторону под быстрый перестук колес; и порой казалось необъяснимым его сцепление с рельсами на таком сумасшедшем ходу.

Из черноты ночи вдали иногда появлялись отдельные яркие огоньки. Как большие ночные светляки, неслись они навстречу: быстро приближались, пролетали мимо, и так же быстро исчезали, – и вновь за окном наступала темнота, в которой не было ничего; и саму ее можно было назвать «Ничто».

Мысль была устремлена вперед: в это бездонное «Ничто». Она работала четко, уверенно, и была насыщена полнотой бесконечного бытия, которое только и может происходить от всепоглощающего «Ничто» (или «Нечто»?) И мысль эта была не обдумывающей мыслью, а частью спокойного и необъяснимого сознания, воспринимающего из темноты ночи необъятно мудрое существование, которое может жить только в полноте «Ничто».

Простирание этой мысли в бесконечное будущее было настолько велико, сильно и ощутимо, что все тело дрожало в экстазе от внутренней возникающей надежды. Надежды на безоговорочный молчаливый всеохват и прозрение во все то, что было, есть и будет.

* * *
Наденька Лусис спешила в манеж, который находился далеко – на другом конце города.
С утра она уже успела совершить привычную пробежку и обдаться холодной водой: до сих пор все еще не могла распрощаться с любимым бегом, и небольшие кроссы, два-три раза в неделю, приносили ей истинное удовольствие; а в субботнее утро, когда по обыкновению она удлиняла дистанцию, то и вовсе чувствовала себя действующей спортсменкой – на пике своей лучшей спортивной формы.

Затем она съездила на рынок, прикупила продуктов и кое-что для ремонта квартиры. Уже давно ей хотелось переклеить зал, но все не находились обои, удовлетворявшие ее вкус… Забежала в аптеку – взяла нужные лекарства для приболевшей матери, и теперь, наскоро пообедав, ехала в манеж, где должны были начаться очередные соревнования по легкой атлетике.

Однажды, когда она еще активно занималась спортом, хотя и подумывала уже об уходе, ее пригласили как-то помочь посудить один турнир. «Дело не сложное: будешь объявлять в микрофон результаты… Наш Митрич приболел, – только что позвонил», – объяснили ей. Пришлось Надежде, задержавшейся в манеже, на ходу заменять опытного судью-информатора.

У Лусис оказался прекрасный комментаторский голос. К тому же она обладала острым находчивым умом, а также была уравновешенна и спокойна – что и позволило ей прекрасно справиться с работой. На нее обратили внимание, запомнили и все чаще стали приглашать на соревнования в качестве информатора. Закончив активно заниматься бегом, она продолжала посещать стадион и манеж. И соревнования без ее приятного тембра и легкого подбадривающего юмора уже казались неполноценными и неяркими… Оставив спорт, Надежда работала бухгалтером в небольшой фирме. Жили они вдвоем с матерью, и она была не прочь немного подработать таким способом. К тому же, поддерживалась связь со знакомыми спортсменами и тренерами, которые в недавнем прошлом были частью ее жизни.

Так она и жила: утром – пробежка и холодное обливание, днем – работа с цифрами, вечером – дом, в субботу и воскресенье – встреча с друзьями и любимым делом, – ведь в зимний и летний сезоны соревнования проводились почти каждый выходной.
_____

Приехав в манеж, Надя переоделась в тренерской, привела себя в порядок и вышла к своему рабочему месту: судья-информатор обычно размещался в районе финишного створа. Но сейчас, с появлением бескабельной связи, она была мобильна и, если это требовалось, могла переходить от сектора к сектору.

За рабочим столиком уже лежали протоколы и другие бумаги, предназначенные ей. Главным судьей этих соревнований был Марк Моисеевич Копелян, с которым они не раз работали вместе. Он только зафиксировал взглядом приход Наденьки: они кивнули друг другу на расстоянии, и Марк Моисеевич сделал жест рукой в сторону ее бумаг, что означало, что он полностью полагается на нее и лишний инструктаж в этом случае неуместен.

Надежда поприветствовала собравшихся здесь же, на финише, знакомых судей, и уселась за столик. Она глянула на большое электронное табло: до торжественного открытия соревнований оставалось полчаса. Лусис перебрала лежащие перед ней бумаги. На одном листе, для удобства судьи-информатора была распечатана подробная программа соревнований. Рядом лежал небольшой листик с перечислением имен и должностей лиц, которые будут участвовать в параде открытия; список команд областей Республики; протоколы по видам легкой атлетики, с подчеркнутыми фамилиями наиболее сильных спортсменов, на которых надо обратить особое внимание.

Во всем этом Надежда неплохо ориентировалась: знала руководство – и местное и республиканское; также ей были знакомы многие фамилии участников: это был Чемпионат Республики среди взрослых, и новые имена если и попадались, то эти спортсмены обычно были не настолько сильны, чтобы серьезно конкурировать со «звездочками», а потому подробная информация о них была не обязательна.

В манеже звучала негромкая музыка, стоял рабочий гул, свойственный предстартовой разминке. По основному кругу двухсотметровой дорожки сновали спортсмены: по одному, по двое-трое они пробегали по рекортану. Синтетическое покрытие характерно поскрипывало под ногами кроссовок, шуршали болоньевые костюмы, слышались предупреждающие окрики ускоряющихся – им нужна была свободная дорожка.

В правом углу, за виражом, человек двадцать пять-тридцать спортсменов выполняли разминочные упражнения. Шведские стенки, барьеры, деревянные тумбы… даже сам бетонный вираж, приподнятый в этом месте более чем на метр, использовались для растяжки, – забросив ногу на лесенку или верхний край виража, спортсмены мягко наклонялись, почти касаясь грудью колен.
По дальней прямой часть ребят и девушек выполняли беговые упражнения: кто-то прыгал с ноги на ногу, кто-то бежал с высоким бедром, кто-то – захлестывая голень.

В секторе для ядра делали пробные попытки метатели. Мощные мужички один за другим входили в круг и, как из катапульты, выстреливали ядрами. Железный шар весом в семь килограммов, словно пушечное ядро вылетал в сторону сетки, глухо падал на резиновое покрытие, катился к оградительному деревянному бордюру, клацал об него и застывал… Надежда всегда с некоторым содроганием смотрела на эти, не совсем естественные, горы мышц, втиснутые в облегающее трико, – не часто попадались среди толкателей ядра пропорционально сложенные атлеты.

На стартовой линии готовили колодки для низкого старта спринтеры. «Вот это другое дело!» – подумала про-себя Наденька. Ей были гораздо ближе по духу эти резвые бегуны. Хотя и их не до конца понимала она: ну что это за соперничество – в течение нескольких секунд, когда многое зависит от случая?!. Вот бег на длинные дистанции – совсем иное дело! Здесь есть где развернуться, построить тактику, поработать…

На трибунах разместились немногочисленные зрители: легкая атлетика – не футбол; а душа человека требует, в первую очередь, зрелища. И потому в основном трибуны занимали свободные от соревнований спортсмены, тренеры и представители команд. Как правило, они и были основными болельщиками и зрителями соревнований такого уровня.

Глядя на все это мельтешение, Лусис все больше погружалась в свой любимый мир. Сам запах манежа, соревновательный рабочий шумок, мелькание сосредоточенных лиц уносило ее от повседневной жизни в некую другую реальность, существующую параллельно с обычной жизнью.

Ей всегда нравился сам процесс тренировок и соревнований. И из спорта, которым она еще недавно занималась, Надежда старалась выуживать именно это ощущение полноты бытия. Полностью отдаваясь тренировочному процессу, она переносила это и на состязания: если превозмогала себя, била личный рекорд – ставила это выше победы над другими; и ей непонятны были упреки тренеров, которые ждали от своих подопечных только призовые места.

Как-то раз они крепко поспорили с тренером о смысле спорта. «Если я смогла превзойти себя, выдала все, что могла, – то какая разница, на каком месте оказалась! Ведь я уже этим преодолела себя-прежнюю!» – с жаром говорила Надежда. «Да к черту такое отношение к спорту! – горячился Сергей Петрович. – Зачем тогда заниматься им? Ведь весь смысл в том, чтобы побеждать!» «Побеждать – да!.. – не унималась Надежда. – Но побеждать не обязательно соперника, а в первую очередь – себя!.. Для чего тогда нужен весь этот спорт, если не готовить человека к последующей жизни? Что толку, если в свет выходят горы мускулов, лелеющие свои амбиции!.. Талант в спорте, думаю, – кто превозмог себя физически; гений в жизни, уверена, – тот, кто смог признать свою слабость и, не постыдившись этого, преодолеть ее»…

Так они редко находили общий язык, что, видимо, подспудно послужило преждевременному уходу из спорта ученицы. Надежда не была настолько наивной, чтобы не понимать требования, которые ставит перед ней тренер, и которые, в свою очередь, ставились перед ним теми, кто стоял выше. Но ее не удовлетворял такой выхолащивающий подход к спорту. В людях она видела в первую очередь людей, а не запрограммированных роботов. Принимая позитивную сторону той жизни, которая зовется «спортом», она все дальше отдалялась от того, во что он превратился, и однажды спокойно и без оглядки «завязала» с активными занятиями.
_____

Мимо Лусис проходили тренеры, пробегали спортсмены. На ходу они здоровались, перебрасывались несколькими фразами. Кто-то останавливался, и тогда завязывался небольшой разговор: как живешь, где работаешь, что изменилось с последней встречи?..

Подошел Марк Моисеевич.
– Все нормально, Наденька?
– Да, вроде бы.
– Тогда ожидай… Все, как всегда… открытие ровно в четыре… Больше не мешаю. – И он удалился, озабоченный другими делами.
– Надька, привет!.. – услышала Надежда. Это ее давняя подруга-соперница приехала на соревнования. – Куда пропала?.. Девчонки наши говорят: Лусис давно не видно, может замуж выскочила? – И она многозначительно посмотрела на подругу.

Надя по-дружески обнялась со Светланой.
– Нет, пока не собираюсь… Принца жду! – пошутила девушка. – А что давно не виделись – так на курсы повышения ездила.
– Ладно тебе – курсы! Не уходи в сторону: Женька по тебе давно сохнет – мы ж все видим… Смотри – упустишь парня. Сколько тебя обхаживать можно!.. Ты же свободная личность – спорт оставлен… Или кто-то есть у тебя? – уже более серьезно поинтересовалась Светлана.
– Нет, нету… Я же не виновата, что принцы редко рождаются! – вновь свела разговор к шутке Надежда.
_____

Время подбиралось к четырем часам дня.
Наденька глянула в программу соревнований, включила микрофон.
Под куполом раздался ее бархатный голос. Отчетливо, негромко, но внятно – так, что не резало ухо, – он пронесся по огромному пространству манежа. И Надежда в очередной раз с удовольствием отметила, что ее голос завораживающе действует на собравшихся: и без того организованные спортсмены, подобрались еще больше. Лусис по себе помнила, что четко и ясно сформулированные сообщения настраивают на работу.

– Внимание! Участникам парада просьба собраться в районе третьего сектора, – объявила она.
Марк Моисеевич уже суетился возле сектора, где обычно формировались забеги, отмечались участники, и строилась колонна спортсменов, участвующих в параде открытия.
По нескольку человек от областей выстроились в линию. Капитан каждой команды держал табличку с названием области.

Ровно в четыре грянул марш, и колонна прошла по беговым дорожкам до середины манежа, где перед спортсменами уже стояли принимавшие парад: два местных начальника и один из министерства спорта.
Марк Моисеевич, как и положено, сдал рапорт. Надежда поочередно представила «верхушку», и те друг за другом дежурно поприветствовали короткой речью соревнующихся.

Лусис всегда несколько коробило стандартное, не меняющееся из года в год мероприятие открытия соревнований, – как будто не было в сфере спорта живых эмоциональных личностей и нельзя было сказать что-то от души; как будто все только делали вид и говорили насколько важен спорт для нашей страны, а сами давно успокоились и мирно спали настороженным сном, время от времени пробуждаясь, чтобы произнести очередную дежурную речь.

Тем не менее, порядок есть порядок, – открытие прошло своим чередом. Все находившиеся в манеже, встали под звуки гимна и поднимающийся флаг… А дальше началась обычная, но зато довольно искренняя, с полной отдачей, работа – живое соперничество живых людей.

Уже не оставалось времени на посторонние раздумья, и Наденька Лусис только мельком отметила мысль, пронзившую сознание: каждый спортсмен живет в спорте и берет от него то, что способен взять: кто-то до самозабвения растворяется в напряженной работе; другой наоборот – заостряет внимание на себе, считая, что победа и есть способ показать себя… Эта ее мгновенная мысль зацепилась за что-то и выудила из глубин сознания другую мысль… Перед внутренним взором Надежды промелькнул Женя… «Что-то не встречала его фамилию в сегодняшних протоколах, – подумала она. – Может, пропустила; а может он не участвует в соревнованиях?»

Но размышлять об этом было некогда. Наденька только и успевала приглашать к месту сбора тот или иной вид.
– Внимание! К месту сбора участников приглашаются прыгуны с шестом. Товарищи спортсмены, не забывайте – ваши шесты давно соскучились по вас… – говорила она.
– Дамы и господа, вашему вниманию предлагается состав финального забега на шестьдесят метров у женщин. Не попавших в финал просьба не расстраиваться – в буфете вас ждет заслуженный горячий чай…

– Обратите внимание на цифровое табло: в секторе для прыжков тройным поменялся лидер – после четвертой попытки на первое место вышел Иван Ремизов. Целых три сантиметра он выигрывает у чемпиона Европы Николая Калинкина, который, в свою очередь, всего три сантиметра проигрывает Ремизову. Борьба ожидается острая. Не упустите момента активно поболеть за спортсменов…

– Подходит к концу забег женщин на тысячу пятьсот метров. До финиша остается один круг. Уверенно чувствует себя Светлана Немоляева – она уже на пятьдесят метров оторвалась от соперниц и, если ничего не помешает, через полминуты мы сможем приветствовать очередного победителя наших соревнований…

Светлана, подруга Надежды, кажется, даже улыбнулась, пробегая мимо нее. Она действительно чувствовала себя прекрасно и бежала за золотой медалью…
Скоро начали поступать отработанные протоколы. Надо было внимательно следить за всем происходящим и улучать мгновения между командами стартера… между вызовом на попытку в секторе для толкания ядра, прыжках в высоту, тройным… – чтобы не помешать спортсменам услышать судей в секторах, – и, учитывая все это, объявлять результаты из протоколов. Но Надежда привыкла к такой работе; весь манеж находился под ее взором: все секторы, дорожки, старты и финиши она внимательно контролировала и потому работала без сбоев.

В этой напряженке она еще раз мельком подумала, что не видит в стартовом протоколе на шестьдесят метров с барьерами Женьку Козырева. «Странно… обычно он старается не пропускать зимние старты».
И тут, когда ее напряженное внимание быстро перескакивало с одного события на другое, ей вдруг ясно послышался голос этого парня, будто бы говорившего в микрофон. Он раздался под сводом потолка, в районе перекрытий в углу манежа, и затем пронесся по всему залу. Она не смогла разобрать, что именно говорил он. Но что голос был именно его – Надежда поняла сразу.

Она запнулась на половине фразы, не закончив читать очередной протокол, и в изумлении огляделась.
Судьи, расположившиеся на финише и сидевшие на специальных высоких ступенях – один выше другого, – кажется, ничего не заметили… Тогда Лусис глянула на врача, столик которого располагался неподалеку. Женщина в белом халате сидела без дела, сложив руки на медицинском чемоданчике, и наблюдала мужской забег на «полторашке».

Надежда подумала, что ей все показалось; но удивилась, что голос был так явственен... Тем не менее, она продолжила зачитывать результаты. И когда, было, уже успокоилась и смирилась с мыслью, что Женькин голос действительно почудился ей, внезапно вновь услышала его. Теперь она выхватила обрывочную фразу, произнесенную Козыревым. «…в мужском забеге на короткой барьерной дистанции…» – услышала она.

Повертев в руках микрофон, Лусис пробежалась взглядом по манежу, думая, что кто-то еще параллельно с ней комментирует соревнования. Затем повернулась к доктору:
– Вы ничего не слышали?
Та пожала плечами:
– Что ты имеешь в виду?
– Я нормально говорю? – указала Надя на микрофон.
– Конечно!.. Как обычно… Все хорошо. – удивилась та.

Надежда начинала теряться. Но все же собралась и продолжила работу. При этом она была настороже и все время прислушивалась к посторонним голосам.
Какое-то время все шло своим чередом. А потом вновь раздался отчетливый голос Жени Козырева – ее давнего вздыхателя: «К старту готовится третий забег барьеристов. В нем примет участие неоднократный победитель первенства страны Евгений Козырев…»

«Какая наглость!.. – продираясь сквозь недоумение, подумала Наденька. – Мужики еще не бежали барьеры… Да и в протоколах нет Женьки! Он не участвует в этих соревнованиях. И почему победитель?.. Он, насколько знаю, ни разу не выигрывал Чемпионаты. Третьим, вторым – да, был. Но выиграть у Червяка – так все звали Червякова Сашку, участника Олимпиады, – казалось немыслимым: он был на голову сильнее всех в Республике».

Надежда тряхнула головой: «Какие глупости; о чем я думаю!»
Она вновь посмотрела на присутствующих. Они по-прежнему были увлечены соревнованиями и, кажется, никто кроме нее не слышал «параллельного комментатора».
Как раз в это время мимо проходил Копелян.
– Марк Моисеевич, – обратилась Надя, – вы никого больше не приглашали на микрофон кроме меня… второго микрофона в манеже нет?
Тот посмотрел на нее и не совсем понял вопрос:
– Ну что ты, Наденька!.. Мы же договорились…

А когда Надежда в очередной раз услышала Женьку и его комментарии к состязаниям барьеристов, то поняла, что слышит его одна она. Никто кругом не реагировал на голос, так явно раздававшийся из громкоговорителей и облетавший спортивную арену… «Соревнования еще не окончены, просим не покидать трибуны. Через несколько минут состоится финал на барьерной дистанции. Здесь нас ожидает сюрприз!..»

Настороженная, не в себе, чувствующая что происходит что-то непонятное – в чем она не могла ошибиться, но чего не понимала, – Надя Лусис мужественно довела работу до конца и молча удалилась в тренерскую.
_____

Оживление, присущее окончанию соревнований, начинало спадать. Спортсмены, тренеры, судьи потихоньку покидали манеж.
Наденька еще раз заглянула в секретариат и просмотрела стартовые протоколы в беге на шестьдесят метров с барьерами, который должен был состояться завтра утром: фамилии, которую она искала, там не было.

Надежда хорошо знала многих барьеристов и спросила, почему не стартует Козырев.
– Травма небольшая: с голенью что-то, –пояснил кто-то из ребят.
– Да не готов он еще – вот и боится проиграть молодняку! – съязвил Сережка Соболев. – Два дня назад тренировались вместе… А сегодня носится по городу на своей тачке, словно угорелый: как будто последний день живет, – видел я его!..

Задумавшись, Надежда подалась в кафе, взяла чашку чая с бутербродом и уселась за дальний столик. В помещении ужинало всего несколько человек и можно было спокойно обдумать странное наваждение, подслушанное в манеже.

Ее затронули слова Сережки Соболева. Что-то знакомое, присущее характеру Жени, раскрывали они. Именно таким видела она его в своем представлении… Он слыл спокойным, немногословным, даже немного скрытным человеком. Именно так думали про него многие. Но Надежду, которой, в общем-то, симпатизировал этот молодой человек, настораживало что-то в нем. Она не могла сказать – что именно, но впечатление от чего-то неприемлемого глубоко внедрилось в нее и мешало полностью принять этого парня.

Сейчас, когда Соболев так просто, в двух словах охарактеризовал Женьку, она поняла, что он попал в точку. Да он просто завидует другим! – осенило ее… Желание быть первым и невозможность это выполнить никак не сочеталось с его покладистой натурой, и оттого настораживало Надежду и раскрывало Козырева как непонятного субъекта. Она, скорее, смирилась бы с явным завистником; но тихая зависть, прочно жившая в этом, внешне приятном, человеке отталкивала ее.

Теперь Надежда начинала понимать его поведение… После нескольких неудачных попыток Жени поговорить с Надеждой, сблизиться с ней, он тушевался при встречах, а в глазах его в то же время читалась необузданная страсть доказать свою состоятельность; доказать, в первую очередь, через победу в спорте… Лусис вспомнила, как стала свидетелем его проигрыша пару лет назад все тому же Червякову. Зная, что за ним наблюдает девушка, Женька «выложился» тогда весь – она поняла это по его бегу, – но все же проиграл целых три метра сопернику. Встретившись взглядом с Надеждой, он, как побитая собачонка, уходил с беговой дорожки. «Бедный, – думала Наденька, – он думает, что если выиграет у Червяка, то я кинусь ему на шею!»

– Девушка, – прервала ее размышления официантка, – мы закрываемся!
Надя глянула на часы – было девять вечера, и в кафе она оставалась одна.
Она отхлебнула глоток холодного чая и вышла в фойе.
Полумрак окутал огромное помещение. Ее шаги гулко отзывались эхом.
Запахнув плотнее куртку, она хотела уже выйти на улицу, как вдруг услышала непонятный шум, доносившийся с легкоатлетической арены манежа. Создавалось впечатление, что соревнования еще не закончились.

Надежда оглянулась – никто ее не видел – и стала нерешительно подниматься по бетонным ступенькам на второй этаж.
Здесь, в вестибюле, из которого вели в манеж несколько стеклянных дверей, она более явственно услышала звуки, доносившиеся изнутри.
Из одного полумрака она несмело шагнула во второй. В манеже горело только две тусклых дежурных лампы, и сама спортивная арена была от этого непривычно холодна и отталкивающа. Огромное затемненное пространство пугало приглушенными голосами, исходившими, словно из-под земли.

Лусис спряталась за колонну, плотно прижавшись к ней. Глаза ее постепенно привыкали к темноте. Трибуны были пусты, и она несколько успокоилась. Но в это время из-под свода раздался голос Жени, которому теперь ничего постороннее не мешало. Он звучал довольно четко, но все же отличался от того, если бы говорили в микрофон.

– Внимание! Представляем участников финального забега на шестьдесят метров с барьерами у мужчин. По первой дорожке бежит представитель … – и голос Жени назвал знакомого ей парня. – По второй дорожке стартует … – и вновь была названа знакомая фамилия… – По четвертой дорожке старт примет мастер спорта международного класса, участник Олимпийских игр Александр Червяков…

Из дальнего конца манежа, с трибун, послышались одобрительные возгласы и хлопки… Надя глянула в ту сторону, но там – теперь она хорошо это видела – не было ни одной души.
А голос продолжал:
– На пятой дорожке стартует мастер спорта Евгений Козырев, – представил он сам себя.

«Неплохо ценит свою личность, – мелькнуло у Надежды, – на четвертую и пятую дорожку в финалах ставятся самые быстрые бегуны!»
И тут произошло невероятное: на стартовой линии стали проявляться спортсмены. Через минуту двое из них, Червяков и Козырев, были отчетливо видны Надежде. Фигуры остальных шести человек казались расплывчатыми, и сквозь них можно было смотреть, как сквозь полупрозрачную дымку. Надя почувствовала, как по голове пробежали крупные мурашки. Она крепко вцепилась пальцами в пластиковую спинку сиденья в последнем ряду и, не в силах отвести взгляда от беговой дорожки, замерла на месте.

А там, в мутном свете двух ламп, проходили необычные состязания живой человеческой мысли. Барьеристы двигались, похлопывали себя по бедрам, подпрыгивали, имитировали атаку барьера, готовясь к забегу.
Спина Надежды давно покрылась холодным потом и все тело трясло в лихорадке. Но даже в этом состоянии она улавливала нюансы настроения двух соперников: в движениях Сашки чувствовалась несвойственная ему неуверенность; а от Козырева исходила какая-то злорадная, жестокая сила. Казалось, они понимали друг друга и заранее знали исход борьбы.

– На старт!.. – была дана команда стартера, который говорил голосом Козырева.
Спортсмены опустились в колодки, нашли удобное положение и сосредоточенно замерли. Над ними, казалось, висело густое облако из сконцентрированных мыслей.
– Внимание!!. – снова скомандовал стартер-Козырев.
Барьеристы приподнялись и застыли… Малейший внешний импульс мог пустить в ход их силу, скопленную и сжатую в одно мгновение…

Выстрел пистолета прозвучал неожиданно, хотя все знали, что он последует.
Все восемь человек рванулись с места и уже через два мгновения были у первого барьера. Загрохотали деревянные перекладины препятствий, встретившиеся с молниеносными ногами спортсменов, залязгали металлические стойки падающих барьеров; слышались ритмичные трехударные шаги бегунов, в три шага преодолевавших девятиметровые пролеты между препятствиями.

Три… Четыре… Пять секунд… – и все пять барьеров на каждой из дорожек были преодолены. Некоторые из них с грохотом валились на рекортан; планка одного барьера разлетелась вдребезги, словно под резким ударом каратиста. Один из бегунов врезался в барьер и сошел с дистанции. Остальные добегали до финиша... Через семь секунд после старта, плотной стеной, почти без зазора между телами, они финишировали. И только один спортсмен – Козырев, был явно впереди всех. Он даже успел победно вскинуть руку и оглянуться… Червяков позорно затерялся где-то в «стене», и только фотофиниш мог определить места со второго по седьмое. А новый чемпион страны был сегодня вне конкуренции.

Финишировавшие спортсмены со всего хода врезались в мягкие маты, специально приставленные к стенке манежа. А сидевшие на трибунах несуществующие зрители бурно приветствовали победителя.
Еще через минуту звуки стихли, и все исчезло – как и не было…
Надежда ущипнула себя за руку… Но нет, она привыкла доверять себе и, если не своим глазам, то своему внутреннему чувству, верила.
Медленно пройдя по вестибюлю второго этажа, она спустилась вниз. Там в одиночестве прохаживался дядя Коля – ночной сторож манежа. Он оторопело глянул на Наденьку Лусис и ничего не смог сказать. Молча отомкнул замок входной двери и выпустил ее.
Надежда вышла на воздух.
_____

На улице давно стемнело, но неоновые лампы на столбах, реклама, витрины магазинов хорошо освещали центральный проспект.
Шуршали шины легковых машин, повизгивали троллейбусы, перещелкивая на перекрестках длинными «усами». В этот субботний вечер движение было ненапряженным, да и пешеходы в этой, окраинной, части города встречались редко.

Воздух после манежа бодрил. Оттепель, стоявшая в январе, походила на мартовскую весну: снега нигде не осталось, и было тепло.
Ноги сами несли Надежду подальше от остановки. Пройдя сотню метров, она очнулась и поняла, что ей самое время прогуляться пешком: слишком многое надо обдумать. До центра было минут тридцать ходьбы, и она медленно побрела в направлении города.

Лусис находилась в непонятном состоянии, внезапно овладевшим ею в сегодняшний день. Надежде казалось, что ее втянули в какую-то неведомую ей игру, где она исполняет ведущую роль. И хотя эта роль с первого взгляда казалась незаметной и второстепенной, она тонко ощущала, как от ее внутреннего состояния, от ее помышлений и дум, зависело развитие событий, развернувшихся нынешним днем в манеже. Откинув в сторону размышления о происходящем, она просто наблюдала его без всяких попыток определить: что есть что в сложившейся ситуации? Тем более, у нее не возникал вопрос о реальности видимых и слышимых ею событий. Стойкое впечатление, что все происходило на самом деле, жило в ней. И, как бы наблюдая со стороны, она чувствовала себя в эпицентре этой реальности.

Проходя по улице, она замечала все то, что окружает ее, но в то же время жила совершенно необычным присутствием в чем-то более значительном и сильном. Ей казалось, что она прорвалась сквозь некую заградительную сеть и теперь существует в двух параллельных мирах, которые пронизывают друг друга. Но в то время как представители одного мира не видят людей из другого, а те, в свою очередь, не понимают присутствия среди них первых, – она воспринимает всех сразу и является полноценной единицей обоих миров. И даже больше: своими действиями она влияет на события того видимого мира, к которому привыкла; а своими внутренними чаяниями, – на которые только теперь обратила пристальное внимание, – она влияет на новый, неизвестный ей, мир мысли. И это новое существование было настолько тонким и чувствительным, что самое мизерное движение души сразу оказывало воздействие на обитателей этой сферы.

Надежда начинала понимать, что это не два разрозненных и независимых существования; она улавливала, что они взаимосвязаны друг с другом, и даже больше – зависят от поведения людей, которые живут в них и даже не понимают, что существуют одновременно в двух измерениях.

Наблюдая за ходом своих размышлений, Лусис убеждалась, что прозрения и маленькие осознания происходят у нее не от того, что она рассуждает о случившемся, а наоборот: озарения вначале осеняют ее сознание, появляясь будто бы из ниоткуда, а уже затем она пытается обдумать «пойманную» идею. Это было довольно ново для нее, но не казалось неправдоподобным.
_____

Надежда проходила довольно безлюдным кварталом: в основном небольшие частные домики приютились здесь. Далеко впереди виднелись яркие огни высотных зданий. Позади остался жилой микрорайон. А между ними – трасса с длинными троллейбусными остановками и безлюдными тротуарами.

Слева, за кирпичным забором притихло старое кладбище. Огромные деревья застыли над безмолвными могилами. Одно из них увил плющ – на удивление весь зеленый в эту пору. Старинные памятники, в основном из камня, темными привидениями маячили в глубине кладбища. На одном каменном кресте гордо восседал большой черный ворон. Он казался продолжением памятника, но как только Наденька прошла мимо, птица повернула к ней голову с мощным клювом, покосилась круглым глазом и каркнула: «Кар-р!!!»

И что ей не спится? – подумала девушка… Но все внимание ее было сосредоточено на себе, она словно была устремлена вперед, где должно было произойти что-то важное. Но этого девушка еще не осознавала; она только чувствовала, как ее душа рвется туда, навстречу мыслям, лавиной летящим на нее. Сама она словно продиралась сквозь этот поток, улавливая лишь часть его.

Надежда приближалась к мосту, который высился над железнодорожными путями. Впереди, в самом начале подъема, она заметила милицейскую машину и стоявших рядом людей. Видимо что-то случилось…
Подойдя поближе, она увидела иномарку, съехавшую в небольшой кювет. Машина видимо перевернулась и была слегка помята. С трассы, по траве виднелся тормозной след и лежал сбитый бетонный столбик. Возле машины стояло несколько человек. Милиционеры, которые, по всей видимости, только что прибыли, начинали производить замеры.

Наденька, не останавливаясь, глянула на место аварии, не понимая – что могло помешать в этом месте нормальному движению машины по трассе.
Никто не обратил на нее внимание.
Она уже поднялась на самый верх моста, пересекла середину его. Подъем моста скрывал от нее часть дороги, ведущую из центра города. Вдруг навстречу ей вылетела машина. Вишневый Опель-Кадет, на скорости въезжавший на мост, стал сворачивать на ответвляющуюся дорогу. Но скорость была так велика, что он не вписался в поворот и прямо на глазах Надежды вылетел с проезжей части и полетел вниз, кувыркаясь по довольно крутому и высокому склону. Машина перевернулась несколько раз, легла на бок и застыла. На некоторое время наступила полная тишина. Ни одного прохожего здесь не было, и вся природа словно замерла.

В этом безвременье Наденька Лусис, как ни в чем ни бывало, продолжала идти. Всего в тридцати метрах от нее лежала внизу машина. Но ничего не дрогнуло внутри нее, словно ничего не произошло неординарного. Она подумала, что в этом случае надо бы засуетиться, поспешить на помощь пассажирам – живы ли?.. вызвать скорую… Но ей словно подсказывало внутреннее чутье не делать этого. Она спокойно оглянулась назад. Гаишники в куртках-отражателях не могли оттуда видеть новой аварии. Кювет, куда упала машина, был закрыт насыпью, поэтому из проезжавших мимо машин тоже никто ничего не мог заметить.

А Надежда уверенно шагала между двумя авариями, – одна лицезрея и ту, и другую, – и удивлялась: как это машина умудрилась проскочить между густо стоящими на обочине столбиками, да, кувыркаясь, не задеть ни одного дерева, которые росли по склону.
Еще раз глянув на машину, Лусис с удивлением отметила, что эта, вторая, машина была как две капли воды схожа с первой, стоявшей в начале моста: одна и та же марка, один и тот же цвет.

И тут мир вновь ожил: откуда только кто взялся?.. Со стороны железнодорожных путей к машине бежало несколько человек. Но еще до того, как они подоспели к ней, в разбитое боковое стекло, целый и невредимый, вылез Женька Козырев. Он ошалело глянул по сторонам, наверное еще не соображая – что произошло. Под мышкой он плотно прижимал папку с бумагами – словно это было так важно сейчас!..

Подоспевшие мужчины раскачали машину и поставили на колеса. Для чего это нужно было делать – Надежда не понимала. Кузов был весь искорежен и, как говорят, не подлежал ремонту.
Женька стоял возле машины с документами под мышкой. Когда Надя проходила мимо, он внезапно повернулся в ее сторону и посмотрел снизу вверх, из оврага. Их взгляды встретились – что-то произошло в это мгновение, – и он быстро опустил глаза.
_____

Наденька уходила в сторону города – спокойная, счастливая и уверенная, что произошло то, что должно было разрядить годами нагнетавшуюся реальность, и изменить ее, так как она – эта надуманная реальность – не могла больше существовать.

Надежда жила стойким ощущением тесной взаимосвязи сегодняшних событий в манеже и происшествием на мосту. Кажется, она начинала понимать, что внутреннее напряжение ее горе-вздыхателя Женьки Козырева достигло такой силы, что «прорвалось» в наш видимый мир. Сильнейшее желание показать себя – выиграть у главного соперника, – жившее в сознании этого парня, раскрылось и стало понятным другому человеку. Мало того, Надя чувствовала себя промежуточным звеном, замкнувшим разрыв между двумя мирами-состояниями: между внутренними эмоциями и внешними событиями. Результатом оказалась та авария, которая должна была встряхнуть и привести в чувство ее знакомого. А воспламенившейся искрой при этом, результатом контакта, стал острый стыд, который Надежда уловила в мгновенном взгляде стоявшего возле разбитой машины Жени. И даже теперь, когда она шла по освещенной центральной улице города, эти, ожившие настоящим человеческим чувством глаза, стояли перед ней, словно он и она в реальной действительности продолжали смотреть друг на друга: она – с моста вниз, он – с оврага вверх.
«Огонь сжигает эмоции…» – вспомнились ей прочитанные где-то строки.
_____

На следующий день по республиканским новостям показали две странные аварии.
– Такого мы не припомним, – говорили гаишники, – чтобы на одном месте, практически в одно время, опрокинулись в кювет две совершенно одинаковые машины! Чертовщина какая-то!.. Хорошо – без жертв обошлось.
Надежда смотрела передачу и размышляла, что все непонятное… все те связи между невидимыми причинами и видимыми следствиями, которые не может понять человек, он называет чертовщиной. А, размышляя над первой аварией, была уверена, что и она была кому-то нужна.

А еще через несколько месяцев, в одном из городских кафе, за небольшим столиком сидели двое и самозабвенно уничтожали шарики мороженого. Им было хорошо друг с другом; а в кафе было тепло и уютно.
Звали их – Евгений и Надежда.

28 января – 20 февраля 2009