Алтай. 1957 год. Поздняя осень. Нас трое — старший госохотинспектор, шофёр нашего «газика» и я, старший охотовед. Сидим, завтракаем и греемся после неудачной утренней зари. Утки не было, погода ужасная. Ветер, мелкий дождик, тучи несутся с севера. Сидим в избушке, которая стоит на самом берегу небольшой и неторопливой речки. Она прорыла своё извилистое русло по рыжей осенней степи и лениво течёт между голых берегов. Речка совсем неширокая — метров десять-пятнадцать.
В окошко нам виден хиленький мостик. К нему медленно подъезжает грузовик, старенький «зис». Вылезает шофёр, стоит перед машиной, смотрит на мостик и, видно, соображает – ехать ему или не ехать. Потом он шагает по мостику, трогает сапогом брёвнышки, которые уложены поперёк. Всё-таки он решился, залезает в кабину, трогает машину и потихоньку въезжает на мостик. Только машина проехала половину мостика, как брёвнышки под ней не выдержали, она рухнула с моста в речку и почти вся сразу ушла под воду!
Мы тут же рванули на помощь! Я подскочил к машине первым и каким-то образом забрался на кабину. Над водой была только правая дверца, а в неё бился шофёр, захлёбывался. Окошко в этой дверце было заделано фанерой, а сама она изнутри никак не открывалась. Мне удалось всё же отодрать эту дверцу, и шофёр выбрался!
А в кузове-то были дрова! Берёзовые, аккуратно поколотые и аккуратно сложенные до самых краёв кузова. Теперь они потихоньку, не все сразу, а по одному, по два поплыли, посверкивая берестяными боками.
Водитель, казалось, совершенно не чувствовал на себе мокрой одежды, только смотрел на эти полешки, а потом тихо сказал: «Поплыли дровишки-то! Поплыли!»
Мы притащили его в избушку, раздели, напялили на него какую-то одежонку и налили полстакана водки. Шофёр завеселел и стал просить, чтобы мы его отвезли в деревню, домой. «Километра три отсюда, недалеко. Может, ещё успею дрова выловить хоть немного», — говорил он.
Наш водитель отвёз его туда, а «зисок» так и лежал на боку, почти перегородив речку, и дровишки плыли и плыли.