Первая глава http://www.proza.ru/2019/01/20/2129
Столовая оказалась самым уютным и приятным глазу овальным залом с бревенчатыми стенами, массивными дубовыми столами и тяжелыми стульями.
Меню порадовало отсутствием чопорности, свойственной современным ресторанам, где обычная картошка с мясом именуется: «Итальянской Валенсией» или «Горшком Наполеона».
Ожидая заказ, Горохов то и дело поглядывал в украшенные резной аркой двери, но гостьи не торопились к ужину.
Когда официант, одетый так же, как и встречавший карлик, принес глиняный горшочек с пшеничной лепешкой в плетеной корзинке, Михаил спросил:
— Скажите, а гостей в отеле много?
Раскрыв крышечку и выпустив на волю дурманящий аромат лесных грибов и дичи, официант профессиональным тоном ответил:
— Сегодня прибыли только вы и жена хозяина с дочкой.
Михаил готов был окунуться в дымящийся горшок с головой, дабы наказать серую массу, которую считал своим вторым достоинством.
«Жена и дочь хозяина отеля?!» — завопил мозг, давший ранее команду бежать к любовному приключению.
Официант любезно поклонился и походкой моряка пошел вдоль пустых столов, покрытых белоснежными скатертями с вышивкой «крестиком».
Лишившись аппетита к блюду, отныне стойко ассоциирующемуся с клеймом палача, Михаил закрыл крышку и окинув тоскливым взглядом уютную столовую встал из-за стола.
— Уже поужинали? — неожиданно раздался за плечом знакомый голос хозяйки пальчиков обласканных двухдневной щетиной.
— Я за солью, — только и смог выдавить Горохов перед тем, как рухнуть на стул, казавшийся до этого момента удобным и даже похожим на трон, а не дьявольской сковородой, поджаривающей первое достоинство.
«Спокойно! Спокойно! Ничего не произошло!» — истерично вопило второе достоинство, радуясь своему естественному серому цвету, а не варено-молочному.
Избежав погружения в горшочек с кипящими грибами и дичью мозг судорожно искал оправдания несостоявшейся интрижке: — «Ты обычный посетитель. Ну, бежал, ну, подумал, о красоте. Но ведь ничего такого! Поздоровался. Познакомился. Случайно познакомился. И все! Главное разберись кто жена, а кто дочь... хотя... хрен редьки не слаще. Лучше в номер отползай».
— Так вот же солонка, — легким насмешливым тоном сказала Вероника.
Переведя взгляд от куска бересты, ставшим по воле деревенского мастера солонкой, Михаил попытался понять: кто же перед ним — дочь или мать.
Долгожданная гостья, изящным движением запрокинула прядь черных волос за спину и с багряной улыбкой, обозначенной лишь приподнятыми уголками сочных губ на белом лице, присела напротив.
— Я закажу «Медведку», — сказала она подоспевшему официанту.
Когда тот удалился, как ялик по волнам, Виктория, стесняясь добавила:
— Рекомендую. Это не гусеница, как можно судить по названию, а медовая перловая каша с кедровыми орешками. Очень вкусно. Не смотрите так. Неловко признаваться, но я сладкоежка.
Открыв горшочек с остывшей картошкой, Михаил взял деревянную ложку, и все еще теряясь в догадках: кто же перед ним, спросил:
— А как же фигура?
Вопрос неприятный, провокационный для многих, но не для молодых и самонадеянных красавиц.
«Если ей меньше двадцати», — думал Михаил, — «переведет в шутку. Но мне кажется старше. Хотя, они сейчас в пятнадцать, как тридцатилетние выглядят».
Вероника прищурила голубые глаза, обрамленные длинными смоляными ресницами и посмеиваясь сказала:
— Фигура не зверь, как муж за медом не убежит.
Всматриваясь в глаза, под ровными полумесяцами бровей, пульсирующие жилки, видимые сквозь кожу молочной белизны на точеной шее, Михаил потерял значение реальности.
«Это чужая жена», — шептал спасенный мозг, а ему вторила душа: — «в океанских волнах печаль материнская».
Официант подошел незаметно, уверенным движением поставил такой же глиняный горшочек в центр стола — почти напротив Михаила, так и не опустившего ложку в горячее.
Вероника заметила нерешительность и поведя бровью подмигнула, предложив:
— Наперегонки?!
Придвинув ближе горшочек, чужая жена уверенно запустила расписную ложку в глиняное чрево и, добыв первую партию каши, добавила:
— Кто из нас больше проголодался, добираясь в замок на краю Тюрингского леса?!
Михаил с трудом прожевал первую порцию «Картошки по-охотничьи» и переспросил фарфоровую красавицу:
— Тюрингского леса? Вы думаете, что мы сейчас в Германии?
— Конечно, — ответила Вероника, нисколько не смущаясь собственного аппетита. — Нам повезло именно в этот день оказаться на древней земле алтайских гуннов. Сегодня исполняются самые заветные желания. «Малина станет кипарисом, а великан покорится песчинке» — так говорили пророки.
Сраженный знаниями истории, Михаил решил оставить вопрос о Германии на потом и обратил внимание на несовершенство высказывания:
— Не может песчинка противостоять массе — закон физики. Социальное общество — отражение: один — никто, толпа — сила.
— Только не в этот день, — запив глотком травяной настойки медовую перловку, ответила собеседница. — Сегодня возможно невозможное. Это совершенный день счастья и радости вопреки могущественному злу.
В полумраке таежного укрытия Михаилу совершенно не хотелось спорить со столь диссонантной красотой. Впервые в жизни он наслаждался совершенством, ограненным математическим золотым сечением, живым умом, наивностью, граничащей с глупостью и...отменным аппетитом прекрасной спутницы.
Свечи в низких светильниках на кованых цепях сладко потрескивали, вьюга безвольно билась в узкие деревянные окна и менеджеру по рекламе — сорокалетнему дизайнеру с несостоявшимся мировым именем хотелось верить в сказанное фарфоровой красавицей.
Завтра выяснится, что чудо техники — только что изобретенный «Ночной охотник», занес двух красавиц не на запад, а на восток. Завтра будут лететь в расписные витражи новогодние игрушки и праздничный день разрежет на полосы отчаянья разноголосье прекрасных дам. А в этот уютный вечер, недавно разведенному Горохову Михаилу Петровичу — отцу и бывшему мужу, хотелось верить в чудо, и он улыбнулся в знак согласия.
«Пусть будет чудо», — согласился Горохов мысленно и продолжил скрести деревянной ложкой по стенкам опустевшего горшочка.
— Сети нет, интернета нет, — внезапно раздался властный голос за спиной, и Михаил медленно обернулся.
«Разве может так говорить дитя прекрасной женщины, верящей в чудо?» — думал Горохов, смотря снизу-вверх на большеглазую блондинку, сующую телефон почти в нос ужинающей матери.
— Не забывай, — спокойно отреагировала Вероника, — мы в другой стране. Разбушевался циклон. Возможны перебои со связью, дорогая. Присаживайся, милая. Поужинаем.
Выпрямившись в натянутую струну Екатерина, не дрогнув ни единой жилкой на прекрасном лице, с размаху швырнула телефон последней модели в единственное широкое окно напротив себя.
Ворвавшаяся метель мгновенно разорила ближайшие столики. Солонки, перечницы и салфетки ручной работы заметались по широким половицам.
Отставив в сторону стакан с напитком Вероника сказала:
— Дорогая, мы не сможем в ближайшее время получить новый телефон.
— Плевать я хотела на ближайшее время! — заявила Катя. — Ты себе подарок сделала. Загнала меня в глушь и думаешь, я твоя собственность?! Нет! Будет, как я хочу! Свой отдашь!
Резко развернувшись Катя бросила откровенный взгляд Михаилу и вызывающе расправив плечи пошла из зала навстречу спешащим гномам.
— Мы сейчас все исправим, Вероника Викторовна, — наперебой сообщали фигуры в разноцветных жилетках.
— С вашего позволения, — сказала Вероника и поспешила следом за дочерью.
Оставшись в холодной столовой Горохов с трудом сдерживал дрожь, но уходить не торопился. Мельтешащие фигуры гномов среди столов, щедро посыпаемых снегом, напомнили о роковом скандале в его собственной семье.
Два года назад Наташа объявила, что жить с неудачником не намерена. Что ошиблась в выборе отца для своего ребенка и не видит обещанной любви по правилу: стерпится — слюбится.
Тогда их сын — Николай устроил снегопад весной.
«Что он понимал в свои четыре года?» — думал Михаил. — «Может быть, как Катя элементарно протестовал, отстаивая право на свободу? Или право взрослеть в окружении четырех рук, двух сердец и любви, помноженной на два? А может вспарывая игрушечным мечом подушки и матрасы отстаивал собственное мнение о справедливости?»
Гномы вынули разбитое стекло, и снег ворвался в столовую с новой силой.
— Михаил Петрович, — говорил официант, прикрываясь от порывов ветра, — вам лучше подняться к себе.
Но Горохов не слышал. Он вернулся назад — в тот день, когда поставили его сыну страшный диагноз — галюциозная мизонтропия.
Он шел рядом с сыном, а с другой стороны шла Галя. Коля неустанно вертел головой, но не смотрел на родителей.
После развода Коля возненавидел весь мир и укрылся в своем мире, о котором мог рассказывать часами, но стоило слушателю проявить невнимание, и собеседник становился врагом. Так в пять лет сын, говоривший с раннего детства, совершенно замолчал.
Родителям не удалось вернуть Колю в реальный мир, даже фальшивыми отношениями. Как ни старались бывшие муж и жена показаться перед сыном преданными родителями, он не возвращался в мир однажды разорванный, как пуховое одеяло.
— Михаил Петрович, — повторил официант, — вам лучше подняться к себе. Горячий чай принесут в номер.
Горохов кинул взгляд на настойчивого официанта и только сейчас заметил, что вокруг намело приличные сугробы. Бархатная жилетка работника отеля ощетинилась колючими морозными иглами, да и свитер Михаила стал похож на ледяную кольчугу.
— Да, да, — согласился Горохов и поднявшись побрел в холл.
Ступив на лохматые ступени Михаил ощутил движение ледяного ветра за спиной и подумал, что мастерам все еще не удается усмирить вьюгу в столовой, но машинально обернулся и застыл на месте.
Перед дверями стояли его бывшая жена и сын.
— Ты? — в один голос спросили бывшие супруги друг друга.
— Ты должна быть в Индонезии! — закричал Михаил.
— Ты зачем сюда приехал? — возмутилась Галина.
— Что на тебе надето? В чем сын? — кричал Михаил так и не определившись, что его больше не устраивает: предстоящие выходные с Галей или то, что она сэкономила на поездке к морю, хотя он полгода пахал, чтобы отправить сына на море.
— Если ты ходишь в свитере значит и нам надо? — недоумевала Галина.
Михаил судорожно провел рукой по лицу и еще раз всмотрелся в родственников.
Так и есть: жена с чемоданом и дорожной сумкой стоит в летнем сарафане, держит за руку сына в шортах и маечке, к ним подходит белоснежный администратор, что-то говорит и провожает прибывших в сторону новогодней елки.
«Стоп!» — спохватился Михаил. — «А где елка?»
Лохматая ель уменьшилась до размеров комнатного цветка и Горохову казалось, что дерево продолжает усыхать на глазах.
— Администратор! — Позвал Горохов и поспешил спуститься, но тут же возник Карл и сверкая золотыми коронками сказал:
— Михаил Петрович, вы могли простудиться, помогая застеклить столовою. Я провожу вас в номер. Идемте. Вот так. Еще ступенька...
Продолжение http://www.proza.ru/2019/01/23/1920