Книга в жанре американского нуара, криминальный детектив!
Аннотация: Наша жизнь, как известно, игра. Но возможно ли разобраться где в этой игре ложь, а где правда? А если каждый играет по своим правилам? Там, где нет правил, вряд ли может обитать и правда. И если истина отдает только эхом в той самой ночи, сможет ли детектив ее расслышать?
Мы здесь одни. И, кроме наших глаз,
Прикованных друг к другу в полутьме,
Ничто уже не связывает нас.
В зарешеченной наискось тюрьме.
Иосиф Бродский.
Пролог
Чикаго, 1930 год.
Город засыпал, как засыпает уставший после целого дня развлечений счастливый ребенок. Угрюмым эхом раздавались отдаленные раскаты выхлопных труб и сирены спасательных машин, то ли выехавших тушить очередной пожар, то ли спешивших снова спасать жизнь пострадавшему или, возможно, ловить очередного преступника, перебиваемый частыми настойчивыми сигналами вымотанных за день водителей, застрявших в пробке, из-за перекрывших неспешное движение немногочисленных машин, копов. "Опять?! И снова в конце дня! Они издеваются!?" - скорее всего ворчали водители, стуча натруженными пальцами по кожаным обивкам рулей. Здесь, в спальных районах, почти всегда было тихо. Только неоновые вывески мотелей поблескивали сквозь частый туман и постоянно шуршали, обращая на себя внимание прохожих и зазывая их вместо рекламы. Ах, да, здесь еще были фонари. Конечно, как всегда бывает, здешние жители добивались уличного освещения годами, завещая эту не выполненную миссию, вместе со своими квартирами, детям, а затем и внукам и, возможно, правнукам. Как случилось так, что с освещением все-таки разобрались, до сих пор остается загадкой, но, тем не менее, правдой.
Ночное небо заволокли своим прозрачно-серым покрывалом тучи, оставляя открытым для глаз только круглый яркий шар припудренной луны. Впиваясь в тучи, словно это стоило им титанических усилий, неровным строем, упираясь в горизонт, возвышались трубы многоквартирных домов. Покосившиеся электрические столбы, казалось, были на каждом шагу, беспокоя прохожих своей особой прочностью. Неясные в ночном тумане огоньки квартир, словно сговорившись, стали выключаться один за другим и улица погрузилась в полумрак. Где-то завыла собака, но, не дождавшись ответа, больше не возобновляла попыток. Женщины тоже так делают. И мужчины.
Последний гудок сирены и городские звуки погрузились в окутывающий город туман. Из узкого переулка на более широкую улицу выбежала женщина. Тщательно скрытые широкополой мужской шляпой лицо и волосы, фигуристое бежевое пальто поверх шелкового бордового пеньюара и неверный, сбивчивый стук ее черных бархатных туфелек знаменовали ее присутствие на улице. Ее руки дрожали, сжимая пистолет, а ноги запутывались, подминая под себя роскошный дорогой пеньюар, ползущий за ней по мокрой, неумело асфальтированной дороге, как пожар пробирается по засыхающему лесу. Всеобъемлющий страх объял ее, когда из тихого переулка проскользнуло такси. Ядовитый желтый цвет машины, заставил женщину спрятаться за железную стену мокрого гаража, исчерканного записями и графити красного и черного маркеров. Такси пролетело со скоростью света и скрылось в полумраке сонного района, оставляя за собой загазованный след, словно прося пройти по его следам. Женщина вышла на широкую улицу, трясясь от страха - ей явно было не до распутывания чужих загадок. Дорога здесь была более освещена и погружена в пугающую тишину, но надеяться на полное отсутствие прохожих было глупо. Не видя ничего, за полями шляпы, она вышла на проезжую улицу - безлюдную и мрачную. Остановившись посередине и прислушиваясь к не дружелюбному звуку, она не сразу поняла, что это машина и она несется с бешеной скоростью. Увидев прохожего, водитель резко затормозил, разбивая сонную тишину протяжным визгом машинных шин. Женщина, не смотря на свой явный испуг и на то, что ее глаза на время ослепили противотуманки, заметила, как кисейная занавеска голубовато-белая и закрывающая собой все окно только до подоконника, на первом этаже, любопытно дернулась. И женщина, спеша скрыться, подошла к коричневой машине. Водитель приоткрыл пассажирское окно. От бликов фонаря невозможно было разглядеть его лицо.
- Простите, сэр, вы не могли...
- Садись, милочка.
- О, это ты? Где тебя носило? - голос женщины из робкого превратился в нагловатый.
- Садись быстрее, пока тебя все не узрели, дура! - женщина послушно нырнула во мрак просторной машины.
- Где ты взял эту развалину? - спросила она расправляя оборки пеньюара.
- Взял на прокат, - неохотно бросил мужчина, держась за руль с особой непринужденностью.
- Халат, - сказала женщина и уставилась на водителя. Мужчина недоуменно посмотрел на нее, его рука на руле напряглась:
- Что "халат"? Улика?
- Нет. Этот халат надо сжечь, - сказала пассажирка, указывая на свой бордовый пеньюар.
- Да не парься, гонзэс, все сделаем. ("goonzesse" - "девка"- франц. сленг).
- Я надеюсь, на тебя можно положиться, - пробурчала женщина, явно не понимая значения французского слова, но интуитивно различая, что это явно что-то не очень лестное.
- Конечно, дорогая, ради тебя я готов на все, - насмешливо проронил водитель и уставился на проезжую дорогу, освещенную рядами желтых фонарей.
Город спал и ему снились черные сны, раздающиеся эхом в тишине этой ночи.
Глава 1
Пахло зажженными спичками. Бар под незамысловатым названием "Бар", был расположен в ничем не отличающемся от других, чикагском закоулке. Небо затянули тяжелые серо-голубые тучи, давя на жителей Чикаго своей необузданной массивностью. Снова шумели сирены, тяжкие и протяжные залпы автобусных сигналов, звучащие как гнусавые песни слонов. Все городские звуки тонули за поворотом, который вел в "Бар".
У этого заведения имелся только черный вход, который был обозначен как главный яркой желтой неоновый вывеской, вертикально прикрепленной к кирпичной стене здания. Бар находился на первом этаже высоченных многоквартирных домов. В квартирах горел свет, приглушенный надменно и безоговорочно задвинутыми шторами наподобие жалюзи. Помои расположенных напротив "Бара" огромных железных мусорных баков смешались с лужами неизвестно откуда взявшейся воды. Мощеный тротуар, выложенный предусмотрительным владельцем "Бара" был чище асфальта уложенного государством для машин, но не менее прочен. Щиток с электричеством был закрыт непрочно - кто-то явно недавно своровал пробки, оставив весь дом без света. Но кто-то один, которому нужно больше всех, как всегда бывает, спас целых десять этажей от прозябания в вечерней темноте и восполнил потерю из своего скудного кошелька. И, как всегда должно быть, его за это никто не поблагодарил. Возможно даже и не заметил подмены.
Становилось темно. В баре было не многолюдно, по крайней мере, насколько можно было увидеть в полумраке его освещения. У большого окна, выходящего на ожидающий дождя осенний Чикаго, сидела ОНА. Волосы цвета дикой сливы неспешной, ленивой волной вились, водопадом брызгая на полные, чувственные плечи. Фигура, словно изящный бокал - никому не приходилось сомневаться, что ее параметры совпадают с желанными стандартами. Дуги темных бровей, всегда немного приподнятых, словно в удивлении над раскосыми, сужающимися к вискам черными глазами, как цвет ее платья, как омут, как пустота... О эти глаза, всегда немного полуопущенные, лукавые, ленивые, смакующие каждый момент. И тут совсем уже не важно какой длины были ее накладные ресницы. У нее большой чувственный рот, всегда полу-улыбающийся, такой же сладко-горькой улыбкой, балансирующей на двух гранях, как заказанный ею эспрессо. Кисло-горький... Простое платье на бретельках, обтягивая всю ее безупречную фигуру, шло до колен. Сняв надоевшие каблуки она сидела, глядя в окно, пока ее причудливая широкополая шляпа с огромным изумрудным пером покоилась подле нее на сидении, обитом бордовым плюшем. Из пустоты бара возле нее появился высокий смуглый мужчина с большими, выразительными чертами лица. В его черных глазах плясала хищная улыбка, но губы оставались неподвижны. Умудренный опытом - его морщинки у губ говорили за него о прожитой им тяжелой жизни.
- Ну и? - спросил он женщину, явно не собиравшуюся отвечать. Он стоял безупречный, подтянутый в коричневом в черную полосочку костюме, засунув руки в карманы брюк. - Ой, Агата, не раздувай трагедии. Да, я опоздал, ну и подумаешь!
Агата молчала, настойчиво отвернувшись к окну.
- Хорошо. Дорогая Агата Кэмпбелл Вашингтон, прошу простить меня, Теодора Марша, за не вписывающееся в ваш график опоздание в, - он посмотрел на свои наручные часы, - десять минут двадцать пять секунд.
Агата повернулась к нему и очаровательно улыбнувшись поднялась из-за стола. Он почувствовал исходящий от нее аромат розы и герани - ненавязчивый, успокаивающий, опьяняющий.
- Рада тебя видеть, Марш, - улыбалась она протягивая для поцелуя руку, затянутую в черную, надушенную перчатку до локтей.
- Моя красавица, не могу на тебя насмотреться, - сказал он потирая руки и усаживаясь за стол напротив нее.
- Тогда можешь не смотреть, ты женат.
- А кто сказал, что это комплимент? Опять ты носишь этот корсет? Черт побери, сейчас не восемнадцатый век, Агата! - Теодор состроил трагическую гримасу.
- Не занудничай, Марш. Терпеть не могу это в тебе.
- Ты - единственный человек, который воспринимает мой юмор таким нетривиальным образом.
- Но еще больше я ненавижу, когда ты корчишь из себя зазнайку и разбрасываешься умными словечками.
- Мне лучше помолчать?
- Да, пожалуй, - Агата сделала глоток своего кофе.
- Не дождалась меня и все же сделала заказ?
- Марш, у меня вдвое больше денег, чем у тебя, - Агата снова поднесла белоснежный стаканчик кофе к накрашенным темным, мистическим, глянцевым цветом сливовой помады, полным губам. Эта женщина все делала лениво и плавно, растягивая действия, слова и нервы.
- Расчетливая Агата, - разочарованно протянул Теодор и откинулся на спинку стула, - ты подлая, моя дорогая.
- Все мы такие, - небрежно бросила Агата, отворачиваясь к окну. Первые капли дождя тяжело разбились о землю и жестокими серебристыми проволоками, подгоняемые порывами ветра, застучали по начищенному окну, - если снимем маски, обнажим свою алчную душу.
Эти слова прозвучали грустно и до боли реалистично. Да, это был недостаток Агаты - ее реализм. Слишком уж ее внешность шла вразрез с ее душой. Тео устало выдохнул, словно настраиваясь, как радио, на другую волну. Когда Агата начинала говорить о жизни, ее было не остановить. Его тоже. Слишком уж тяжелую жизнь им пришлось прожить. Вот и привела их эта жизнь в бездну американского общества, где нужда побеждала мораль. Где общество, дорвавшееся до благ, уничтожало само себя. Где все гнило изнутри, прячась под красивой глянцевой обложкой. Но если ты не такой, как все это общество - тебе не выжить. Выжить - это единственная цель современных американцев.
- Знаешь что? - начал Тео, словно отец, уговаривающий ребенка пойти спать, вместо лишнего часика, который тот хотел провести за игрушками. - Знаешь почему я опоздал?
Агата посмотрела на Теодора вздернув правую бровь, отчего она стала похожа на полумесяц еще отчетливее, чем обычно. Но ничего не сказала.
- Я подумал о тебе. О твоих глазах. И, в общем, вот что. - Тео вытащил из кармана брюк бархатную красную коробочку. Открыв ее и дав некоторое время Агате полюбоваться, он аккуратно взял из обитой белым атласом подушечки золотое кольцо с черным камнем, огромным до неприличия. Агата удивленно раскрыла глаза и вопросительно взглянула на Тео, вытаскивая указательный палец из ручки стаканчика с кофе, поставленного на белоснежную маленькую тарелочку.
- Это агат, - сказал Тео, ожидая, пока Агата стягивала перчатку со своей левой руки. Он взял ее нежную руку в свою. На ее длинных пальцах пианистки с коротко остриженными, удлиненными по своей природной форме, ногтями, наманикюренными красным лаком, не было ни одного кольца, кроме золотого обручального, на безымянном. Тео на него даже не посмотрел. Он надел на ее указательный палец золотое кольцо с агатом и поцеловал ее руку, так нежно и трепетно, словно бы боясь спугнуть бабочку с необычными и ценными крыльями.
- Только ты, Марш, можешь еще меня удивить, - выдохнула Агата, любуясь камнем на своем пальчике.
- Видимо муж не дарит тебе такие подарки? Что, ошиблась, когда замуж выходила? - колко заметил Тео ухмыльнувшись.
- Данни не тот, за кого себя выдавал, не спорю. Но он обеспечил меня деньгами, сделал меня звездой, - иронично и слишком наигранно сказала Агата.
- Ты сама себя сделала, Агата. Перестань делать причастными к этому делу кого угодно, только не себя.
- Я просто пытаюсь его полюбить. Но... я его ненавижу.
- Почему? Он что, снова тебя бьет? - Тео встревожился и облокотился локтями о стол.
- Бывает. Но я сейчас с ним не живу. Я в мотеле.
- В мотеле, черт возьми? Зачем?
- Ненавижу его, Марш. Этот придурок совсем сошел с ума. Прошу, не спрашивай меня, не хочу еще тебя впутывать в его дела.
- Придется, милая, придется... Ой, Агата, что же ты со мной делаешь? - Тео взял руку Агаты - ту, куда надел кольцо и, отвернув от себя тыльную сторону ладони, он впился долгим поцелуем в ее запястье. - Почему бы тебе не остаться у нас? Эйко любит гостей.
- Ты так редко рассказываешь о своей жене... Почему ты на ней женился? - Агата, казалось, впервые за весь их разговор действительно заинтересовалась. Но не им, а его женой. Тео хотел было что-то сказать, но несколько секунд смотря ей прямо в глаза, выдохнул улыбнувшись:
- Черти попутали.
- Ты никогда не бываешь серьезным. Даже в выборе жены. Эйко прекрасная женщина. Скромная, в отличии от меня.
- Да ты в детстве даже у продавца хлеба не могла купить, постоянно меня просила.
- Но... - Агата оборвалась. Она хотела сказать "у меня больше никого не было", но предугадав какой вопрос за этим последует, передумала. Да, эта женщина была особой дальновидной и определенно сделала бы карьеру в бизнесе. Если бы туда допускали женщин. Но она всего лишь певица. Но сейчас ее эпоха - эпоха джаза. Ее и его, Теодора Марша, ее детдомовского друга, ее альт-саксофониста. Так странно, что они не поженились. Просто выросли, как брат и сестра. Хотя, это вполне обычно - не загорелась их искра. Перегорело.
- Так, что Агги, согласна ты?
- На что? - опомнилась Агата от своих мрачных мыслей. Она была никем. Марш прав, она сама себя слепила. Сама создала этот образ. Образ роковой леди - алчной, коварной, лицемерной. Сама создала образ и сама им стала. Ее жизнь, как сценарий для книги ужасов. Это теплое ее детское прозвище "Агги". "Агги" . "Агата" - и сердца миллионов стучали быстрее. "Агги" - и стучали их с Тео сердца. Ах, детство. Каким бы тяжелым оно ни было, его не вернуть уже никогда.
- Согласна пожить у нас с Эйко? - усмехнулся Тео и добавил примирительно: - У нас есть кошка.
- Эйко сама, как кошка, - тепло улыбнулась Агата. - Да, я согласна. У вас так тепло и уютно, как и должно быть дома...
- В квартире, - поправил Тео, внимательно следя за Агатой.
- Я позвала тебя, чтобы поговорить о концерте, но настроение уже не то. Слишком грустно, - разочарованно протянула она и откинулась на спинку стула.
- Ну, это можно легко исправить! - сказал Тео радостно. - А этот концерт в "Чикаго" поставит Мортимер. Этот твой агент собирается, кажется, продвинуть тебя в Голливуд.
- Какой Голливуд, Марш, не смеши меня! Сейчас совсем не те времена.
- Раньше Великая депрессия тебя так не пугала.
- Она мне и сейчас не страшна, пока деньги Данни - мои деньги.
- Хорошо. Ну, раз ты согласна, позволь, - Тео протянул ей свою руку, помогая встать.
Они поднялись из-за стола. Он бросил смятые доллары возле опустошенного стакана эспрессо на деревянный столик у окна. Чаевые и, конечно же, сама плата. Агата все равно никогда бы не заплатила. Никогда.
Парочка удалилась, хлопнув дверью. Дождь еще моросил, все так же шумели сигналы автобусов, басовитые голоса прохожих - грудные и гортанные, цокот женских каблуков - высоких и не очень. Люди идут с работы, держа в руках свои папки и сумки из магазина. Огни в окнах квартир, просачивающиеся сквозь щели в жалюзи. Протяжные счастливые "Goodby-y-y-e!" и уставшие радостные взгляды, возвещающие о конце рабочего дня. Мужчина и женщина под кофейным зонтом, достаточно просторным, чтобы вместить их обоих. Она - в черном плаще и на высоченных каблуках, все равно недостовавшая до его роста. И он - в пиджаке и лакированных бордовых туфлях с резной подошвой, подобранными под цвет галстука. Мода, шум, люди. Все это и есть жизнь. Все это и есть жизнь?
Глава 2
" Знай, что моя песенка до конца не спета.
Пускай завидуют все! С ней я объезжу полсвета!"
Пела Агата написанную Теодором французскую песенку. С самого детства они хотели быть французами, но судьба их обошла - он так и остался греком, а она - беспросветной американкой. Пела она везде, начиная от засоренных переулков и чикагских театров, заканчивая выездными концертами на дому у аристократов. Жизнь была хорошая - джаз слушали везде, везде его пели. Но только дома Агата не пела - Дамиан Вашингтон, ее муж, терпеть не мог абсолютно никакую музыку кроме классики. Все остальное он называл вульгарным и присваивал свой любимый титул "долго не протянет", который он применял попеременно то к людям, то к предметам неодушевленным. И всегда его "пророчества" исполнялись, точнее он сам их исполнял.
Сегодня в "Чикаго" было душно. Переполненный зал то и дело взрывался овациями, когда Агата заканчивала свои песни. В платье в пол, покрытом переливающимися темно-фиолетовыми пайетками, она была чудесна. Люди сейчас хотели слушать музыку, хотели пить и курить, тратя последние деньги, потому что им срочно нужно было забыть о кризисе, владельцы театров и кабаре знали это и пользовались. Знала и Агата. Но она понимала, что таким способом ты можешь забыть о проблеме, но уж точно ее не решишь. Это было слышно в ее голосе - как будто она переживала, горько-обреченно и упоительно-сладко о чем-то никому непонятном, но в то же время таком знакомом всем собравшимся в зале.
Люди осуждали певиц за их распутный образ жизни, за их продажность, алчность и расточительность, когда другие живут в нищете. Но слушали их песни. В этой жизни совсем нет логических цепочек и состыковок. Она состоит из разительных противоречий.
Концерт закончился, Агата печально улыбнулась и, не сказав ни слова, удалилась в глубину кулис. Зал встал, погружая сознание Агаты в резкий, взрывной шум хвалебных аплодисментов. У нее не было таланта и об этом знали все. Но была у нее такая красивая манера подать себя, после которой у людей не оставалось сомнений в ее исключительности. Они, конечно, думали, наивные, что это дар природы. Но природа не дает таких бесполезных даров - их создают люди. Так и Агата создала для себя образ дивы. Все время с кем-то, все время занята, все время роскошна. Но кто знал ее настоящей? Знала ли она сама себя? И была ли она хоть когда-нибудь настоящей? Ответ тонул в овациях зала. Мучительное чувство, что что-то очень важное ускользает от нее, заставило ее издать непонятный истеричный рев, словно желая заткнуть всех, кто аплодировал ей там, в зале театра. Сила мысли или просто стечение обстоятельств, но зал действительно замолчал. Все погрузилось в тишину и Агата, уже более спокойно, пошла по темному коридору в свою гримерку.
"Агата Стар" - гласила вывеска на перекрашенной в белый цвет деревянной двери. Агата открыла ее, дверь скрипнула, неумело протягивая одну и ту же ноту и перед певицей открылась удивительная картина. У зеркала, усыпанного со всех сторон встроенными лампочками, сидел Адам Твайс, старый друг Дамиана, который во времена, когда он работал в полиции, вытаскивал ее мужа из переделок. Рыжая девушка, тощая до неприличия, с острыми плечами и локтями, с длинными худыми ногами и неприветливыми чертами лица, сидела облокотившись о ее трюмо для грима. Завитые терракотовые волосы спускались ниже плеч, до выступающих лопаток. Девушка была одета в длинное золотое платье, не доходящее до коричневых бархатных туфелек на каблуке, сверху обтянутое черным шифоном, на котором тут и там виднелись бантики черного бархата. Адам был как всегда - одет, словно только что вылез из свалки. Небрежная белая блузка, явно купленная им только перед выходом (он имел обыкновение надевать вещи один раз и после - сразу их выкидывать, покупая новые), уже смялась под ангоровым пальто с выразительным геометрическим швом. Усы и борода из его седеющих волос как-то удивительно органично смотрелись на его грубоватом лице, что их можно было даже и не заметить. Волосы, правда, у него всегда были зачесаны бриолином. Розоватый шрам рассекал его бледную кожу вдоль левого, янтарного, почти желтого, глаза и более маленький шрам шел поперек лба. Увидев ее, оба мило беседующих собеседника, повернулись.
- Здравствуйте, мисс Стар. Ваш прелестный голос был слышен даже здесь. Вы были великолепны, как всегда, Агата, - сказал Твайс и подал ей руку для рукопожатия.
- Спасибо, Адам, - Агата пожала ему руку, глядя на девушку. Неужели Адам образумился и решил жениться?
- У вас такое красивое кольцо. Вероятно, Дамиан подарил? - сказал Твайс, разглядывая кольцо с черным агатом.
- Нет, не он, - сказала Агата и вытянула руку из его руки. Прикосновения этого скользкого типа были ей неприятны. Его янтарные глаза заискивающе взглянули на нее, но ничего не прочтя у нее в лице, Твайс опустился обратно на хлипкое кресло у трюмо.
- Жаль, - сказал он и выражение его лица стало грустным. Усилием бровей он открыл глаза и впился взглядом в спину Агаты, отвернувшейся к окну. Тривиальный пейзаж окон соседнего здания, отражающих в своей поверхности здание театра "Чикаго" был определенно лучше для нее, чем внимательные глаза бывшего копа. - Мисс Стар, простите, что именно я сообщаю вам эту новость, на это есть свои причины, но вчера ваш муж, миллиардер Дамиан Вашингтон, был убит выстрелом в сердце.
Агата только чуть повернула голову в сторону своих посетителей, как будто прислушивалась к словам Твайса. Его голос звучал печально, сразу было понятно, каких усилий ему стоило сообщить о смерти близкого друга. Он часто дышал. А она... Агата надменно усмехнулась, все еще не поворачиваясь к посетителям лицом. Холодная, презрительная, печальная усмешка тронула ее пухлые губы, накрашенные все той же мистической глянцевой помадой. Нужно изобразить хоть что-то, иначе ей несдобровать. Она вспомнила, как в детском доме ее избили за украденный ею хлеб и слезы не заставили себя ждать. Каждый раз, как она это вспоминала, ее охватывал приступ ужаса и истерики. Ее рыдания набирали силу - теперь вся она содрогалась, постепенно скатываясь на пол.
- Не-е-ет, - скулила она, - нет...
- Миссис Вашингтон, прошу успокойтесь. Эми, воды. Налей воды.
Тощая рыжая девушка была очень проворная и шустрая. Через пять минут она уже стояла у Агаты, скорчившейся у батареи и вливала ей в рот воду, налитую из красивого хрустального графина. Агату усадили на софу зеленого бархата. Она полулежала на ее мягких подушках, а слезы ее душили. Спасти ее может только "Мальборо". Она потянулась на трюмо, взяла пачку сигарет и зажгла позолоченной зажигалкой белоснежный сверток.
- Вам можно курить, мисс? У вас не пропадет голос? - спросила тощая рыжая девушка.
- Эмилия... - тронул ее за руку Адам.
- Да, Эмилья, заткнись. Тебя никто не спрашивал! - грубо оборвала Агата и затянулась. Девушка не смутилась. "Журналистка," - подумала Агата, следя за красивым сигаретным дымом.
- Простите, мисс, я не представилась. Меня зовут Эмилия Уильямс, но я печатаюсь под псевдонимом Эмилия Сезар.
- Журналистка? - безразлично спросила Агата.
- Да, мисс.
- Американка, грезящая стать француженкой... - горько усмехнулась Агата, отворачиваясь. Кому она это говорила: себе, Эмилии или дыму сигареты? Сложно было понять. Да она и сама не понимала. Это было как-то... Риторически?... Но Эмилия сочла нужным ответить:
- Можно и так сказать.
- А моё настоящее имя Агафья Кэмпбелл, но я предпочитаю его не вспоминать. Теперь я вдова Вашингтон. Эмилья, вы вообще, что здесь делаете?
- Эмилия, мисс, - поправила безразлично тощая рыжая девушка. - Меня отправил журнал "США Ньюс" написать статью о смерти вашего мужа, мисс.
- А ты, Адам, какого черта здесь делаешь?
- Агата, я же теперь частный детектив, коп в отставке. Забыла что ли? Твой муж просил, чтобы в случае его смерти я сам лично провел расследование.
Агата не помнила. Она продолжала курить.
- Ну так проводи, - сказала она, потушив сигарету с отпечатком от ее темной помады, в позолоченной пепельнице.
- Я хочу начать с вопросов о твоем муже.
- Ты знаешь, что я неделю уже живу у Эйко и Тео. Это весь Чикаго знает.
- Знаю. Почему? Почему ты не дома?
- Потому что Данни бил меня.
- И это не новость. Почему именно Марши? Что ты у них забыла?
- Себя. Они мои друзья, моя семья. Ты что еще будешь меня тут осуждать? Какого, Адам, черта ты тут задаешь мне эти вопросы?
- Ты знаешь, что твой муж был мафиози? - спросил Адам.
- Нет, - Агата снова встала с софы и закурила новую сигарету. Было что-то упоительное в этом разрушительном курении.
- А вот я знаю другое. Дамиан говорил, что ты сливаешь ему информацию, - Агата молча курила, отвернувшись к окну. Старый хрыч.
- Было дело, - наконец промолвила она.
- Откуда ты ее брала?
- Фотографировала документы у своих старых, как и ты, поклонников, когда пела у них дома. Если у тебя возникает следующий вопрос, то нет.
- Отлично, хоть что-то, - Адам сделал запись в блокноте . - Ты знала зачем ему это?
- Что я могу понимать в документах, Адам?
- Действительно.
- А ты что ничего не пишешь, Эмилья? - колко заметила Агата, туша сигарету.
- У меня диктофон, - Эмилия указала на стоящий на столе у зеркала массивный аппарат коричневого цвета.
Адам на секунду как-будто потерялся, но записывать не перестал.
- Ты знала, что он нелегально провозил алкоголь?
- Почему нелегально?
- Ты слышала о такой штуке, как Сухой закон?
- Ой, ну и слышала. Ну и? Дамиан и не такое, судя по твоим рассказам, вытворял.
- Да что ты сбиваешь меня с толку? Ты же, плутовка, знала, что этот сукин сын, мафия. Он - их босс.
- Мать у него, как раз таки, чудесная была. Что ты как сплетница старая, Адам? Откуда у тебя такие доводы? Да и потом, это ты знал, что Дамиан - мафиози. Ты сам вытаскивал его из переделок. Вот, оказывается, каких, - Агата повернулась к нему лицом. От ее наглого голоса сводило кулаки. Так бы и сломать ей челюсть.
- Ты, получается, нечестный коп.
- Он мой друг.
- Друг, - Агата кивнула. - А зачем же ты тогда его обзываешь?
- Я и себя обзываю. Не знаю, зачем я ему помогал!
- Э... Эмилья, позвольте узнать, вы все это тоже напечатаете? Мой муж слыл хорошим человеком в Штатах.
- Эмилия, - раздраженно поправила журналистка, доставая из кармана светло-зеленый аппарат. - Нет. Газета сохранит добрую память о мистере Вашингтоне.
- Ну что, господа, продолжим допрос? - спросила Агата и снова закурила.
- Вы нервничаете? - спросил спокойно Адам.
- При виде вас я всегда переживаю. Как школьница на экзамене, - сказала Агата, щелкая зажигалкой около сигареты. Ее голос звучал насмешливо.
- Не заигрывайте со мной.
- Что вы, мистер Твайс. Ты не в моем вкусе!
- А жаль. Ты сейчас слетишь с катушек, дорогая. Звезда твоя сиять точно перестанет. Ну не бывает певичек без денежек. А у тебя их нет.
- Это еще почему? - взволнованно и нагло спросила Агата.
- Дамиан оставил все деньги Дакоте, в своем последнем переделанном завещании, которое ты не видела и не приложила свои чудесные коготки, чтобы его разорвать.
Агата усмехнулась, заслышав последнюю фразу.
- Подонок, - сорвалось у нее. Она затянулась сильнее.
- Или ты хочешь жениться на мистере Теодоре Марше? Он же пишет тебе песенки. Теперь-то, однозначно, денег больше у него.
- Я так низко не опускаюсь.
- Поднимаешь ставки?
- Вдвое.
- Не прогоришь?
- Нет. В худшем случае меня посадят.
- Не боишься?
- Чего? Ты что думаешь, дорогой, я обошла это место стороной?
- Ты сидела? - удивился Адам.
- Да, хваленый коп. Как ты не догадался вытрясти из моего прошлого полную информацию?
- Там нет такой информации.
- Значит все-таки готовился. Хочешь меня посадить?
- За что?
- Ну... К чему ты клонишь весь этот разговор?
- Миссис Вашингтон, вы забываетесь. Разговор записывают на диктофон.
- Отлично. Надеюсь, Эмилья, вы еще не выключили его. Это вы себя компрометируете, мистер Твайс.
- Думаешь, ты меня знаешь?
- Да. Хочешь побыстрее от дела отвертеться.
- Может отойдем от личностей, мисс Стар?
- Что ж, давайте, мистер Твайс.
- Так вы сидели в тюрьме? - спросил частный детектив.
- Что, простите?
- Вы сидели в тюрьме?
- У меня плохо с памятью, я забыла.
- Вопрос или прошлое?
- И то, и другое.
- Мерзавка. Я говорил Дамиану, что тебе от него нужны только деньги.
Агата гордо подняла голову, глядя на краснеющее от гнева лицо детектива.
- А ты еще и смутьян! - удивленно воскликнула она.
- Я говорил, что ты алчная певичка. Что у тебя таких, как он - миллион.
- Не преувеличивай, математик.
- А он все таки бросил Софрину, эту его чудесную первую жену.
- Слабохарактерную.
- На чужом несчастье, счастья не построишь!
- А ты видишь, чтобы его денежки были у меня в руках? Нет, они утекли к его дочке. Так что, мимо истины, детка, мимо истины.
- Агата, ты еще допляшешься! Посмотрим, как ты запоешь, когда останешься на улице.
- Наивный. Я все так же буду петь, только в Голливуде. "Знай, что моя песенка до конца не спета. Пускай завидуют все! Я с ней объезжу полсвета!"
Агата захлопнула дверь, выпроводив детектива и журналистку. Она присела на край софы и зарыдала. Обреченно, безутешно, тоскливо. Этот идиот Дамиан оставил свои деньги этой мерзкой Дакоте! И зачем тогда она все это провернула? Денег нет. Их больше нет! Чтобы сохранить карьеру, остается только одно - выйти замуж за богача. Да, у Адама правда много денег. Но откуда? Дамиан тоже ведь в долгу не оставался, платил ему за помощь. А что ей? Теперь уже ничего. Конец всему. Конец. Конечно, она жалела Софрину и винила себя. Но Софрина слишком добрая для такого подонка, как Данни! А то что она до сих пор не отошла после развода, спустя пять лет, ей чести явно не делает.
Твайс шел широко шагая, полы его пальто развивались от его быстрой ходьбы. За ним мельтешила Эми, пытаясь спасти свое платье от луж, в красивой бежевой накидке отделанной мехом, от Жана Пату (Жан Пату (Jean Patou) 1887-1936 - известный модельер и дизайнер). Большая толпа людей переходила дорогу, пожалуй даже слишком большая для пяти часов утра. Они, вероятно, расходились после концерта Агаты, начавшегося в четыре. Возле театра, из которого они вышли, с обеих сторон которого возвышались многоэтажные офисы, машин было мало. Только желтые такси мелькали, пытаясь подзаработать. "Почему так рано?" "У Агаты плотный график. Только утром нам удалось ее заманить к себе." Сплошная ложь на каждом шагу. Как будто кто-то подстраивается под график артистов. Если этого не сделают сами артисты, они будут прозябать в грязных барах всю жизнь.
- Мистер Твайс, у вас есть предположения об убийце? - спросила Эми, подавая ему фетровую шляпу, которую он забыл впопыхах взять из гримерки Агаты.
- Нет, - признался он.
- А у меня есть. - сказал Эми, надевая бежевую шапочку с мехом, подобранную под накидку. Адам вопросительно поднял седую бровь. - Я думаю... Нет, я уверенна, что это Агата.
- Почему? - удивился Адам.
- Она вам нравится, поэтому вы не хотите думать, что она на такое способна.
Адам отмахнулся, но Эми продолжала:
- Это она, поверьте мне, я поняла это с первых минут. Женская интуиция - сильное оружие. Это подлая женщина.
- Да, и что? Интуиция! Хех... Интуиция... Факты нужны, милочка, только голые факты.
- И факты тоже есть, мистер Твайс!
- Какие?
- Агата хотела денег. Она и сама это признает, как я поняла. Вышла она замуж за мистера Вашингтона, в надежде получить потом раздел имущества, то есть развестись с ним. Он ее продвинул по карьерной лестнице, а потом... Она подумала, что пора его развести на деньги. И... Но... Но мистер Вашингтон не давал ей развод. Тогда она все обдумала и ушла к своему любовнику этому, как его... Теодору Маршу.
- Но у него же жена.
- Жена у него такая же, как Софрина Дамайон Вашингтон: милая, добрая, ласковая.
- Актриса.
- Пусть. И среди воров бывают добрые люди. Она ведь играет в "Чикаго", а не где попало, не где придется, как эта Агата.
- Ну и что дальше? Я должен знать разные версии.
- Ах да, и потом она, Агата, вместе с Теодором совершили убийство.
- Сговорились?
- Ага!
Детектив остановился, задумавшись. Версия стоит того, чтобы быть обдуманной. Нужно еще раз вызвать эксперта-криминалиста на место происшествия. Все проверить, улики и так далее. Да, было тяжело Адаму признать, что в распутывании он пока не так силен, как женщины. Им, по крайней мере, это было заложено природой.
Глава 3
- Ну как она, Тео? - спросила Эйко, когда ее муж выходил из комнаты Агаты. В запахнутом красном халате, в мягких домашних тапочках, Эйко все равно выглядела так, словно она на сцене. Когда-то прямые черные волосы, отливающие на свету насыщенным синим, были теперь обесцвечены пергидролем и уложены перманентной завивкой по последней моде. Но Эйко шли абсолютно любые эксперименты с прической. Ее темные глаза, такие глубокие и понимающие, были сегодня полны тревоги. В руках она держала кружку чая. Теодору нравилось, когда Эйко была такая - домашняя.
- Рыдает. Но все равно красивая, - грустно улыбнулся Тео и взял из рук жены теплую кружку.
- Ну, это понятно, - Эйко понимающе улыбнулась, - она же артистка. А это наш долг - быть красивыми всегда.
- Ладно, пошли ты накормишь меня ужином. Я так устал. Без Агаты работать очень сложно. Некому снарядить меня бодростью. И потом, она же моя визитная карточка - меня ждут только с ней, а без нее...
Тео шел за женой, плывущей походкой передвигающейся по длинным коридором их просторной, но уютной квартиры. Да, определенно у его жены есть чувство стиля, ведь она так красиво и умело обставила квартиру в голубовато-бежевых тонах, что она действительно превратилась из серой берлоги холостяка в теплый домашний очаг. Многие говорили Теодору, что о такой жене, как Эйко Юки, японо-кореянке, приехавшей в Америку испытать судьбу, можно только мечтать. И это, разумеется, правда, но...
- Тео, ты потеряешь работу? - спросила взволнованно Эйко, ставя серебристый чайник на газовую плиту.
- Нет, конечно. С чего ты взяла? - Тео обнял жену сзади. От нее исходил спокойный слабый аромат ирисов. Нет, определенно розы и герань ему нравятся больше. Но где он их унюхал? Ах, да...
- Дамиан умер, а Агги, бедняжка, так переживает... Если она не выйдет больше на сцену, у тебя больше не будет "визитной карточки"?
- Ну, не воспринимай все так буквально. Сейчас есть масса работы для хороших музыкантов, а я думаю, что я определенно неплох в этом деле. В самом крайнем случае, можно устроиться репетитором...
- Ну да, ты прав.
- А как твоя работа, Эйко? - сказал Тео, доставая из холодильника пирожные.
- Хорошо, наверное. Мне дали роль гейши в "Танцующей с зонтами".
- Опять главная?
- Да, разумеется. С тех пор, как Аделаида Валуа, ну ты помнишь, наша ведущая актриса, умерла, меня хотят сделать ведущей актрисой.
- Помниться, ее убили?
- Да... Следователь сказал, как-то стреляли... забыла... А, на поражение.
Тео вздохнул. Да, беззаконие процветает. Такие времена, как время Сухого закона не обходятся без участия мафиози. Он достал пирожное из пластиковой упаковки и откусил, смакуя вкусную начинку с безе, орешками и слоеным тестом.
- Ты не хочешь макароны, Тео?
- Нет, я перекусил у "Бена".
- А, ну ладно. Может Агги что-нибудь отнести?
- Не знаю, спроси у нее.
Эйко послушно удалилась, оставив Тео наедине с трещащей лампочкой, разливающей на кухни свой желтый теплый свет. В окне, чуть задернутой бежевыми жалюзи, виднелась только пустота. Тео встал из-за барной стойки и открыл окно. На улице было тихо. Вдалеке раздавался шум дорожного движения - дыхание города. В соседнем доме напротив кое-где в окнах горел свет. Вон мужик в труселях курит на балконе, думая что никто его не видит. Девушка в соседней квартире сидит на диване под абажуром небольшой лампы и читает книгу, полностью погруженная в захватывающий сюжет. Женщина сидит на кухне, где стены отделаны белыми небольшими плитками кафеля. Она пьет кофе, безразлично глядя в пустоту. Откуда-то снизу раздается навязчивая мелодия мрачного джаза. Это опять уличные музыканты собрались, поймав единое настроение. Порывы теплого ветра, такие в меру сладкие, полу свежие, приносили с собой из парка, что расположен недалеко, ароматы увядающей листвы. Тео достал из кармана брюк потрепанную пачку сигарет и придвинул с конца подоконника черную пепельницу из поддельного мрамора. Он закурил, облокотившись локтями о узкий подоконник. Сигаретный дым проникал ему в легкие, насыщая его некой печальной энергией. Тео достал из кармана какую-то цепочку с круглым золотым кулоном. Он открыл кулон и несколько минут не затягивался, пристально всматриваясь в маленькую фотографию, помещенную в него. Агата. Черные, ясные, влажные глаза молодой девушки глядели на него с неподдельной искренностью и мольбой. Смотрели так, как больше уже никогда не посмотрят. С тех пор многое изменилось и когда он не смог ей помочь, она изменилась и помогла ему. Они жили так всю жизнь: помогая друг другу, выручая из бед. Нет, он все сделал правильно. Он никому не позволит ее обижать. На кухню пришла Эйко и Тео засунул медальон обратно в карман стараясь сделать это как можно более незаметно и естественно.
- Агата попросила снотворное. Сказала, что не может уснуть. - сказала Эйко и потянулась на верхнюю тумбочку, прикрепленную над плитой, доставая банку с таблетками.
- Смотри, чтобы она все не выпила, - сказал Тео безразлично. Он снова курил, выпуская живописные резные клубы дыма.
- Конечно, мы там прочтем дозировку. Агата сильная, дорогой, она не станет... - и Эйко вышла, налив воды в стакан.
Для Агаты еще не все кончено. Она может пойти работать в какую-нибудь забегаловку, на худой конец. Без работы ее не оставят. Или... Тео снова отогнал мысль, которая маячила перед ним с того самого дня, как стало известно о смерти Дамиана. Тео потушил окурок, достав новую сигарету с потрепанным, за время проведенное в его кармане, кончиком. Огни в соседнем доме начинали постепенно гаснуть. Мужик зашел с балкона, громко хлопнув деревянной дверью, так что стекло на ней задребезжало. Девушка уже дочитывала книгу, прикусив один палец и нахмурив брови. Бабуля вышла на балкон. Она вытащила сигарету и села на заранее приготовленный для этого стул, положив руку со горящим кончиком сигареты на деревянные перила балкона. Певцы ушли. Видимо владелец соседнего кафе услышал их мелодии и решил пригласить поиграть к себе, в надежде навариться. Он-то пока еще не знает, что они тоже согласились поиграть у него в кафе с такой же целью. Женщина все так же пила кофе, глядя в пустоту. Тео потушил окурок и снова прикурил. Теперь сигаретный дым тонул в ночной мгле.
- Милый, я пошла спать, - сказала Эйко и выключила у него на кухне свет. Тео промолчал. Он часто, слишком часто погружался в себя рядом с женой и она так и не дожидалась ответа. Он не любил оставлять последнее слово за собой, конечно, из суеверных соображений. Он не любил стереотипов, но все время им следовал. Он любил Агату и ничего ей не говорил.
Докурив сигарету, Тео неслышно закрыл окно и пошел в спальню. Но, проходя мимо комнаты Агаты, не удержался. Он постучал. Ответа не последовало. Он постучал снова - аккуратно, чтобы не разбудить жену. Ответа нет. Таблетки! Тео открыл дверь. В черном атласном халате она лежала на узкой кровати. Сигарета дымилась в пепельнице. Аромат розы и герани был разлит в ее комнате. Тео приблизился к ней. Закрытые глаза, бледность, оттеняемая темнотой волос цвета спелой сливы. Тео наклонился к ней и притронулся легким поцелуем к холодной щеке. Холодной щеке! Тео взял ее за плечи и как следует тряхнул. Никаких признаков жизни, только огромные белые жемчужины колыхнулись у нее в ушах и затряслось жемчужное ожерелье на округлой шее.
- Эйко! - крикнул Теодор. - Эйко! Иди сюда, Эйко!
В комнату вбежала лохматая жена. Она остановилась в дверях. Ее смуглое лицо мгновенно побелело. Испуг, страх и ужас отразились в ее темных глазах. Она схватилась за косяк.
- Эйко, вызови, вызови скорую. Скорее!
На полу около кровати лежала рассыпанная банка с таблетками. Безжизненная рука Агаты. Ее рука, чья бледность подчеркнута подаренным им золотым кольцом с черным агатом. Нет, Господи, только не Агата! Нет! Было слышно, как Эйко бегает по квартире, ища бежевый телефон. Когда Эйко говорит по телефону со своими коллегами по работе, она постоянно куда-то уносит его. Тео понял, что жена дрожащими пальцами набирает номер - было слышно, как неуверенно, но быстро, трещит колесо набора. Ой, Эйко успей! Он возненавидит весь мир, если с Агатой что-то случиться. Как в тумане он помнил потом как услышал спасательную сирену. В двери раздался звонок. Тучный фельдшер принес носилки...
Глава 4
Агата выжила. Теодор и Эйко целую ночь просидели в приемной, ожидая результатов. Агате сделали промывание. Врач был просто в ярости - сказал, что снотворное очень сильное и вместо двух нужно было дать всего половинку. Отчитал их обоих за невнимательность и удалился, сказав, что к Агате еще нельзя. Теодор хотел было пойти за сигаретами, но Эйко расплакалась так, что ей пришлось давать успокоительное. Бедная, винила во всем себя. Теодор прекрасно понимал, что в его словах слышна фальшь, что он не может утешить жену. Но он ничего не мог с собой поделать - он думал только о том, что Агата жива. Он не винил жену за то, что она не уследила за Агатой. Просто Эйко не такая, она не такая отчаянная, она постоянная. Она даже не подозревает, что в людях есть зло. Но ее видеть сейчас он не хотел. Не хотел расстраивать ее своим безразличием и не хотел прыгать до потолка от счастья при ней. Поэтому при удобном случае он сбежал в магазинах за сигаретами.
На улице шел дождь. Холодные, жалящие капли били его по голове, стекая по волосам на лицо. Как же он счастлив! Он поднял глаза на небо, благодаря Бога, в которого он никогда раньше не верил. Нет, определенно, Он существует. Не в силах сдержать счастливую улыбку, Тео улыбнулся - весело, задорно, всем сердцем. Он забыл снять медицинский халат. Он был в том, в чем пришел вчера с работы - бордовые штаны со стрелками и рубашка с коричневым галстуком под цвет туфлей. Четыре часа утра. Город спит. Горят городские огни и телепаются сонные таксисты. Он счастлив. Он будет счастлив теперь всю оставшуюся жизнь...
Когда Теодор вернулся в больницу и поменял халат, он сразу направился в комнату ожидания. Длинный белый коридор, весь в кафеле, кажется, тоже продезинфекцированном, как и все здесь, в больнице, (иначе как объяснить этот запах?!) вел к операционной и реанимации. Там, у двойных белых тонированных дверей стояли две чугунных скамьи. Эйко разговаривала с каким-то огромным мужчиной в пальто и фетровой шляпе. Она стояла спиной, поэтому можно было видеть только ее халат, надетый поверх наспех натянутых синих брюк и полосатой кофточке с короткими рукавами. Мужчина чуть выше поднял голову и лампочка осветила его бледное лицо с розовеющими шрамами на лбу и вдоль глаза. Это он! Тот, кто довел Агату до такой истерической паники!
- Эйко, не разговаривай с ним, с этим мерзавцем! - сказал Теодор, подходя к жене огромными шагами.
- А вот и мой муж. Теодор, это господин частный детектив...
- Адам Твайс, - подсказал мужчина.
- Господин Твайс, - сказала Эйко приветливо улыбаясь мужу, словно бы радуясь, что он наконец вернулся. Да, он специально тянул время, пока шел сюда. Во-первых потому, что к Агате еще не пускали, а во-вторых - потому что не хотел сидеть с женой. Она все время ждала от него чего-то. Это было в ее взгляде. Но он не мог ей этого дать. И не хотел.
- Что вам нужно? Вы довели Агату до этого! - Теодор с каждым словом повышал свой тон. Как он ненавидит этого придурка!
- Я пришел побеседовать с мисс Стар и с вами, мистер Марш. - спокойно сказал детектив, снимая шляпу.
- О чем? - Теодор упер руки в бока, следя за тем, как Адам что-то вытаскивает из кармана пальто.
- О том, что вы, мистер Марш, соучастник убийства мистера Дамиана Вашингтона. - Адам показал свои документы.
Теодор онемел. Его лицо стало непроницаемым и хладнокровным, а глаза не выражали абсолютно ничего. Только один вопрос оставался не заданным. Эйко округлила глаза, глядя то на Адама, то на Тео. А потом она разрыдалась. Она рыдала взахлеб, кусая ногти. Теодор не обратил на нее никакого внимания, глядя прямо в глаза следившего за его реакцией Адама.
- А убийца? - спросил он. Адам поднял в удивлении бровь. Он не только в расследовании дел уступает женщинам, но и в познаниях чтения по лицу. Никаких результатов, никаких эмоций. Ни-че-го...
- Подозреваемым убийцей мистера Дамиана Вашингтона идет Агафья Кэмпбелл Вашингтон, - сказал детектив таким тоном, как будто это было очевидно с самого первого дня. Теодор чуть шелохнулся вперед, как будто порываясь в драку, но позу не изменил. Он только отвел ничего не выдающие глаза в пол, прикусил губу и потом снова посмотрел на детектива.
- Доказательства? - спросил он.
- Доказательства: на месте преступления обнаружен кусок материи с биркой, сшитой на заказ. Она гласит: "Любимой А. К." ...
- Это могут быть чьи угодно инициалы, - спокойно перебил Теодор.
- Да, но чуть ниже значится: "Вашингтон", а с обратной стороны бирки было написано: "От Данни". Если я не ошибаюсь, то именно так называла своего мужа мисс Стар.
Теодор молчал. Никто не обращал внимания на рыдания и какие-то неразборчивые слова в перерывах между всхлипываниями, которые казались фоном к этой ужасной ситуации.
- Хорошо, но я тут при чем? - Теодор решил идти от обратного. Главное - не выдать эмоции.
- Дело в том, что, простите, миссис Марш, но ваш муж и Агата Стар - любовники.
Эйко закрыла уши, заскулив.
- Я не верю... - прошептала она.
- Но это так. Этому есть всевозможные доказательства. Вы никогда не задумывались над тем, почему ваш муж с ней работает, почему дружит с ней столько лет? А ведь мужская дружба никогда не может обойтись без любви. И, в конце концов, почему ваш муж приютил Агату в вашей квартире? К тому же, им обоим была выгода в убийстве мистера Вашингтона. Агата надеялась получить от него наследство, а Теодор - избавиться от помехи, которая мешает ему любить Агату. Вполне возможно, что следующей жертвой могли быть вы, миссис Марш.
Эйко опустила голову на руки, все еще продолжая скулить. Теодор не шевелился, не менял позы. Ему хотелось заткнуть жене рот. И этому Твайсу тоже.
- Мы с Агатой росли, как друзья с самого детства. Я помогаю ей, потому что когда она вышла замуж за Дамиана Вашингтона, она помогала мне. Но срок нашей взаимной выгоды кончился. Мы не любовники. Почему в нашем мире все воспринимается так превратно?
- Вероятно потому, что так и есть, - безразлично бросил Твайс, глядя за спину Теодора. Тео обернулся, следя за его взглядом. По коридору, направляясь к ним, шел доктор в безупречно белом халате и с колпаком на серебристо-седых волосах.
- Здравствуйте, еще раз, мистер и миссис Марш. Я думаю, что вы можете уже пройти к Агате, - сказал он, подойдя к ним. Но как Тео только собирался открыть двойные двери реанимации, детектив его остановил.
- Док, послушайте. Я частный детектив, расследую убийство Дамиана Вашингтона. Позвольте мне поговорить с Агатой первым? Мне нужно узнать от нее подтверждение моей информации, - сказал Адам протягивая доктору документы.
- Что ж, пожалуйста, - сказал доктор и показал жестом куда войти.
- Спасибо, - и детектив скрылся в дверях реанимации, оставив документы у доктора. Теодор сел около жены. С припухшими от рыданий глазами и красным носом, она абсолютно не была похожа на ту диву, на которой он тогда женился. Ему не удалось сейчас спасти Агату. И пусть, он готов сейчас согласиться с убеждением, что женщины выносливей мужчин и морально, и физически, лишь бы Агате удалось провести этого придурка вокруг пальца. Лишь бы удалось!
Глава 5
Детектив вошел в палату. В сумрачной тишине, освещаемой светом каких-то медицинских аппаратов, слышались писк аппарата, считающего пульс. Ровный, спокойный, упрямо желающий жить. Забьется ли ее сердце быстрее при виде его?
- Доброе утро, Агата, - сказал Адам, усаживаясь на стул возле ее кровати.
На ее белоснежной, бледной, чуть синеватой руке виднелась иголка капельницы. Даже без макияжа она была прекрасна, только темные круги под глазами - то ли фиолетовые, то ли коричневые, - говорили о том, что она только что пришла с того света. Пухлые губы были тоже не совсем понятного синевато-фиолетово-розового. Вьющиеся волосы сверкали цветом спелой сливы под синеватым светом сердечного аппарата. Агата открыла глаза. До ужаса пустые глаза, выплакавшие все слезы. Глаза безразличные. Она не пошевелилась. Аппарат отсчитывал все те же спокойные толчки пульса. Адам печально усмехнулся.
- А я ведь тебя люблю, Агата, - сказал он и накрыл ее руку своей, более теплой, более выражающей жизнь. Она отодвинула свою слабую и дрожащую руку. Что ж... - Я тебя всегда любил. С того самого момента, как увидел тебя и сказал Данни, что эта гонзэс настоящая алчная певичка. Так и вышло. Как ты могла оказаться такой? Как ты могла его убить?
Агата молчала, безразлично глядя в потолок. Аппарат продолжал считать ее спокойное сердцебиение. Пип-пип-пип...
- Ну, я тебя не виню. Я могу еще тебе помочь. Да и ты можешь помочь себе, своей карьере и, - Адам усмехнулся, - своему дружку Теодору.
Агата чуть повернула голову в сторону Адама. Почему она ее повернула? Потому, что услышала слово "карьера" или имя "Теодор"? Конечно, потому что дело касается ее карьеры.
- Вот, так-то лучше. Я пока что не сделал официального заявления о том, что ты - убийца своего мужа. Пока еще не доложил об этом и мне не дали ордер на твой арест и арест мистера Марша. Поэтому есть шанс все исправить.
Адам взял ее руку в свою.
- Если ты выйдешь за меня, я не сдам тебя и твоего дружка, как соучастника, перевешу дело на какого-нибудь освободившегося уголовника, придумаю историю... и твоя карьера не то, что не закончится, она начнется с новой силой. Ты хочешь этого? Хочешь снова и навсегда сверкать на сцене?
Черные глаза Агаты блеснули на свету аппарата. Она едва заметно кивнула.
- Ты согласна выйти за меня замуж? - спросил Адам целуя ее руку. Если бы он чуть позже отвел свой взгляд от лица Агаты, он заметил бы как дернулась ее щека. Она снова едва заметно кивнула. Он снял с ее пальца обручальное кольцо, положил его в карман. Снял золотое кольцо с агатом, тоже положил к себе в карман. И надел на безымянный палец новое кольцо - золотое с небольшим сверкающим бриллиантом. Агата не вырывала руку.
- До свадьбы выздоровеешь, дорогая, - сказал Адам и удалился из палаты. По бледной щеке Агаты скатилась серебристая слеза. Как так могло случиться, что она себе больше не принадлежала? Она принадлежала тем, кому принадлежат деньги! Какой ужас. В своей алчной погоне за славой, она потеряла самое важное, что у нее было. Себя.
Детектив вышел из реанимации и круто развернувшись на каблуках подошел к Теодору, который встревоженный, с взъерошенными волосами, встал при виде его. Эйко сидела в углу скамейки, держа на коленях синюю сумочку. Сразу было видно, что никто из них не заговорил ни разу с того момента, как Адам зашел в палату. У стены, облокотившись, стояли какие-то мужчина и женщина, тревожно поглядывающие на двери операционной, соседствующей с реанимацией.
- Вот, это тебе, - сказал Твайс, протягивая золотое кольцо с агатом в руку Тео. - Агата просила передать. - пояснил он и пошел было дальше по коридору, но вернулся. - Чуть не забыл, она сказала, что не хочет тебя больше видеть. И тебя, Эйко, - сказал Адам. Японка непонимающе на него посмотрела. - Да не волнуйтесь вы так, Агата вас спасла. Никого не посадят. Моя информация не подтвердилась. - наклонившись к уху Тео, Твайс прошептал: - Она предпочла тебя своей карьере. Да. Приглашаю вас, на нашу свадьбу, которая состоится через неделю. Ах, да и вот.
Адам протянул Теодору золотое обручальное кольцо Агаты.
- Сдашь в ломбард, новенький в рядах безработных.
Мужчина и женщина, стоящие облокотившись к стене, понимающе посмотрели на Теодора. Он дернулся, не веря своим ушам и хотел было зайти в реанимацию, но тут прибежала толпа людей в белых халатах. Они пронеслись в палату Агаты. Они говорили, что пациентка нажала кнопку вызова... Потом сказали, что у нее приступ чего-то... Потом говорили о каком-то уколе... Теодор положил кольца в карманы брюк, взял жену за руку и не говоря ни слова, мистер и миссис Марш ушли прочь из больницы. Он не поддастся искушению придти на ее свадьбу и сказать все, что он о ней думает. Он больше никогда не увидит ее, эту гонзэс!
Глава 6
Просторный зал ресторана "Алинея", находящийся в центре города, был украшен весь, с пола до потолка, в белоснежных тонах. Свадьба Адама Твайса, прославившегося своим гениальным раскрытием убийства Дамиана Вашингтона детектива, и певицы Агаты Стар, хоть и ударила обухом по голове, все же была событием ожидаемым. Первые числа октября и более менее хорошая погода, теплая, но сильно облачная и дождливая, встречала день их свадьбы. Агата еще одевалась, в примерочной свадебного зала. Она ходила по комнате, чьи окна выходили на самую оживленную улицу Чикаго и пыталась найти свой бордовый пеньюар. За ней носилась женщина-визажист, размахивая своими кисточками в воздухе и беспрестанно возмущаясь.
- Мисс Стар, остановитесь. Зачем вам этот пеньюар? Дайте докрасить вас! - лепетала она с придыханием. Такая манера поведения была весьма органично смотрится вкупе с ее полной фигурой и лицом похожим на мордочку пекинеса.
Агата ничего не ответила и лишь потерла подбородок, погружаясь в свои мысли. Походив еще немного по комнате, Агата посмотрелась в зеркало и попыталась улыбнуться своему отражению. Хоть убей, она не помнила куда задевала этот пеньюар. Вероятно, кому-то отдала.
Белое платье шло ей по фигуре до самого пола. Белая плотная ткань была сверху обшита бежевой кисеей. Лямочки - просто чудо! - были как белоснежные цветки вьющиеся по ее плечам. Шляпка-клош на волосах цвета спелой сливы, почти прятавшая их, тоже была обшита кисеей, а справа виднелся средней величины цветок с белоснежным пером. Кисейные перчатки шли до запястий, где на безымянном пальце виднелось золотое кольцо с бриллиантом. Кружевной зонтик послушно ждал своего выхода в углу.
Визажист докрасила глаза Агаты и протянула ей зонт.
- Идите, мисс Стар, - сказала она, складывая свои кисти в специальную сумочку, - Идите.
Да. Теодор не выдержал и не то, чтобы он просто пришел на свадьбу Агаты, нет. Он согласился даже быть ее "дружкой". Это весьма нестандартный подход к делу, но он хочет сделать все, чтобы она была счастлива. Его Агата. Эйко тоже была здесь в красивом светло-зеленом платье в пол, у которого декольте было обшито горным хрусталем, меняющим цвет на свету. Сам он был в подобии смокинга с ненавистной бабочкой на шее. А этот напыщенный хмырь Адам был в сером костюме. Страшнее жениха не сыскать. Что касается его примирения с Эйко... Ну, как сказать... С Эйко они еще не говорили о произошедшем. Просто все шло так же, как шло. Только без Агаты.
Торжество началось. Теодор вел невесту под руку, вместо отца. Она шла неспешно, оставляя после себя легкий, ненавязчивый, влюбляющий, аромат розы и герани. Играла музыка. Нет, не вальс Мендельсона. Какая-то классика... Фу! Классика! Подумаешь! Ни он сам, ни Агата не любили ее, они считали классику музыкой буржуев и лицемеров. А лицемерие - самая отвратительная черта в человеке.
Агата просто прекрасна сегодня. Он подвел ее к арке, где стоял представитель новомодной профессии, типа регистратора брака. Это был мужчина в белоснежном костюме и черной бабочке подобранной под цвет туфель, которые скрывала высокая стеклянная подставка для шкатулки с кольцами, накрытая скатертью из белого атласа. Он произносил свою речь, растягивая слова и наигранно улыбаясь во все тридцать два зуба. Адам нервничал. Агата была безразлична. Она теперь всегда такая в реальной жизни. Только на сцене она улыбается публике - широко и неискренне. Кажется, теперь пение ее не развлекает и не дает никакой радости. Тяжело быть человеком, которого она из себя слепила, и сама же разрушила, обнаружив, что под маской нет всего того, что она думала, там скрывается. Что в ней осталось? Кажется, что ничего. Но от этого он не перестал ее любить.
- Согласны ли вы, мистер Адам Твайс, взять в жены мисс Агату Стар? - спросил мужчина-регистратор браков.
- Да, - приторно улыбнулся Адам, глядя на безразличную Агату.
- Согласны ли вы,...
- Стоять! - закричала Эмилия Уильямс, вошедшая без приглашения, ведя за собой полицейского в красивой форме, держащего руку на сложенном в ремень пистолете.
Агата спокойно обернулась. В ее черных глазах, отражающей все, что происходит снаружи и таивших все, что происходит внутри, (вероятно потому, что внутри ничего и не происходит), не было ничего, кроме безразличия. Посмотрев на своего будущего мужа сквозь полуоткрытые глаза, составляющие часть ее рокового сценического образа, она спокойно спросила:
- Ты же сказал, что они не придут за мной.
- Не придут, - твердо сказал Твайс и достал из внутреннего кармана своего пиджака кольт. Перезарядив свой серебристый пистолет он стрельнул в потолок, взяв руку Агаты в свою. - Всем стоять на своих местах! - сказал он. Зал наполнился скулением ужаса и шепота, но все оставались на своих местах. Все хотели жить.
- У полицейского имеется ордер на ваш арест, мистер Твайс и ваш арест, миссис Эйко Юки Марш, - сказала Эмилия.
Твайс выпустил руку Агаты, широко раскрывшей глаза, и снова перезарядил пистолет. Он прицелился в самое сердце Эмилии. Было слишком поздно остановить свинцовую пулю, летящую в грудь Агаты, загородившей собой испуганную и растерявшуюся рыжую журналистку.
- Не-е-е-ет! - протяжный вопль кого-то из присутствующих взорвал наступившую тишину. Послышались сирены полицейских машин. Виу-виу-виу...
- Здание окружено, Адам и Эйко, оставайтесь на месте. Повторяю: оставайтесь на месте! - разносился по всей улице из рупора. Адам растерялся. Эйко потянулась к бедру, но юбка была слишком длинная, чтобы вытащить привязанный к чулку кольт. Копы зашли в ресторан. Они надели наручники на убийцу и соучастника. Тео сидел над Агатой, истекающей кровью, держа ее на своих руках.
- Я люблю тебя, Агги, люблю, слышишь? Я всегда тебя любил! - кричал он. Какой же он был дурак, что молчал! Дурак!
- Я хотела... тебя спасти... чтобы... не попал... в тюрьму... он сказал, если я... выйду за него замуж... тебя не посадят... - шептала она, неотрывно глядя в глаза Марша. - Скажи... спасибо... справедливой Эмилье...
По смуглой щеке Марша скатилась блестящая на, внезапно вышедшем из-за туч, солнце слеза.
- Не реви, - сказала Агата и закрыла глаза. - Я...люблю...те...
Последнее, что она услышала, это голос Эмилии: "Я уже вызвала скорую, мистер Марш. Спасибо вам, мисс. Я сделаю все, чтобы вы выжили" и почувствовала легкий поцелуй Марша на своих прохладных губах, которые она больше не красила в темный мистический сливовый цвет.
Эпилог
Стенограмма допроса миссис Эйко Юки Марш. Допрос проводит детектив Эрик Смит.
С: Вы знаете ваши права, миссис Марш?
М: Вполне.
С: Ваш адвокат присутствовать не будет. Почему вы отказались от его услуг?
М: Меня не в чем защищать.
С: То есть, вы признаете, что совершили убийство Дамиана Вашингтона?
М: Да.
С: Каковы были ваши мотивы?
М: Я ненавижу Агату. Все достается ей. Слава, деньги, а особенно - любовь моего мужа. Я давно знала, что он любит Агату. Давно хотела отомстить, но не знала как. Потом мне помог мистер Твайс.
С: Я не услышал ваши мотивы.
М: Я хотела, чтобы Агата страдала. Мы подделали с Твайсом завещание, в котором все деньги должны были перейти к дочке Дамиана, Дакоте. На самом деле, в его завещании после его смерти деньги переходили к ней. Мы устроили с Твайсом так, чтобы мы с Дамианом были любовниками. Часто с Агатой мы обменивались вещами и она отдала мне свой бардовый пеньюар, когда была немного подвыпившей. Я пристрелила Данни, хотя очень боялась. Чтобы оставить улику, я оторвала бирку с пеньюара и бросила ее под диван. Чтобы всем показалось, что они ссорились, Дамиан оторвал ей бирку и она его пристрелила. Таким образом Агата должна была страдать без денег и без карьеры, которая, как известно, для нее все. Я утопила после этого пистолет и сожгла пеньюар.
С: Какие мотивы, по вашему мнению, преследовал мистер Твайс?
М: Я не знаю. Но как вы узнали, что за всем этим стою я?
С: Зачем вы притворяетесь дурочкой, миссис Марш?
М: Разве вы не понимаете? Потому что почти всегда побеждает тот, кого не принимали всерьез.
С: Ясно. В ходе расследования, которое проводила мисс Эмилия Уильямс, более известная под псевдонимом Эмилия Сезар, нам стало известно, что это не первое ваше убийство. В похожей манере вы убили ведущую актрису вашего театра Аделаиду Валуа. Вы признаете свою вину?
М: Да. Еще я... Я сама сделала передозировку снотворным Агате, потому что не могла найти больше способа разлучить моего мужа и ее.
Конец допроса.
Стенограмма допроса мистера Адама Твайса. Допрос проводит детектив Эрик Смит.
С: Вы отказались от адвоката. Почему?
Т: Вы заморозили мои счета, мне нечем ему заплатить.
С: То есть вы не признаете свою вину?
Т: Признаю. Но частично.
С: Как это?
Т: Я ведь его не убивал.
С: Вы соучастник и подстрекатель, и ответите за это по закону. Итак, каковы были ваши мотивы?
Т: Я уже давно был влюблен в Агату и не видел иного способа ее получить.
С: А теперь она не Дамиана, но и не ваша. Вы много лет прикрывали Дамиана, помогали ему нелегально перевозить спиртное, то есть занимались и прикрывали контрабанду во время Сухого закона. Вы признаете эту вашу вину?
Т: Да и очень жалею, что я был тогда так глуп.
Конец допроса.
- Как вам удалось разгадать эту загадку, мисс Эмилия? - спросил после допроса детектив Эрик Смит, когда они с Эмилией встретились в баре под незамысловатым названием "Бар".
- Я просто сложила картинку из обрывков пазла. Проверила алиби, все сопоставила. Ту неделю Агата жила у Маршев, но Эйко была в начале той недели как бы в командировке. В то время как мисс Стар готовилась к концерту в "Чикаго", ведь ее агент Мортимер хотел продвинуть ее в Голливуд. В день убийства, и мисс Стар, и мистер Марш были в этом самом баре, где мы с вами сейчас, это я узнала, проверяя любимые места Агаты, а после направились в парк. Как я поняла, что они не любовники? Я очень внимательно следила за их жизнью и реакцией на встречи друг с другом. А вот по признанию в любви господина Теодора, когда Твайс стрельнул в меня, а меня загородила Агата, можно сказать очень многое. Он говорил ей это с такой искренностью, а она прикрывала его перед лицом закона, зная, что в правду никто не поверит.
- Вы шпионили?
- Немного. Но чего только не сделаешь ради справедливости. Честно признаться, сначала я обвинила Агату. И очень об этом жалею. Я просто ее невзлюбила. Она так мерзко коверкала мое имя и была со мной очень резка и предвзята. Но я сейчас понимаю, что она - благородный человек. Кстати, я планирую стать вашим сотрудником. Уж слишком меня увлекло разгадывание загадок.
- Очень рад за вас. Впервые у нас появиться такой красивый полицейский, - Эмилия и Эрик рассмеялись, чокнувшись стаканами кофе. В пепельнице на середине стола тлела сигарета. Пахло зажженными спичками.
Город засыпал, как засыпает уставший после целого дня развлечений счастливый ребенок. Угрюмым эхом раздавались отдаленные раскаты выхлопных труб и сирены спасательных машин, то ли выехавших тушить очередной пожар, то ли спешивших снова спасать жизнь пострадавшему или, возможно, ловить очередного преступника, перибиваемый частыми настойчивыми сигналами вымотанных за день водителей, застрявших в пробке, из-за перекрывших неспешное движение немногочисленных машин, копов. "Опять?! И снова в конце дня! Они издеваются!?" - скорее всего ворчали водители, стуча натруженными пальцами по кожаным обивкам рулей...
Город спал и ему впервые в жизни снились светлые сны, раздающиеся эхом в тишине этой ночи. Ночи, когда было услышано эхо правды, ночи, когда воцарилась справедливость.