Описание:
У королевы есть тайна - и тайна эта спрятана в подземелье королевского замка, спит беспробудным сном в хрустальном гробу. А второй ключ от подземелья есть только у принцессы...
________________
Королева устала. Плечи ее ссутулились под тяжестью окружающей лжи, от липкого отвращения к лживым улыбкам, от множества дел, неотложных и трудноразрешимых — таких, что не перепоручишь министрам или супругу… К тому же король, кажется, совершенно забыл о когда-то данном обещании поддерживать ее, перестал быть ей даже другом, целыми днями заботясь лишь о своей настоящей, пусть и невенчанной, жене и их детях. Конечно, королева его понимала и по мере возможности способствовала: сыновей давно пора пристраивать к делу, выращивать из них будущих адмиралов и министров, дочерей — выдавать замуж, подыскивая женихов приятных и выгодных. Королева устала. Ей бы найти жениха для своей дочери — между прочим, общей с королем! И обучить бы юного наследника принимать верные решения, а не полагаться во всем на сводных братьев-повес…
Сегодня выдался особенно трудный день. Все что-то от нее требовали, кружили вокруг нее, будто голодные падальщики, только и ждущие, когда она обессилит и споткнется… Или день был самым обычным? Это она выдохлась раньше полуночи.
Впервые за двадцать пять лет она позволила себе слабость разогнать придворных прочь от себя раньше привычного времени. Сославшись на головную боль и отказавшись от услуг лекаря, королева объявила, что желает отдохнуть в тишине спальни в одиночестве. Ее болезненному тону поверили, все уходили на цыпочках, не забывая кланяться. Впрочем, в замке не нашлось бы никого — кроме, конечно, принцессы — кто посмел бы возразить ей, вздумай она лечь спать хоть в полдень. У нее не было избалованных фаворитов или болтливых наперсниц. Хоть в своих покоях, хоть на пиру она была всегда одна.
Но несмотря на это королева не считала себя одинокой. Потому что у нее была тайна.
Тщательно сберегаемая, сердечно лелеемая тайна, запрятанная в самом глубоком подземелье замка.
Ее тайна беззвучно и не шевелясь спал в гробу с хрустальными стенками, устланном лебяжьим пухом и нежнейшим белым шелком. Прозрачную крышку гроба королева — тогда еще будучи юной принцессой — в приступе горя разбила сама, вскоре после того, как подземелье покинули все посторонние, превратив мрачный подвал в красиво убранный будуар. Вернее, склеп. Сейчас, спустя четверть века, из тех доверенных старых слуг не осталось в живых никого. И они сохранили ее секрет, унесли с собой в могилы. Теперь о том, кто спит непробудным сном в подземелье, не знает никто, кроме нее самой, ее дочери и короля.
Королева покинула свою спальню через тайный ход со свечой в руке. Хотя и без тусклого огонька она не заблудилась бы — в замке, где родилась и провела всю жизнь. В лабиринте потайных переходов, куда спускалась каждую ночь, сбрасывая на ступеньки крутых лестниц, шаг за шагом, дневную усталость и раздражение. Словно каждую ночь на несколько часов снова превращалась в юную девушку. Словно не было всех этих суетных серых лет — пролетевших, кажется, за краткий миг, унеся половину ее жизни и иссушив сердце. Она спускалась по лестницам, шла через переходы, пересекала гулкие подземные залы — и сердце на время оживало, принималось стучать груди, стянутой жестким корсетом, наполнялось силой и нетерпением.
Она жаждала увидеть его, будто не приходила вчера. Будто в этот раз он обязательно встретит ее улыбкой и протянет к ней руки, а не останется лежать, холодный и неподвижный, под тончайшим покрывалом вуали, на которой оседала пыль и нити паутины… Королева задумалась: когда в последний раз она наводила порядок в склепе? Лет десять назад — как стыдно! В памяти всплыла сценка: ее дочь, прелестная крошка, сидит на бортике и с нежностью расчесывает золотые кудри, точно покоящийся в гробу юноша для нее лишь прекрасная кукла, у которой волшебным образом продолжают расти волосы. Сама королева, тогда еще молодая и полная сил, тихо напевая, сметает с низких сводов белесые паучьи сети метелкой, позаимствованной у прислуги. Натирает до блеска канделябры, меняет толстые свечи на новые высокие, доливает масло в лампы, проверяет фитили. Затем, позвав на помощь недовольного, но молчаливого мужа, она с ним вдвоем развешивает светлые шелковые ткани на грубых стенах без окон и украшает склеп гирляндами, сплетенными из белых лилий и роз, навеки застывших в воске. Король ворчливо предлагает бесполезные розы заменить связками чеснока, но терпеливо берет на руки спящего, поднимает из гроба, раз королеве пришло в голову заменить тощий соломенный тюфяк на узкую пуховую перинку. Переодеть его в новый роскошный наряд муж ей тогда не позволил, выставил вон и сделал все сам, пусть и с руганью сквозь зубы… Ощущая себя преступницей, королева дала себе слово в следующую же ночь захватить другую вуаль, а старый пыльный покров отдать в прачкам. Хотя бы для начала.
Жужжащие в голове мысли привычно замирают, сменяясь ожиданием встречи — до двери склепа осталось преодолеть один лестничный пролет и два коротких поворота узкого хода. Из года в год, почти каждый день она приходила сюда. Ежедневная встреча стала для нее жизненно необходимым ритуалом. Она часами сидела перед гробом, держала холодную, но совершенно не закоченевшую руку. Или расхаживала по склепу взад-вперед — и говорила, говорила… Веря, что он слышит ее. Слушает. И молча сочувствует всем ее горестям, печалям и разочарованиям. И точно так же скучает по ней, как она по нему. Он всегда был и останется ее поддержкой и главной опорой. Даже скованный зачарованным сном.
Вздохнув, она спускается с последней ступени. Еще десяток шагов…
Но королева замирает. Прислушивается. И торопливо тушит свечу, прячется в тени.
Дверь склепа почему-то открыта. И, судя по слабому отсвету на противоположной стене, внутри горят свечи. Хотя вчера она все потушила перед тем, как покинуть своего безмолвного собеседника. Больше всего на свете она боялась случайно устроить пожар — и потерять в огне свое сокровище.
Глаза ее распахнулись шире. Она затаила дыхание. Точно застигнутая врасплох воровка, прижалась спиной к стене — и очень осторожно приблизилась ко входу, лишь бы заглянуть в склеп краем глаза, мысленно молясь остаться незамеченной.
Тихо разговаривали двое. У их ног крутилась и потявкивала собачонка, с потешным ворчанием грызла и мочалила выпавшую из гирлянды розу. Этот сердитый комок шерсти королеве был прекрасно знаком — сама подарила неугомонного щенка дочери. Сейчас же шумность собачонки оказалась ей на руку, никто не услышал ее крадущиеся шаги. Двое, сидевшие рядышком на бортике гроба, продолжали беседовать.
— …Почему она меня не разбудила? — с тоской спросил юноша. Золотые кудри его, оказывается, успели отрасти ниже пояса, а королева и не замечала, поглощенная своими проблемами. Хотя все равно остричь это богатство у нее духу не хватило бы.
— О, боже! — всплеснула руками принцесса. Семнадцатилетняя и немного пухлая, она казалась ровесницей златокудрого изящного ангела, хотя, конечно, это было вовсе не так. — Ты каждый день об этом будешь у меня спрашивать?
— Каждую ночь, — виновато повесил он голову.
— Вот уже почти месяц каждую ночь одно и то же! — посетовала принцесса. Впрочем, она не по-настоящему сердилась, прекрасно понимая его чувства. Вздохнула: — Я тоже спрашивала ее сотни раз. Она отвечала, что вначале боялась дед, ибо он обещал казнить тебя — вампир в нашем королевстве имеет право лишь спать мертвым сном или быстро и безболезненно умереть. Потом она боялась моего отца — пусть он характером помягче, но тоже поклялся изгнать тебя, если вздумаешь проснуться. Потом ей было страшно оттого, что она подурнела и постарела. «Всё-таки я уже не та юная красотка, какую он знал! Я выносила и родила двоих детей, мое тело одрябло и лицо покрылось морщинами! Он не захочет меня знать такую!»
Принцесса захихикала, а королева не преминула обидеться — так вот каким противным тоном, по мнению родной дочери, она разговаривает!
Узнику склепа было не до веселья.
— Она забыла обо мне…
— Да как же! — возразила принцесса с ноткой ревности. — Каждый день к тебе приходит. Точно в полночь! На мессу по воскресениям опаздывает, к тебе — никогда.
Он покачал низко опущенной головой, завесив лицо шелковистыми локонами:
— Это ты так говоришь. Я не верю, что она могла оставить меня спящим на такой долгий срок… Я просто стал ей не нужен. Надоел… Или ты лжешь, и твоя мать давно умерла?
— О, боже! — снова театрально простонала принцесса. — Если бы — не дай бог, конечно, — она преставилась, оставив тебя мне в законное наследство, уж я бы не пряталась с тобой здесь в подвале, а сразу бы потащила тебя под венец.
— И что бы тебе на это сказал твой отец? — печально усмехнулся, поднял на нее пронзительно синий взгляд юноша.
— Какая разница? — невольно отвела та глаза, зарделась. — После маминой смерти отец перестанет быть королем, на трон взойдет мой брат, а уж с ним я всегда договорюсь. Но не выставляй меня неблагодарной дочерью! Я желаю маме долгих лет жизни. Тем более я и так заставила бы нас поженить… если бы ты согласился.
— Прости, — еще больше нахохлился он.
— Ты меня прости, — тихо отозвалась принцесса, — что оказалась не так хороша.
Наигранная веселость слетела с нее шелухой. Она встала и протянула ему что-то:
— Мама скоро придет. Ложись, я накрою тебя вуалькой и потушу свечи.
Он обреченно посмотрел на свои ладони:
— Из-за тебя у меня все руки исколоты.
— Не я придумала такое колдовство! — разозлилась принцесса. Нетерпеливо пихнула ему длинный предмет.
«Веретено!» — не разглядела в тусклом свете свечей, но догадалась королева. И холод ужаса пробежал по позвоночнику, цепляя колючими крючками за нервы.
— Ложись! — с жестокостью прямоты потребовала она, злясь еще больше под тяжестью его беззащитного взгляда. — Ты обещал не выдавать меня! Если мама узнает, что я тебя разбудила, она меня проклянет за украденный у тебя поцелуй.
— Пожалуйста, дай мне шанс увидеть ее хотя бы издалека? Хотя бы мельком? — тихим голосом взмолился он, осторожно забирая из ее рук проклятую, пропитанную колдовским ядом вещь. — Я услышу ее шаги до того, как она отопрет дверь. Лишь взгляну на нее, узнаю, какой она стала — и под покрывалом незаметно уколюсь. Позволь мне хотя бы эту малость?
— Ладно, не выставляй меня чудовищем, — отвернулась принцесса. Украдкой сморгнула непрошено навернувшиеся слезы. — Поступай, как хочешь. Я возвращаю данное тобой слово! В конце концов, я сама решила тебя разбудить, на тебе вины нет, так что и отвечать мне самой.
— Прости, — еще тише обронил он.
— Хочешь пить? — не оборачиваясь, протянула принцесса руку запястьем кверху.
— Благодарю, нет, — покачал он головой. — Ты же вчера мне позволила напиться, этого мне пока довольно.
Принцесса что-то пробурчала в ответ. Королева больше не прислушивалась — прижав ладонь к скривившемуся рту, она, сбросив туфли и подхватив их свободной рукой, поспешила уйти. Забыла, что оставила подсвечник с затушенной свечой у основания лестницы.
Бежать босиком по каменным ступеням в полной темноте, с глазами, полными слез, задыхаясь от сдавленных всхлипов и не смея разразиться рыданиями в голос… Настолько плохо ей не было с тех самых пор, с того проклятого дня, когда она лишилась своего верного друга и тайного возлюбленного.
В тот проклятый день, двадцать пять лет назад, ей исполнилось семнадцать. И именно тогда она должна была погибнуть. Умереть преждевременной смертью, как гласило черное пророчество, озвученное в день ее появления на свет.
Она знала о предсказанной участи. Она ждала этого, смирившись внешне. Кажется, смирились с потерей единственного чада и ее родители. В конце концов, у них нашлись благоразумные племянники на роль следующих претендентов на трон. Отец, стиснув зубы, даже разрешил ей неслыханную вольность — оставить при себе невесть откуда явившегося златокудрого менестреля, благо тот отличался хорошими манерами, никогда не появлялся при дворе в свете дня и избегал многолюдных собраний, сам же был трепетен и целомудрен, как прилично воспитанная девица, пусть и не посещал мессу.
В тот день ее верный друг мгновенно распознал опасность, о которой она сама и помыслить не могла. Он отбросил почтительность и перехватил протянутое старушкой веретено вперед ахнувшей принцессы. На ее недоуменный взгляд ответил с улыбкой:
— Не беспокойся обо мне. Предназначавшийся тебе яд меня не убьет, ведь я привык к мертвому сну. Пусть же твое проклятие обратится на меня, принимаю его добровольно.
С этими словами он уколол острием веретена руку. И упал к ногам своей госпожи, точно сраженный внезапным сном. Она же пронзительно закричала, приказала страже поймать прикинувшуюся старухой колдунью, призвала слуг и лекаря…
Злодейку поймали — это оказалась дочь чародея, поверженного в честном поединке еще дедом тогдашнего правителя. Король-отец велел ее допросить, после чего колдунью сожгли на площади.
Однако казнь не развеяла проклятие, и милый друг принцессы продолжал беспробудно спать. Так крепко, что дыхание не волновало его грудь и сердце не билось. И все же он оставался по-прежнему прекрасен и полон юной свежести… Только убитой горем принцессе настрого запретили его целовать в бледные губы.
Ей казалось, в тот день проклятие, с рождения камнем висевшее над ее головой, всё-таки достигло своей цели — ее сердце остановилось вместе с его. Следующие годы она провела, точно заводная кукла — делала, что ей говорят, исполняла то, что велит долг. Старалась играть назначенные роли: скромная принцесса, примерная супруга, любящая мать, рассудительная правительница. Идеальная во всём, безупречная. Холодная. Огонь ее чувств был похоронен в тайном склепе глубоко под королевским замком.
…Она терзала себя неделю. Сидела на заседании министров — и не слушала важных речей. На приемах отвечала невпопад. Отмахивалась от роя придворных. Пугала несвойственным поведением прислугу и фрейлин. В голове ее билась одна мысль, заслоняя прочий мир: жив он или снова мертв? Вновь послушно лег в гроб и уколол руку проклятым веретеном или до сих пор ждет ее, запертый в темноте? В своей украшенной восковыми розами просторной могиле…
Она не смела спуститься. Ведь если принцесса взяла с него слово оставаться там, он исполнит обещание и останется, как бы ему ни хотелось сбежать из опостылевшего подземелья. Но если королева придет, то он точно тотчас уколется, а она не хочет, чтобы он снова умер! Пусть даже теперь на короткое время.
Второе, что заставило ее потерять покой: если он снова утонет в глубинах волшебного сна, сможет ли она его пробудить? Хватит ли в ней силы чувств? Ведь она так старательно облачала свою душу в ледяные доспехи… Да, ее дочери это удалось легко. И теперь королеве стало ясно, как день: она сама подтолкнула собственную дочь к тому, что та с малых лет влюбилась в спящего ангела. Она его показала дочери, взяв слово хранить тайну — и крошка берегла секрет, ни разу не проговорилась никому, ни своим нянькам, ни младшему брату, с которым делила игры и забавы. Принцесса восхищалась его красотой, вторя порывам матери — и королева не заметила, когда бесхитростное восхищение сменилось девичьей задумчивой мечтой о поцелуе.
Она старательно избегала разговоров с дочерью. Не замечая за собой, за обеденным столом прожигала ее оценивающими, полными безотчетной ревности взглядами, точно впервые рассмотрев во вчерашней малышке соперницу.
От королевы не укрылось, что ее дочь также сгорает от внутреннего пламени. Их взгляды, обращенные друг на друга, были отражением одной общей страсти.
И всё же принцесса изумила мать, проявив большую силу, чем нашлось у нее самой. Она подошла к королеве при фрейлинах, словно решила пожелать спокойной ночи. И горячо зашептала, срываясь на злое шипение:
— Как долго ты собираешься его держать там? В холоде и темноте, в одиночестве, как в настоящей могиле? Я видела, ты приходила в тот раз — и оставила свечку. Чем он заслужил такое твое отношение? Он спас тебя от смерти, а ты платишь ему такой ценой? Сколько дней ты уже не ходила к нему? Он тебе надоел? Так замуруй двери в подземелье, чтобы ты состарилась и никогда больше не смогла бы к нему попасть!
Мать остановила поток обвинений, одарив дочь хлесткой пощечиной.
Та мгновенно замолкла. Со жгучей обидой сверкнула глазами и, резко развернувшись, удалилась под стук собственных каблуков.
Королева не соизволила пояснить свой неожиданный поступок. Потрясенные фрейлины молчали, не смея и заикнуться о причинах. Королева никогда, никогда в жизни, ни разу не ударила ни одного из своих детей — и вдруг такой конфуз!.. Она же просто не видела вокруг себя ничего и никого. Глаза застилала пелена ярости — кто-то посмел встать между ней и ее ангелом! Пусть даже собственная дочь.
…Ночью она решила снова не идти в подземелье. У нее не было на это сил. Она была просто не в состоянии преодолеть все эти лестницы и переходы. Она бы устроила над гробом истерику, окажись ее ангел снова спящим! Она убьет себя, если поцелуй не поможет ему пробудиться…
Она не спала. До полуночи. До часа ночи…
Слыша ее твердые шаги, меряющие спальню, служанка без промедлений пропустила к королеве старую няньку принцессы. Дородная женщина повалилась перед изумленной государыней на колени, перепугано запричитала:
— Пропала наша горлица!
— Что стряслось? Говори толком, не вой!
Выяснилось, принцесса пропала — сказала, что перед сном поиграет с собачкой в саду, да в нужное время не вернулась в свои покои. Нянька грешным делом задремала и сверх того пропустила лишний час от срока.
— И как давно моя дочь навадилась сбегать от тебя по ночам? — разъяренной волчицей прорычала королева. — Не для того ль ты приставлена, чтобы следить за ней?
— Не велите казнить, матушка! — залилась слезами нянька. Повинилась чистосердечно: — Месяц назад, как вы уезжали из дому, с тех пор она принялась подсыпать мне снотворный порошок. Но я уж не молода, у меня от него сердце ноет. Я поэтому сразу смекнула, в чем причина-то — и умолила горлицу нашу не травить меня. Она же пообещала всегда вовремя возвращаться, поклялась, что никакой для себя опасности не допустит в шалостях.
— Хорошо, — кивнула королева, снисходя за честное признание. — Моя дочь слову своему хозяйка. Думаю, я знаю, куда она могла пойти. Но ты тоже продолжай поиски, возьми лишь доверенных служанок.
— А вдруг ее похитили?! — всхлипнула нянька.
— Сомневаюсь, кому она нужна с таким скверным характером, — хмыкнула королева. — Государю пока не говори! Где он кстати?
— У своей ведьмы.
— Не смей так говорить о будущей жене короля!
— Ваше величество, не гневите бога! Что вы такое говорите?! Дай вам боже дожить до почтенных седин и правнуков поняньчить!..
…Королева вошла в заветное подземелье не воровкой и не просительницей — гордой поступью правительницы и госпожи. Склеп, озаренный светом единственной свечи, окинула взглядом обманутой родительницы.
Златокудрый юноша не спал. Сидел на бортике гроба, рассеянно играл ленточкой с пофыркивающей собачкой принцессы. Сама принцесса лежала бледная в гробу, в побелевших руках сжимая злосчастное веретено с алой каплей на острие.
Ангел не спешил поднимать на королеву глаза. Застыл, словно скованный страхом, выпустил ленточку из тонких пальцев — и собачка с довольным фырчанием отнесла добычу к хозяйке. Забавно покрутив пушистым задом, запрыгнула в гроб, привычно улеглась на укутанных оборками подола ногах.
Королева мысленно приказала часто забившемуся сердцу успокоиться. Решительно подошла и, взяв за гладкий по-мальчишески подбородок рукой, властно заставила поднять голову.
Короткий, трепетно-несмелый взмах ресницами — и в ответ предательское слабое сердце ее запело, утопая в яркой чистой синеве.
Она и забыла, как красив ее возлюбленный. Спящий, он казался трогательным и беззащитным. Неправда — он сильный. Во взгляде читается несгибаемая воля. В плотно сомкнутых губах — упрямство. Утонченным чертам лица не подходят слова «милый», «хорошенький», «прелестный», его невозможно нарядить девушкой. Он поразительно красив. Строгой, чистой, нечеловечески гармоничной красотой, ослепляющей любого, кто на него взглянет. Завораживающий недостижимый ангел, простой люд всегда взирал на него с благоговением, аристократы раздражались от зависти, художники и ваятели сходили с ума.
Однако королеве хватило решимости, она твердо выдержала укоризненный взор, полный боли и надежды.
— Немедленно разбуди мою дочь! — почти прорычала она.
Он покачал головой:
— Прости. Не получится.
— Но ведь она тебя разбудила! — вырвалось у королевы. — Ты даже не пробовал?!
— У нее получилось, — пожал он плечами. — Это вовсе не значит, что сработает наоборот. Или мне попробовать сейчас, при тебе, чтобы ты убедилась?
— Замолчи, исчадие ада, — устало выдохнула королева. Ощущая себя раздавленной и сокрушенной, она тяжело села рядом, опустила руки.
Теперь пришел его черед спрашивать. Несмело, он тронул тонкими пальцами ее подбородок, поднял изможденное лицо к себе. Улыбнулся — впервые открыто и искренне, не заботясь о том, что между приоткрывшихся губ блеснули кончики острых клыков.
— Почему ты не разбудила меня? — мягко спросил он. — Я стал тебе не нужен?
— Наоборот, — выдохнула она, не смея лгать этим сияющим глазам. — Ты был… и остаешься нужен. Очень нужен. Поэтому и не будила — боялась, что ты уйдешь.
— Я бы не ушел.
— Знаю. Мне пришлось бы тебя прогнать. Или тебя у меня отняли бы.
— Теперь что будем делать?
— Я не знаю, — впервые за много лет произнесла она. Королеве положено знать решение всех вопросов, всегда. Однако рядом с ним, этим хрупким на вид юношей, она могла позволить себе минутную слабость быть растерянной.
— Я бы лег обратно, раз тебе так привычнее и удобнее, — усмехнулся он, — но мое место занято.
— Зачем ты ее уколол? Тебе надоело, что она заставляет тебя хранить ее постыдную тайну? Ты решил сбежать?
— Ты?… — понял он, изумленно уставился своим чарующим взором.
— Что? — поспешно отвела она взгляд. — Моя дочь тебе не сказала, что я застала вас вместе? Случайно подслушала, как вы воркуете, когда пришла раньше времени. Как же глупа я была, что ни о чем не догадывалась!
— Когда? — отрывисто спросил он.
— Неделю назад.
— Я не почувствовал тебя… Похоже, я потерял былую остроту чувств.
— Ты был занят разговором, — проворчала королева, глядя на него искоса. — Вы отлично поладили! Почему ты не влюбился в нее?
— Она на тебя ни капли не похожа, — мотнул он головой, заодно отбросил мешающиеся локоны за плечо. — И кровь ее совсем другая на вкус.
— Избавь меня от подробностей! — сморщилась королева. Но не могла удержать ревности: — Она позволила себя укусить?
— Как ты думаешь? — оскалился он в раздраженной улыбке. — Я проспал четверть века, очнулся голодным. Конечно, я на нее накинулся.
— Ты никогда бы так не поступил, — уличила она его во лжи, восторжествовала: — Признайся, ты принял ее за меня?
— Мне хватило одного глотка, чтобы очнуться, — сознался он.
— И поэтому ты ее уколол, — упрямо вывела королева.
— Не веришь мне больше? — огорченно произнес он. — Раньше верила.
— Раньше я была другая. Теперь я черствая старуха, которая готова избить собственную дочь за ложь. За украденный поцелуй.
— Нет, ты всё та же.
— Я состарилась. Ты теперь выглядишь ровесником моей дочери.
— Я пришел к тебе, будучи старше тебя вдвое, — напомнил он. — Так что теперь мы сравнялись.
— Меня это мало ободрило, но спасибо за попытку утешить, — кисло улыбнулась королева. Оглянулась на лежащую в гробу дочь, вздохнула: — Она точно очнется?
— Не сомневайся, — твердо ответил он. — В веретене почти не осталось яда. Этого определенно не хватит, чтобы убить ее. Проспит от силы год или два.
— Боюсь, даже этого ей может оказаться много, — с сомнением покачала головой королева. — Как бы не очнулась совсем дурочкой.
Вампир одарил ее выразительным взглядом, намекая, что в его случае состояние его разума и крепость духа ее почему-то нисколько не волновали.
— И как мне прикажешь ее будить?
— Поцелуй ее сама, — предложил он, пряча за улыбкой насмешку. — Ты же ее любишь.
Королева пришла в ужас:
— Родную дочь — в губы? Да я сейчас убить ее готова!.. Нет, пусть лежит. Молча. Так даже лучше: выставим гроб на площадь, объявим смотр кандидатов. Может, проведем турнир, чтобы заслужили право на попытку: это ведь тоже немалая честь — возможность поцеловать королевскую дочь! Она полежит смирно, не станет дерзить женихам, претенденты набегут охотнее. Кто-нибудь да влюбится в ее милое безмятежное личико…
— В нее влюблен один, можно его позвать.
— Кто? — встрепенулась королева.
— Не скажу, — лукаво блеснули клыки. — Ты отошлешь его прочь из замка, он низкого звания.
— Она тебе сама рассказала? — ревниво нахмурилась королева.
— Как бы я иначе узнал? Я двадцать лет беспробудно спал. Да и в последний месяц ни разу не выходил из этого склепа. Пусть вампиру не положено видеть белый свет, но на закат или на рассвет я бы охотно полюбовался. Вдохнуть свежести ночного воздуха… Искупаться в озере… Я насквозь пропах плесенью, я не мылся четверть века! Я сам себе противен до тошноты.
— Ты прекрасен, как всегда.
— Тебе кажется. Здесь слишком мало света для человеческого зрения. Я — покрытый паутиной скелет.
— Мой муж время от времени облачал тебя в новые одежды.
— Муж? Так вот почему…
— Что?
— Нет, ничего.
Не мог же он сказать об этом вслух при дамах? О том, что, когда очнулся, нашел у себя в кальсонах завязанный на причинном месте бантик, причем узел был особой хитрости. Едва он обнаружил это пикантное украшение — тотчас с омерзением сжег над пламенем свечи. Выходит, ревнивый супруг таким образом желал проверить, не изменяет ли ему королева с хладным почти мертвецом — и наверняка время от времени проведывал свою тайную метку! Златокудрый вампир застонал от стыда и закрыл лицо руками.
— Ты тот, кто давал мне силу жить эти годы, — между тем покаянно продолжала королева. — Ты слушал меня, когда я рассказывала тебе о моих горестях и печалях, о трудностях и обидах. Ты молчал, но я знала, что ты ответишь мне на любой вопрос…
— Я предлагаю тебе снова: давай убежим? — перебил ее вампир. Порывисто бросился перед нею на колени, нежно взял ее руки в свои, умоляюще заглянул в глаза. — Что тебя здесь держит теперь? Ты исполнила свой долг перед родом и страной. Твои дети выросли, твой муж любит другую женщину, твоя страна процветает. Ты достаточно жила для чужого блага, не пора ли последовать желанию сердца? Или ты больше не любишь меня?
Королева не ответила. Отвела взгляд, высвободила руки. Вскочила и подхватила с гроба успевшую задремать собачонку:
— Мне нужно идти, иначе меня хватятся. Сторожи пока мою дочь, а я придумаю, как объяснить ее проклятый сон, и подготовлюсь к поиску жениха…
Однако собачонка не позволила себя унести прочь от хозяйки. С визгом она выкрутилась из рук, соскочила в гроб — и лизнула принцессу в губы.
Принцесса вмиг ожила, резко села с криком:
— …Нет, отдай мне! Ты больше не обязан себя колоть!..
Королева от неожиданности вскрикнула и едва не сомлела в обморок. Хорошо, возлюбленный подхватил под руки, поддержал, обнял нежно.
Похлопав глазами, принцесса сообразила, что с нею было:
— Ой… Мама? Ты всё не так поняла…
— Всё так, моя дорогая, — слабым голосом отозвалась королева. Златокудрый вампир заботливо подставил ей единственный в склепе табурет и помог сесть. Ей всё стало теперь ясно: отчаявшись дождаться ее прихода, вампир собирался снова слечь в гроб, а дочь воспротивилась, принялась отнимать веретено и случайно укололась.
— Поздравляю, ваше высочество! — подал голос и ангел. — Повезло же! У тебя нашлась истинная любовь, бескорыстная и не сомневающаяся. Как я тебе завидую! — С нескрываемой горечью добавил: — Жаль, я вовремя не завел себе хотя бы кошку, не пришлось бы потерять напрасно столько лет.
Развернувшись, он направился к двери.
Королева вскинулась:
— Стой, ты куда?!
— Прогуляться. Подышать свежим воздухом впервые за четверть века. Полагаю, сейчас ночь? Раз ты здесь, а не в парадном зале на троне.
— Вернись, — потребовала она, забыв о недавней слабости. — Нам нужно поговорить.
— Тогда я пойду, — решила дочь и забарахталась в пышной юбке, стремясь поскорее вылезти из гроба.
— Сядь! — строго приказала королева. — С тобой тоже поговорим.
— О чем? — разочарованно отозвалась принцесса. — И так всё понятно: ты любишь его, он любит тебя, а меня никто из вас не любит, только Жужу.
— Сядь и играй с собачонкой! И так, чтобы она не тявкала.
— Да, мама, как скажете.
— Я велела тебе остаться! — гаркнула королева на едва не улизнувшего под шумок вампира.
— Зачем? — воскликнул он. — С тебя проклятье сняли давным-давно, с меня — на той неделе, с твоей дочери — прямо сейчас. Что тебе еще от меня нужно?!
— Куда ты собрался?
— В другое место, здесь я слишком засиделся. Найду себе новый дом. Или новое королевство.
— Подойди, — попросила она мягче, протянула руку.
Он порывисто развернулся — но взметнувшиеся кудри зацепились за завитушки канделябра, едва не уронив оный вместе со свечами.
— Почему ты не остригла мне волосы?! — жалобно простонал он.
Поймав канделябр, попытался высвободить пряди, но от рывков кудри, понятно, лишь хуже затягивались. Ссадив зевающую собачонку с колен, принцесса поспешила ему на помощь, отобрала подсвечник, пока расстроенный красавец не выдрал себе все локоны.
— И во что ты меня нарядила?! — продолжал он прочувствованную обвинительную речь, ибо накопилось за столько-то времени заточения. — Ты держала меня здесь для украшения подвала? Как куклу? Что ты вообще здесь устроила? Эти ужасные розы! Что за пошлый будуар? Или это святилище в мою честь? Ты бы мне еще волосы в косички заплела с бантиками!
Принцесса хихикнула:
— Вообще-то, я заплетала, пока была маленькая. С бусинами. Пока мама не видела.
— Спасибо, хотя бы ребенок обо мне заботился, — опустил он голову.
Королева с трудом переборола искушение. Безумно хотелось подойти и впиться поцелуем в эти чувственные губы с уныло опущенными уголками, чтобы доказать ему… чтобы он наконец-то понял и поверил… Но нельзя — дочь здесь, и она не оценит маминого бесстыдного порыва.
Королева кашлянула в кулачок, как делала всегда перед речью в кабинете министров, дабы придать своему голосу звучность и вес.
— Дочь моя, я не стану ни о чем расспрашивать или ругать тебя. Если ты пообещаешь помочь мне.
— Да, мама, — покладисто отозвалась та, как раз закончив распутывать золотые кудри. — Только с условием.
— Тебе ли ставить мне условия? — изумленно приподняла брови королева.
— Тебе ли отказываться от такого пустяка? — невозмутимо парировала принцесса.
— Я слушаю, — наклонила голову мать.
Принцесса без тени сомнений выставила свои требования. Королева не стала тратить время на долгие прения, ибо условия дочери были разумны и по-своему скромны.
Закончив составлять план действий, королева поднялась с табурета, кивнула своему хмурому ангелу:
— Идем. Неужели ты думал, что я оставлю тебя ждать здесь? Спрячешься в моей спальне. Там и ванну примешь, о которой так пылко мечтаешь.
…На следующее утро королеву нашли мертвой. Рядом на постели лежало сломанное веретено, свидетельствуя, что проклятие настигло-таки свою жертву даже спустя четверть века.
В должный по традиции день прошли торжественные похороны. Король безутешно плакал на плече своей фаворитки, их общие сыновья ободряли наследного принца, как любящие братья, хотя сами украдкой смахивали слезы. И только принцесса держалась с истинно королевским достоинством. Впрочем, она тоже искренне скорбела — о своем, тайном.
Королеву похоронили согласно ее распоряжению в склепе в подземелье, вход в который в тот же вечер замуровали.
Вот только ночью после поминального пира одному стражнику привиделось, как два сияющих ангела сошли с небес на землю. Сквозь каменную стену, что спускалась от основания угловой башни ко рву, небесные посланники вывели из глубокой тени в лунный свет почившую королеву, улыбающуюся и смеющуюся. При этом один ангел очень напоминал принцессу, а второй был прекрасным юношей. С ним королева села в лодку и уплыла в предрассветный туман.
На следующий день об этом видении донесли королю, однако вскрыть склеп и проверить, на месте ли тело, не разрешила принцесса.
Спустя какое-то время призрак королевы в сопровождении золотого ангела почтил своим явлением дворец южного султана. Покойница посулила дорогому соседу великие беды, если он решит-таки развязать войну с ее королевством. Тот от впечатления слег с сердечным приступом, позабыв про амбиции.
Позже она приходила в ночном видении к епископу. Святой отец как раз пытался склонить короля к тому, чтобы выгодно отдать принцессу замуж за кандидата, предложенного епископом — жаль, не заручившись согласием самой принцессы. После общения с почившей королевой епископ больше не беспокоил принцессу, и она благополучно вышла замуж за… Впрочем, это уже совсем другая история.
20 января 2019 г.