Бабушка называла ее Пичужкой. Девочка рано осталась одна. Не то чтобы ее родители покинули, а просто они рано решили, что она взрослая девочка. И она осталась одна. Конечно, мама причесывала ее по утрам и завязывала бантик на тугой косичке, но при этом она все время смотрела куда-то сквозь Пичужку. И вечером, целуя в высокий лобик, всегда говорила одними губами:
- Спокойной ночи.
Тихо закрывала за собою дверь, а девочка выглядывала из-под одеялка, в надежде найти того, кому мама говорила это самое “Спокойной ночи”.
Став чуть старше, Пичужка научилась сама причесываться и плести не такую тугую, как у получалось у мамы, но все же красивую косу. И мама стала уходить на работу пока Пичужка спит.
Теперь каждое утро Пичужка искала себя. Учитель истории сказал однажды, что задача каждого человека в жизни: найти себя.
И наша девочка первым делом с утра искала себя. Зовет, кличет. Под стол заглянет, за окно посмотрит. Где же я? Где?
В шкафу платьями старыми бабушкиными пошуршит. Старый круглый будильник с треснутым циферблатом тихонько напомнит, что в школу пора идти. Пичужка вздыхает и выходит из дому. А вдруг она по дороге в школу себя найдет? Это же неизвестно, где ты себя оставил.
Так проходили дни.
Пичужка хорошо училась и дома прибирала к возвращению родителей с работы. Мама часто звонила и спрашивала: “Все ли в порядке?”. И говорила чужие вещи. Вроде слова понятные, а как будто для другого человека сказанные.
- Вот бы изобрели видеотелефоны,- думала Пичужка- я бы посмотрела для кого на самом деле говорит мама. Может он знает, где Пичужка себя оставила?
Бабушка девочки очень любила готовить. Скорее всего она искала себя в бесконечных котлетках, супчиках, пирожках и оладушках.
А Пичужка стала примерять на себя платье сказочницы. Вот как будто жила-была сказочница. Вначале она не знала, что она сказочница и ограничивала себя рамками правды. А потом оказалось, что даже если подробно расскажешь, как все было, какого цвета шарфик у Петровны и что курил Захар Алексеевич, то никто не поверит и скажут: “Гадость какая несусветная!”
В чудесный вечер прекрасного времени года, когда цветет жасмин и запах его вовсе не удушлив, а свеж и тонок, она решилась и, рассказывая за чаем историю, добавила “от себя”.
В “от себя” поверили все без исключения и даже прозвучали аплодисменты.
Пичужка-сказочница приободрилась и как давай врать по полной.
А люди верят. Ей стыдно. Она бога боится и на небо теперь только искоса и “прости меня, прости меня. Я ж для красного словца ради.Очень грустно одной”.
Жаждет душа признания.
Вот и добавляет от себя направо и налево.
И главное, что интересно: как только скажет чистую, истинную правду, ну все как было, сразу по башке. На тебе. Какая врушка, и не краснеет.
Смирилась со временем и решила, что сказки на то и сказки, чтобы людям было во что верить.
В чудо всегда проще верить, чем в провал.
А потом отважилась и написала несколько сказок. Время, пока она созревала ,убежало так далеко вперед, что уже и видеотелефоны изобрели и радио никто не слушает, а все все прямо так из космоса посредством интернета хватают. Только много информации этой скопилось, до небес. И люди хватают, а усваивать не успевают. И называют это блуждание в тумане новостей. Послевкусие. Автора не помнят и о чем толком тоже, а книга хорошая. Послевкусие такое, знаете ли. Интересное.
Да, да атмосфЭрное.
Написав несколько сказок отправила Пичужка издателю. Ей повезло. Попался добрый и мудрый человек. Он сказал, что даже к Толстому с Достоевским имеет что сказать, так что критиковать такую молоденькую мадмуазель ему не делает чести. Главное, что все равно люди читают.
Так вот.
А она осмелела и начала писать все подряд. Про все на свете. И забыла, что надо искать себя. Потому что если не искать, то вроде как и не нужно вовсе.
Когда человек делом занят интересным и сердцу приятным, то само себя само собой находится.
Повезло Пичужке. Первый издатель, он как первый мужчина. На всю жизнь. Не избил критикой и не перехвалил, чтобы глаза не замутило.
А вот потом накинулись грамотные люди. Они сказали, что их зовут филологи. И ничего то толком объяснить не смогли, кроме того, что Бунин страшно теперь расстроен. А он вообще умер уже, Бунин-то.
Пичужка погрустнела. Потому что живого человека расстроить не страшно, его же потом обнять можно и целовать в заплаканные глаза. А мертвого обидеть,это уже очень серьезно.
А ночью Бунин взял,да и приснился ей.
- Пиши,- говорит,- хоть как. Научишься потихоньку.
- А вы меня не видели? Я уже много лет саму себя ищу.
- А как же. Видел.
- Где, скажите где?
- В каждом слове твоем, от которого тепло людям в душе или задуматься стремление рождается.
- Спасибо большое, я вам очень признательна.
И стала жить спокойно и сочинять всякое себе на радость и людям на забаву.
А главное поняла, что те кто жестко критикует, на самом деле свою боль так выражают. Они не делают хорошо, а только еще больше травмируют. Не обязаны все писать, как гении, писать картины, как боги.
Но каждый может выражать себя искусством.
И обязательно всех надо хвалить.
Хотя если “наклАсть, текет, ихний, здеся, лОжит, сАдит” то можно вздохнуть глубоко так с печалью во вздохе.