Осталось ждать совсем немного – после Нового года Елена переедет в свой новый дом, хотя доктор и уговаривает её подождать до родов – от старого дома ближе до больницы. Но у Елены уже нет сил ждать. Из тёмного, мрачного, замкнутого пространства её тянет на волю, на простор, к свету. Ибо дом, построенный для Елены, являл разительный контраст с домом Мендеса: он был пронизан светом. Он сам излучал свет.
Причудливые сооружения, проносившиеся в её голове, наконец-то приняли, благодаря усилиям Пазильо, чёткую, конкретную форму. Виктор подзадоривал, подстёгивал её фантазию своими насмешками. Елена спорила, защищалась, и в результате останавливалась на ещё более абсурдных деталях. Она сердилась на провокации и стремилась настоять на своём, во что бы то ни стало. Возможно, потому, что в глубине души чувствовала себя словно принцесса, которой предстоит быть заточённой в замке злого гения, а может, и вовсе инопланетянина. Станет ли этот замок счастливым убежищем? Просто обязан! Она заставит его!
А Мендес метался от одной крайности к другой. То он впадал в эйфорию и мечтал о том, как сын унаследует его империю, его лабораторию; то сходил с ума от желания, но боялся лишний раз травмировать Елену и плод, несмотря на все уверения доктора, что у Елены на редкость здоровый организм, и что плоду это не повредит; то вообще сжимал кулаки и ругал себя за неосмотрительность, а событие за несвоевременность – ведь они ещё ничего не успели: ни стать мужем и женой, ни отправиться в свадебное путешествие, ни завоевать мир, ни познать все стороны любви и развлечений.
Он, получается, снова украл у неё кусочек юности. Сразу двое! С ума сойти. Такая нагрузка! Но – назад не вернёшься. Ничего, после родов он найдёт ей кормилицу и няню, освободит ото всех забот, и они начнут заново.
Дети будут расти сам по себе, а они возьмут старт на восхождение к высотам любви, будут учиться понимать друг друга даже в самых мелочах и без лишних звуков, чтобы вовремя уходить от таких вот досадных недоразумений, всплесков горечи, бури по поводу и без повода, станут учиться избегать разногласий… а вернее – жить так, чтобы разногласий вовсе не возникало: они должны стать единым организмом, мыслящим и чувствующим одинаково, в унисон, чтобы даже не возникало вопросов: почему? зачем? как? нужно ли? Он клялся, что сделает для этого всё. Она снова станет юной и беззаботной, а он начнёт экспериментировать совсем в другой области. И главное – они будут шагать по намеченному Мендесом пути рука об руку.
Пребывая в таком состоянии, Мендес получил телеграмму от Элеонор, а через неделю, почти под самое Рождество, она появилась в доме.
Ворота раздвинулись, и потрёпанный кремовый Пежо, взятый напрокат в Цепиче, столице Гростии, въехал на стоянку. Елена, только что вернувшаяся с прогулки за рекой, вылезла из авто следом за Галиной и вместе с нейй подходила к дому, когда дверца Пежо хлопнула, и из машины выбралась женщина в удобной спортивной куртке, с непокрытой головой.
Елена собиралась броситься к Мендесу, ожидающему на парадной лестнице, чтобы объявить, что ей решительно не нравится цвет, в который красят гараж и гостевой дом, но взгляд его был устремлён не на неё, а на приближающуюся женщину. И, проследив его взгляд, Елена застыла, не в силах отвести от неё восхищенных глаз.
Она была похожа на Виктора, и не похожа. Огромные карие глаза под тонкими дугами бровей смотрели сурово и испытующе. Твёрдый подбородок, прямой нос, полные надменные губы пламенели на бледном лице. И ни грамма косметики: яркое и выразительное лицо в ней просто не нуждалось. Она шла стремительно, широким, размашистым мужским шагом, слегка наклоняясь вперёд, словно преодолевая встречный поток ветра, и густая волна иссиня-чёрных волос отлетала со лба и плеч, и вилась за спиной чёрным крылом.
Около Елены Элеонор замедлила шаг, протянула к ней руки, взяла за плечи. Она ещё издалека, от машины, поняла, кто эта девочка. Две любимые женщины Виктора Мендеса стояли друг против друга, изучая, любуясь, немного ревнуя и ведя молчаливый диалог.
- Вик рассказывал о вас, - наконец прервала молчание Элеонор безо всяких предисловий. – Ведь вы – Елена. Верно? Я счастлива, что он наконец-то не одинок. Очень жаль, что мы не смогли познакомиться два года назад.
- Два года назад? – проговорила Елена недоуменно.
- Вы красивая, Елена, очень красивая и такая юная. Жаль и того, что мы не успеем познакомиться ближе. Завтра утром, увы, мне пора назад… - И Элеонор с непонятной тоской добавила тихо: - Любите друг друга. Пожалуйста!
Эта мимолётная встреча оставила у Елены странный осадок – словно мимо пронёсся ослепительный, обжигающий метеор. Два года назад… Как давно это было. Два года назад Живаго притащил её в дом, бесчувственную, и запер в башне.
Год с лишним назад она была пленницей, и Виктор пытался добиться её любви любыми средствами. Первые дни – полные ужаса, отчаяния, ненависти. Неужели это было? А теперь? А теперь она ждёт двойню от вчерашнего врага, от насильника и мучителя. Мучителя с нежной, ранимой душой. Как могла произойти с ними такая метаморфоза? Почему она упустила этот поворотный момент?
Сладкая истома и оторопь вновь сковали её. Виктор, Виктор, что же ты сделал со мной – всего за 20 месяцев… 20 месяцев любви и ненависти! Елена осталась у ступенек, словно зависла между небом и землёй, а Мендес уже повёл Элеонор в дом, обняв за плечи.
- Лео, ты останешься до Нового года?
- Нет, Вик, увы…
- Ну, хотя бы до Рождества?
- Тоже нет. Мария уже неделю как в Америке, у меня заказан билет на Чикаго, меня ждут в школе танца – класс уже набран. Так что…
- В таком случае, сегодня ты не ляжешь спать. Мы устроим маленькую вечеринку.
- Согласна!
… Вечеринка удалась. Элеонор и Фернандес наперебой вспоминали Толедо, Эскориал, Гвадалахару – и Елена слушала, открыв рот. Элеонор выпила несколько бокалов портвейна подряд, нисколько не пьянея – что Елена отметила с завистью.
Но когда она уже начинала клевать носом, и испанская гитара слышалась словно издалека, сквозь подушку, Элеонор с Виктором покинули гостиную – и Елена этого даже не заметила.
- Вик, мне надо поговорить с тобой наедине. Это очень серьёзно.
- Что случилось, милая?
Они закрылись в кабинете Виктора.
- Вик, мне надо знать, как далеко ты зашёл в своих исследованиях?
Он бросил испытующий взгляд: – Помнится, ты ничего не хотела знать об этом, ты не желала вникнуть, понять меня…
- Неправда. К сожалению, я слишком хорошо тебя знаю.
- Что же конкретно тебя интересует?
- Всё. Я хочу знать, почему… почему ты снова вдруг заинтересовал некоторых подозрительных людей. Или это – отголоски старых дел?
- Что?
- За тобой начали охоту, Вик. Ты разве не знаешь?
- Знаю, Лео, к сожалению. Но ты-то как… - У Мендеса от страшной догадки потемнело в глазах. – Дьявол! Они вышли на тебя!
- Именно. Я очень хочу тебе помочь, и всегда хотела. Но не знала, как. А сейчас не знаю, смогу ли…
- Это я виноват перед тобой, Лео. Тебе незачем оправдываться. Они… что-то требуют от тебя?
- Да.
- Что они хотят?
- Встретиться с тобой. Пока ещё только встретиться. Но если…
- Продолжай, Лео.
- Если я не уговорю тебя, они выйдут на Марию. Как видишь, они всё знают обо мне.
- Кто это был, Лео? Ты можешь сказать?
- Женщина. Странная, со шрамами. Анна Брок. Я не знаю её.
- Опять Анна Брок!
- А ты её не знаешь?
- Нет, и даже не видел. Кто она такая, что ей надо? Может, она русская? И след тянется из России? Она сказала, как я смогу с ней встретиться?
- Она сама с тобой свяжется. И ещё. Она сказала, что тебя ищет Губа.
Ну вот, хоть что-то разрешилось. Он посмотрит Брок в глаза и спросит впрямую, что ей надо. На самом деле, всё ещё больше запуталось. Ясно, что диктовать условия будет не он. А эта Анна Брок. И если Мендес не пойдёт на них, то подставит сестру. Иначе – натравит на себя Губу. Впрочем, Губа и сам его достанет. И они начнут раздирать его на части. Или – передерутся между собой. А вот это неплохая идея. Знать бы только, где эта самая Анна Брок и Губа, и как они могут пересечься…
Всё скверно. Дальше некуда. Возможно, придётся мобилизовывать гвардию. И хуже всего то, что он не знает, что именно известно им о его работе.
- Значит, ты сейчас посредник, Лео. Что ж, можешь передать, что я согласен. Собственно, другого выхода и нет.
- А ты уверен, что ей можно доверять?
- Я ни в чём не уверен. Но я постараюсь сделать всё, чтобы вас больше не трогали. Но в любом случае, вам придётся нанимать телохранителя. Если хочешь, я пришлю к тебе кого-нибудь из своей гвардии – они сами разыщут тебя в Америке.
- Ой, Вик… я их боюсь!
- Бояться нужно не их, Лео, а всех остальных. Мои люди никогда не причинят вреда без моего указания. Они – самые надёжные друзья, вот в чём ирония, - Мендес невесело усмехнулся.
- А как я их узнаю?
- По глазам, Лео. И пароль. Придумаем пароль. Который будем знать только мы. Ну, скажем, как тебе понравится, если это будет что-нибудь из Лопе де Вега?
- Лучше из Лорки, Вик! – рассмеялась Элеонор, и комната осветилась.
- Договорились! «Сливаются реки, свиваются травы. А я развеян ветрами»…
- Нет, лучше вот это: «Пресьоса роняет бубен и в страхе летит, как птица. За нею косматый ветер с мечом раскалённым мчится»...
- …«Застыло дыханье моря, забились бледные ветви, запели флейты ущелий, и гонг снегов им ответил. Пресьоса, беги, Пресьоса! Всё ближе зелёный ветер!» - Подхватил Мендес. - Это следует обсудить особо, за рюмочкой портвейна – не возражаешь? Я заказываю.
- Спасибо, Вик! У меня ведь не осталось никого – только ты и Мария! – Элеонор обняла брата, прижалась к груди. Она хотела бы тоже испытать облегчение, но невыносимая тревога за дочку, за брата давила и душила её, пока не вылилась в слезах. По-мужски скупых…
После того, как горничная из «гвардии» принесла портвейн и фрукты, Мендес вздохнул и приступил к неприятному для Элеонор разговору.
- Ну что же, Лео, ты хотела знать о моих затеях – слушай.
… Выходя из кабинета, Элеонор несла в себе страшную информацию, словно грела на груди, у самого сердца, чёрного паука. Лучше бы она не знала о работе Мендеса ни-че-го! То, что он успел сделать – чудовищно! Это одно из величайших зол, которые когда-либо затевались в мире. Новая глобальная война! Страшные жертвы – люди без разума! Виктор приготовил человечеству ловушку – но, похоже, скоро сам в неё попадёт. Он в ещё худшей опасности: его талантом могут воспользоваться люди гораздо более страшные и беспринципные. Он, с его душой и ранимостью, с его гордостью и принципами, даже не успеет ничего понять, как его скрутят и заставят делать то, что угодно им.
Они сломят его достоинство, душу, жизнь, погубят его любовь и его будущих детей! И главное – она ничем не сможет ему помочь!
А она так мечтала вернуться с Марией на его свадьбу, стать крёстной племянников… Ничего не получится! В её жизни никогда не было покоя – и уже не будет. Жить с чувством вины, с вечным покаянием, не имеющим выхода и смысла! Бояться за жизнь дочери! Чем она провинилась перед Всевышним?
Когда Элеонор вошла в гостиную, там была только Галина Шторм, прикорнувшая в кресле и подскочившая при стуке двери, и Елена, свернувшаяся калачиком на обширном диване. Бедная девочка – что её ждёт? Она ведь лишь немного старше её собственной дочери! Виктор Мендес выбрал достойную спутницу, Элеонор это чувствует. Она даже немножко завидовала ей – юность, красота, удивительный мужчина рядом. Ей повезло - ведь лучше и прекрасней её брата нет и быть не может!
Элеонор наклонилась и нежно поцеловала Елену в щёку. Ощутив мягкое прикосновение, Елена попыталась разлепить глаза – ей показалось, что это Виктор склонился над ней, щекоча шею чёрными волосами, что-то шепча на удивительном, чужом языке.
Она потянулась к нему губами – но Элеонор уже выпрямилась и, не сводя печального взгляда, медленно повернулась и пошла к двери…