ОСТРОВА ОБИ – МОГИЛА ССЫЛЬНЫХ.
Пред история из Википедии: Назинская трагедия – события мая – августа 1933 года на острове Назино посреди Оби, неподалёку впадания в неё реки Назины. На этот пустой остров в тайге в Александровском районе Томской области в ходе депортационной компании против «социально вредных и деклассированных элементов» было высажено без еды, крыши над головой, какой либо утвари или инструментов около 6100 человек. Голод, болезни и попытки бегства сократили количество живых в течение тринадцати недель до 2200 человек.
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ СВИДЕТЕЛЕЙ ТРАГЕДИИ.
Записи сделаны и опубликованы в рамках проекта «Последний свидетель» сотрудниками Томского мемориального музея «Следственная тюрьма НКВД.
Рассказ бывшего охранника Уварова Ивана Ионовича:
«… Чтобы в Назино построить пекарню, надо было сначала построить хоть самый примитивный кирпичный завод. Все это требовало времени и немалого. А кормить людей надо сейчас. Богданов посылает двух вахтеров обойти и всех собрать к складу муки. Минут через пятнадцать толпа мокрых и жалких людей разноголосо приглушенно жужжала, прижимаясь друг к другу, в надежде согреться.
Богданов, и без того непомерно высокий, взобрался на пенек, и толпа быстро стихла. Все ждали, что скажет начальник, чем порадует. И он сказал: "Граждане ссыльные! У нас нет для вас жилья. Нет ни столовой, ни пекарни. Когда-то будет, а пока жить будете здесь, на острове Назинском. Обустраивайтесь, кто как может. А с питанием так: каждое утро с восьми часов строиться в очередь к складу, каждый получает полкило муки и - до завтра. И не вздумайте получить два раза. Замечу - пристрелю на месте. А сейчас - в очередь становись!".
Толпа поспешно стала строиться в очередь. Первые уже начали получать. Кладовщик из развязанного мешка зачерпывал поллитровой кружкой муку, досточкой смахивал в мешок все, что было выше краев кружки, и высыпал очередному. Во что? У кого что было. Изредка в котелок или в такую же алюминиевую кружку. Это счастливчики. Можно баланду сварить. В шапку или в фуражку - тоже неплохо. Но у многих не было ни посуды, ни головных уборов. Такой бедолага подставлял полу пиджака или пальто. Очередь двигалась быстро. Те, у кого не было посуды, сразу шли к берегу, пристраивались поближе к воде, кто как мог - заправляли муку в рот и горстью воды запивали ее. За несколько минут вся мука была в желудке и запита речной водой, мутной и холодной».
« Через неделю пришел еще один караван со ссыльными. Еще три тысячи. Их так же высадили на остров. Остров стал похож на огромный муравейник, потому что он кишел людьми. Поскольку не было туалета, оправлялись кто где хотел, оттого воздух был изрядно насыщен зловонием. Началась эпидемия дизентерии. Из комендатуры прислали Кувшинова, поставили для его "медпункта" палатку рядом с палаткой караула. Чтобы как-то разгрузить остров, людей наиболее здоровых и крепких стали эвакуировать. Грузили на малую баржу человек двести, мешков пятьдесят муки, топоры, лопаты, пилы, гвозди и одного вахтера. Катер "Быстрый" брал баржу на буксир и вез в какой-либо из притоков Оби - небольшую таежную речку. Увозил километров за сто, высаживал людей на берег, в первобытную тайгу, и вахтер говорил: "Вот вам новая родина. Вот топоры и пилы. Вот лес бесплатно и без нормы. Пилите, рубите, стройте себе дома, готовьтесь к зимовке. Благо до зимы еще есть времечко".
Вахтер с людьми и мукой оставались, а катер с баржой возвращался назад, чтобы вывезти очередную партию в какую-нибудь другую речку или в эту же, но еще подальше. Эвакуация шла медленно, а эпидемия разгоралась бурно. Фельдшер валился с ног, чуть не круглые сутки принимая больных. Люди начали умирать. В комендатуру полетели донесения Кувшинова и Богданова: "Лекарства кончаются. Смертность катастрофически растет. Если сначала умирало по
4- 5 человек в день, то теперь уже по 40-50 человек. Срочно нужны лекарства, срочно надо ускорить эвакуацию. Остров предельно инфицирован". Комендант Цепков бомбил телеграммами управление Сиблага в Новосибирске, требуя или срочной радикальной помощи, или эвакуации людей куда угодно в другое место. Сиблаг отмалчивался.»
***
Воспоминание жительницы с. Назино Феофилы Былиной, 1895 г.р.
«Сибиряки вольные и невольные» - совместный проект ГТРК Томск
и областного Краеведческого музея.
«Я происхожу из коренных русских жителей этих мест. В 1933 или 1934 году мы жили в деревне Амбары в 35 км от Назино. По деревне ходили разговоры, что весной, по большой воде, на остров против села Назино вывезли 2-3 баржи с заключенными. Однажды моя свекровь, Анисья Николаевна, сказала мне: "Пойдем, посмотрим, что за молодые ребята сидят под арестом в бане у Тычинских". Их поймали деревенские партийные активисты, среди которых активностью выделялся Чернодаров, погибший потом на фронте. Он говаривал: "Поохотничать надо, а то много бежит".
В бане находилось 4 человека, которых должны были увезти на пристань, чтобы куда-то отправить. Нам удалось коротко поговорить с ними. Один из парней был одет в легкое серо-полосатое кашне, фасонистый картуз и обут в красные сапоги. На втором было темное пальто и темные сапоги. "За что вы попали сюда?" - спросили мы первого. Он ответил: "А не за что. Был студентом в Москве. На выходных пошел в гости к тете – москвичке. Дошел до ее двери, стучался, но тетка не успела открыть дверь, потому что меня тут же схватили. Я был арестован как не имеющий при себе паспорта".
Выше Амбаров в Обь впадает таежная речка Амбарская. На ней в тот год рыбачили старые рыбаки из бригады Барышева. Однажды, у избушки на Амбарской они случайно оставили собаку Барышева Дружка. Барышев попросил товарищей, поехавших за инвентарем, покричать собаку. Когда они приплыли на место, то отвечать им стал женский голос. Рыбакам сделалось не по себе. Они пошли на голос и увидели, что по берегу ходит девушка. Они спросили, как она сюда попала, и в ответ услышали: "Нас шло четверо. Кто сколько смог, столько и прошел, лег и кончился. А я дошла до этой избушки, остановилась здесь и ела старую рыбу из затора (натянутой мережи), тем и питалась. Завезли нас на остров весной, по большой воде. Теперь спасаюсь от верной гибели, пошли искать железную дорогу".
Девушку отвезли в Амбары. Кто картошки дал, кто хлебы, кто молока, и повезли на пристань. Потом она попала в Александровскую больницу. В то же лето на остров приезжала московская комиссия. Сюда попала жена какого-то большого начальника. В состав комиссии входили военные. Они сказали местному начальству: "Живых или мертвых предоставьте!" А людей уже не было. Сколько их потонуло, умерло с голоду! Старики рассказывали, что невозможно было ходить на Обь за водой или полоскать белье – такой стон стоял на острове.
Со стороны старого Назино заключенным возили каждый вечер муку, каждому по кружке. Таково было их питание. Рассказывали, что накануне разбирательства с женой начальника, ей отрезали груди дошедшие до людоедства заключенные, и она сошла с ума.
В нашей избе был в то время заезжий двор. Колхоз обязывал нас принимать проезжих. Цыгане едут – цыган принимали. Потом я выписывала квитанцию, сколько людей было, сколько лошадей, и колхоз нам платил. На квартиру к нам попадали и высланные. Однажды побывала у нас и старушка со Смерть-Острова. Ее везли этапом. У нас в избе была прихожая, комната и две спальни. Женщину провели в дальнюю комнату на ночлег, и я увидела, что у старушки на ногах срезаны икры. На мой вопрос она ответила: "Это мне на Смерть-Острове отрезали и зажарили". Вся мякоть на икрах была срезана. Ноги от этого мерзли, и женщина обертывала их тряпками. Она самостоятельно двигалась. Выглядела старухой, но в действительности ей было 40 с небольшим лет.
Однажды, в тот же год, мой свекор Былин Владимир Василевич и свекровь Былина Анисья Николаевна и Барышева Анна Николаевна получили приказ увезти на пристань троих пойманных мужчин – беглецов с острова, которые не могли даже сидеть. Мужчины легли на дно лодки, и, едва отчалили, стали просить: "Дайте покушать". Наши бабы и говорят: "Подождите, отъедим, тогда и дадим". Дело в том, что тех, кто давал беглецам с острова еду, лишали положенного им пайка (муку, крупы). Отъехав подальше, наши дали несчастным заранее припасенную картошку и хлеб. Что это были за люди – неизвестно.
В 1952 году Амбары были соединены с Назино, куда мы и переехали. Покос нам отвели на Острове Смерти. Свекор косил, я подгребала, потом метали стог. Я заметила, что на участке в виде полукруга нет травы. Когда сметали стог, то пошли на это место. Нога на нем как бы тонула. Мы поняли, что тут лежат невинно погибшие. Свекор был верующий, плакал о загубленных людях. Мы не стали ничего раскапывать. Свекор срубил вешки и когда мы их понесли, я увидела обтесанную со всех четырех сторон лесину. Я внимательно посмотрела: на стволе было что-то написано, но прочитать было очень трудно, сохранились лишь следы от химического карандаша. Долго разбирать надписи у нас не было времени, и мы решили, что займемся этим в следующий раз. Но не пришлось – на следующий год наш покос ушел под воду"
Прошло много лет, все свидетели умерли, но эта страшная история передаётся потомкам, остались письменные воспоминания свидетелей и непосредственных участников этих событий.
Паспортизация населения в 1930 году привела властью ещё к большим перекосам в стране. Политику насыщения населением Казахстана и Сибири, привела к тому, что в облавы, особенно в больших городах страны, задерживали всех, кто без паспорта, не разбираясь, грузили в товарные вагоны и везли в Новосибирск, а там баржами по Оби на север на острова.
Вот воспоминания той-же крестьянки из Назино Фефилы Былиной:
"Сальников Кузьма Антонович, 1911 года рождения, из Новокузнецка, работал на шахте, был женат, имел двоих детей. Однажды он поехал в Новосибирск, пошел на центральный рынок. В это время рынок окружили, устроили облаву и арестовали тех, кто не имел при себе документов. Всех, в том числе женщин и детей, погрузили на баржу и увезли на остров Назинский. Еды не было. Людей мучил голод. Охрана бросала хлеб, когда ехала мимо острова. Кто схватит, тот и съест, остальным ничего не доставалось. В тех, кто пытался бежать, стреляли. Неизвестно, сколько Сальников пробыл на острове, но ему удалось бежать. Переплыв реку, он болотами вышел к людям. После побега работал в колхозах"
***
(Из воспоминаний Веры Пановой, жительницы Усть-Тыма)
"Люди там всякие были. Во время паспортизации их облавой взяла милиция в Томске и на баржу. И закрывали их там. Даже сам, этот, томский прокурор приезжал. У него два сына забрали. Люди выходили на улицу без документов, а их раз – и забирала милиция облавой. Прокурор тот своих сыновей вывез с острова.
В фондах мемориального музея «Следственная тюрьма НКВД» г. Томска сохранилась машинописное воспоминание бывшего охранника Андрея Карагодина, который работал на острове и пол века спустя, по памяти записал сцену допроса одного из уголовников:
"В соседней комнате разместилась комиссия из Сиблага. Солидный голос сказал: "Садитесь!" и начался допрос. Я сразу же понял, что допрашивают кого-то из тех, кто жил на острове.
– Скажите, Гвоздев, это правда, что вы выбивали зубы больным и умирающим?
– Правда.
– Зачем?
– Чтобы добыть золотые коронки.
– Зачем?
– Поменять на махру. Курить же хочется. А у вахтеров за каждую коронку можно было бы получить спичечную коробку или целых две газеты, шоб цигарки крутить.
– Так... И много вы выбивали зубов?
– Сколько надо, столько и выбивал. В заначку не складывал. Все менял на махру, сам курил и друзей угощал.
– Ясно. А теперь вы, Углов. Это правда, что вы ели человечье мясо?
– Не, неправда. Я ел только печенку и сердце.
– Расскажите, как вы это делали, подробно.
– Очень просто. Как шашлык делают. Из ивовых прутиков делал шампурчики, нарезал кусочками, нанизывал на шампурчики, поджаривал на костерке.
– А у каких людей вы добывали себе мясо? У живых или у мертвых?
– Зачем же у мертвых. Это ж падаль. Я выбирал таких, которые уже не живые, но еще и не мертвые. Видно же, что доходит, через день-два все равно дуба даст. Так ему ж легче умереть будет... Сейчас, сразу, не мучиться еще два-три дня"
Это преступление могло бы остаться так и не раскрытым полностью. Ну кто поверил бы не грамотным местным крестьянам, запуганным, забитым собственной властью и начальством?
Но, и тогда нашелся смелый человек, инструктор Нарымского окружного комитета партии Василий Величко. В июле 1933 года, по горячим следам, он опросил десятки человек, имеющих отношение к организации лагеря смерти на острове у деревни Назино, а так же записал показания местных жителей. Затем Величко в трёх экземплярах отпечатал доклад, который отправил: в Москву - Сталину, в Новосибирск - Роберту Эйхе, в Нарым - секретарю Окружкому. После чего, на полгода скрылся в тайге.
Одиннадцать страниц этого документа были рассекречены только в годы перестройки, впервые были опубликованы в сборнике «Спецпереселенцы в Западной Сибири» (Новосибирск. 1994 г.)
Вот только отрывок из его послания:
переносился холод, что один из трудпоселенцев залез в горящее дупло и погиб там на глазах людей
"Люди начали умирать. Они заживо сгорали у костров во время сна, умирали от истощения и холода, от ожогов и сырости, которая окружала людей. Так трудно переносился холод, что один из трудпоселенцев залез в горящее дупло и погиб там на глазах людей, которые не могли помочь ему, не было ни лестниц, ни топоров. В первые сутки после солнечного дня бригада могильщиков смогла закопать только 295 трупов, неубранных оставив на второй день. Новый день дал новую смертность и т.д…
После того, как сигнал Василия Величко дойдет до самого верха в Кремле и начнутся «разбирательства», автора письма об «Острове смерти», потихоньку уволят. Но, Василий Арсеньевич не пропал. Он стал журналистом, написал несколько книг, военным корреспондентом от газеты «Правда» дойдёт до Берлина, но книги своей об «Назинской трагедии» так и не напишет. Видимо, он так глубоко был погружен в далёком 1933 г. в эту историю, что не хватило сил туда вновь возвращаться.
*** 20.01.2019.