Володечка проснулся от того, что к нему заглянул на огонек, так сказать, его двоюродный брательник и закадычный кореш. Веселый и безбашенный во хмелю, Игорь был его частым и неизменным собутыльником, незаменимым оппонентом в их ночных беседах, да и единственный, кто понимал и готов был поддержать его в любых начинаниях. Он мог одобрить и развить любую мысль, начатую Володечкой.
А что они творили в кабаке! Снимали на пару баб, а потом менялись телками! Вот где настоящее веселье было!
Сейчас они сидели в душной и прокуренной кухне, не смотря на открытое окно, и пили водочку из хрустальных стопок. На столе стояла холостяцкая немудреная закусь: дешевая вареная колбаса, нарезанная на целлофане толстыми щедрыми ломтями, серый и сыпучий черный хлебушек на разделочной покарябанной доске, свежие розовые, располовиненные помидоры, да селедочка в вакуумной вскрытой упаковке, уже разделанная и политая кислотой до полного растворения острых рыбьих косточек. Дешево и сердито. А че еще нужно двум закадычным друзьям, которые не виделись… сколько они не виделись? Да поди, год уже скоро.
С момента их последней встречи в жизни Володечки произошла масса событий, хороших и не очень, о которых он и рассказывал взахлеб, со злостью и пьяной мутью, невразумительно перескакивая с пятое на десятое, и щедро сдабривая повествование крепкими и емкими выражениями исконнорусского, могучего языка. Во-первых, его посмела выгнать жена, и он развелся официально, переехав жить к мамке. Первым его делом, еще до развода, был поход к начальнику, долгий разговор по -душам за закрытыми дверями, после чего он был официально переведен на работу в полставки, но с целым рабочим днем. Остальную часть зарплаты хитроумный Володечка получал в конвертике, и она учету не подлежала, а значит, не облагалась налогами, и главное, из нее не вычитались алименты. Некоторое время бывший муж был в восторге от этой махинации, представляя вытянувшуюся физиономию своей бывшей, когда та получает копейки. Ишь ты, денег от него захотела! В суд подала, тварь такая! Б…! именно так, б…! Да, в свое время он, конечно, сглупил, не прописавшись в ее квартире. Вот бы теперь она побегала! Вот бы пометалась по судам и адвокатам, стараясь изгнать его с жилплощади! Ну да ладно! Он, Володечка, щедрый: пускай эта темная хрущевка достается ее сопливым, орущим отпрыскам. То, что младший из них, Антон, его сын, Володечка старался не вспоминать. Да и как его сыном мог быть этот вопящий по ночам кулек, лысый, не больше куклы, которому досталось после рождения вся любовь и все внимание женщины. Его первой фразой после роддома были слова:
-Ну и че ты родила? Кукла больше.
После этих слов всякий интерес к сыну он потерял, и воспринимал его как досадную помеху, что будит ночами. Короче, этот младенец ему не понравился. Да в принципе, до этого он и младенцев –то не знал. И вскоре, его начали раздражать мокрые, вечно сохнувшие на кухне пеленки, громкие крики младенца, и конечно же, замотанная, и подурневшая как-то сразу жена, что уделяла почти все время и внимание своим отпрыскам, а ему, главе семьи и главному кормильцу, приходилось собственноручно варить макароны с бумажными сосисками. Но не долго. Весьма скоро Володечка сообразил, что можно заглядывать на ужин после работы к своей мамке, которая всегда вкусно накормит единственного любимого сыночка жареной картошечкой с мясом. Пожалеет и ласково посочувствует, правда, стопочку не нальет. А заодно, прожужжит все уши о том, что де, взял непутевую жену, больную да слабую, раз не успевает все делать. Да еще и с довеском взял! Уж за одно это женщина должна его на руках носить, да и слова поперек сказать не сметь! Да и не должна она детей больше мужа любить. Любовь должна быть строго разделена и взвешена поровну. А тут что-то ненормальное.
-Да ты его любишь больше, чем меня!- заявил Володечка как-то супруге, указывая толстым коротким пальцем, на порядком раздражавший сверток.
-Да, но он твой сын,- возразила супруга, стоя у плиты и помешивая варево в кастрюле, держа этот свой сверток во второй руке.
Кстати, о кастрюлях: она напрочь перестала готовить вкусные салаты, печь блинчики и тортики. Времени у нее, видите ли, нет! А тут еще эти макароны!
Да, мамка его не понимала такого охлаждения чувств, напевая каждый раз, как он приходил на ужин, что, де, не спроста все это. Не иначе, есть у нее еще кто-то, да и сын от него ли точно? Не в их породу. Не похож. Хотя, как лысый младенец, с личиком не больше кулачка, может быть похож на здорового, плохо бритого тридцатилетнего мужика, с оплывшими щеками и внушительным носом, да еще с высокими залысинами? Ну да ей виднее. И главным аргументом мамки было то, что вон, раньше бабы в поле рожали, да и дальше работать шли. Тут же. И ни чего. И успевали все. А эта, уж больно хилая. Да и ребенок не здоров, раз орет все время. Не иначе, ее дурная кровь тут сказывается.
О чем Володечка супругу не забыл упрекнуть. Лежа на диване после трудового дня, и дожидаясь, пока на кухне сварятся макароны. Сама виновата, раз к его приходу ужин не успела приготовить!
Да че вспоминать? Его не ценили! Эта тварь его выгнала, унизив тем самым, мужское эго и самолюбие. Всем друзьям Володечка тут же поспешил сообщить, что ушел сам, да и квартиру с обстановкой жене оставил широким щедрым жестом. О том, что квартира и обстановка и так ее, он старательно и вовремя забыл, ибо из всей обстановки за годы их совместной жизни был куплен один телевизор, да и то потому, что старый сломался, а без телевизора как-то жить совсем скучно. Да, жаль конечно, что прописаться там не сумел.
Правда, его мамка, седенькая старушка- аккуратистка, после возвращения любимого сыночка на прежнее место жительства, очень скоро перестала его хвалить и поддерживать. С плохим зрением, но безупречным нюхом, она находила его ношеные носки, валяющиеся на полу под диваном, упрекала в том, что ей совершенно не помогает, курит в ванной и на кухне. А у нее астма. Да и роль, великовозрастного сынишки, занявшего позицию диванного лежачего кота по вечерам, вооружившегося полторашкой пива и сухой рыбкой, стала ее заметно раздражать. Поэтому, с женской логикой блондинки, пусть и седой блондинки, она очень скоро начала пилить его за то, что ушел от жены. Что де, довел бедную женщину, не помогал ей, и упрекал за макароны. А той же картошки мог де и сам начистить и нажарить после работы.
Вот и пойми этих тупых баб! Раньше мамка была крайне недовольна его женитьбой, постоянно напоминала, что де взял в жены порченную, с довеском, то бишь, ребенком, и уже поэтому эта дрянь должна его, идеального, во всех отношениях мужика, на руках носить! Теперь, со временем переосмыслив ситуацию и столкнувшись с хронически немытой посудой, регулярной перегарной вонью и похмельной грубостью, старушка начала ворчать на любимого и единственного сынка. Володечка не оставался в долгу, отвечая емкими и хлесткими словами исконно русского мата, используя все многообразие фраз, варьируя и сочетая их под разными углами. Старушка плакала. Особенно ее обижало отсутствие денег на продукты у сына, и то, что он не допускал даже мысли оставить приготовленный кусок еды ей, подметая в кастрюльке и сковородке все подчистую, и привычно складируя грязную посуду в раковине. Отношения накалялись, валерьянка и пустырник пились пузырьками. В ход пошла и тяжелая артиллерия, т. е., феназепам. и потому, как только издерганная старушка получила спасительное предложение от родной своей сестры, предлагавшей пожить у нее летом на даче, согласилась без раздумий. Ее сынок тут же вызвал такси и даже помог дотащить сумки до машины: отъезд ворчливой старушки был ему только на руку, да и руки развязывал. Обе. Теперь можно было водить баб домой, а не ютиться по съемным углам и подъездам. Вскоре, однако, выяснилась одна неприятная деталь: отсутствие готовой еды и чистых носков и футболок. Эти неприметные женские обязанности, исполняемые вначале супругой, а затем мамкой, стали очень даже заметны в отсутствии их исполнительниц. А тут еще стиральная машина сломалась! Ну да Володечка очень быстро приспособился, заказывая на ужин пиццу к пиву, и замачивая свое грязное белье на неопределенный срок, подкидывая в таз постепенно, ношеное. Когда запах в ванной становился особенно ароматным, и туалетный освежитель воздуха уже с ним не справлялся, Володечка принимался за стирку, матерясь на свои вонючие носки и трусы. Все остальное он складировал до осени, логично полагая, что мамка вернется с первыми холодами, как перелетная птица, да и наведет порядок, в порядком засранном жилище, в которое все меньшее уже количество баб хотело войти, подозрительно принюхиваясь на пороге.
И вот пришел его двоюродный брательник!
Игорек. Бледный и худощавый парень, сидел напротив него на кухне за столом, потягивал, не морщась, водочку, и не притрагивался к закуске.
-Вот так я и живу!- Володечка опрокинул стопочку, положил на хлебушек селедочку, и отправил в глубину внушительной пасти, продолжая жевать и говорить с набитым ртом,- так…, что,.. верь брателло…, все бабы- суки! Сам убедился! Вот! Да ты закусывай, не стесняйся! Вон, селедочку бери! Али колбаски! Ух, хорошо-то как!
-Спасибо, мне уже не нужно,- Игорек вновь сделал глоток из своей стопки, и как-то печально усмехнулся.
-Да прям! Не нужно ему! Бери, говорят! Или, закусь градус крадет? После первой не закусываешь?
-Можно и так сказать,- уклончиво ответил гость.
-Еще налить?- Володечка открутил крышечку литровой «Перцовочки», и подмигнул гостю. Странно, он помнил, как ложился спать на диван перед телевизором, под бормотание которого частенько засыпал, а потом резко- кухня, его суета вокруг замызганного холодильника и нарезка продуктов. Звонка в дверь и самого прихода брателлы он не помнил. А еще, он смотрел на бледное лицо гостя, которого не видел год, почитай, и все не мог вспомнить что-то тревожно важное, связанное с его столь долгим отсутствием. Что там было, какая-то несомненно весомая причина не позволяла другу навещать его. Володечка помнил определенную важность и уважительность этой причины, полностью оправдывающей отсутствие друга, но вот сама причина надежно укрылась от его памяти в глубине сознания, затуманенного алкогольными парами.
-Наливай,- вяло кивнул его друг.
-Что-то ты сегодня не в форме,- Володечка наполнил стопочки, и подмигнул гостю,- уж не заболел ли?
-Да я уже не заболею,- гость покрутил в руке свою рюмку, с непонятным интересом и печальной нежностью рассматривая узор на хрустале.
-Точно? Ведешь-то себя как больной. Раньше не таким был. Вздрогнули?
-Вздрогнули,- их рюмки стукнулись с мелодичным звоном. Гость вновь сделал глоток, не поморщившись, и не поставил рюмку, продолжая ее крутить в руке. Володечка опрокинул мелкую стопочку, досадуя про себя, что разбились более вместительные шкалики. Эти же наперстки были форменным издевательством. Но не наливать же перцовку в пивной стакан? Тем более, он у него один.
-Да не волнуйся ты так,- бледные губы гостя тронула тень улыбки,- мне и такие рюмки сойдут. Не это сейчас главное.
-Ну ты даешь! Не это, главное!- Володечка зажевал кусок колбасы, и закинул в глубину своей необъятной пещеры половинку помидорки,- брателло, да в этом вся соль! Стол должен быть накрыт и обилен, б…! В чем еще смысл?
-Полагаешь, что только в еде и закуске?- гость вскинул на Володечку свои темные мерцающие глаза, от глубины взгляда которых по затылку хозяина прошелся нехороший холодок. Гость, почувствовал этот страх, и поспешно перевел взгляд на часы.
-Ты че, торопишься?- Володечка облегченно вздохнул, и тоже глянул на часы. Стрелки показывали первый час. Минут двадцать пять.
-Да, меня не надолго отпустили,- кивнул Игорь.
-Да брось ты! Отпустили его! Наплюй на все дела, да и оставайся! Не так уж мы с тобой часто видимся, б..!
-Не на все можно плюнуть,- гость сделал еще один глоток.
-Да ты, б…, сам на себя не похож! Че у тебя случилось-то?
-Многое,- неопределенно отмахнулся гость,- а время у меня еще есть… до двух часов я в полном твоем распоряжении.
-Ах ты б…!- Володечка, всегда, когда выпивал, расслаблялся и начинал односложно материться,- до двух часов он в моем распоряжении! А дальше че, б…? Уйдешь? Или, я в твоем буду? Как его, распо…жении!
-Скорее, последнее, если ты не изменишь отношения к своей жизни,- бездонные глаза гостя загадочно блеснули,- у нас еще полтора часа. Даже, уже чуть меньше.
-Чой-то я тебя не пойму,- хозяин вновь открутил крышку, наливая в стопки, и стараясь казаться более пьяным и веселым, чем был на самом деле. И, странное дело, на том же самом деле, понимать своего кореша и друга ему почему-то не хотелось. Хотелось просто пить и гнать от себя поганой метлой ту запредельную жуть, что поселилась в мерцающем взгляде ночного гостя, а еще эту жуть он начал подспудно связывать с его долгим отсутствием. Тревожный звоночек в его мозгу затихал, так и не начиная звучать. Видимо, водка, и выпитое с вечера пиво, разладили там какой-то контакт, отключили тумблер, и этот звонок сломался. А поведение друга, прежде нормального парня, нравилось ему все меньше и меньше.
-Есть много друг, Гораций в нашем мире, что не подвластно нашему пониманию,- загадочно ответил гость, протягивая свою рюмку,- мне нужно, что бы ты ответил, на несколько вопросов. Искренне.
-Че, будешь исповедовать?- Володечка вдруг разозлился. Он всегда злился, когда им пытались командовать, а в особенности, когда ощущал себя глупее собеседника.
-Нет, что ты,- возразил гость, вновь одарив хозяина каким-то запредельным, потусторонним взглядом, - время исповеди уже ушло. И я ее выслушал. Мне просто нужно уяснить твою жизненную позицию.
Володечка поперхнулся колбасой, и постыдно сдулся. Весь его пьяный апломб испарился, а встающая на дыбы злость, готовая понестись диким галопом, рухнула плашмя и издохла. Потому он молча и мрачно опрокинул рюмку, крякнул, и протянул лапу за бутылкой, что бы снова налить.
- Я тебя напугал? Не нужно меня бояться. Это лишнее, Владимир.- участливо попросил ночной гость.
-Бо.. бояться. Скажешь то же. Да кто тебя боится?- Володечка выпил, и закинув в свою вместительную пещеру кусок колбасы, принялся с ожесточением ее жевать. Вкуса поглощаемого продукта, не смотря на многообразные вкусовые добавки и, запрещенные в цивилизованных странах, многочисленные Е, он не почувствовал. Словно мягкую бумагу разжевал. И проглотил противный комок, состоящий якобы, из мяса.
-Правильно. Ты кушай лучше: надо наслаждаться каждым мгновением своей жизни. К сожалению, эти прописные истины понимаешь слишком поздно.
-Игорех, да будет тебе! Ты, б…, сегодня не такой, б…!- этим возгласом Володечка хотел пояснить, что постановка фраз, отсутствие привычных выражений, слог, да и сам стиль общения его друга радикально изменились. Сейчас перед ним сидел незнакомый пугающий тип, сдержанный в своих эмоциях, чего прежде за Игорешей не водилось. И потому, непривычный без своих шуточек и подколов, пьяного разудалого дебоширства, чужой и непонятный. А все непонятное, как известно, людей пугает.
-Этому есть вполне логичное объяснение. Ответь лучше ты мне на такой вопрос,- ночной гость сделал еще один глоток, поднял свой пугающий взгляд, но тут же торопливо перевел его в темное окно. Порыв налетевшего ночного ветра зашелестел листвой тополя, что раскинулся много выше их окна, а один оторвавшийся листик залетел в настежь распахнутую створку, продемонстрировав белый, теплый бархат изнанки, и послушно опустился на подставленную ладонь гостя.
-Ты собираешься что-то менять в своей жизни?- будничным спокойным тоном осведомился гость, погладив листок, как домашнего зверька.
-Да почему я что-то должен менять?- Володечка набычился, с опаской поглядывая на прирученный тополиный листок, и нашаривая спасительную бутылку.
-Тебя в ней все устраивает?- задал очередной вопрос гость. А листик, тем временем, получив заряд энергии от тонкой руки гостя, вспорхнул с поднятой ладони. Сделав круг почета под потолком на кухне, он легко и бесшумно вылетел в окно, на свободу, безошибочно минуя обманчивые блики стекла второй нераскрытой створки окна, где и растаял в ночной мрачной тишине.
-Да че я, плохо живу? Все, б…, так живут! Работа есть, деньги на бухло тоже. Да и баб хватает. А все бабы суки!- выкрикнул Володечка, вспоминая застарелые обиды от своей бывшей и мамки, что отказались понимать его образ мыслей и мировоззрение,- да они, б…, меня на руках должны были носить! Твари!- он приложился из горла, обретая в обжигающей жидкости бычью уверенность, и злость на этот мир.
-Можно поконкретнее. Кого именно, ты называешь тварями?
-Да всех их, б…! Не позволю, что б мной бабы помыкали! Суки!- Володечка вновь хлебнул «Перцовки» из горла, и понял, что захмелеть и разозлиться ему все же удалось. Вот и славно. И страх перед загадочным и жутким взглядом гостя отступил. Почти. Осталась легкая тревога, по поводу его присутствия, но между тем, и успокоительная уверенность, что скоро этот неприятный и долгий разговор закончится, а двоюродный братец уйдет.
-Все когда-то кончается,- ответил на его мысли Игорь,- значит, тебя все устраивает?
-Да че? Да, я, б…, всем доволен! Всем! Слышишь, ты?
-Тогда почему ты пьешь?- вновь бесцветный голос, лишенный всяких эмоций. Голос и тон, который начал раздражать, до бешенства.
-Думаешь, поймал меня, да? Думаешь, поймал, б..? Да пью, потому что мне так нравится! Может, это моя последняя радость! Че, решить меня ее хочешь? Попробуй, б…!- Володечка угрожающе рыкнул, снова торопливо прикладываясь к бутылке.
- Скоро сам не сможешь,- уверенно и тихо возразил ночной гость, вновь кидая быстрый и жуткий взгляд на хозяина.
Володечка заледенел под этим взглядом, и оттаял, когда гость перевел взгляд на часы. Он самодовольно хмыкнул, сам глянув на стрелки.
-А часики-то тикают! Тикают, б..!- Володечка мутным взглядом отметил
Время. Правда, стрелки двоились, и так сходу определить точное их положение не предоставлялось возможным. Но своим звериным чутьем доминирующего самца хозяин понял, что терпеть странного гостя осталось недолго, и он вновь приложился к бутылке. Вернее, попытался: спасительное питье закончилось подозрительно быстро.
Пустая бутылка была со злостью отброшена, ударилась об стену, и покатилась, не разбившись, по грязному полу.
-На твоем месте я бы не стал так радоваться,- устало вздохнул гость, провожая взглядом катящуюся бутылку. Под силой этого взгляда бутылка изменила траекторию своего движения, и торопливо подкатилась к переполненному мусорному ведру, где и послушно замерла, встав рядом с ведром на манер оловянного солдатика.
-Почему ты не хочешь обратиться к Богу?- задал неожиданный вопрос гость.
-Зачем? Мне это не нужно, б…! Скажешь тоже! У меня, вон, мамка в церкву ходит! Молится,- он выплюнул последнее слово, как грязное ругательство, словно говорил о чем-то мерзком и опасном, вроде ядовитой змеи.
-Зря ты так. У тебя есть еще шанс. Обещай, что сегодня же пойдешь в церковь и …
-Я не пойду!- прорычал Володечка.
-Зря. Подумай…
-Сказал, не пойду, б…, значит не пойду!- Володечка осмелел, вновь перебив своего ночного гостя и все больше распаляясь: ишь ты! Вздумал его жизни учить! Его, уверенного в своем превосходстве и правоте в любой из своих жизненных ситуаций! Да кто он вообще такой?
-Ты скоро все узнаешь,- гость ответил на его невысказанные мысли уверенно и как-то печально,- жаль, что все так вышло. Жаль, что ты отказался от своего последнего шанса.
-П.. последнего? И че с того, б…! скажешь, что я не прав? Ну, че, не прав?
-Не скажу.
-Тогда че? Че скажешь, б…?
- Мне безмерно жаль. Я сожалею, но ты признан лишним.
-Фу ты ну ты! Жаль ему! Да кто ты такой, б…, что б меня жалеть? Да весь год пропадал где-то, а теперь…
-Ты сам знаешь, где я пропадал, и куда уйду… Я пришел за тобой,- гость повернул голову и глянул в глаза своим запредельным жутким взглядом.
И тут Володечка вспомнил. Вспомнил, почему Игорь исчез из его жизни на этот год. Вспомнил, почему его, парня не из пугливых, в начале их встречи, так насторожил приход кореша, понял, почему его так пугает этот мерцающий взгляд и где, в какой невообразимой дали, в какой запредельной жути, он его приобрел.
Год назад Игоря похоронили!
Он, Володечка, сознательно опоздал, и приехал на кладбище уже тогда, когда гроб опустили в могилу, закопали, и венки с букетами цветов украсили последнее пристанище его друга. Начиналось самое интересное: поминки. Время, когда усталые бабы, с заплаканными глазами переставали выть и рыдать, и начинали доставать из сумок еду и водочку, дабы помянуть усопшего. Володечка подгадал время, к водочке, стыдливо поторопился положить, дешевый пластмассовый венок на могилу друга, и присоединился к поминающим…
Володечка вскочил с дивана в зале, и понял, что очнулся.
Он явственно слышал звук закрываемой входной двери, и у здорового мужика затряслись руки, ноги и дряблые пухлые щеки. Некоторое время Володечка стоял, тупо моргая и вертя головой по сторонам. Сердце заполошно колотилось о ребра, и дыхание все ни как не хотело восстанавливаться, словно он пробежал километр, или, словно он задерживал на долго дыхание, и только что вынырнул из-под воды. Определенно, это был жуткий сон, и все это приснилось. Правда, смущал отчетливо слышимый им звук закрывающейся двери. Смущал настолько, что было страшно до дрожи в ослабевших коленях пройти в коридор, а затем на кухню, что бы проверить ее на наличие следов ночной попойки. Кроме того, выпитое пиво все настойчивей просилось наружу, и значит, выходить в коридор и туалет все же придется.
Володечка почесал объемное пивное пузо, задрав несвежую майку, крякнул, вздохнул, и осторожно, словно боец по минному полю, поплелся в туалет, выполнять свои естественные надобности. Там он уселся на стульчак и долго без надобности сидел, нервно выкурив несколько сигарет.
За эти минуты, осматривая мутным взглядом закопченный потолок, который надо было уже давно побелить, и облупленную синюю краску на стене, испещренную живописными трещинами, он успокоился, и пришел к выводу: все события, происходящие этой ночью, нереальны. Ну, мало ли, что может привидится во сне? А это был сон. Страшный, четкий до жути в своей реалистичной подробности, но сон. Вот и хорошо.
Володечка отправил щелчком бычок в желтую, нечищеную ванную, сплюнул в унитаз, и пошел на кухню, дабы попить водички. Сушняк, мать твою!
Свет он зажигал осторожно, с опаской покосился на пустой стол, и только после этого, вздохнул с облегчением. Ну конечно, это был сон! Да и как могло быть иначе? Мертвецы, они на то и мертвецы, что бы спокойно лежать на кладбище в своих могилках, а не шляться по чужим кухням, и не жрать с живыми «Перцовочку».
Он сел за стол, закурил и посмотрел на часы: без четверти три ночи, а может, уже утра. В подобных вопросах Володечка разбирался плохо, да и не стремился засорять подобной ерундой свои кристальные мозги. Его интерес, дальше американских пошлых комедий, с шутками ниже пояса, и американских же боевиков, где очередной супер герой, после очередной катастрофы, спасал свою страну от очередного апокалипсиса. Да что там страну! Да что там мир! Вселенную не хотите?
Значит, без четверти три. Володечка не без удовольствия подумал, что время вампиров и прочей нечестии уже прошло, ибо небо на востоке потихоньку светлело. Летние ночи коротки. Это вам не пасмурный ноябрь, когда темно даже днем.
Хоть какая-то польза от знойного лета и душных влажных ночей.
Володечка щелчком отправил окурок в открытую створку окна, и промахнулся. Окурок врезался в стекло, отразился, и вернулся на кухню, спланировав на пол. Зато в окно, вместе с порывом свежего ветра, влетел лист тополя. Свободный и легкий, он закружил под потолком, демонстрируя светлую бархатистую изнанку, и попирая законы физики, не собирался так просто сдаваться и падать вниз. Напротив, словно маленький и свободный бомбардировщик, он закружил под потолком, идя на второй, и третий, и четвертый заход.
Это было невыносимо пугающе и чарующе прекрасно. В такт этого кружения Володечка начал дышать. И раскачиваться на стуле.
Он заворожено смотрел на кружащий листок, внутренне леденея и понимая, что все происходящее этой ночью- реальность. Скосив глаза, он глянул на мусорное ведро, и уже догадываясь, что он там увидит: пустую бутылку из-под перцовки. А на краю раковины стояли, бок о бок, две хрустальные стопочки, нагло поблескивая округлыми боками в свете лампочки.
Почему-то эти стопочки, а не кружащийся над его головой лист, и не пустая бутылка, напугали Володечку больше всего. Он тупо смотрел на их пузатые хрустальные бока, и не сразу понял, что его сердце стукнуло последний раз и остановилось. Потом он осознал, что больше не может управлять своим дыханием, а последний воздух покидает его легкие медленно, но неотвратимо, в кошмарно длинном выдохе, который все длился и длился, мучительно долго. До бесконечности. При этом потребности в кислороде он не испытывал. Уже не владея своим костенеющим телом, но не утратив способности мыслить и ужасаться, он смотрел прямо перед собой до тех пор, пока не утратил возможности видеть, и свет яркой кухонной лампочки не померк на всегда. Тоже самое произошло и со слухом. Ватная тишина мягко, но настойчиво отключила звуки улицы и дома. В невообразимое далеко безвозвратно ушел шум проезжающих машин, и надоедливая капель текущего на кухне крана. Последней, бьющейся в пустеющем мозге Володечки, была злобная и острая, как заточенная кромка сабли мысль о том, что все бабы- суки. Суки, ибо мамка звонила не часто, а с бывшей женой он и вовсе не общался. На работе ему прощались регулярные прогулы, а это значит, что хватятся его не скоро, не завтра, и даже может, не послезавтра, а найдут по запаху.
Так и произошло.
Молодой участковый вызвал карету скорой помощи, прошелся по соседям, собирая показания, и потом, после того, как несвежее тело увезли в морг, его взгляд почему-то привлек, опавший лист тополя, что лежал на подоконнике кухонного окна. Более того, как только он отвел взгляд, ему показалось, что этот лист, обладая своей непостижимой волей, вспорхнул с подоконника и вылетел наружу. Но скорее всего, это произошло от порыва сквозняка.
Или просто показалось от усталости.