Почем нынче порядочность?
Сегодня вспомнилась мне история, произошедшая
со мной года три тому назад.
Раздается в моей квартире телефонный звонок и
неизвестный человек моложавым мужским голосом спрашивает:
- Скажите, вы в этом доме живете?
Ну, думаю, кто-то подпил и решил себя повеселить
телефонным разговором, но на всякий случай спрашиваю:
- В каком, в "этом"?
- Ах, простите, я зарапортовался совсем. Ну, да,
конечно, я не сказал адрес.
И называет номер моего дома по Ленинскому
проспекту, в котором я живу. Это меня заинтересовало:
- А в чем, собственно, дело?
- Дело в том, что я живу в этом доме. Сегодня, вот
прямо сейчас, я перевожу свои вещи на дачу. И совершенно
случайно, уже в дороге, обнаружил, что в предотъездной
суете забыл четыре свертка с одеждой под тополем рядом
со своим подъездом. Да, я не спросил вас, а в котором
подъезде вы живете?
Пришлось признаваться, что в пятом, уж очень
подкупило меня то обстоятельство, что он спросил
"в котором подъезде", а не в "каком". Сегодня такая
грамотность, которую выказал он, это орфографический
антиквариат.
- А вы? - подстраховался я.
Выяснилось, что мы живем в противоположных
подъездах нашего общего П-образного дома.
- Так чего-же вы от меня-то хотите?
- Я хочу попросить вас сходить к моему подъезду,
посмотреть там ли еще мои вещи и если это так, то взять
на себя труд занести их в свою квартиру. До вечера, а как
только я освобожусь, я заберу их у вас.
Ну, надо помочь человеку, подумал я, и вдруг
меня пронзило подозрение:
- А как вы узнали номер моего телефона?
- Я, признаться, не узнавал номер вашего телефона.
Ведь мне нужно было дозвониться любому человеку, живущему
в моем доме. Поэтому я поступил так: я набирал все цифры
своего номера, кроме последней. Последнюю начал с нуля
и менял с каждым следующим звонком. Кто-то не отвечал,
у кого-то было занято, ну, а вот с вами мне повезло. Так вы
сходите к моему подъезду?
- А когда это все случилось?
- Минут сорок тому назад. Там еще стояли четверо
выпивох из нашего двора.
Я сходил к его подъезду, четверо алкашей были
на месте. Видимо, именно благодаря им свертки и не были
растащены бомжами.
В два приема я занес их в наш общий на две квартиры предбанник, где они и пролежали до вечера.
Когда растяпа-хозяин позвонил мне, я назвал ему номер
квартиры, и через минуту, минуя лифт, он уже шумно дышал
у моей двери.
Он долго благодарил меня, особенно был счастлив
от того, что оказался на месте небольшой сверток с эксклюзивными джинсами, специально приобретенными к банкету, который должен был
состояться у него на даче по какому-то знаменательному поводу.
В заключение он заглянул в свой бумажник, вытянул из
него тысячерублевую бумажку и протянул мне.
Сначала я ничего не понял. А когда он сказал,
что это мне, я опешил. Я знал про взятки, знал, что их берут
за продвижение какого-нибудь непростого дела. Но я не
догадывался, что теперь взятки могут предлагать за
ничего не стоящую обыкновенную любезность. Совершенно
очевидно, что такое может быть следствием обогащения
одной части общества за счет другой, а, в результате, и
изменения психологии человеческих отношений в нашей
новой жизни.
Я отчитал его, и он, недоуменно покачивая головой,
пошел со своими свертками вниз. Симпатичный такой
парень, ближе к сорока годам. Больше мы с ним ни разу
не встречались.
А вспомнилась эта история вот почему.
За пару лет до этого минипроисшествия я как-то прогуливался по старой Москве в местах своего детства, юности.
От улицы Земляной вал, бывшая улица Чкалова, я свернул направо,
в горку, на улицу Воронцово поле, бывшую Обуха. Был
полдень 1 июля 2015 года, солнце светило прямо в лоб и,
чтобы поскорее спрятаться от него, я свернул еще раз
направо, стремясь к теневой стороне Подсосенского
переулка.
Но, сделав два шага, увидел слева от себя, в десяти
сантиметрах от чугунной решетки уличного дождевого
слива, лежащее на асфальте тротуара удостоверение
темно-коричневого цвета. Я поднял его. На лицевой
стороне был изображен серебром герб Российской
Федерации, а под ним, тоже серебром - надпись
"Государственная Дума".
Развернув удостоверение, я увидел, что оно выписано на имя Серегина Алексея Юрьевича, управляющего делами Государственной Думы РФ,
и фотографию лысого, совсем с небольшим венчиком волос человека, лет пятидесяти.
Первое, что я подумал, это то, как переживает
сейчас этот человек, потерявший такой ценный документ.
Второе, как я его теперь буду разыскивать. Ведь, наверняка,
данные о таких важных лицах в интернете не обнародованы.
Я замедлил шаги, несколько раз останавливался,
раскрывал удостоверение, рассматривал фото владельца,
лицом похожего на расторопного ушлого хозяйственника,
вчитывался в фамилию, имя, отчество. Удостоверение было
совершенно новым, на твердой основе, обтянутое гладкой
благородной выработки кожей.
Я дважды терял в советские времена документы
на машину, включая водительское удостоверение, и до сих
пор с содроганием вспоминаю муки их восстановления.
Поэтому очень хорошо представлял себе состояние владельца
этого удостоверения.
Немного успокоившись, я сообразил, что утеря
произошла совсем недавно, потому что незамеченным
такой привлекательный предмет долго пролежать не мог.
Значит, и владелец документа далеко уйти не мог. Да и
вряд ли птица такого полета вообще ходит пешком. А если,
к тому же, он уже обнаружил пропажу, то должен здесь
появиться рано или поздно.
Лучше подождать его полчаса-час сейчас здесь,
чем неизвестно сколько времени потратить потом на его
поиски.
Я прошел по Подсосенскому по направлению к
Покровке метров 50, потом развернулся и стал медленно,
вглядываясь в лица редких проходящих мужчин, возвращаться
к месту происшествия. И вдруг в пяти шагах от той самой
чугунной дождевой решетки увидел разношерстную
толпу из семи-восьми человек.
Там были какие-то люди в форме охранников, в штатском, но в глаза сразу бросился высокий лысый, с небольшим венчиком волос мужчина в
элегантных дорогих темных брюках и голубоватой рубашке
с короткими рукавами.
Я направился к нему, но дорогу мне плотно
преградил вооруженный охранник, сзади тоже кто-то
подпер грудью. Я спросил у охранника:
- Скажите, фамилия этого человека - Серегин?
Он едва заметно кивнул в ответ. Венчик слегка повернулся
в мою сторону и прорычал:
- А в чем дело?
Я сказал:
- Дело вот в чем,- и достал из своей сумки
удостоверение на его имя. Он выхватил его из моих рук,
раскрыл и мгновенно заорал на молодого человека
интеллигентного вида, в модном абрикосового цвета
костюме:
- Я ж тебе приказал охранять его.
Я понял, что речь шла о пиджаке шефа, который
неловко, с придыханием и умилением, так молодой папа
в первый раз берет в руки в роддоме сверток со своим
младенцем, держал в руках абрикосовый
охранник-гардеробщик.
Не спросив у меня ни имени, ни фамилии, и
вообще не обращая на меня никакого своего высокого
внимания, он гаркнул:
- Дай ему денег.
Именно так, слово в слово - дай ему денег. Так говорили
своим детям их матери, при нищих, в войну и в первые
послевоенные годы, когда те стучали в их дома:
- Дай им хлеба.
Так то - нищим.
- Да не нужны мне ваши деньги,- сказал я.
Я наивно ждал, когда же он спросит, как меня
зовут, кто я такой и когда, наконец, он мне скажет спасибо.
Но не дождался и услышал снова, но уже с нажимом:
-Дай ему денег.
Я повернулся и пошел прочь. За мной увязалась
интеллигентная вешалка, на ходу вынимая из своего
бумажника тысячерублевку. Я ответил ему на южный манер:
-Та пошел ты!
И снова, как вы уже заметили, тысячерублевка.
Только в первом случае, случае с забытыми вещами, она
дополняла словесную и, как я понял, искреннюю
благодарность. А во втором просто-напросто заменяла
благодарность.
Может быть, потому что этот конкретный управляющий делами не способен испытывать чувства благодарности. Если это так, то это-то мы переживем.
А если причина значительно глубже? А вдруг она
заключена в инфляции психологии нового человека?