Впрочем, что здесь особо и распинаться-то о ней. На взгляд стороннего наблюдателя эта чашка, как чашка, чашка-то и есть. Немного, правда, больше в ней привлекательности, чем в иных изделиях промышленного производства, да некоторое изящество формы, вроде бы простой, без вычурности, когда пропорции угаданы мастером, такими, что останавливают взгляд и самого эстетически изощрённого потребителя. Может быть своей ослепительной белизной, делающей неуместным хоть какую-нибудь роспись цвета другого? А тут ещё тонкость до прозрачности стенок, сквозь которые, если повернуть к небу, то небо-то и будет просвечивать, как сквозь дымку тумана светят звёзды ночи. Если же случайно тронешь чашку ложечкой, то нежный звон возникнет, казалось бы, из ничего и будет удаляться в эту,
невыразимую словами, глубину - затухая так, что слушатель невольно же настраивает свой обыденный слух на звучание сфер, удалённых от него далеко в тайны создания всего, что только есть вокруг.
Придирчивый читатель естественно недоверчив. Откуда эта чашка может быть у простолюдина? Уж не в наследство ли она досталась ему от недорезанных буржуев из родственного клана, и многие годы скрывавших своё происхождение от народа; а может быть мы имеем дело со случаем откровенных краж из чьих-то сокровищниц, или случилось в его жизни какое-то событие, когда близкие сложили свои сбережения, да и купили тебе в-складчину дорогой подарок на долгую память?
И то, и другое, и третье случалось в жизни теперешнего владельца чашки. Но за долгие годы жизни, мало-помалу все эти прибытки оказались растрачены при случайных обстоятельствах, да и растворились в безвестности без остатка. Зато дают о себе знать последующие приобретения. Порой их кажется столько много, что для того чтобы отыскать в запасниках ту или иную ценность, нужно сильно постараться.
А ведь всё начиналось просто, примитивно даже.
Когда два существа, в результате драматических коллизий обольщения, решили сочетаться для совместного ведения домашнего хозяйства, у них не было почти ничего: не было ни дома, ни хозяйства, ни имущества, ни каких-то заметных ценностей, кроме их самих. Ну, уж Она-то была дороже всего на свете, по крайней мере, для Него. Ещё, у ней был чемодан, не плотно заполненный вещами девичьего обихода. Он же предстал перед своей прелестницей при полном параде формы повседневной, составленной большей частью из рабочей спецодежды. Ещё в руках его была жестяная коробка из под галет, на дне которой можно было разглядеть пару книжонок, да пару же носков и тройка линялых холостяцких трусов, правда, семейного вида. Книжки тотчас же были водружены на полку, а вот трусы и носки отправились в топку буржуйку – многое означал этот решительный не без брезгливости жест - не разгаданный и по сию пору – адресованный мне тогда перед лицом печки, занимавшей пятую часть гнёздышка, таким образом, сформировавшейся супружеской пары.
Но недолго звучали здесь гимны аскетизма. С неким даже остервенением принялась эта пара обустраивать свой быт. Правда, надо сказать, что внешние условия, не то что мало способствовали, а и откровенно препятствовали их начинаниям.
Но случались и удачи. Впервые вместе оказавшись в столице – как известно, в те времена единственным средоточии свободно реализуемого дефицитного ширпотреба – Она, превозмогая симптоматику первой своей беременности, всюду таскала за собой меня, хранителя денежных сумм от необдуманных ею трат всех их до копейки. Но там и тут, где бы ни обнаруживалась очередная толпа за дефицитом – покупки совершались, уж с превеликим трудом вмещаясь в новенькие чемоданЫ.
Тогда-то и свершилось приобретение – нет, не нашей чудесной чашки, а вещи, более приземлённой – пары нательного белья тончайшей шерсти финского производства. Рубашка и кальсоны, они и по сию пору нетленны. Полвека эксплуатации этого иноземного изделия привели к тому, что некоторые нитки швов поистёрлись, да в единичных местах сама шерсть как бы покоцана, но в целом вид изделия вполне пристоен. А ведь сколько же иных вещей утрачено нами за это время? Кальсоны. Одни только кальсоны с нетленным достоинством представляют полувековой результат нашего накопительства!
- А чашка?
К сожалению, история её происхождения утрачена моей памятью. А обратиться за помощью к супруге я не осмеливаюсь из опасения её упрёков в неблагодарности, за совершённый в своё время ею подвиг падения в капкан моих низменных притязаний.
Эта моя оправдательная сентенция ничего не оправдывает, прежде всего перед самим собой.
Бережно беру я в руки это сокровище, и долго всматриваюсь в неё - пытаясь в простоте и изяществе формы разглядеть историю её происхождения - до такой степени, что впадаю в некий транс.
И тогда предстают передо мной горы миллионолетий. В которых граниты не очень-то распространены на Земле среди прочих пород слагающих твердь. Происхождение их неоднозначно трактуется специалистами, но в любом случае, они - продукт драматических коллизий в жизни планеты и образуются далеко в глубине от её поверхности. Но рано или поздно покровы с гранитных образований снимаются разрушительными агентами дня и ночи. Хотя и существует расхожее мнение, что солнце, воздух и вода – наши лучшие друзья. Да от этаких друзей, кроме пользы можно ожидать всё, что угодно. Явились граниты на свет, да попались. Под воздействие жары и холодов. Ещё вода да ветер медленно, но верно обращают крепчайший монолит в разной степени обломки, которые водой же уносятся потоками, там продолжая разрушение того, что нам кажется абсолютно нерушимым. И в результате - в тихой заводи выпадает глинка белого цвета, образуя пласты изрядной мощности. Тем временем условия жизни вещества меняются с бурного своего течения на тишь да гладь. Пласты белых глин оказываются погребёнными под прочими наносами и погружаются в спячку на миллионы лет в ожидании грядущих планетарных драм. Но раньше природных катаклизмов сюда является мудрый старик. Он мастер своего дела. И у него тачка и лопата. Землекоп, однако!
О, сколь велик и славен землекоп!
Когда своей блестящею лопатой
Вскрывает резво хитроумный код
Пластов времён, утраченный когда-то.
Сырая глина так увидит свет,
Укрытый до тех пор на долгие эпохи,
Когда мизерны тьмы прошедших лет.
-Спасибо, землекоп, дела наши неплохи,
Раз довелось дожить до этакой поры
Когда случилось увидать эпоху голоцена
В которой нам: иль Замыслом, иль Случаем игры
Из этой глины вылеплены гены.
Вот этот факт нам трудно осознать -
Как связан меж собой добытый ком упругий,
И, теплокровный, Я. Природа-мать,
Зачем ты принуждаешь нас познать друг друга?
Уж каким образом этот умудрённый человек выведал тайну сокрытых от глаз пластов глины? – составляет секрет его мастерства. Но только лишь этой проницательностью не ограничивается его профессионализм; он может не только брать своей лопатой больше, да кидать дальше. Да он, собственно, никуда и не кидает, а размеренно так наполняет тачку, да и везёт глиняную массу туда, где им уж приготовлена целая мануфактура.
Сначала – бочки из прочного дерева, стоящие в ряд одна за другой. Вот эту глину-то он и высыпает в первую бочку, да наполняет её водой. Деревянным веслом энергично перемешивает содержимое и оставляет на известное только ему время, для того чтобы основная масса выпала в осадок, оставляя в воде только белесую муть. Вот эту-то муть он переливает в следующую бочку, тоже взмучивает, тоже осаждает, и тоже переливает муть в бочку следующую. И так до последней бочки продолжается конвейер взмучивания-осаждения. И уж осадок-то из последней бочки умелец и собирает да высушивает для последующих с ним манипуляций. Он берёт этот ком тончайшей глины, его увлажняет и начинает мять, образуя вязкую, податливую для малейших усилий пальцев, массу.
Тогда мастер садится за гончарный круг и начинает священнодействовать, опрокидывая расхожую пословицу о богах и горшках. Но сначала – форма. С неё-то, собственно, и начинается таинство рождения прекрасного из доселе немой грязи. Возможно ли передать словами её, тайны мастерства, детали? Попробуйте. А я – пас!
Меня хватает лишь на то, чтобы, в конце концов, представить тело будущей чашки. А вот она уже и готова да выставлена на вольном воздухе для просушки. Тем временем мастер - загодя заготовленными впрок - дровами разводит огонь в специальной печи. Они дружно и весело сгорают дотла, докрасна раскаляя своды. Вот в этот-то жар и помешает мастер просохшую, покрытую глазировкой и, если надо по замыслу, то и расписанную чашку. В положенное время чашка вынимается из печи и начинает медленно остывать на вольном воздухе, являя собой рукотворное чудо, прошедшее долгий путь из грязи земной да в князи всего мироздания, которое и само способно на бесконечные перевоплощения. Да, видимо, бесконечность эта и не безгранична.
Нет в активе мироздания вот этой чашки, что запросто согревается в моих ладонях, всего лишь для того чтобы доступна было мне возможность совершать элементарное чаепитие; да делать это конечно, и не без некоего изыска, обращающего обычный глоток жидкости в подобие некоей церемонии - в ритуал которой непременно должны входить разного рода размышления на отвлечённые темы желательно возвышенного уровня, хотя бы вот такого:
Неужто Гималаи предо мною? Нет! То клубы облаков
Холодным заревом мерцают на востоке,
Всплывая, словно льды, лишённые оков,
Что вяжут их с землёю. Издалёка
Явились вы сюда, когда сгустилась синь
Над зеленью лесов в крупицах позолоты?
- Каков сюжет для элегических картин!
Что за нужда - мне знать? Не лучше ли охоту
К раздумьям праздным вновь в себе закрыть,
Спустивших с горних тем к гастрономическим утехам
Знакомою тропой. Так посему и быть!
Дрожа, в преддверии успеха,
Гляжу как вновь чаинок лепестки
летят, - шурша, - в бурлящий кипяток,
- О, как они безвольны и легки! –
Янтарным светом наполняя терпкий сок.
Теперь без церемоний наслаждаюсь чаем…
…Сознание ушло… Ты сгинул в одночасье
В купели вечера, никем не замечаем…
…Вот лёгкий взмах крыла… Ну, что? А, просто это – Счастье.
Случайно пролетело в поисках гнезда,
Меня задев и тотчас же, в испуге,
Умчалось в даль. Лишь одинокая звезда
Спокойно озирает безмятежную округу.
Правда, сегодня округа моего внимания безмятежна оказалось не вполне.
Ну, во-первых, само празднование Нового года, растянувшееся на целых три месяца подготовки, осуществления и отходняка от всеобщей вакханалии, делает это событие одним из самых диких в году, когда человек загодя готовит себя рутиной невразумительных дел для того чтобы выплеснуть свой накопившийся стресс несколькими часами безумств - обсуждение которых и составляет радость среди последующих серых будней. Пляски и вопли, перекрываемые пиротехнической канонадой, да и чудачества немыслимые в нормальном-то состоянии – называется у нас веселье, как апофеоз безумных трат одними и неплохого заработка для других.
Но на вкус, на цвет – товарища нет, и уж тем более, мало кому интересны твои фантазии о тихом и благостном наступлении нового года, плавно переходящем в вечное таинство рождения на свет Спасителя нас от скверны, нами же учиняемой.
Тем не менее, случился вечер тихий со звенящим морозцем за окном; деревья все в искрящем серебре и свет фонарей оранжев совсем по-мандариновому. Радиоприёмник выключен, телевизор в дальнем углу квартиры ничем не выдаёт свою стервозность. Тишь, да гладь, да божия благодать! Самое время получить некий знак, сулящий добрые перемены.
И он таки поступил в электронном виде в форме письма давнишней нашей подруги. Мы расстались с нею на чукотской земле больше трёх десятков лет, за время которых довелось свидеться нам раз семь-восемь. Годы не вполне властвуют над нею: всё также она легка на подъём, креативна и деятельна. Живёт она с семьёй уж много лет совсем недалеко от столицы, в городе областном, да ещё имеет во владении сельский хутор, где летом пашет как карла. Но уж к осени, когда внуки отправляются на школьную каторгу под присмотром родителей, она бросает своего мужа-домоседа и отправляется в путешествие на манер легендарного Афанасия Никитина. Свои впечатления от увиденного в иноземных царствах-государствах она излагает в «мемуарах» - как по форме, так и по содержанию подобных хрестоматийному «Хоженью за три моря»: столь же скрупулёзно, сколь и трогательно.
На этот раз она решила «потусить» в новогодней нашей столице. Здесь, кроме походов в театр и музеи, она совершила пешее хоженье по ночным московским улицам - центра города, столицы и нашей страны вообще.
Для этого она:
«поехала на Лубянку. Оттуда началось мое знакомство с новогодней столицей. На этой площади потрясающая елка, потом пошла на Никольскую, в Гум, на Красную площадь, на Манежную, на Театральную, потом пошла по улицам и переулкам: Кузнецкому мосту, Петровке, Столешникову, Камергерскому переулку, вышла на Тверскую улицу и площадь Пушкина. Кругом такая красота, прекрасные световые инсталляции. На Тверской снова светящиеся" Бокалы шампанского". Кругом толпы людей, настроение у всех праздничное. Везде рождественские ярмарки...»
Однако, довольно! Этакие восторги не находят в моей душе соответствующего отклика, а вызывают противоречивые эмоции неясной этиологии. Сказать об этом подружке как-то неловко, а оставить без ответа было бы нечестно. Притворство не входу в наших отношениях.
Вот же и московский городской голова сообщает про число до пяти миллионов россиян приехавших за эти дни посмотреть на неисчислимые столичные великолепия. Это много. Но не настолько чтобы полностью же охватить поголовье соотечественников. А как там обстоят дела с веселухой? Да по-всякому. Но, как говорит название одной известной картины про тюремные условия в годы царизма -"всюду жизнь!". И порой в ней не до веселья, а, напротив приходится экстренно разруливать чрезвычайную ситуацию. Соответствующая районная комиссия возмущена своеволием жителей одного села в приамурском краю.
Они недавно въехали в новенькие трёхэтажные дома, выстроенные в сельской местности на горе. И с места своего возвышенного поливают ниже расположенные дома деревенского типа жидкостью из системы водоотведения. А ведь зима же на дворе - каникулы новогодние и детвора ищет развлечения. Не в Москву же за ними ехать. Это и далеко и дорого. А тут дармовая горка образовалась. Фекальная - называют её злые языки. А мы же больше не будем употреблять это неблагозвучное название, хоть и интересно происхождение этого явление в отдельно взятом селении.
Дело, оказывается в том, что мудрые строители новостроек как-то легкомысленно отнеслись к устройству систем водоотведения. Возможно, тому причиной обычай деревенский: отведение это решать втихаря древним способом "до ветру". Ну а тут же ведь цивилизация: мойки, ванны, ватерклозет.
-А пусть будет септик! - решил застройщик. Сказал - и сделал. Но ёмкость септика, хоть и велика, да всё-таки ограничена.Так у компании, управляющей домами, возникла возможность предложить жильцам услугу откачки септика, имея ввиду дополнительные деньги, которые можно содрать с населения в размере высоких тарифов. Несусветных - решили жильцы и прибегли к испытанному приёму российского обывателя - отказались платить вообще, продолжая тем временем водоотводить по полной программе. Нет денег - нет и услуги, в свою очередь решили управленцы и прекратили откачку септиков. А вода, как известно – она-то щелку найдёт, принялась истекать в пониженные формы рельефа, да там и замерзать обширной наледью на радость ребятне. Конечно, как говорит северная пословица: придёт весна – узнаем, кто где какал. Но до весны - с её традицией ежегодного коммунистического субботника - в тех местах ещё далеко, да и нашёлся среди селения некий эстет, поднявший проблему новогодних покатушек в селе на федерально обывательский уровень. Выявить бы того, кто такое натворил, да прищучить, чтоб неповадно было впредь трепать языком на весь белый свет. Мало ли что происходит в наших городах и сёлах. Да обо всё ли можно судачить. Как говорится – ни стыда, ни совести перед всем нашим великим народом. Разумеется, возбудилась прокуратура, разумеется, срочно собралась комиссия по чрезвычайным ситуациям. Управляющую компанию прикрыли разом и стали искать новую, а на местности появился экскаватор в тщетной попытке устранить следы былой оплошности, несмотря на то, что водоотведение всё продолжается в предусмотренном проектом режиме. Как решится эта морозная коллизия? - я не смею даже и предположить, потому что мой встревоженный разум подпирает новость про всё ту же привычку не платить по несусветным тарифам.
На этот раз новость благостна. В свободолюбивой кавказкой республике решили списать долги населения за газ в размере около десятка м и л л и а р д а рублей. Просто потому, видимо, чтобы эта цифра не стояла бельмом на глазу в регистрах баланса. Россия - щедрая страна!
Но тут в благостные картины нашего мира вмешивается не столько свободолюбивое, сколько своевольное население домов барачного типа в только что образованном дальневосточном крае. Бывшие сибиряки там что учудили, они решили одну свою проблему высокотехнологичным способом. Вместо того, чтобы заготовить на зиму дровишки и уголёк - они перешли на электрическое резистивное отопление, известное своим чрезвычайно высоким КПД и предельным удобством в эксплуатации. А так как комиссия по тарифам, весьма благосклонная к энергетикам, умело скрывающим реальность прямых затрат на генерацию, установила какой-то там хитро сформированный тариф, впрочем, легко разгаданный населением, дремучим на вид, что и послужило толчком к принятию сакраментального решения: - Не платить!.
Возмущённая администрация собралась для выработки мер воздействия - ведь не списывать же эти пятьдесят м и л л и о н о в ( а не миллиардов ) рублей задолженности. Да, век свободы не видать! Ишь что удумали!.
А не вырубать ли им на ночь электричество. Помёрзнут – глядишь, и шёлковыми станут.
Станут или не станут - это вопрос ещё не очевидный. Тут бы от новых вестей с полей распространения отечественного обывателя избавиться. Ибо уж кипит у меня на кухне святочной да не чайник электрический, а разум, возмущённый чисто конкретно. Уж и не знаю, к кому и апеллировать в поисках утешения, ведь сам-то я уж изнемогаю от недобрых предчувствий...
Занятый переживаниями по поводу таких вот историй встречи моим народом начала девятнадцатого года третьего тысячелетия нашей эры, я, действительно, оказался несколько взволнован. А в этих случаях от меня трудно ожидать контролируемых телодвижений. Сегодня же эта неосторожность привела к тому, что рука моя сделала нервное движение - а чашка соскользнула с поверхности стола и отправилась в полёт. Заметил, что она летит, я через мгновение, после которого Время изменило своё обыкновение, и стало как бы растягивать себя, позволяя взгляду моему фиксировать течение малых событий с чашкой. Словно она обратилось в планирующее перо лёгкого крыла, и уже не падала, а летела, кувыркаясь в координатах множественных систем измерений. Да их, координат, и не существовало-то вовсе, а была только моя причуда их выстраивать одну за другой, чтобы понятно было ещё, где право, где лево; где верх, где низ.
Так чудил я сознанием, а, между тем, тело моё, такое шустрое в других обстоятельствах, отказывалось следовать установлениям мысли, желаний, да и самой целесообразности; и оставалось только уповать на то, что уж на сей-то раз…
…необоримая вероятность сама собой сложится благополучно а время коль уж оно так растянулось, позволит эволюциям чашки в воздухе совершаться сколь угодно прихотливо причудливо даже чтобы кувыркаясь чашка своё падение тоже замедлила и ко времени встречи с полом повернулась не так чтобы её касание с твердью произошло в некоторой критической точке а всей плоскостью произошло бы совокупностью всех точек донца да и сам пол не оказался бы жёсток и жесток а наоборот как бы податлив и, если уж что себе позволил так это спружинить и как бы оттолкнуть чашку от себя чтобы уж она потеряла бы свою энергию падения да и приземлилась благополучно в целости и сохранности…
Одно это упование жило в нём, наблюдателе за всем этим, все эти мгновения, ибо знал уже он за собой не одну только потерю быстроты реакции, связанную с пожеланием вероятности того, что чашка встретится с полом всё-таки в единственно спасительном взаимодействии.
А уж своё-то - в попытке подхватить падающую чашку - собственное падение со стула ли, со стулом ли вместе, тоже чреватое не только ушибом, растяжением а и повреждением проблемных своих суставов - прогнозируется в первую очередь. Когда же об этом размышляешь, то реакции хватает только на то чтобы подумать: - Однако, как же неловко всё получилось!
А чашка тем временем - Т-р-а-х! Не вдребезги, но на осколки.
Ну и что теперь с ними делать? выбросить в мусор - душа противится, а преклонение перед черепками осталось в далёком детстве, когда мелкая твоя сестрица, сопя делово, прикрывает свои сокровища.
Она выискивала их на нашем огороде, да собирала, эти "стеклышки" - так называла она черепки блюдец, чашек чайных и прочей - фарфоровой! - утвари, неисповедимыми путями оказавшейся в земле сибирской деревни, часть которой - говаривали старики - называлась Тунка. Здесь стоял бывший наш полуразрушенный домишко; на этом месте теперь - дом новый стареет без нас, выстроенный нами при весьма драматических обстоятельствах. От старины же сохранился в ограде бревенчатый сруб, не ясного назначения, используемый нами как резиденция для летнего проживания; зимой же там обитала корова, или даже их было две: Танька и Зорька. Брёвна этого сооружения были старинной сибирской выделки: из спелого леса - в полный обхват, если мерить подростковыми руками, они были тщательно вытесаны топором и оструганы скобелем под овал - немыслимый по сегодняшним временам перфекционизм. Сруб этот сохранился и до сей поры, местами, правда, изрядно подгнив. Полтора века простоять - это ведь не шутки! Его выстроили дремучие сибирские крестьяне, пивавшие, оказывается, чаи из посуды тонкого фарфора. Да, видимо, не настолько уж были они дремучими, если и околоток свой назвали по имени долины, по которой проходили пути в Китай. Но уж они-то точно не подозревали о том, что Тункинская в Саянах рифтовая долина, скрывала в своей земле черепки другие:
" ученые обнаружили кости, возможно, самого древнего жителя Евразии - им больше 50 тысяч лет. Ранее, исследователи даже не подозревали, что люди могли заселить Сибирь в такое далекое время. Более того, благодаря сенсационной находке палеонтологи могут открыть новый вид человека, и это перевернет историю. Находка весом всего несколько граммов способна закрыть гигантскую брешь в археологии. Кем были предки современного человека? Ответ на главную загадку истории – хранят эти кости древних жителей Сибири".
Так сообщается о стоянке "Туяна" людей, живших в этих местах пятьсот веков назад.
А вот свои-то "стёклышки" собирала сестрица в особую коробку, да изредка выкладывала рядами, любуясь глубиной расцветки и стойкостью глазури осколков былого совершенства. Правда, приходилось ей при этом следить ещё за тем, как бы братец из вредности не смахнул её экспозицию наземь. Хоть братец-то и старше её чуток, да тоже ещё мал годами, но уж вредность его, видимо, раньше родилась. А сама она ещё слаба, чтобы наподдать ему как следует - в тщетной попытке вразумить раз и навсегда.
Видимо не получилось это у неё, да до сей поры.
Ну что же, разве я один такой? Но уж это вопрос, вроде как бы из горшка, в котором начинаются корни морали. Да ведь в мире многое же сказано об этом, до того как я тут что-либо, типа, изрёк.
Вот, к примеру,тот же Майкл Томаселло (Michael Tomasello) — профессор психологии и нейробиологии в Дюкском университете и почетный директор Института эволюционной антропологии Общества Макса Планка в Лейпциге в только что закончившемся году сказал:
-"Главным фактором в эволюции морали стало то, что первобытные люди, в отношении которых действовал социальный отбор посредством выбора партнера для совместной добычи пищи, начали по-иному относиться к сородичам. Прежде всего, они обладали сильной мотивацией к совместным действиям для достижения общих целей, а также к проявлению сочувствия и оказанию помощи..."
Ну и сколько же мы за эти полтысячи веков продвинулись в направлении своей гуманизации в мире вообще, и, в частности, на просторах нашей обширной страны?
19 января 2019 г. 10:16:32