Убийство в кукольном домике, поседевшее дитя, и вот я сплю с ягнёнком в дурдоме,пока все мои эдвардианские блузы и кисейные платья в распоряжении моей сводной сестры Розы. Я изолирована от других людей, но мне бы хотелось быть изолированой от самой себя. Долго не могла уснуть от боли, но всё же уснула, и приснилось, что огромный аист, пролетая по небу, опустился и откусил кусок моей головы, затем был ещё сон, более простой, в котором мне довелось стать жертвой укуса ядовитого змея, но спасением стала бабушка, а сам яд был фиолетового цвета. Утром я попыталась встать, но закружилась голова, и я свалилась, не достигнув опоры; всё вокруг утонуло во тьме, показалось, что я перестала слышать, потому что попытки позвать кого-то мне не удалось расслышать, но всё равно продолжала звать.
И ко мне пришли, не знаю кто и как скоро, но я открыла глаза уже вечером. Думаю это произошло оттого, что здесь редко вспоминают про меня и что я не мёртвая. Хотя в детстве я говорила Розе, что чувствую, что моя душа будто мёртворождённая. Единственное занятие здесь - этот дневник. Я обычно не записывала свои мысли, потому что мой язык не отличается особым стилем и словом, но я впрямь сойду с ума, если совсем ничем не буду заниматься, рисую с раннего детства, и альбом был моим дневником; рисовала бы и сейчас, но умение изображать спряталось и уснуло, его надобно разбудить. Со временем я вернусь к акварели и к горной речке рядом с нашим домом,но сколько мне понадобится времени?
Ягненок очень мягкий и он подрос за недели, проведённые со мной в этой пустой палате,на полу много сена, иногда приносят воды.
Скоро я вернусь домой, думаю, никто меня не захочет видеть там снова, а я хочу туда лишь для того, чтобы забрать из этого ужасного места свои прекрасные платья, и переместиться в заброшенный дом в лесу, который всё еще в пригодном для жизни состоянии. Это очень отчаянный шаг, но ведь я умею устанавливать дверные замки, кроме того, у меня есть маленькая швейная машинка семидесятых годов, я смогу сшить и занавески, и я заберу с собой ягнёнка, с которым сплю здесь. Почему-то думать о переезде так печально...
Я собрала вещи, у меня всего одна небольшая сумка, и это хорошо, мне придётся нести агнца на руках, он стал таким пушистым, как облачко, нам будет уютно вместе преодолевать путь на поезде. Никто из моей семьи не посетил меня, пока я лежала здесь, не было и писем. Боже, как я ненавижу их, их крики, истерики, обвинения во всех их бедах в адрес меня...
Долго не открывали дверь, и я даже замёрзла, но Роза всё же открыла.
- Не могу вспомнить, как тебя зовут, но проходи, - сказала она, поправляя рукав бледно розовой блузки, которую я носила до того, как меня сдали в ту клинику.
- Я тоже не могу вспомнить своё имя, можешь придумать мне новое,- я попыталась ответить с улыбкой.
- Почему ты притащила в наш дом это животное? Думаю, что его место на ферме.
- Он здесь ненадолго, я отведу его в приют.
В комнате творился беспорядок, видно, что Роза искала что-то, пришлось раскладывать вещи по местам, чтобы лучше ориентироваться. У меня была шкатулка старинных колец с изображениями глаз разных людей, и она пропала, как и большая часть моей одежды, книг и единственная кукла. Стены стали голыми, потому что с них сняли весь книжный мусор, особые страницы из разных книг, которые я жестоко вырывала, читая каждую книгу в первый и последний раз. Понимая, что они убрали эти священные страницы, в моём лице охладевает кровь. Роза заперлась в своей комнате, не отвечая на мои вопросы о шкатулке, страницах из книг и о моём любимом вышитом цветочными узорами платье. Если я стану ломиться в её комнату, то как из ниоткуда появится мачеха или отец с неадекватными мыслями на этот счёт. Поэтому я не рискнула выбить дверь к чертям. Придётся ждать до утра или столько, сколько понадобится, потому что я не могу уйти без одной вещи, спрятанной в одном из колец. И я отправилась спать.
Я проснулась в слезах, холоде и протягивая руки вперёд к чему-то, что приходило ко мне во сне. Когда я поняла, к кому тянула руки, ощущение тоски вонзилось в меня... Не могу написать его имени, потому что не могу вспомнить. И вспоминать его нельзя, иначе я снова окажусь там же, куда меня отправляли лечиться.
Переезд осуществился благополучно, я смогла установить хороший замок,
перенести много вещей за несколько дней. Я ушла из дома, и первый же день жизни в новом жилище оказался мрачным и полным странностей. Несмотря на то, что я ощущаю себя ребёнком, недавно мне исполнилось восемнадцать, а в прошлом у меня было довольно много мужчин. Все они любили меня как-то одинаково уродливо, но один из-них, самый худой, похожий на цыганского мальчика... Тот, к кому я со слезами протягивала руки во сне... Я не могу продолжать писать о нём, иначе я разорву весь этот дневник, а я хотела бы, чтобы он уцелел. Воспоминания о нём иногда падают на мою голову, как камни, и в одиночестве мне так трудно сохранять рассудок. Хотя я помню ещё нескольких мужчин, но они не понимали, как дороги каждое прикосновение к телу молодой девы и каждая секунда с ней. Это так глупо, что я схожу с ума из-за того, что узнала, что меня можно любить так мучительно, подарив всего несколько дней, разбросанных по нескольким годам календарей. Но самое забавное, что с самого начала мы были обречены быть чужими... О нет, пора остановиться, я не должна вспоминать его. Он словно... ангел, в глазах которого мерцает пламя ада. Внутри кольца с изображением глаза хранится прядь его тёмных волос, вместе с запахом сигарет, я стараюсь не открывать его, чтобы не было повода для слёз, и стараюсь избегать всякой мысли о нём, но сейчас я не могу остановить себя, рассказывая о нём. Так вот, однажды он сказал обо мне очень точно: "То шлюха, то святая". Анаис Нин говорила что она вечная шлюха, вечная девственница... Значит ли это, что отныне и я могу говорить о своём сумасшествии в таком характере?
Я лежала в траве, похожая на руины, как мой новый дом, и, укрывшись волосами, которые я отращиваю вечность, моя рука коснулась чего-то мягкого. Ягнёнок (я так и не придумала имени для него) лежал бездыханным. Сегодня его похороны, я в самом чёрном платье, что у меня есть, укрытая вуалью, словно подземной тьмой.
Моё тело постоянно нуждается в оттенках сладострастия, оно будто хочет, чтобы на него пролили кровь, или сожгли заживо. Но ни то, ни другое я не хотела бы допустить, и я ищу красный цвет повсюду, всматриваясь в него, как в зеркало. Кожа пылает, ни один цвет, кроме самого ядовитого красного не в силах успокоить её, но у меня никогда не было красного платья. Мне пришлось пойти в город, скрываясь в тени, чтобы купить красный краситель для тканей, и остаться незамеченной.
Если бы я была мужчиной-хозяином борделя, я бы назвала его "Армагеддон", и все стены его были бы красными, как губы моих шлюх.
Недостаточно быть цветком, даже с шипами, с длинными корнями, проползающими до адских пропастей. Достаточно быть неким паразитом... сильным мутантом...
Я хожу в красном платье из тюля уже множество дней, ем на завтрак красные яблоки, приношу в дом любые красные цветы, что увижу. Жду, когда Эрос поможет мне...