Глава восемнадцатая.
Всю неделю Антон исправно ходил на службу, стараясь не смотреть в сторону винных соблазнов. Его назначили наставником двух пацанов, которых взяли на воспитание в оркестр. И тому, и другому было по шестнадцать, оба закончили музыкальную школу, жили в микрорайоне неподалёку от гарнизона. Такое практиковалось в оркестре. Во первых, никому не мешает второй состав, во вторых, пацаны могли быть уверены, что их не пошлют служить к чёрту на кулички. Игорёк должен был осваивать партии кларнета в рабочем репертуаре оркестра, Гоша сам выбрал трубу. Нянчить двух желторотых мальчуганов Антону не хотелось, но он заставлял себя, отгоняя смурной депрессняк, нет-нет, да погружавший его в беспричинное беспокойство. - Ну не звонит она, и что? Её проблемы - тёмный лес, вернее, сумрачные зоны, заглядывать туда запрещено.
Тут мальчуганы при нём стали обсуждать валентинки на День всех влюблённых. В школе у них вовсю вырезались сердечки и клеились розовые конвертики.
- А я бы своей Лизавете мармеладные сердечки подарил, которые можно махом приклеить. Рраз и на титьки. Ддва. и на пупок.
- Ттри и на пониже, - схохмил в тон ему Игорёк. А где такие продаются?
- В Ашане видел. С одной стороны красные, с другой белые. Плюнул на белую сторону, прижал куда даст и держится. А ты её рраз, и съел. Ддва и взасос.
-Ттри и пропал между ног, - захохотали приятели. Но Антон не стал их прижучивать, идея разыгралась и в его воображении. К вечеру в пятницу он сам позвонил Марине.
- Спасибо, что ответила. Слушай, мой друг завтра обручается, я свидетель на помолвке. Хочешь приехать?
- Антоша, рада бы, но я на зависть изведусь. Мне бы замуж за хорошего человека, чтобы обещал всю жизнь терпеть и миловать. Честно, я обещала приготовить валентинки сыну на весь класс. Целый день провозимся.
- А я тоже влюблённый, приготовлю тебе сюрприз.
- Ах, это приятно. Тогда попробуем день в день? Во вторник? Встречу тебя на станции.
- Любимая, конечно! У меня выросли крылья! Нет, вру, заработал мотор!
Марина покладисто засмеялась. - Целую моего мальчика. Жду!
В субботу Антон в парадной форме военного оркестранта явился к Николаю, и они поехали за его мамой на Каширку. Она вышла к ним вместе с Ксюшей, нарядная, причёсанная, в лёгком макияже, но несколько растерянная, заторможенная от антидепрессантов.
- Мамочка, спасибо! - прошептал Николай и помог матери надеть новый пуховичок. Антон приложил приветствие к козырьку, представился:
- Антон. Друг Николая и его свидетель. Позвольте Вас сопровождать! - Женщина прошептала что-то неразборчивое в ответ и положила задрожавшую невесомую руку ему под локоть.
Ксюша была чудо как хороша, на ней был светлый шерстяной костюм и белая ажурная шаль-паутинка. Николай усадил её рядом с собой, а маме помог усесться на заднее сиденье. - Тебе так удобно? - Спросил он, заглянув в лицо матери.
- Полно уж мне угождать. Поехали! - Вдруг отчётливо приказала ему мамочка, и все поняли, что всё пройдёт благополучно.
В церкви запомнился высокий рыжеволосый священник, уверенно проводивший никому ещё незнакомый обряд. Он вложил в руки матери икону Богородицы, трижды провел Николая и Ксюшу вокруг иконы, заставил её поцеловать и трижды произнёс благословение на будущий брак. Потом он уверенно попросил маму его повторить. Та тихим голосом произнесла то, чего так ждали Николай и Ксюша. Затем вынес блюдо с кольцами. Ксюша первая надела кольцо Николаю, а тот заволновался, взял сначала её пальчик, поднёс к губам, поцеловал, и Ксюша помогла ему, буквально прожонглировала колечком. Они поцеловались по детски, едва прикоснувшись губами друг к другу. Священник поощрительно улыбнулся и обратился к матери:
- Судя по всему, Ваши дети задумали счастливое супружество. Всё во славу Божью! И добавил для всех: - Таинство обручения в том и состоит, что его отменить нельзя. Получили благословение, дали слово - держите его до венчания. - Он поклонился, дав знать, что помолвка совершилась, и стремительно удалился.
Уже на подъезде к дому Антон почувствовал, как головка женщины склонилась к его руке. Глянул и замер: её глаза были полуприкрыты. дыхания не было слышно.
- Коля, у мамы твоей как бы не обморок. Газуй.
Николай через зеркало бросил встревоженный взгляд и прибавил скорость. У подъезда Антон помог Николаю вытащить из машины мать и тот подхватил её лёгкое тельце. Ксюша уже бежала вперёд всех открывать дверь подъезда.
- Брат, возьми из кармана ключ от машины. - Николай подставил Антону правый бок и с разбега побежал по лестнице. Антон отогнал машину на стоянку, запечатал, закурил. День открыл ясные голубые прогалины в небе, было видно как быстро куда-то движутся снежные массы, будто кто-то всемогущий направил их на военные сборы. "Там, наверно, тоже есть свои генералы" - подумал Антон без тени иронии. Ему не очень хотелось подниматься в квартиру друга. Вдруг праздник обернётся несчастьем? Но всё-таки, докурив, набрал кодовый номер и услышал приглушённый голос Ксюши: - Жива она, жива! Заходи...
Николай встретил его у двери, обнял, проговорил: - Ничего опасного. Силёнок у неё маловато, укачало, и она просто уснула. Давай к столу, мы сегодня пируем!
Антона прорвало на длинный витиеватый тост, смысл которого был в одном: - Как же хорошо Вам завидовать, друзья, тоже хочется чего-нибудь такого...- И он жадно опрокинул первую рюмку водки. Николай и Ксюша добродушно рассмеялись. На столе было столько закусок, глаза разбегались. Ели и смеялись они так облегчённо, будто собрались в кругосветное плаванье на красивом белом паруснике из рекламных роликов на ТВ.
Первой заметила Нину Васильевну Ксюша. Та молча стояла у косяка двери и смотрела на застолье как полупрозрачная героиня из Зазеркалья. Одетая в ночную сорочку и шёлковый халатик, с распущенными волосами, она на этот раз смотрелась куда моложе своих лет, и это впечатление подчёркивал детски блуждающий взгляд лунатика. Ксюша кинулась к ней, подставила руку: - Матушка, к столу. Вы наверно проголодались! Женщина облокотилась на руку Ксюши, сделала несколько шагов и вдруг стала опускаться на колени. Ксюша хотела было её приподнять, но та её оттолкнула и в согбенной позе подползла к ногам Николая.
- Покаяться хочу, сынок. Не перебивай, а то жить не смогу. Выслушай свою окаянную мать. - Николай обомлел, сполз с табурета навстречу матери, но коснуться её не решился.
- Ужас, что я вытворяла, Коленька! Так тебя обижала, тюрьмы мне мало! А всё потому, что отца твоего ненавидела-не любила, и тебя не любила - смертным боем. Всё ты мне казался выродком, камнем на шее, полудурком неисправимым. Отец твой ушёл от меня бомжевать, жив или нет, не знаю. А свихнулась я на любви загадочной, ничем не объяснимой. Один раз видела человека, сердце будто в пропасть сорвалось и там потерялось. Брат моей подруги, адмирал, красавец каких поискать. Наверно, был женат. Но я то повсюду за ним гонялась, газеты собирала, чтобы хоть строчку-весточку найти. И вот мне реально привиделось, что он ко мне пришёл. Я с ним беседовала, песни ему пела, сладко его обнимала. Кто в его образе приходил? Демон какой-нибудь, как у Лермонтова к Тамаре? Я о тебе вообще не помнила, уезжала то в Сочи, то в Одессу, где он мог быть. А ты и рос беспризорным, голодным, без гроша за душой. Только мой братец тебя и подкармливал пока не умер. Пихала тебя в Нахимовское, потом в Одесское морское училище, но всё равно знать тебя не хотела. И ты меня не щади, не держи при себе, отпусти. Прощения у тебя прошу, Коленька, облегчи мне остаток жизни моей. Родите малыша, назовите его именем. Георгий - прошептала она совсем тихо и опустила голову на руки Николая.
Антон и Ксюша слушали это невероятное откроение ни живы ни мертвы, боясь обнаружить себя даже вздохом. Николай плакал. Не скрывая слёз, он как можно осторожней поднял мать на руки и унёс её в чистую свободную от какого либо Прошлого спальню. Антон заглянул в печальные влажные глаза Ксюши, шёпотом попрощался и убежал к себе.
Сколько он пил в ту ночь, Антон не помнил