Ты родилась 40 лет назад...

Марианна Ольшевская
Ты родилась 40 лет назад! А я все помню как будто это было вчера. Я помню, как я тебя ждала. Все девять месяцев. С нежностью и нетерпением. Я все пыталась отгадать, кто будет, мальчик или девочка. Я подбирала имя для тебя. Какие только имена я не перебирала: Стелла, Алина, Веста ( таких магазинов тогда у нас не было), Илона, Кристина...
Я даже не помню, какие еще имена. Хотелось подобрать какое-нибудь необычно красивое имя. Чтобы не Наташа, Света или Таня, потому что с такими именами всегда были в моем классе по три - четыре девочки.  Даже когда я переходила из одной школы в другую. А я меняла школы. Мы ведь переезжали. Все равно везде были Тани. Светы и Наташи.

Сначала мы не могли придти к общему мнению. Я, моя мама и твой папа. Но в итоге все наконец-то единодушно сошлись на имени ИРИНА. Чтобы звать тебя Иришей.

 В тот день, когда ты стала стучаться в этот мир, и я почувствовала первые схватки, я сидела и смотрела программу «Вокруг смеха». За окнами - мороз, дома тепло. Вроде обычный зимний вечер. После ужина я уютно расположилась в кресле, а неотразимый ведущий поэт-пародист Александр Иванов  смешил до слез, выдавая одну пародию за другой. Я очень любила  эту программу. Острый ум Иванова выдавал в то время искрометные пародии. Я могла это оценить и хохотала от души. Но как только закончилась передача — так я и поняла, что твое время пришло. Очень сильная ноющая боль. Очень. Ошибиться невозможно.
Я сказала об этом маме. Она мне ответила, что еще не скоро это будет. И не надо спешить в больницу.
- Нет, мама! Я сидеть дома и ждать не хочу. Не надо с этим рисковать! Помоги мне вымыть голову! И вызывай скорую. - решительно сказала я в ответ.

Я вымыла и подсушила волосы, собрала какие-то мелочи и вскоре мы поехала в больницу. Приемный покой. Медсестра заполняет формуляр. И вот я в палате. Все лежат и кричат. Но с перерывами. А у меня схватки идут почти непрерывно. Мне плохо. Я хочу встать с кровати, где сетка прогибается, и не могу. Все же один раз удалось встать. Я едва добежала до раковины, и меня вырвало. Оказывается, это бывает, если матка быстро раскрывается.

Потом мне опять пришлось лечь на ужасную старую кровать с прогибающейся панцирной сеткой. И я опять не могла с нее встать. Вскоре подошла медсестра и спросила мою фамилию.
- Мария Врублевская? Укол! - и протирает мою кожу, готовится сделать укол.

- А что за укол?
Что это и зачем — она не сказала, но очень быстро боль прошла.
Тогда я с огромным трудом встала и пошла искать родильный зал. Иду по коридору. читаю таблички. А ведь я рисковала потерять ребенка! ( я не знала тогда. конечно). Нашла все-таки родзал. Захожу и спрашиваю:

- Вы бы меня посмотрели! Я чувствую странные ощущения. Давит...
Акушерка посмотрела и ахнула:

- Да ты вот-вот родишь! Быстрей на стол!

 Но все было не так уж быстро. У меня не хватало сил. И она запаниковала.

- Надо тужиться, тужиться! Головка пошла! Нельзя останавливаться! Нельзя! - суетилась она и делала мне один укол за другим. В итоге — три укола для потуг.
И вот тогда ты родилась!
И я услышала твой крик! И я взлетела в облака от счастья!
- У, какая толстая! Девочка! Толстая! - повторяли две акушерки. Потому что как раз в это время пришла принимать смену другая.

- Та-ак! 14 января... О! Нет! Уже 15 января! - сказали они. И записали дату рождения. Поэтому, видимо, было самое начало суток. А время рождения тогда не указывали.
Вес: 3 кг 950 гр. Рост: 52 см.

И вот прошли 6 дней. Нас выписывают из роддома.
Папа наш далеко, в Баку. Он не успел приехать. Приехал он позже, только через 3 дня, радостный, с огромным чемоданом, где были овощи, фрукты, компоты, коробки конфет.
Тебя отдают на руки дедушке. Мы едем домой. Там разворачиваем наш драгоценный сверток. Ты такая чудесная! Все говорили, что новорожденные красные, сморщенные...

Никакой красноты и сморщенности! Пухленькие ножки в складочках, пухленькие щечки, крошечные пальчики, нежная кожа с красивым оттенком персиковой смуглоты. Вот только плохо в роддоме смотрели за новорожденными: много опрелостей. Мы тебя купали. Смазывали. Оставляли на какое-то время без пеленок на воздухе. Ты радостно дрыгала ножками. И все стало заживать.

 С этого момента вся моя жизнь была сконцентрирована только на тебе! Ночами ты просыпалась. Я ходила с тобой на руках по комнате.
При родах я потеряла много крови. Была слабая, быстро уставала. Днем бабушка уходила гулять с тобой, и я могла немного поспать.

 Когда у меня было немного свободного времени, я смотрела на твое личико, на закрытые глазки, которые были как две длинные под линейку прочерченные линии, твой крохотный носик, нежный ротик и не могла налюбоваться. Вскоре ты стала улыбаться. Сначала во сне. Личико трепетало. Как будто легкие облака проносились по нему. Что-то ангельское, удивительное, загадочное! Я всегда, затаив дыхание, смотрела на это. И мне так хотелось тебя нарисовать! Хотя бы небольшой набросок! Но надо было гладить пеленки. Стирать-убирать. И сцеживать молоко! О! Я не знала тогда, что это — полная глупость! Я делала все, что говорили наши врачи!

Ты росла, набирала вес. И вот ты пытаешься перевернуться. Уже держишь головку. И улыбаешься нам всем! Ты нас узнаешь и улыбаешься! Улыбка малыша! Это такая радость, такое свет! Ради этого стоит жить!

Мы развесили погремушки над кроваткой. Ты весело стучала по ним, когда хотела играть. Еще я развешивала цветные платочки на кроватке, и ты их любила разглядывать, когда бодрствовала. А потом я их убирала. И ты засыпала.

 Зимой были морозы. Но мы всегда ходили с тобой гулять. И ты очень крепко спала. А когда приносили тебя домой, ты все еще спала, и щечки твои были румяные, а сон — глубоким. Кислород действовал потрясающие!
Потом пришло время, когда ты начала прыгать, энергия из тебя просто била как фонтан! Я держала тебя — а ты прыгала на моих коленях. В глазах при этом светилась такая сумасшедшая радость, что словами это даже передать нельзя!

 Летом в отпуск приехал наш папа из Баку. Было очень тепло. И ты почти жила во дворе, в коляске. Засыпала. Просыпалась. Потом — домой, поесть. И опять — во двор. В тени деревьев было почти так же хорошо, как и в саду. И даже лучше, если вспомнить, что наш личный сад на даче состоял из одной яблони и одной низкорослой груши. А на остальном участке косогора — грядки, грядки, и трудно найти местечко для отдыха.

Папа ходил за козьим молоком. И ты его получала в дополнение к грудному. Потому что я была в то время глупа и наивна и опять поверила врачам, что, возможно, молока тебе не хватает ( это при том, что утром оно текло струйкой, а вечером молока было меньше. Вот я и боялась, что не хватает). Поэтому ты у нас имела козье в придачу.

Таким образом в 9 месяцев твой вес был уже 9,5 кг.

И тогда я сделала правильно: я стала взвешивать твои порции. Потому что аппетит у тебя был отменный. И ты меры не знала. Порция закончится, а ты все еще открываешь рот и хочешь еще больше.

Абсолютно все, кто видел, как ты ешь, открывали рот от изумления и говорили, что в первый раз видят ребенка с таким хорошим аппетитом.
И выглядела ты тоже как образец здорового ребенка! Как девочка с картинки! Аленка с одноименной шоколадки Никто не мог спокойно пройти мимо тебя. Люди улыбались. Или подходили и восхищались, сюсюкали и уходили, унося с собой твою радость и улыбку в ответ. А изредка было так, что вдруг подскочит женщина, и я даже не успеваю ее отогнать от неожиданности, потреплет тебя за щечки, заверещит от восторга «Какой чудесный ребенок!» - и умчится.

 А время шло. И вот мы с тобой летим в Баку. Уже схлынула изнуряющая жара. Ты научилась ползать. Ты — неутомимый исследователь. Все такая же оптимистка. Джерри, старая собака, твой друг. Ты сидишь на высоком стуле, держишь в руке кусок хлеба, или курицы или что-то вкусное — а потом кидаешь ей. Оп! - кусок исчез в ее пасти. А ты улыбаешься и просишь еще.

 А потом папа получил перевод в Чехословакию. А мы опять вернулись в Витебск. Потому что дом для семей военнослужащих еще не построили. И надо было ждать отъезда. А жить с семьей Андреевых было сложно. Они нередко вели себя просто нагло не только по отношении ко мне, но и к тебе. Такой неуверенный в себе человек как я не мог дать им отпор. Но я не хочу здесь пересказывать все их выходки, просто я чувствовала, что оставаться мне здесь нельзя.

И я вернулась в свой дом. И вот тебе год! Твой первый год ЖИЗНИ!
И как раз в это время ты сделала свои первые шаги! Как же ты была счастлива! Ты шла и все время смеялась! Ходила ты по прямой. Когда пыталась заворачивать — то падала. Как раз в это время приехал папа. Мы собираем чемодан. Зима. Холод. Сначала мы летим в Баку. Там мы пробыли неделю.  Собираем багаж: ящик с вещами для отправки в его гарнизон. И вот все готово к нашему отъезду.

Мы на самолете вылетаем во Львов.
Но не все было гладко с нашим полетом. Сначала мы в Баку мы застряли. Нелетная погода, рейс задержан. Я все время хожу за тобой и поддерживаю тебя. Ты не можешь сидеть на месте. Тебе надо ходить. В пальто и сапожках тебе трудно, я в согнутом состоянии следую за тобой и поддерживаю тебя, иначе ты падаешь. Все, что было запасено нами в дорогу, пришлось съесть. Наконец — наш вылет.

И там — неудача. Промежуточный аэропорт, где мы приземлились, закрыли. Шторм. Пурга. Мы идем в гостиницу, в лицо бьет колкий снег, но ты у папы на руках, ветер тебе в затылок, я иду за вами. смотрю на тебя. и думаю. как же ты на него похожа!  В гостинице было место для тех, у кого дети до 2 лет. Работники гостиницы сами сделали такую  бронь, зная, как тяжело с малышами без всяких удобств. Спасибо этим людям!
 Какое счастье! Я помню, как раздела тебя, ты глубоко вздохнула, и стала все делать, что надо было сделать раньше, но ты терпела из последних сил. Ребенок в год понимал, что не надо делать это в пальто, теплых штанах! Как? Как он мог это понимать? Памперсов тогда не было.
Я вымыла тебя, ты съела черствую булку и сметану. Больше ничего мы не смогли купить. Последние запасы из магазинов были раскуплены в связи со снежной бурей голодными путешественниками, застрявшими в аэропорту.

 И вот наконец-то мы добрались до Словакии. Город Зволен.
Первая зима в твоей жизни! Ты гуляешь и ахаешь, когда берешь снег! Тебе он очень нравится! Время от времени ты тянешь снег в рот. Стоит мне только отвернутся — и вот варежка со снегом опять у твоего ротика. Я катаю тебя на санках. Я иду шагом, потом перехожу на рысь. Ты смеешься, тебе нравится, когда ты едешь быстро.

 А потом наступила весна! Ты уже бойко топаешь. Мы часто гуляем. Ты все исследуешь. Ты любишь наблюдать за муравьями, божьими коровками и прочей мелочью. Ты ахаешь, когда видишь пчелу на цветке. Ты бегаешь за бабочками. И говоришь на своем языке —а я всегда тебя понимаю! «Мама, мы с Волей гали мячик!» - «Мама, мы с Олей играли в мячик». "Мама, сипит, а? сто сипит?" - "Мама, шипит. Что шипит? ( Это у меня суп из кастрюли стал на плиту выплескиваться...И в таком вот роде.

Это простые предложения. Но мне все понятно. Ведь ты же моя дочка!
Ты непоседа, часто лезешь куда не надо. Ухитрилась открыть окно и стала бросать туда всякие предметы. Когда я вышла из ванной, где я была, чтобы замочить для стирки вещи, я пришла в ужас! Такая крошка придвинула стул, открыла створку окна, где был сломан запор, перегнулась вниз и с энтузиазмом кидает туда все, что под руку попадет: тапки, носки, чашку, ложку и мои духи!

Я кинулась к тебе, себя не помня от страха! Чувствую, что из окна приятно пахнет духами. Понятно, мои первые в жизни французские духи полетели туда же. Но я была рада, что дочка моя жива и невредима, в моих объятиях, и с ней все в порядке.
Весь дом потом целые сутки вдыхал нежные ароматы французского парфюма.

Если я ушибалась, мне было больно, ты меня всегда жалела. Ты дула, терла больное место, приговаривая: «Дай дую! Дай дую!» Я тоже тебя всегда жалела, когда ты ушибалась, приговаривая, как все мамы: «У кошки боли, у собачки боли, у Иришеньки заживи! Дай подую — и все пройдет!»

Вообще-то не все жалели так своих детей... Странно, но меня несколько раз учили, что не надо ребенка жалеть! Сама упала или стукнулась? — значит, сама и виновата. Не жалей ее! А я говорила им: «Ну как же я могу ее не пожалеть?! Ведь ей больно, она плачет! И она-то меня всегда жалеет, если я ударюсь. Всегда!»

 А еще я помню, как однажды я оставила тебя с папой, чтобы сходить в магазин. Прихожу, а он жалуется, что ты утопила в ванной его сапог.

- Ты представляешь? Я сижу и читаю. Потом думаю. Что как-то очень уж тихо. Где она? Пошел посмотреть. А она — в ванной. Там ты белье замочила. Зачем? И так можно стирать! Так вот она мой сапог топит! Сознательно! И при этом пыхтит, сопит, давит сапог изо всех сил - и я закричал, подскочил сапог спасать. Но она как раз в этот миг его сумела все- таки утопить! Вот как я на работу теперь пойду? Как?! - возмущался. он.

 Летом 1980 года мы едем в гости к бабушкам и дедушке. И там опять гуляем. С тобой теперь трудно ходить. Ты можешь сесть где угодно — и уговорить тебя идти дальше просто невозможно! Тебя постоянно притягивало все мелкое, что ты видела под ногами: камешки, травинки, муравьи, цветочки, листочки... Ты могла сидеть на тропинке и улыбаться. А я иногда садилась рядом (если мы не мешали людям) и тоже начинала наблюдать. Но часто пыталась тебя уговорить идти дальше. Надо было готовить, кормить тебя, укладывать спасть... И сколько же я тратила на это сил! Я иногда даже плакала от отчаяния.

 Потом мы вернулись в Чехословакию. И все продолжалось. Ты не хотела играть с игрушками вообще! Ты была довольна только когда кто-то их детей приходил к нам. Тогда ты просто сопела и улыбалась. Этот ребенок играл с твоими игрушками — а ты была счастлива! Или тебе надо было гулять! И все! И неважно, что мне надо было все приготовить, постирать, убрать. Неважно! Гулять — и все! Ты топталась по моим ногам, бодалась головой, а в итоге шла и стучала лбом в дверь, с такими криками, что можно было сойти с ума!

Тебе было полтора года. А мне — всего лишь 24. Когда я сообразила, что все, что я делаю, я могу разделить с тобой — тогда мне стало намного легче. Я давала тебе кусок теста. Или мисочку с водой, мыло и тряпочку. И ты «помогала» - лепила, или стирала. Или несла ложки-вилки на стол. И вся светилась от счастья!
Еще помню новогодний праздник. когда тебе было 2 года. Я  не умела шить. придумала проще: на твое черное платьице с оборкой нашила звезды из фольги, склеили обруч из бумаги на голову и прикрепила туда большой полумесяц. Получился костюм НОЧЬ. Мы пришли на праздник. Я сняла с тебя пальто, одела туфельки,, и ты стала скакать двумя ножками как козлик от радости, что стало легко двигаться, что прямо перед тобой огромная красавица-елка в ярких огоньках, все вокруг нарядные, музыка..
Володя Бабаев долго потом вспоминал: "Костюм Ночь и пальто колокол... Ну, Иришка была Звезда!"

 В игрушки ты стала играть только когда тебе было около 3 лет.
Я, затаив дыхание, гладила или готовила обед,, а ты могла сама смотреть книжки, разговаривать с картинками. Ты катала кукол в коляске, от души накрывая их их одеялами и тряпочками в количестве 10 штук. А то и больше. Ты строила дома и шалаши, накрывая стол одеялами и забираясь туда со всеми твоими «дочками».

Ты говорила мне: «Ты, мама, иди в магазин, я сама поиграю!..»
А я не могла поверить своим ушам!
Потому что еще не так давно я не могла сходит в туалет, чтобы ты не стучалась в дверь и не плакала так, как будто мама ушла и тебя покинула навсегда!

 Но вот ты подросла. И после трех лет и до того нелегкого времени, когда родился Женя, твой брат, мы жили очень мирно. Нам было очень хорошо в ту пору. Упрямство твое беспокоило редко. Я почти всегда могла с тобой мирно договориться. Утром мы с удовольствием завтракали, а потом гуляли. Я успевала сделать необходимое, а ты могла заниматься чем-то другим: книжки, игрушки, рисование, мозаика, кубики и пр.

 Как-то утром я просыпаюсь, а маленькие ручки закручивают мои волосы. При этом ты приговариваешь:
- Мамочка, я сделаю тебе много косов! (имелись ввиду КОСЫ)
Над лобом и у ушей! ( В слове  "косов" и "ушей" — ударение на первый слог).
Вось! Какая ты будишь красивая!!!

Ты научилась говорить букву "Р" очень рано. Насколько я помню, в 2,5 года. А вот буква  "З" выговаривалась хуже. Вместо ДЕД МОРОЗ — ты говорила Дед Морощь.

Помню, как ты идешь по лестнице с другом Васей, и он учит тебя: «Надо говорить Дед Мо-оз!» Ты ему: «Дед Морощь!» Он тебе : «Нет! Не так! Дед Мо-оз!» Ты ему: «Да! Дед Морощь!»...И так — десять раз. Забавно, как он тебя учил, а сам букву Р не выговаривал.

 Когда ты была маленькая, то часто любила крутить мои волосы. Причесывала меня, приговаривая, что ты теперь, мамочка, такая красивая!

Мне было так приятно чувствовать твои маленькие пальчики!

 1983 год. Тебе уже почти 4 года. Ты очень хотела братика. Каждый день ты говорила одно и то же : Я хочу братика! У Макса, у Тани, у Сережки ( или еще какой-нибудь ребенок из нашего дома был назван) родился братик или сестричка! Я тоже хочу!
Да, в нашем доме один за другим появлялись на свет младенцы.
Эта тема была постоянной среди наших женщин: Надо второго ребенка! И лучше всего, чтобы этот ребенок появился именно здесь!

Ну, вот и я решила, что пусть будут двое. Муж тоже очень хотел второго ребенка. Мечтал о сыне. Двое детей - это, конечно, хорошо. Я росла одна, не имея ни брата, ни сестры. И чувствовала себя обделенной. Практически у всех моих подружек были браться или сестры.

 Я ждала второго ребенка. Опять гадали, кто же появится на свет, мальчик или девочка. УЗИ беременным тогда не делали.

 Оставалось несколько месяцев до этого события. И я уже купила ползунки, распашонки и кофточки. Ты вставляла свои ручки в ползунки и смешно изображала будущего братика. Мы хохотали, глядя, как он, будто бы, ходит.

 Ты очень любила, когда я читала тебе книжки. Я читала. Ты слушала и задавала свои бесконечные вопросы. Утром папа уезжал на работу рано, мы уже переехали в дом, который был далеко от их военной части. Я его провожала. Варила кофе, делала бутерброды. А потом опять засыпала. А просыпалась часто оттого, что маленькие ножки топали по полу, ты лезла ко мне в кровать, и мы валялись еще какое-то время.
Как-то раз ты бегала-бегала, не хотела ко мне, а пол холодный. Я говорю:

 - Давай быстрее под одеяло! Ой, какие у тебя ножки и ручки холодные! Ты что же делаешь, а? Холодная, как лягушка! Ты же в лягушку превратиться можешь!

 - Нет! Не могу! - отвечаешь ты.
Можешь, можешь! Еще как можешь!
 -Нет! Нет!
 - Можешь! Вот скажи КВА-КВА! СКАЖИ! И сама увидишь!
И вдруг вижу, как глазки твои стали испуганные и наполнились слезами.

Ты прижалась ко мне и всхлипнула:
- Не хочу в лягушку! Не хочу! Не надо в лягушку!

 Ну, конечно, я тебя успокоила, что теперь ты не превратишься, ведь я же тебя согрела. И мы пошли завтракать. А потом  мы пошли гулять. И ты бродила среди высокой травы и полевых цветов. Жмурилась от солнца и подставляла лицо свежему ветру. И пахло луговыми травами и нагретой землей. Была весна 1983 года.

 А летом, в июне, появился на свет твой брат Женя. Когда нас выписали из родильного отделения, тебе показали братика. Ты робко и удивленно вглядывалась в его маленькое личико. Дома мы его купали. Ты помогала поливать его из кувшинчика. И потом всегда мне помогала. Ты бегала как стрела: то соску принесешь, то водички, то коляску покатаешь. В один миг ты стала «большая девочка».
 А было тебе только лишь 4 года и 5 месяцев.

"Большая девочка" - потому что появился младший. Да еще такой беспокойный! Я не знала ни одной ночи более 2 месяцев! Как я только это выдержала, не знаю. Иногда я засыпала сидя или стоя. Просыпалась оттого, что теряла равновесие.
А ты гуляла. У вас была хорошая компания. Лето было жарким. Ты приходила обедать — и опять гулять. Я выходила и приводила тебя на ужин. Ты ела, а глаза твои закрывались. Сколько раз бывало, что я несла тебе в кроватку из-за стола на руках, потому что ты засыпала прямо рядом с тарелкой! И спала всю ночь непробудным сном, как бы ни заходился от крика твой братец!

Всю радость от рождения сына испортил папа своим пьянством. Женьке был ровно один месяц, когда он запил. И пил так страшно, так часто, так нагло игнорируя то, что у него теперь двое маленьких детей, что это было просто как кошмарный сон. Причем он ведь тоже часто просил сына, обещал, что будет помогать, что бросит курить, что мы будем самые счастливые, это же так замечательно... Он нас очень любит, обо всем позаботится, квартира у нас есть, дочка чудесная, вот только сына не зватает.  Вместо всех этих чудесных обещаний он стал пить почти каждый день. И мама моя приехать ко мне не могла. Граница. Военные. Это было запрещено.

Когда Жене был год, а тебе не было и шести лет, мы получили перевод на Дальний Восток.

Длинная тяжелая дорога. Прибыли в Уссурийск. Потом, на поезде, в Смоляниново.. И два дня мы жили в танцевальном зале. Туда принесли кровати. Вокруг — зеркала. Ни кухни, ни душа, ничего из  того, что нам нужно. Сказали, что квартир нет и не ожидается. И нас отправили оттуда в Чернятино. Это другой военный городок в Уссурийской области. Там вообще была тьма-тьмущая военных городков.

Вначале стояла жара. Все ходили и изнывали, не помогало ничего. При влажности почти в 100% все были потные, буквально через десять минут после душа. Дикая жара и влажность! Это такое чувство, что живешь в бане. А еще и воды иногда не было. Тогда я носила воду из колодца за пару километров от дома в ведрах. Руки отрывались, болела спина и шея. А ты помогала мне в это время — ты была с Женькой.

Почти ничего в том магазине нельзя было купить без очереди. Я стояла часами за куском масла и мяса. Несколько раз была такая давка, что я с Женькой на руках не знала, как мне вылезти из этого ужаса: сил уже не было его держать, руки дрожали, а опустить на пол не могла, не было места. Наконец подошла моя очередь, и нам взвесили кусок говядины, кусок масла и две сосиски! Женька стал так громко кричать и просить эти несчастные сосиски, что продавщица, как только взвесила, тут же дала одну из них, сырую, этому несчастному ребенку, который так отчаянно кричит, и тянет ручки: «Дай! Дай!»
И я не протестовала. Он так вопил, что выбора у нас просто не было!

А потом начались холода. Сразу. Внезапно. Подул пронзительный ветер. Он был нередко такой силы, что надо было отворачиваться в сторону, иначе ты начинал задыхаться. Иногда до магазина в соседнем доме я шла долго, потому что меня просто сносило назад! Зато по дороге домой я бежала. Ветер в спину был такой ужасный, что только успевай перебирать ногами.

В квартире тоже был жуткий холод. Дом панельный. Качество строительства — хуже не бывает. Все тепло ( а его и так было мало, батареи были чуть теплые) выдувалось через стены и широкие стыки панелей. Все мерзли. Женька с трудом ходил в зимнем пальто, шапке, валенках по квартире. И все равно мерз. И все равно начал кашлять.

И только тебе было тепло! И даже жарко иногда! Ты прибегала домой с горячими руками и ногами, с разрумянившимися щечками, веселая, глаза блестят. Поболтаешь с Женькой, пообедаешь — и опять гулять. И иногда ты брала брата на прогулку в коляске. А потом рассказала мне, как один раз вы с подружкой случайно опрокинули коляску, Женька упал в канаву, в осенние листья, испуганно хлопал глазами, ты его утешала, мне ничего тогда не сказала, и я узнала об этом через несколько лет.

Готовила я обеды на маленькой электрической плитке. Большая плита с четырьмя конфорками не работала.
У Женьки началась диарея. И положение было все хуже и хуже. Я поняла, что или нам надо уезжать, или надо в больницу. А о местной больнице мне уже успели рассказать много ужасных историй, когда люди туда ложились с диареей — а умирали от какой-нибудь другой инфекции. Антисанитария. Бедность. Убогость. И мало шансов, что ребенка вылечат.

Я продала мой пуховый платок и туфли. Купила билеты на поезд. И мы поехали в Москву. Поезд шел неделю. Семь дней мы отдыхали после этого ужаса, в котором мы вынуждены были жить 4 месяца! Только 4 месяца — но я долго не могла забыть такие условия, которые можно было сделать разве что для уголовников, отбывающих наказание за преступление. Но мы-то ведь не преступники! За что же наказали нас?

И вот мы едем. До Москвы — 7 дней. За окном — до -40 мороза.
Проводники очень старались. В вагоне было тепло, чисто, из крана в туалете даже шла горячая вода, было много еды, можно было спать.

Пока мы не доехали до Урала, я покупала большие кульки с горячей картошкой, жареной рыбой, грибами, а также пирожки, еще теплые и очень вкусные, хрустящая квашеная капуста, соленые огурцы и помидоры,  которые продавали женщины-сибирячки за рубль.

Такса была на все: РУБЛЬ! Добрые лица женщин, щедрые порции вкусной еды, с  любовью приготовленной их руками. Я помню это как сейчас.
ЗА БОЛЬШОЙ КУЛЕК свежей домашней еды всего лишь рубль! Мы просто объедались и блаженствовали.

После того, как мы проехали Урал, вся эта роскошь и изобилие домашней еды закончились. Никто не продавал домашнюю еду. Носились с водкой, пивом, мягкими игрушками какие-то помятые личности.

Из вагона ресторана каждый день приходил с обедами официант. Он широко и как-то приторно-сладко улыбался. Цены на порции были ресторанные. Дорого. Но есть-то надо. Я покупала. Было вкусно. Но порция такая маленькая, что взрослому — на один укус. И стоило это намного дороже, чем у свежая еда у женщин на перроне. Но все это резко закончилось за Уралом. Деньги у меня еще были, я брала эту еду, и вы были сыты.

Женьку я вдобавок усиленно кормила истертым в порошок активированным углем и делала очень крепкий чай.
Это помогло кое-как продержаться до Москвы.
Там нас встретил дедушка. Мы переночевали у дяди Вовы и рано утром уехали на такси на вокзал. Когда я тебя одевала, ты спала. Я тебя трясла и будила, но ты опять засыпала. В прихожей мы одевали Женьку, а ты, в пальто, и шапке, и сапогах опять заснула стоя, и чуть не упала. Хорошо, что мы тебя вовремя подхватили. Дядя Вова охнул и поехал с нами, чтобы помочь в такси, на случай, если ты опять будешь спать, и не сможешь проснуться. Сам он в то время страдал от сильной бессонницы и смотрел на такой сон с завистью и восхищением.
Теперь, когда я давно уже сама знаю, что такое бессонница. я тоже завидую такому крепкому и здоровому сну.
Еще ночь в поезде — и мы в Витебске.

 МЫ приходили в себя, как после войны. Нам все не верилось, что можно купить продукты без того, чтобы отстоять 2-3 часа в очереди. У нас было мясо, или котлеты, или рыба на обед. И это казалось чудом! Ты как-то мне сказала: «Мама, после Дальнего Востока мне казалось, что я никогда не смогу наесться котлет ли курицы досыта, чтобы мне больше уже не хотелось.»

 Советский Союз шел к своему концу. Проблемы нарастали везде. Многие товары были в дефиците. В том числе ухудшалось снабжение продуктами. Но наша Белоруссия еще неплохо снабжалась. Так что мы переводили дух.

  А папаня наш застрял в Чернятино. Отец его хлопотал о переводе. И это ему удалось. Был получен приказ о переводе в Азербайджан, в Кировабад. Но все это делается долго. И мы ждали. А в мае дедушка Коля и бабушка Женя пригласили нас к себе. И мы поехали. Вернее, мы летели к ним на самолете Москва — Баку. А до Москвы, как всегда, был поезд.

Они встретили нас в аэропорту с воздушными шариками. Радостные. Приветливые. В огромной квартире было чисто и уютно, нас ждал очень вкусный обед. Поначалу все было хорошо. Май. Тепло. После завтрака мы шли на прогулку в парк. Там были дорожки, фонтаны, у вас была возможность побегать и поиграть. Я помогала, старалась делать все, что могла: мыла посуду, делала уборку пылесосом, что-то резала, накрывала на стол. Обед бабушка Женя хотела готовить сама.
Я варила кашу утром. Этого требовала бабушка Женя. Но вы не хотели кашу. Спорить было всегда очень трудно. Андреевы были из тех людей, которые думает, что они всегда и во всем правы. Женя ел все хуже и хуже. В итоге его уже невозможно было накормить!
И только тогда от меня отступились с требованием кормить вас кашей. Женя при них выплевывал все обратно и чистил свой язык своей маленькой ручкой. Он таял на глазах.
Помогли ягоды и фрукты. Он стал их понемногу есть. И через некоторое время у него проснулся аппетит. Это было счастье!

Потом были два скандала по поводу того, что я уехала с детьми и ставила мужа одного.
- Как ты могла оставить мужа одного!!! - кричал дедушка Коля, - ты жена! Вы всегда должны быть вместе! Подумаешь, холодно в квартире! Подумаешь, у ребенка понос! Какие мелочи! - возмущался он. Ему вторила бабушка.
Но я, при всей моей мягкости и застенчивости, все же повторяла, что там оставаться было совершенно невозможно.

Через неделю скандал повторился опять. Ты и Женька уже спали.
А дедушка начал закипать гневом и кричать:

 - Как ты могла уехать?! Как? Ты, что совсем ничего не понимаешь?
Ты оставила мужа другим бабам! Ты вот говоришь, Женька болел. Ты вот сына боишься потерять! А мужа ты не боишься потерять?! - его прямо трясло от злости. Когда он орал, никто не смел ему слова поперек сказать. Даже жена, которую он любил.

Тут уж я не выдержала:
- Да! Представьте себе! - закричала я. - Сына я боюсь потерять намного больше, чем мужа! Он такой маленький! Ему только годик! А муж, если он хочет других баб, то пусть. У меня долг перед моими детьми прежде всего! Я не хочу потерять детей!
Мы не преступники, чтобы жить в таких жутких условиях!
Если вы говорите: Подумаешь, холодно! - значит вы ничего не знаете о холоде! Когда все внутри съеживается, замирает, когда мечтаешь согреться, работает обогреватель, дети ложатся спать в куртках, мы ложимся спать в трех свитерах, но все равно нам холодно, холодно, очень холодно! Хочется только тепла! Вам тепло? У вас все с этим в порядке? А эти малыши пусть выживают — авось, выживут, да?!
И что такое диарея у ребенка — вы тоже не знаете! Когда все, что он съест, выходит непереваренным. По пять раз на день, а то и чаще! И он тает на глазах как свечка! Нет, я боюсь потерять детей намного больше, чем потерять мужа! - кричала я ему в ответ.

После этого мы общались натянуто, но скандалы прекратились.
В конце мая приехал папа. Мы собрали вещи и уехали на поезде в Кировабад. Сначала жили в общежитии. А вскоре нам дали квартиру.

Женьку я, наконец-то, вылечила от диареи, именно натуральные средства мне в этом помогли. В Витебске — черника. А в Азербайджане — гранаты и гранатовые корки. Дисбактериоз и кишечная инфекция перестали его мучить. Он округлился немного, но все равно был худенький.

Тем временем перестройка вовсю раскручивала самые разные перемены. Страну трясло как на вулкане. Закрывались предприятия. Те, которые работали, сокращали персонал. Очереди за продуктами. Инфляция. Тревога за будущее, которое становилось все более туманным.
Но мне было не до этого. Я крутилась как белка в колесе.

Женя был маленький. А тебе было только лишь 6 лет.

Ты пошла в первый класс. Хорошо помню этот день! Я стояла и смотрела на первоклашек, и у меня текли слезы. Был чудесный солнечный день, небо яркое, синее, бездонное! Вы шли такие серьезные, такие нарядные, парами, под музыку. Много цветов, торжественные речи, поздравления старшеклассников.

И моя девочка с белыми бантиками такая красивая, такая большая, и такая все же еще малышка, идет в первый класс! В школу! Тебе было 6 лет, я с трудом пробила разрешение на то, чтобы ты пошла в школу до того, как тебе исполнится 7 лет. Ты хорошо читала, писала, считала. И ростом была намного выше, чем твои ровесники.

Я смотрела на тебя, первоклашку, и слезы тихо катились из моих глаз.

Я держала Женьку на руках, чтобы он не убегал и не плакал, и никак не могла остановить мои слезы. Они все текли и текли. Папаня в то время все больше и больше пил. Он мог придти и шататься так. что непонятно. как вообще он дошел. А иногда его приводили товарищи по выпивке под руки. Нервы были истрепаны вконец. А напряжение было большое. Но я держалась из последних сил. У меня - дети.
Потом начались будни. Я будила Женьку, брала на руки, и мы с тобой шли в школу. Она была недалеко, но надо было перейти ужасную дорогу, по которой неслись как угорелые, на большой скорости, автомобили. Даже мне это было трудно.

А местные рассказывали, что на этой дороге под колесами погибло немало и детей, и взрослых. Иногда приходилось долго стоять и ждать момента, когда можно перейти улицу. А потом мы могли опоздать на 5 минут. И Боже мой! Какой выговор! Какой гнев! Какие обвинения от твоей учительницы приходилось выслушивать!
 Ты была очень старательная девочка. Но как бы ты ни старалась , учительница всегда придиралась к кой-нибудь букве или цифре, подчеркивала это красным и ставила четверку. Иногда были пятерки. Но редко. Лишь к концу года я узнала, что она ждала подарков. И даже открыто говорила некоторым: «Хотите пятерок? А где ваша благодарность? Я училась — и всегда мои родители щедро благодарили учителей! Теперь пришла моя пора!»

В конце первого класса приехал дедушка и уговорил меня, чтобы я отпустила тебя с ним в Витебск. Там лучше школа. Там лучше уровень знаний. Они помогут тебе с домашними заданиями. Учеба — это важно! - повторял он.
Я с трудом, но согласилась. Я очень хотела развестись с папой, поэтому и просила приехать или мою маму, или папу, чтобы они помогли мне собрать вещи и оправить багаж. У нас были ценные вещи после пребывания в Чехословакии. Он бы все быстро пропил. Мне было этого жалко. А потом я поняла: что такое вещи? Зачем эти сервизы, ковры, люстры? Без этого можно жить. Это все - пустяки. Надо было уезжать. а из Витебска подать на развод.

Как выяснилось, Александр, твой отец, в то время имел крупный долг. Его пьянство вылилось в большую недостачу и ему, и его дружку по пьянкам, начальнику финансов, Им грозили большие неприятности, вплоть до судебного дела. Они записали крупную сумму на себя в кассе взаимопомощи, и выплачивали больше половины зарплаты, чтобы погасить долг. Я просила приехать и помочь мне уложить вещи в контейнер для отправки в Витебск. Мама сказала: "Кончено. поможем!". Но приехал папа. твой дедушка Виктор. И стал меня уговаривать не разводиться.

Да и твой дедушка, (мой отец), и папа, и дедушка Коля и бабушка Женя дружно принялись умолять меня не разводится. У меня не было сил ни на что. Я послушала этот дружный хор, который громко ратовал за то, что надо сохранить семью! А зря.

Позже я поняла, что это была большая ошибка. Мы часто сами виноваты в нашей нелегкой судьбе. Часто. Но не всегда.
Ты оставалась в Витебске до того момента, когда папу уволили из армии. Тогда мы вернулись все вместе: и я, и Женя, и папа. Летом 1988 года.

Но до этого рванул Чернобыль. Это было в апреле 1986 года. И 70% радиоактивных осадков выпали на Беларусь. Людей не предупредили об опасности. В первые дни после аварии играли в футбол, мамы катали коляски с младенцами, провели демонстрацию в честь 1 Мая.
Все "нахватались" радиации как следует - а потом объявили эвакуацию из самых загрязненных районов.

В то время я вообще не смотрела новости. О взрыве мне сказали другие люди. Мы мало что понимали. В мае, вскоре после аварии, я поехала в отпуск, чтобы побыть с тобой. И бабушка сказала мне: «Уезжайте хотя бы на время! У Ириши бронхит! Был курс антибиотиков. А теперь все возвращается. Ужасный кашель, ужасный! Она всю ночь кашляет!»

И мы уехали. Как только ты приехала в Кировабад, твой жуткий оглушительный кашель, буквально изнуряющий тебя, исчез в тот же день. Это было невероятно! Но это так! В первую ночь в Кировабаде ты не кашлянула ни разу!
Ты быстро познакомилась с девочками. Немного помогала мне. А потом бежала играть. Женька тебя очень любил. Ты могла его смешить. он хохотал до икоты.
В конце августа папа отвез тебя назад в Витебск. Ты опять пошла в школу.
Я очень скучала без тебя. Да и ты тоже скучала.
И только в июне 1986 года, когда папаню уволили из рядов нашей доблестной армии за его пьянки, мы приехали назад.

В это время в Азербайджане начались столкновения на национальной почве. Люди убивали друг друга. В Сумгаите были погромы армян. Толпы азербайджанцев из аулов пытались придти в Кировабад, чтобы устроить погромы и здесь. Военные их сдерживали. Я была этому свидетель. Люди стали бояться выходить по вечерам. В это страшное время мы уехали. Это была большая удача. Там было опасно жить.
После этого произошли еще более страшные и кровавые погромы в Баку. Бабушка Женя и дедушка Коля были эвакуированы.

Потом они вернулись и смогли найти обмен на свою шикарную квартиру в Баку. Нашли взамен обычную трехкомнатную в Подмосковье. В Протвино. Вы побывали там через несколько лет после их переезда, а я нет.

Не только армяне, но и евреи, русские, украинцы и белорусы старались уехать из Азербайджана. Побежали некоренные жители из Прибалтики.

Кто пережил это время оголтелой злобы при распаде Советского Союза , тот и сейчас живет в республиках. Все утихло. Во многих местах, по крайней мере. Надо признать, что исторические обиды у народов в республиках были.

Нам было в этом плане спокойно. Мы жили в мирной Белоруссии.
Никто не знает, как будет там в будущем. Увидим.

Женя пошел в садик. Ему тогда было 5 лет. Ты продолжала учиться в школе. Ты всегда хорошо училась, и у меня не было с тобой проблем. И домашнее задание делала сама. Иногда бывали вопросы, я тебе помогала. Но на родительских собраниях я всегда слышала, что Ириша — хорошая девочка. Все нормально. И я могла спокойно жить дальше. В отличие от твоего брата, который учился так, что на родительские собрания я боялась ходить. Так все было плохо.

 В затеях ты была мастерица. Всякое бывало. Но особенно было сурово придумать трюк с Женей, который валялся на полу, а ты ему красной краской намалевала кровь на виске. Позвала бабушку и с ужасом ей сказала, что он ударился об угол стола виском. А Женька закатил глаза.
Бабушке стало плохо.
А потом вы засмеялись. И получили от нее взбучку за то, что ее так сильно испугали. Помнишь?

 С учебой у тебя все было хорошо, за исключением того дня, когда как гром среди ясного неба, прозвучала новость: У тебя за четверть двойка по математике!
Я пришла в ужас. Пошла в школу. Выясняла подробности. Оказалось, там еще был личный конфликт с учительницей по математике. Я не полезла выяснять отношения.
 После этого я срочно перевела тебя в другую школу. Так ты начала учиться в 31-ой школе, куда когда-то ходила и я. Вроде все было нормально. В класс ты влилась без проблем.

«Она — как рыба в воде среди одноклассников. Как будто всегда с ними училась» - сказала мне учительница. Твой классный руководитель.

 В подругах появилась Таня Ивлева. На голове стали сооружаться какие-то замысловатые челки, залитые лаком. Покупались лосины. Ты убегала гулять как вихрь, а на уроки оставалось все меньше времени.

 Перестройка и «демократия» развернулись еще больше. В газетах печатали все что угодно. А в магазинах было пусто. Опять — очереди. Опять — проблемы, что поесть, во что одеть детей.
Ты росла быстро. На первых порах выручали мои кофточки, которые я купила в Чехословакии. Они тебе как раз были впору. А юбочки шила и перешивала моя мама.
На некоторых предприятиях зарплату выдавали продукцией: кому - тушенкой, кому - гвоздями и шурупами. кому- носками и колготками.

А потом у меня появились доллары. И мы шли в выходные на вещевой рынок. Я была так счастлива, что могу купить обновки моей дочке! И покупала тебе то джинсы, то куртку, то платье, то кофточки и свитера, то туфли, то ботинки. Я не хотела, чтобы ты была одета, как я когда-то. В одежду, перешитую из старого. Или сшитое из военных отрезов, которые получал мой отец, а бабушка Мария шила мне из этого юбку и жилет на один манер, и это совсем не подходило к моей фигуре. У меня пошли комплексы. Я считала себя хуже всех. Сутулилась. Стеснялась. Спотыкалась при ходьбе. В добавок бабушка давала мне советы не носить очки. И я при нарастающей близорукости прятала очки в карман и чувствовала себя от этого еще более неуверенно.

 А ты была уверена в себе, двигалась прекрасно, походка легкая, осанка прямая, все движения грациозные. У тебя не было нескладности переходного возраста. Ты всегда была гармонична и жизнерадостна!

 Обновки доставляли тебе всегда удовольствие, прибавляли тебе еще больше уверенности. Как только мы приходили домой, ты хватала трубку телефона и звонила подругам, сообщая, что тебе купили что-то новое ( далее следовало описание обновки). А потом ты надевала обновку в школу и на прогулку. Почти все мальчики были в тебя влюблены. Так сказала мне твоя учительница.

 После переезда в Витебск я устроилась на работу сначала в проектную организацию. Но заказы исчезали. Загрузки не было Я перешла в другую проектную организацию. «Витебскгражданпроект». Занималась я в основном проектированием микрорайонов.

Сделала проекты двух детских садиков. Это была переработка типовых проектов. А также малые формы: детские игровые комплексы, площадки для отдыха, сквер.

Первый раз я получила хорошую премию. И решил показать тебе МОРЕ!!! Пошла и купила курсовку в тур бюро. Не было ни одного дня до нашего отъезда, чтобы моя мама не пилила меня за это. Она все время возмущалась, что я решила поехать с тобой на море. Несмотря на то, что на поездку я тратила исключительно мои деньги. Ни отец, ни мать мне никогда ничего не добавляли из их денег.
Дедушка не сделал ни одного подарка ко дням рождения ни мне, ни вам, своим единственным внукам. Больше всего на свете он любил копить деньги на сберкнижке.

 Поездка вышла не очень удачная. Но ты все же смогла увидеть МОРЕ! Яркое, волнующей своими удивительными нюансами изумрудного цвета и чудесными запахами! Ты купалась, ты гуляла со мной по бульвару. С той поры осталась фотография, где ты и я, а еще маленькая хорошенькая обезьянка! Помнишь?
Потом я опять вышла на работу в проектную организацию. Но и тут стали исчезать даже обещанные заказы. Часть работ не была оплачена. А новых заказов было очень мало. И тут меня настигли проблемы. Сокращения проходили каждый месяц. Я не выдержала и уволилась сама.

Мне повезло. Я нашла работу преподавателя в техникуме. И 13 лет я преподавала различные архитектурные предметы на этом архитектурном отделении.
Я начинала с пустого места и очень много работала. Создавала базу. Наглядный материал. Готовила лекции, проводила практические работы. Работы было много, но это было вначале очень интересно. Творческая работа всегда увлекает... Идеи. Открытие нового. Что может быть лучше?

 И зарплата была у меня неплохая, стабильная, лучше, чем в проектной организации. Нам платили деньги два раза в месяц. Я после работы сразу шла в магазин, выстаивала очередь ( тогда очереди стали намного меньше), покупала колбасу, сосиски, сыр, фрукты, что-нибудь из сладкого. И спешила домой. Звонила. Слышался топот.  Распахивалась дверь. И ваши радостные крики: «Мама пришла! Что ты купила?!» Сумки мои вы сразу же тащили в кухню, все оттуда выкладывали, отрезали колбасу, ели ее с аппетитом, радовались, фрукты съедались в тот же день.

 Вот так мы жили.
 
А дедушка в это время продолжал копить свои деньги — треть пенсии он снимал. Остальное шло на сберкнижку. Нам он говорил: «Денег нет!». Бабушка вторила ему, но гораздо громче. А я даже не знала, что они используют только третью часть своих денег. Остальное шло на сберкнижку, чтобы там было на "черный день". Видимо, им все другие дни тоже приятно было превращать в "черные дни". Когда умерла моя мама, твоя бабушка, дед превратился в настоящего Плюшкина. Но это было позже, когда мы все разъехались, а вернее сказать - разбежались.

 А тогда, в  лихие 90-ые, от вас прятали яблоки с дачи, яйца и свежий хлеб. Все это выдавалось строго с неизменными словами, что все сейчас очень дорого, все надо экономно распределять. Женька иной раз как лазутчик пробирался ползком, тихо, чтобы утащить пару яблок. К весне яблоки портились и их выбрасывали. Вместо того, чтобы их съели дети.

 Время идет быстро.
И вот ты подросла и мы решили, что ты пойдешь учиться в техникум. Я даже не помню, почему мы так решили. А ты помнишь? Поступила ты в тот же техникум, где работала я... На отделение «конструирование и моделирование одежды», если кротко: «модельеры».

Как сейчас помню вступительные экзамены. Ермоленко принимал экзамен по рисунку. Я тоже была в приемной комиссии. Конкурс был очень большой, больше 10 человек на место. Но все позади. Ты поступила.

 Учеба на дизайнера, конструктора одежды. Расчеты. Рисунок. Разработка моделей. Учебные практики, на которых вы шили свои изделия. Да, это было нелегко. И не раз ты меня упрекала, что я посоветовала тебе эту специальность. Но откуда мне было знать, что лучше, а что хуже? Конкурсы были везде: в медицинский, на физико-математический и прочие специальности.
Выбирать нелегко. Подготовка должна быть серьезной: чтобы поступить, занимались много, часто с репетиторами.

А ты не любила упорно заниматься. Сделаешь быстро уроки — и бегом. Слишком далеко в предмет ты никогда не углублялась. Твоя энергия била через край и искала выхода.

А я в то время ушла с головой в подготовку к лекциям и занятиям, и в работу преподавателя. К тому же нас загружали все больше совещаниями и заседаниями, и еще кучей всяческих мероприятий.

 Но ты, несмотря на жалобы, успешно справилась со всеми своими курсовыми и дипломом. Все изделия были сшиты прилично. Курсовые и диплом ты защитила на "пять".

А еще ты была моделью, которая демонтировала наряды. В ряды «манекенщиц» тебя отобрали сразу. Мне говорили, что ты — готовая модель, настолько хорошая у тебя была и походка, и осанка. Твоя красота восточного типа выделялась своеобразием.

 Каждое шоу было подано красиво и празднично. Под музыку выходили стройные юные девочки, одна лучше другой, и наряды на вас были замечательные - один лучше другого!

 Изящный жест, танцующая походка, поворот головы, загадочный взгляд. У меня дыхание останавливалась, когда я смотрела на тебя! Ты была хороша! Картинка! Девочка из глянцевого журнала, которых в ту пору у нас было не так уж много. Это был другой мир: мир красивых и беззаботных людей. Это сейчас я не люблю гламурные журналы. Это сейчас я вижу, как много пустого в этих людях: чрезмерное фокусирование на внешности, демонстрация роскоши, охота за богатством, явный недобор развития душевных качеств. А тогда я этого не понимала. Когда живешь в состоянии тотального недостатка и больших проблем - это неудивительно.

И вот конкурс БЕЛАЯ АМФОРА! Коллекция нашего техникума, лучшие из лучших демонстрируют эти наряды.

 Огромный зал, сцена, музыка, строгое жюри — и ты, моя девочка, ТЫ, КАК ЗВЕЗДА, выходишь среди других, такая юная, такая неправдоподобно красивая!

 Я сижу в зале и тихонечко горжусь тобой: неужели это моя дочь?!

И вот ты закончила. А работы нет. Ты дома. Ты варишь суп. Читаешь. Гуляешь. А потом, хоть и с неохотой, но идешь к нам в техникум на работу в библиотеку. Получаешь копейки. Сущие копейки на карманные расходы, не более.

Но именно там узнаешь о вакансии в Несвиже, на швейной фабрике. И ты с подругой Сашей решила туда поехать И вы работаете как инженеры-конструкторы. И у вас получается. И ты удивляешься, что это интересно! Думать, решать какие-то задачи, чувствовать себя специалистом.

Мама, знаешь, а я смогла это решить. Мы выполняем лекала. Справилась! А трудно! Даже чувствую, как голова к концу дня устает! А рабочие, швеи, которые работают по 10 и 20 лет, получают меньше, чем мы. Они нам завидуют. Мы с Сашей это чувствуем. Все же не зря мы учились, оказывается — говоришь ты мне после того, как вы поработали первый месяц.
Каждые выходные вы с Сашей приезжали домой. Как-то в пятницу я пришла домой после работы очень усталая, прилегла отдохнуть. Через минут двадцать проснулась, пошла на кухню и стала варить гороховый суп. Пожалела, что не замочила горох заранее. Но я успела. Суп как раз был готов. С говядиной, с разваренным горохом, с укропчиком и петрушкой. И вот раздается звонок в дверь. На пороге — моя дочка. Усталая. После рабочей недели и долгой дороги в автобусе.
- Ох мамочка! Неужели гороховый супчик?! Ах, как хорошо! А я еду в автобусе и все время думаю: как же мне хочется горохового супчика! Который мама варит так вкусно! Хотела тебя попросить завтра сварить для меня! А тут ты как раз сварила! О! Как устала! Как хорошо! Поесть — и спа-а-ть! - ты обнимаешь меня. А я так рада, что на расстоянии угадала твое желание.

Телепатия? Может быть!

МЫ тогда с тобой были на «одной волне». Мы понимали друг друга. Ты хотела домой, в тепло. А я была рада, когда ты приезжала. Моя девочка. Моя подруга.

 А потом ты уехала в Бельгию. И влюбилась в эту страну. Ты ждала документы. Вы жили с Юрой, покупали какие-то вещи. Но в письмах ты писала мне, что вы все же вернетесь потом, через несколько лет. У вас родился Егор. И мне удалось его увидеть, когда ему был год. Какой же он был красивый! Он заснул в машине, а я смотрела на него и не могла налюбоваться! Нежное лицо как у ангела, длинные темные ресницы бросают тени на щечки, пухлые маленькие губки, хохолок на лбу.

Ты надеялась получить документы, а вместо этого получила отказ и попала в трудное положение. Вы как в это время разошлись с Юрой. Ты осталась с ребенком на руках и без документов. И я говорила тебе: "Ириша, поезжай назад, в Витебск!"
- Нет! - кричала ты мне по телефону. - Нет! Я так люблю Бельгию! Не хочу! Не хочу! Я не хочу в Витебск.

Я ничем не могла тебе помочь. Только советом. Не сразу, но в итоге все устроилось хорошо. Ты встретила прекрасного заботливого мужа. У тебя есть все для счастливой жизни. А главное — это ваша взаимная любовь! Вы были счастливы, Егор быстро стал называть Вахэ «ПАПА». А ВАХЭ ПРИНЯЛ ЕГОРА КАК СВОЕГО СЫНА. Заботится. Воспитывает. Учит тому, чему он может своего сына научить.

 Но счастье стало еще более насыщенным, ярким, когда на свет появилась Александра! Наша чудесная девочка! Блондинка с голубыми глазами! Добрая, нежная, чувствительная, с самыми разными талантами. Она и поет, и рисует, и танцует, и гимнастикой занимается. И в школе учится хорошо!
Как говорится, если человеку дано — то оно дано. А нашей красавице Александре действительно от рождения многое дано.

Она светила мне как яркое солнышко в самые тяжелые дни моей жизни, когда я была смертельно больна, когда одна за другой шли раковые опухоли, когда я собирала последние силы и бежала от Смерти на морозном воздухе, валялась в содовых ваннах, делала отвары трав, разводила мази для ран.
Тогда, когда я была не раз на грани Жизни и Смерти. Меланома била меня беспощадно новыми метастазами. Вес упал. Я была похожа на узника концлагеря. Я падала в обмороки и поднималась с холодного пола. У меня был асцит и отеки ног.

В феврале 2015 года, когда я была у вас, моя малышка жалела меня, ее ручки обнимали и гладили несчастную бабушку в роли Волка. Мы играли не раз с ней в Красную Шапочку и Волка. Я сидела на полу от слабости и была Волком. И она вдруг спросила: "Есть ли у тебя, Волк, мама?" Я ответила растерянно, что мамы у меня нет. Тогда эта четырехлетняя кроха мне сказала, что будет теперь мамой Волка, подошла ко мне и нежно гладила меня по голове, я слышала ее тихое дыхание. Даже стук ее маленького доброго сердечка слышала...
«Теперь я буду твоя мама, потому что ты бедненький! Тебе так плохо там, в лесу. Там холодно. Тебе страшно. Ты один. И у тебя даже мамы нету...»

Меня спасло открытие ученых. Идеи Вильма Коли. Работа Агнии Моровой. Целая цепь случайностей - но я теперь жива и здорова. Я никогда до конца не смогу привыкнуть с этому счастью: ЖИТЬ КАК НОРМАЛЬНЫЙ ЗДОРОВЫЙ ЧЕЛОВЕК!
Молоденькая участковая в Витебске, похожая на девочку-школьницу, ахнула, когда я ей вкратце рассказала, что меня спасло.
 -Ой, это ослабленный стрептококк группы А? Да? Я знаю, знаю! Я читала про него! А где вы его нашли?! Как интересно!"
Я ей ответила: "Когда умираешь, много чего можно найти!"

Я плаваю в бассейне, хожу на лыжах зимой, гуляю в лесу по 6 -7 километров. У меня  все хорошо. Но мне не хватает вас, мои девочки!

 Иногда я вижу во сне, как маленькие ножки топочут по полу, потом теплые ладошки гладят меня по лицу, крутят мои волосы.
- Мамочка, я сделаю тебе много косов над лобом и у ушей!
( КОСОВ и УШЕЙ - ударение на первый слог). И ты будешь самая красивая!

- Я теперь буду твоя мама! Мама Волка! Потому что ты - бедненький. Тебе холодно. Ты один там, в лесу, - говорит другой голосок.

И я уже плохо различаю, где ты, а где Александра. Две мои любимые девочки. Две красавицы и умницы.
 
Не верь, что мама может разлюбить. Нет. Я могу отойти в сторону, если чувствую, что я уже не нужна. У меня есть фотографии, воспоминания, у меня бывают видения, как кадры из кино. Яркие. Приятные. Дорогие для меня. Поэтому мои девочки всегда со мной.

Я горжусь также моим внуком Егором. Красавец, как звезды Голливуда. Высокий и сильный, умный и мужественный, стильный и спортивный. Я на таких всегда смотрела и думала: И может же природа создать такую совершенную красоту?! Это даже как-то нереально красиво!
И вдруг таким вот красавцем стал мой внук.

Он парень не очень разговорчивый. Но это не страшно. Я теперь его лучше понимаю, чем тогда, когда он был школьником и говорил мне: «Спасибо, вкусно.» Теперь мне легче с ним разговаривать. Он меня понимает. Я очень рада, что он перешел в другую школу и занимается тем, что ему больше по душе. Это так важно: найти СВОЕ! А не идти поперек своим желаниям.

Народ давно и верно сказал: ОХОТА ПУЩЕ НЕВОЛИ!
"Выбери дело по душе - и тебе не придется работать ни одного дня!"

 Кроме того, у меня есть самые разные интересы: я очень люблю природу. Она мне дает силы. Я люблю гулять и любоваться на закат или рассвет, люблю эти розовые оттенки на небе, переходящие в персиковые. И потом в таинственные зеленоватые. И на розовато-лиловые облака люблю смотреть. Слушать птичьи разговоры.
Люблю смотреть, как сосны и ели качают своими верхушками, гудят от ветра, как прыгает белка с дерева на дерево. Люблю сидеть у воды и видеть, как речка катит свои воды, как на дне ее видны камешки, слушать, как гудят пчелы, стрекочут кузнечики, вдыхать смолистый запах леса...
Я много чего люблю. Я люблю читать хорошие книги. Слушать музыку. Узнавать что-то новое.

Чем дальше, тем больше я понимаю, что я не люблю физическую работу. А вот что-то интересное для моего мозга мне жизненно необходимо.

Было бы красиво завершить мой длинный рассказа такими словами:
До последнего удара моего сердца я буду любить вас!
Но это будет не совсем верно. Поэтому я скажу не так красиво, но более точно:
Пока жив мой мозг, моя память, я буду любить вас, мои дети и мои внуки. Ведь вы — мое продолжение.

И я очень надеюсь, что мозг мой будет работать, а память не будет утрачена еще долго. И что меланома не вернется.

Я надеюсь, я буду долго на своих ногах. И сердце мое остановится раньше, чем погибнет мозг. Я этого очень хочу. Очень.

Потому что именно тогда все то, что важно для меня — будет со мной. И никто никогда этого у меня не отнимет. Никто и никогда!

Я не собиралась писать такой длинный рассказ-воспоминание.
Задумала написать коротко, о твоем детстве. Все получилось спонтанно. В последнее время у меня обнаружилось странное желание писать. Сама удивляюсь этому. Мне кажется, что это важно: оставить воспоминания о том, что прожито. Всегда можно прочитать эти строки — и события оживают перед глазами.

 Ведь в этих годах, месяцах и днях, в этих событиях, больших и маленьких — НАША ЖИЗНЬ! Она — проходит довольно быстро.

"Краса цветов так быстро отцвела!
и прелесть юности была так быстротечна!
Как быстро жизнь прошла,
смотрю на долгий дождь
и думаю: как в мире все не вечно..."
Оно Комати

 Так уж получилось, что рассказ длинный. И написан без всякой там изящной словесности и отточенных образных выражений. Но раз получилось — пусть так и будет.

 Нелёгкие испытания нам всем пришлось выдержать, доченька. И тебе, и мне, и Жене.
Но, как сказал поэт и мудрец Омар Хайам:

"Кто битым жизнью был, тот большего добьется,
Пуд соли съевший, выше ценит мёд.
Кто слезы лил, тот искренней смеётся,
Кто умирал, тот знает, что живет".

Видимо, он прав.

Еще раз хочу поздравить тебя с твоим юбилеем, моя доченька! Здоровья тебе, семейного благополучия, успехов тебе и твоим близким.
Целую и обнимаю. Твоя мама.