Сводит судьба людей по разным, одной только ей ведомым причинам. И оказываются иногда вместе люди несовместимые. И приходится им рядом быть каждый день, и терпеть друг друга с утра до вечера. А если еще и работа тяжелая и начальство крикливое, то превращается твоя жизнь в сплошное недоразумение. И жалко себя до невозможности.
Шел-шел по жизни своей дорогой, а она возьми и приведи тебя в столовку. А время было такое, что еще и рад будешь за мизерную зарплату и тарелку супа последние силы отдать.
***
"Заведующая"
Заведующая столовой, женщина умная, хитрая и очень подозрительная, руководила коллективом с видом помещицы. Это были ее владения, где другим работникам отводилась роль дворни. А за дворней нужен глаз да глаз...
Заведующая не сомневалась, что устроились мы сюда работать исключительно для того, чтобы улучить момент и обнести ее родную столовку до последней поварешки. Переубедить ее в обратном было невозможно.
Подозрительность ее была фанатичной. Своим долгом считала поймать, уличить и застигнуть врасплох каждую из нас, не допустив ничего умыкнуть у нее из под носа.
Очень любила подкараулить и внезапно выскочить из-за угла в самом неожиданном месте. Даже в туалете сидела с открытой дверью, чтобы и эти минуты быть в курсе происходящего.
Матерщинницей заведующая была редкостной, но, не считая это ругательством, целыми днями сыпала отборным матом. Одни и те же выражения, в зависимости от интонации могли означать противоположные эмоции. Чувство юмора у заведующей отсутствовало полностью. А шутки в свою сторону воспринимала как дерзость, и целый день держала юмориста под прицелом, заподозрив его, на всякий случай, в покушении на столовскую собственность.
По именам она нас не называла никогда. Всех звала "Маруськами" или "балеринами". А "балеринам" на тот момент было далеко за пятьдесят.
В конце рабочего дня любила хорошенько погонять:
- Ну что, "Маруськи", задницы мокрые? Нет? Тогда еще шесть ведер картошки из подвала! Бегом!
И, похихикивая, переименовывала нас в "курочек-несушек".
- Знаю я вас, "несушек", вечно по углам скребетесь. Не пойму только, ищете или прячете что.
В том, что каждая из нас воровата у нее сомнений не было, и, если хорошо поискать, то обязательно в укромном уголке найдешь припрятанное. А хорошее настроение у "несушек" в конце рабочего дня связано только с количеством утащенных продуктов. Других поводов, по ее мнению, быть не могло.
Заведующая приходила на работу раньше всех - часов в пять утра. "Маруськи" появлялись позже. На плите уже что-то жарилось, булькало, кипело, а заведующая ходила с таким видом, что, вот приходится делась все самой, а "Маруськи" за что ни возьмутся - все изгадят.
Работа начиналась мгновенно и бегом. Целый день приходилось держать темп, иначе был вариант получить толчок в спину. Разговаривать запрещалось. Если кто-то притормаживал или останавливался около другой "Маруськи", заведующая тут же подскакивала, вставала рядом и молча смотрела то на одну, тот на другую. Желание разговаривать пропадало сразу.
Самым непонятным для нее было наше ежедневное стремление поскорее уйти домой. Все попытки под конец дня завалить нас работой оказывались безрезультатными. "Маруськи" отчаянно сопротивлялись, возмущались и, чаще всего, оставляли навязанную работу на следующий день.
Так и текли однообразные трудовые дни, перетекая в хлопотах в недели, месяцы и годы.
***
"Маруська-мойщица"
"Маруська-мойщица" была очень крупной женщиной средних лет, которая одинаково любила жаловаться, хвастаться и злить заведующую.
Кухню разделяла невысокая, чуть выше человеческого роста, стенка. С одной стороны стоял разделочный стол, где работала заведующая, а с другой - мойка. И мойщица, так сказать, была всегда "под рукой". Друг друга они не видели, а колкости могли говорить любые.
Молчать "Маруська" не умела, и целый день сначала сетовала на тяжелую жизнь, плохое здоровье и нищету, а к концу дня, видимо, забывшись, начинала хвастаться новыми покупками и грандиозными планами. Потом, опомнившись, опять переходила на жалобы и стенания, оправдывая все покупки жуткой экономией и питанием исключительно столовскими супчиками.
Мойщице было безразлично слышат ли ее другие "Маруськи". Главное, чтобы слышала заведующая, на которую она затаила обиду. А та не могла простить ей переход по собственному желанию из поваров в мойщицы, стараясь вдвойне завалить работой, чтобы не повадно было должность менять на ту, где ответственности поменьше.
Беспрерывно сетуя на болезни, "Маруська-мойщица" не упускала возможности переложить часть своих обязанностей на какую-нибудь и так забегавшуюся "несушку". Жалобы звучали настолько искренне, что не оставалось сомнений в их правдивости. И все чаще и чаще мойщица курила в тенечке и с хитрым прищуром посматривала, как очередная доверчивая "Маруська" тащила из подвала тяжеленные ведра с овощами.
Заведующую безумно раздражал ее высокий с подвыванием голос. И как только мойщица заводила свои причитания, та из-за стенки начинала в такт ее передразнивать. Но быстро сдавалась, переходя на грубость.
- Поглядите, здоровье у нее плохое, бедненькая! Сейчас все расплачутся! Тебе сразу по башке дать или после работы?
Когда у заведующей было хорошее настроение, и она хотела позабавиться, в первую очередь доставалось "Маруське-мойщице".
Дождавшись наибольшего скопления "Марусек", заведующая обводила всех хитрым взглядом и, весело выругавшись, бросала через стенку скалку или миску. Сначала бросала, а потом кричала: "Лови!"
Если мойщица вскрикивала, значит предмет точно попал в цель, и веселью заведующей не было предела. Продолжая радостно ругаться, она обегала стенку и смотрела куда попала . А когда заведующая гневалась, то опять же, в первую очередь доставалось мойщице.
- Так бы и метнула в тебя чем-нибудь, да жаль, руки заняты! У-у, всех уволю - узбеков наберу!
Ответить и позлить заведующую для мойщицы было особым удовольствием.
- Давайте, набирайте! Одного возьмете - целый аул приедет. А, чего, места много! На мешках с картошкой спать будут, над плитой - халаты сушить! Во, красота! Разговаривать по узбекски научитесь!..
Заведующая мгновенно переходила в атаку:
- Ах ты, вражина! Ишь, высунулась, голос подала! Скройся, а то травмирую случайно! Пульну ножичком, мало не покажется!
И, для большего шумового эффекта, кидала что-нибудь на сложенные противни так, чтобы те разлетелись с грохотом в разные стороны.
"Маруська-мойщица" усмехалась:
- Ой, да Вы добренькая сегодня! Прошлый раз хотели вилочкой глазик выколоть.
Это уже считалось дерзостью. И за такую дерзость ее гоняли целый день, придумывая все более и более грязную работу. Особую радость заведующей доставляло напугать "Маруську-мойщицу", когда та шла с ведрами в подвал за овощами. Выждав несколько минут, она бесшумно спускалась следом и, внезапно выскочив из-за угла, до смерти пугала "Маруську-мойщицу".
"Маруська" оседала на мешки с картофелем и хваталась за сердце. А заведующая хохотала, приговаривая:
- Ничего, ничего, в следующий раз обязательно поймаю! Знаю я вас, "несушек"! Натаскала уже, наверное, припрятала! У-у, всех уволю, узбеков наберу!
***
"Маруська-повариха"
Но не только "Маруська-мойщица" скрашивала серые будни заведующей. Рядом у плиты "колдовала" "Маруська-повариха". Навеселившись с мойщицей, заведующая переводила взгляд на повариху. Это уже был "десерт"!
Мойщица была понятна, предсказуема и быстро надоедала. А вот повариха так и осталась загадкой. Обладала она необычайно спокойным характером и мечтательной душой. Работала привычно хорошо и быстро, начальнице ни в чем не перечила, молча сносила обиды и терпеливо выслушивала все замечания, продолжая работать в том же темпе. Только иногда поднимет глаза, задумается и посмотрит загадочно.
Это и раздражало заведующую больше всего. Вот стоит повариха у плиты, жарит или варит что-то и, вроде бы, как здесь, ан нет - в мыслях она своих тайных, в мечтах несбывшихся. Ну, какие еще мечты? Тепло, еда, что еще надо?!
Первое время заведующая пыталась разгадать странную поварихину душу, но потом махнула рукой и перешла к своим привычным методам воздействия.
Как ни старалась заведующая вывести повариху из равновесия, удавалось это крайне редко. А старалась она не жалея сил. Чтобы та не делала, заведующей было не угодить. Все не так: недоварено или переварено,недосолено или пересолено. И стояла не там, и ходила не так. И под ногами вечно болталась.
Когда придраться, вроде бы, было не к чему, то припоминала прошлые огрехи, или старалась обидеть на будущее.
- Все равно, не в этот раз, так в следующий испортишь. Обязательно испоганишь! Непутевая!
Унижала она ее постоянно, стараясь не повторяться. Придумывала разные смешные и обидные прозвища, беспрерывно подкалывала и подсмеивалась. А поскольку повариха была не простая, а с высшим экономическим образованием, то доставалось еще и за умственные способности.
Но "Маруська" относилась к этому спокойно, никогда не дерзила. А на сочувственные слова работниц отвечала:
- Ничего страшного, потерплю. Это всего лишь несколько часов моей жизни...
И, оставаясь в своих мыслях и чаяниях, машинально отвечала:
- Да, да, в следующий раз обязательно досолю...
- А сейчас что досолить мешает? У-у балерина!
Заведующая подошла ближе с молотком для отбивания мяса. Повариха сделала шаг назад.
- Ой, и правда, отчего это в следующий раз? Сейчас же можно...
Чувствуя все оттенки настроения "Маруськи-поварихи", заведующая не спускала с нее глаз. И как только повариха замирала и мысленно улетала в свои "дали-дальние", тут же подскакивала, становилась сзади и начинала строить рожи, жестами призывая нас и показывая, что сейчас что-то будет. А "Маруська", тем временем, стояла с огромным половником в руках, и уже минут пять размешивала в котле кашу. Глаза ее были подняты к потолку и на лице блуждала загадочная улыбка. А за ее спиной, отклячив зад, стояла заведующая и стоила рожи. Наконец, вдоволь накривлявшись, заведующая гаркнула во все горло прямо в "Маруськино" ухо:
- ...! У-у, балерина! О чем мечтаешь? Совсем башка отказала?
"Маруська-повариха" вздрогнула, выронила половник, и неожиданно спокойно произнесла:
- Ну, и зачем Вы меня так напугали? Я, что, задуматься не могу? Даже дельфины, плавая в глубинах океана, нет-нет, да и поднимаются наверх - глотнуть свежего воздуха...
И опять задумчиво замолчала.
Заведующая онемела, схватилась за голову и, забыв сразу выругаться, села на случайно оказавшийся рядом стул.
- ...! Среди кого работать приходится!? Нет, всех уволю, узбеков наберу!
***
"Случайная работница"
Попадали в столовку и совсем случайные люди. Несколько месяцев проработала кухонной рабочей хорошо пьющая особа. Пришла она подготовившись основательно и оделась, по своим представлениям, соответственно требованиям. Но коллектив от ее внешнего вида онемел. Был на ней и халат, и головной убор, и тапки. Но головной убор был тряпкой для протирки столов. Тапки были галошами, надетыми на босу ногу. А вот халат был хорошим, капроновым, белым, прозрачным, и сквозь него просвечивали добротные черные трусы с красными маками. Бюстгальтер был фиолетовым.
Заведующая захихикала, но ничего не сказала. Настроение у нее было хорошее, и хотелось повеселиться.
Новенькую сразу прозвали "Тютюхой". Первое время, Тютюха бралась за любую работу. Бегала по кухне, как заводная, каждому назойливо предлагая свою помощь. Но очень скоро не только нам, но и ей это надоело. Все чаще Тютюха стала где-то пропадать. То в подвал уйдет на неопределенное время, то мусор на помойку потащит и исчезнет.
Заведующая терялась в догадках, пока не проследила и не увидела, что Тютюху за помойкой ждали два бомжеватых типа с бутылкой в руках. Осушив ее прямо из горлышка, Тютюха крякнула, подхватила помойные ведра и бодро пошла обратно в столовку.
Скандал разгорелся грандиозный. Тютюха клялась мамой, что это первый и последний раз в ее жизни. И сама этих гопников знать не знает и никогда не видела. И,вообще, не поняла, почему они именно ей бутылку протянули. А выпила машинально, как-то неудобно было отказаться. А свою преданность общему делу готова доказать ударным трудом. И опять поклялась мамой.
Несколько дней Тютюха бегала по столовой чуть ли не выхватывая чужую работу, снова назойливо предлагая свою помощь.
Чувствуя коллективное возмущение новой работницей, но желая всех позлить, заведующая вдруг стала с ней ласковой, начала хвалить и приговаривать:
- Вот, всех уволю, а Тютюху оставлю! Одна за всех работать будет!
Тютюха представила такую перспективу и быстро охладела к доблестному труду. Начала опаздывать, а потом и вовсе по несколько дней могла не появляться на работе. Но уволили ее лишь после того, как у заведующей пропал телефон. Попросив одну из "Марусек" набрать ее номер, звонок раздался в кармане у Тютюхи.
Тютюха сказала: "Ой!" - и была тут же уволена.
Но никто не ожидал, что следом за ней уволят и саму заведующую. И поставят другую: спокойную и справедливую, рассудительную и правильную.
Вот только не сработались "Маруськи" с новым человеком, все свою вспоминали - невыносимую, которая покоя не давала, прозвища придумывала обидные, гоняла всех, чудились ей на руку нечистые, да поймать не могла. А была-то она понятная, родная и привычная, которая и пожалеет и поможет последним.
Затосковали по ней дружно и уволились постепенно все "Курочки-несушки". Вот такая душа русская... Разве ее поймешь?