Уехать из Ленинграда я хотела безумно. Дома у нас постоянно велись разговоры об Израиле, который я представляла себе в своём детском воображении, как волшебную страну-сказку, в которой всё красиво, в которой нет места слёзам и обидам.
Где никто не скажет мне :»жидовка , убирайся в свой Израиль!», слова, которые я слышала начиная с детского садика. Слова, которые сопровождали меня и в школе, и на улице.
Нет, конечно, не каждодневно, и может даже не настолько часто, как мне сегодня кажется, но они так сильно врезались в мою память, что с детского возраста, я чувствовала себя чужой в своём родном городе.
Потом родители подали на отъезд и с 72-го года начались для детской психики ещё более тяжёлые события.
Маму и папу таскали в КГБ, папа начал учить иврит, его отправили в психушку, хорошо только припугнули, не кололи там. Слёзы мамы, причитания бабушки, люди приходившие к нам , якобы поддерживающие .
Всё это искорёжило мне детство. Родителей я не виню, они просто хотели уехать из той страны.
Но , когда у меня появилась возможность приехать и посмотреть на прекрасный город, в котором я родилась , мои воспоминания нахлынули, и я прогнала эту мысль навсегда.
40 ЛЕТ Я ТАМ НИ РАЗУ НЕ БЫЛА.
Январь 78-го года. Приехали мы в Израиль.
Моя страна приняла меня не гостеприимно, вопреки моим детским мечтам.
Я думала, что в школе не обидят, ибо все свои, все такие , как я. То что здесь много фруктов, овощей, и вообще много всего, меня мало волновало. Я только хотела быть своей, как моя дочь говорит "мекубелет"=принятой в среде 12-13 летних подростков. Пропущу полёт и 3 дня проведённых в замке в Вене, хотя там тоже есть , что рассказать и первые дни в Израиле, которые я очень смутно помню.
Попали мы в центр абсорбции в Раанане, тогда ещё жили в этих центрах, а не только учились, как в 90-ые. Русскоязычных в Раанане тогда было раз-два и обчёлся, детей моего возраста вообще не было. Эм ха баит (как по-русски? домоправительница что ли?) ульпана посоветовала родителям меня сразу определить в школу, без даже самых азов иврита. И записали меня в среднюю школу «Островский».
В 13 лет моя мама руководила моим гардеробом, так что купили джинсы на вырост, подвернули их внизу. Джинсы были прямые, т.к. мама моя решила что "баги", в то время модные, мне не подходят. Одели на меня рубашку в цветочек(((застёгнутую до последней пуговки на шее, дали сумку здоровенную спортивную, ядовито- зелёного цвета на которой громадными русскими буквами было написано «Олимпиада- Москва 80 « (их уже в 78 выпускали в Питере), и в таком виде отправили в первый день в школу.
Шёл 78-ой год, , мы только из Союза, понятия об израильской школьной моде никаких.
И вот я захожу в класс с ещё одной девочкой, но она была из ЮАР, и конечно выглядела по-божески, современно одетая девочка, знающая хотя бы английский в совершенстве.
Когда мы зашли в класс, все глаза уставились на меня, и шумный класс утих, нас встретила полная тишина, что очень нехарактерно для темпераментных израильских школьников. Потом дети начали хихикать, а потом на меня обрушилась волна обидного смеха.
Сразу появилось чувство»Чужак в своём краю». Не по Хайнлайну. Именно «чужак в своём».
Самое большое желание было исчезнуть, раствориться, растаять, стать невидимой для всех. Нет ничего страшнее для подростка, чем быть смешным в глазах сверстников. Смущение, жгучее чувство стыда от понимания, что ты не принята в стаю. Ты вне. Я вышла из класса.
К девочке из ЮАР отнеслись сразу, как со своей, английский был её родной, и одета она была по всем критериям израильской школьной моды.
Один из мальчишек видимо пожалел меня, подошёл на перемене, начал говорить на иврите, ответить я естественно не могла, он перешёл на английский, тот же результат, он даже пытался на идише что-то сказать, но и идиша я не знала (кстати не знаю до сих пор), и так, как я молчала, с жалостью посмотрев на меня, он отошёл.
Все мои мечты лопнули, как мыльный пузырь в те первые 10 минут, в новой школе, в новой жизни.
В 13 лет такое воспринимается очень и очень тяжело. Презрение одноклассников насмешки, а потом уже просто не замечали.
Так началась моя жизнь в Израиле. Комплексов только прибавлялось, ибо даже выучив иврит за пол-года, я всё равно была чужая среди своих. Я с детства не умею приспосабливаться и подхалимничать, ненавижу подражать поведению других, дабы оказаться своей в доску.
Полгода я была фактически одна, хотя в классе оказалась девочка, знающая немного русский язык, рождённая в Израиле у родителей приехавших из Литвы.
Она высокомерно меня поучала, как нужно одеваться и вести себя в израильской школе, что бы стать своею, не забывая при этом мне напоминать при каждом удобном случае, что «вот сейчас мы приезжаем и получаем от государства все : жильё в центрах абсорбции, льготы.», а её родители, когда приехали, жили в палатках и строили Израиль, в который мы приехали на всё готовое.»
За полгода я хорошо освоила иврит, но всё же не была принята в стаю, не стала своею.
Я и не очень могла по своей ментальности и характеру. Я не понимала, почему настолько «in» носить футболки наизнанку, чтоб видны были швы, почему волосы должны быть, как можно в большем беспорядке, почему девочки должны себя вести, как мальчики (походка, низкий тембр голоса, крикливые грубые интонации).
Это были года, когда стиль «зарук, зрука» в израильском молодёжном обществе считался верхом крутизны.
Небрежность во внешности.
Показная.
Наступили летние каникулы. Я знала, что в Израиле школьники летом работают. Решила, что мне тоже не мешало бы иметь свои деньги на всякую мелочь.
Сначала я устроилась к Хлавину, он только начинал своё дело. В бараке промзоны Раананы набирал из центра абсорбции детей и стариков, и в ужасных условиях , грязном бараке, мы перекладывали его кремы в баночки. Человек он был говно, орал на стариков , если у них из дрожащих рук капала на пол хоть капля его смеси. С тех пор я его косметикой не пользуюсь в жизни.
Потом один день проработала в приюте для умственно отсталых детей, выдержать там не смогла. Мне до слёз их всех было жалко.
Следующей работой было мытьё лестниц в жилых домах(а это были не 90-ые….) . Там я проработала три недели, и мне не заплатили, своих прав я не знала вообще, ибо набирали подрядчики тоже детей из центра абсорбции, по чёрному.
Потом устроилась опять в промзоне Раананы, в мастерскую по шлифовке металлических изделий. Вместо шлифовки деталей, я умудрилась отшлифовать себе руки.
Руки были дороже денег и через две недели, я поняла, что такой пролетарский труд не для меня.
Родителям было не до меня тогда, но мама всё же нашла мне работу у одной дамы из банка с её детьми. Господи, лучше бы я отшлифовала себе руки до костей.
Так прошло первое лето в Израиле.
Кстати на море я ходила и летом и зимой купаться. Приехав из холодного Ленинграда, для меня и зима в Израиле была летом.
Друзей израильтян у меня так и не появилось. В это же время началась дикая ностальгия по Ленинграду (она была короткая , но очень сильная).
Я писала стихи в которых присутствовали: снег, весенняя капель, берёзы и т.п. ерунда.
Вот одно из них:
Снежинки пушистые хлопья,
И снежных снегурочек нежность.
И вдруг вспоминаю всё вновь я,
Сквозь снежность, туманную снежность
Как нависали на крышах,
Сосульки, и тая звенели.
И звуки, всё выше и выше
К растворенным окнам летели.
А почки рвались, наливаясь
На белых высоких берёзах
На солнце они раскрывались,
Но мёрзли ночами в морозах.
И первый цветок изумлённый,
Подснежник под порами снега
И мир будто весь обновлённый,
Дышащий весеннюю негой.
(написано в 14-лет)
Начался новый учебный год.
Ощущение: «чужак в своём краю» преследовало меня постоянно.
И вот тогда я начала заниматься »само терапией» очень оригинальным способом.
Ездила по стране и в автобусе и автостопом = тремпом (тогда ещё не было опасно).
Когда ездила в автобусе, мне безумно нравилось смотреть из окна на пейзажи:
-Сожженная солнцем, потрескавшаяся земля , сухая жёлтая трава, отражающий белёсую голубизну неба песок, восхитительно пахнувшие цитрусовые рощи, выросшие на камнях неведомо как цветы, не погибшие от безумной жары.
Из автобуса выходила на какой-нибудь приглядевшейся мне остановке, а если тремпом, то просила остановиться водителя рядом с цитрусовыми рощами, или в городе Тель-Авив, Натания, Хайфа, Иерусалим, Кфар-Саба, Герцлия. Ездила я и на юг страны и на север.
И потом шла пешком и гуляя, изучала динамику израильской жизни, улочки и улицы, в рощах я отдыхала , обедая и ужиная апельсинами и мандаринами, и вообще всеми фруктами, которые нам дарит наша земля.
И море, в котором я плавала зимой и летом , полюбила всем своим существом, дневное, слепящее глаза отражением солнечных лучей, вечернее при закате солнца, умиротворённое и успокаивающее душу. Я училась любить свою страну.
Прошло не так уж много времени, и у меня появилось упоительное чувство принадлежности к моей земле. Она была моей, и всё что было тут, было моё.
Я поняла, что землю эту нужно выстрадать, заслужить.
Алия-то есть восхождение не просто прибытие в Израиль на постоянное место жительства, а намного более ответственный и сложный процесс, который завершается (должен завершаться, если ты действительно принадлежишь к этому народу)духовным слиянием с землёй Израиля, всегда географически маленькой, но в исторических рамках тысячелетий очень значимой.
Алия это лестница Иакова и восхождение по ней для каждого индивидуально и для всех не легкое.
Бывают во время восхождения остановки отчаяния на площадках безработицы, отсутствия подходящего жилья, бюрократических препон.
Бывают срывы и падения в Канаду, Америку, Австралию и Германию.
Я страну поняла, приняла и полюбила, и она меня приняла и полюбила.
Нет, я не стала подстраиваться, а просто вросла в эту жизнь, настолько отличную от той, которую я знала до приезда сюда (да и что я собственно знала в свои 13 лет?).
Да, одеваться я начала, как было модно и на мой взгляд уже красиво, хотя футболки наизнанку так и не одела.
Научилась необходимой израильской наглости, скажем в целях самообороны.
Русский акцент в иврите остался, я его сохранила не желая терять, даже пестуя его, и научилась ничуть не стесняться , как приехавшие в эти годы, все мои ровесники.
А чем он хуже английского акцента, от него же не пытаются так срочно и полностью избавиться.
Да чувствуется, что моя страна исхода Россия, но я вполне израильтянка, я приняла и впитала израильскую культуру плавильного котла, не потеряв при этом, то, что было в меня уже заложено .
Чем больше стран и культур мы познаём, тем становимся богаче духовно. Но только здесь я дома.
И сегодня меня много раздражает, но это естественно. Если б я сказала, что приемлю и люблю всё в своей стране, то покривила бы душой.
Это написано было в 1999-ом году для алии 90-ых, которые плакали, как тут плохо по сравнению с их жизнью там.
А насчёт раздражения, в наше время меня раздражает в моей стране ещё больше происходящего .