Сегодня, в холодный февральский день, пропитанный промозглой снежной мглой, прижавшись щекой к ледяному, сухому и почти безжизненному стволу, я вспоминала те далекие годы. Те, когда я, сидя в залитом солнцем пыльном кабинете вместе с такими же молодыми девушками, своими сокурсницами, писала о главных моментах своей жизни. О тех, что, по моему мнению, сформировали меня как личность. Об этапах становления, иначе говоря. Именно это и был такой момент. Вот он…
Площадка садика была, откровенно говоря, не слишком приглядной. Пара железных лестниц, с кольцами на вершине, одинокая ржавая горка, полуразваленный домик - вот и все, чему должны были радоваться дети на территории детского сада. Но самое неудобное – это отсутствие входа на площадку прямо из садика. Чтобы попасть туда на прогулку детям и воспитателю приходилось выходить на центральную улицу, огибать многоэтажный дом, в котором и располагался садик, а только потом – гулять. Одну из центральных дорог города от садика отделяла только небольшая полоса редко посаженых деревьев – тополей. Среди них, словно это были сказочные великаны, ребята обожали играть – бегать, прятаться за них, набрасываться друг на друга «из укрытия».
Младшая группа высыпала «в тополиную рощу» и сразу привычно закружила среди деревьев. Воспитательница встала ближе к дороге, чтобы не дай-то Бог, какой-нибудь ребенок не попал под колеса. Ведь дорога совсем рядом, а трехлетки хоть и не лезут под машину намерено, но попасть туда могут случайно… Пока ждали остальную часть группы, дети стали играть. Кто-то пришел со своим инвентарем – лопатками, ведерками, грабликами. Девочки скребли опавшие жухлые листья, собирали их в пушистые кучи, мальчики – рыли канаву. Они хотели сделать там траншею для своих солдатиков, но корни деревьев мешали работе, и у детей плохо получалось.
Только одна девочка стояла поодаль от остальных и наблюдала. Она прижалась к дереву, широко раскрыла глаза и со страхом смотрела, как мальчишки пытаются перерубить корешок деревца железными совками. Маленькой ручкой она гладила жесткую кору, мягко касаясь ее нежными пухлыми пальчиками.
Один из мальчиков оторвался от остальных, подошел к дереву, у которого стояла девочка, и стал с силой бить по стволу совком. Кора поддавалась и крошилась мелкой стружкой. Мальчику это явно нравилось, и он стал бить с большей силой, стараясь отскоблить верхний слой коры, и добраться до сочной белой сердцевины. И тогда девочка, что стояла рядом, закрыла своей рукой место, по которому бил мальчик… Тяжелый железный совок сразу поранил нежную кожу. Девочка вскрикнула от боли, но не отняла руки от ствола. А мальчик продолжал наносить удары.
Наконец он остановился. Дети не говорили. Не потому, что еще не очень хорошо умели разговаривать, просто они поняли друг друга без слов.
К счастью, другая часть группы наконец вышла из садика и все отправилась на детскую площадку, где не было живых деревьев, а были железные игрушки.
Через несколько дней похолодало, пошел снег и быстро намел огромные сугробы. Маленьким детям все кажется огромным! Небо было высоким и синим-синим, с редкой проседью хрустальных облаков. Солнце скользило по блестящим снежным великанам. Маленькая девочка вместе с дедушкой ходила на прогулку к своему садику, который она вот уже вторую неделю не посещала – заболела. Она вообще болела часто, потому, что трудно было ходить туда и общаться со сверстниками – с этими маленькими жестокими людьми, которые не знают, что деревья живые!
Девочка несла в крошечном кармашке свой «секретик» – завернутый в целлофановый пакетик календарик с изображением котенка, у которого были огромные желтые глаза. С трудом пробравшись сквозь снежные завалы на маленьких ножках до заветного дерева, она зарыла «подарок» рядом со стволом.
- Это тебе, Эля.
Дерево звали Элей. А этой девочкой была я.
И сегодня, через тридцать лет, в снежный день, прижимаясь к его коре, я плакала, согревая застывший стол горячими слезами. Я назвала его Элей – а теперь не помню, почему именно так. Может, оно само мне рассказало? Я ведь тогда умела слушать деревья, понимать язык зверей и птиц… А еще я бесконечно любила все живое, каждого малюсенького жучка, цветочек, травинку. Обожала животных. Так, что постоянно притаскивала домой всех бездомных котят, которые только мне попадались. И мне тогда было все равно, что у них вши, паразиты, клещи и эти звери могли поцарапать мебель в доме, порвать обои, погрызть обувь и написать на пол, или, что еще бывает – на кровать! И я помню, как уже постарше, классе в пятом, я занимала деньги у одноклассников, чтобы купить в магазине птичку. А еще я купила черепаху и пару дней она жила у меня под кроватью. Потом я сказала маме – ну, она же у нас давно живет (целых два дня!), давай не будем ее выгонять, она же никому не мешает...
И тогда у меня была кошка, черепаха, попугайчик, рыбки, морская свинка…
А теперь у меня есть маленькая девочка. Ей сейчас три годика и она обожает собачек. И я все время думаю, что совершенно не готова завести ей друзей, ведь у меня мебель, у меня ремонт, у меня вещи…
А я ведь и сейчас люблю тебя, Эля. За то, что ты тогда научила меня быть доброй, защищать живое. Только вот теперь не знаю – готова ли я также жертвовать собой и своим комфортом? Или – это страшное – нет? Может быть, я ленюсь, пропускаю мимо нужную информацию – и леса вырубаются, животные погибают, планета загрязняется? А я могла бы, могла бы как-то помочь? Может, просто помочь своим голосом или распространением нужной информации? Или… или теперь мне все равно и от лени своей я многого не замечаю? И от лени своей не готова подарить живых друзей своей дочке? А ведь они, живые создания, превосходят все самые совершенные электронные игрушки, созданные человеком. И лишь живое может дарить истинную любовь…
Нет, конечно же, я также люблю тебя, Эля. Маленькое дерево с обпиленой кроной… И люблю все живое на планете. Все, что создано Богом.
13.04.2018