Хлопьями овсянки пышно падал снег. Гусеницы людской толпы извивались вдоль шоссе, перекручиваясь и выгибаясь. Крышка неба зависла над кастрюлей города, как будто задумавшись, не пожалеть ли несчастных гусениц. А гусеницы маячили на дне, не подозревая о безысходности своей участи. Снегопад усиливался.
Вдруг в самой толстой и неуклюжей гусенице образовалась кровавая дыра. Железный квадратный огурец со всего маха врезался ей в бок. Остальные гусеницы замерли, а потом начали метаться, копошиться, вращаться в бешеной пляске. Суета набирала обороты, когда появился огромный железный жук. Он завораживал гусениц жужжанием, гипнотизировал их, ощущая собственное превосходство и могущество. Жук ненадолго присел рядом с дырой в пузе безнадежной и изрядно сдувшейся пострадавшей. Глянул в ее затуманившиеся глаза и взмыл снова в воздух.
Раненая начала медленно таять, рассасываться, превращаясь в россыпь мелких ошметков. Другие гусеницы снова пустились ползать, извиваться, закручиваться, отстраняясь в суеверном страхе от места, где только что случилось ЧП. В гусеничном течении образовалась воронка, отмеченная кровавым пятном в самой середине.
Крышка неба плавно и плотно опустилась на кастрюлю города, превращая овсяные хлопья в вязкую серую кашу с гусеничной мякотью и железными огурцами. Вытянутые пухлые тела постепенно шевелились все меньше, расползаясь в месиве городской безысходности.