Бабушка рядышком с дедушкой...

               
   В приподнятом настроении грузимся в машину, прихватив с собой теплые пледы, диванные подушки, два термоса с чаем, сумку с едой  для «перекуса» в дороге.  Как-то веселее ехать, когда есть что пожевать. Как говорила бабушка Анна  Андреевна, «середка сыта,  и кончики играют». Тут, конечно, не до «кончиков», а хотя бы не замерзнуть и получить от поездки приятное впечатление,  ведь дорога не близкая.


   Раннее морозное утро. В бледнеющем небе почти все звезды успели «погаснуть»,  а сонное солнце не торопится вставать: еще где-то там, за лесом..., за сопкой.  Скорее бы уже приласкало нас своими   добрыми  лучами.  По обеим сторонам дороги стеной стоит темный лес. Зеленые сосны,  обнажённые  лиственницы, белоствольные березы  и кусты  обильно припорошены пушистым снегом и инеем.  Покой раннего утра безжалостно нарушает грохот щебня по днищу нашего  автомобиля   да яркий свет фар, бесцеремонно  ослепляющий  сонные кусты  и деревья.  Едем  молча, любуясь сказкой зимнего леса. Наконец, закончилась щебенка,  и  проселочная дорога, минуя лес,  узкой лентой вьется между лысых сопок  по слегка  заснеженной степи. Стало меньше пыли,  так что можно расслабиться и включить магнитолу; но, увы,  связи нет. 


      – Скоро будет степное кафе! Какие у вас предложения? Кто «за»? – спрашивает  нас отец – водитель.
      – Мы «за», мы «за»! – подняв руки, радостно защебетала  молодёжь. Предвкушение  поесть  вкусных  бурятских поз, тепла и  уюта  в кафе улучшило  наше  настроение –  заулыбались, засуетились, заговорили.


       Посетителей в кафе, на удивление, не оказалось. Молодые буряточки  приветливо  поздоровались с нами и  продолжили хлопотать на кухне.


        Прижимаясь руками и спиной к горячему  обогревателю печки, наслаждаюсь теплом. Дети  заняли место за столом  у окна. Перебивая друг  друга, делают отцу заказы. А в углу зала за столом сидит мальчик лет семи и с интересом наблюдает за нами.  Смуглый,  с пухлыми  щёчками, аккуратно подстриженный. Глаза его, как крупные чёрные агаты, искрятся любопытством  и озорством. Перед ним на столе лежат раскрытая тетрадь и учебник. «Видимо,  первоклассник, – решила я. – И он  под присмотром мамы делает уроки». Мы любуемся им. А его мама  на бурятском языке   просит сына, называя его Баиркой,  не отвлекаться – это понятно по её тону.  Ну, разве же это в его силах? Ведь мы улыбаемся ему!


      – Кого  же он мне  напоминает? – вслух задаю себе вопрос,   уже  сидя   в машине.
      – Мама, он похож на  маленькую  нерпу, – прояснила  Иринка.
      –Точно, доча!  Детёныш  байкальской нерпы. Какой же он миленький!


      Наконец, закончилась скучная степь. Пошёл смешанный лес, но уже гораздо беднее, чем в окрестностях города. Берёзы и лиственницы  хиленькие. За неимением сосны  отец  недели  за три  до Нового года  ставит  в вазу несколько веточек  лиственницы. К празднику на ветках проклёвываются зелёные шелковистые кисточки. С ёлочными  игрушками получается очень даже красиво!


       Серёжа с Ириной после вкусного обеда сладко посапывают.


      Вот и солнышко приветствует нас, глядя прямо в лицо, словно спрашивает: «Куда же  вы едете в такие морозы? Что это вам дома-то не сидится?» – «А … вот! Мы такие!  Мы едем к бабушке и дедушке.  Нас давно ждут».


       Но мы, как всегда,  неожиданно, появляемся у ворот родного двора.  На  радостный  лай Черныша  из-за дворовых построек появляется хозяин. Дед Ахат в шапке-ушанке с завязками на подбородке,  в больших  толсто подшитых валенках, в стёганых ватных штанах, в фуфайке, но… с голой шеей. Сняв рукавицу, сцарапывает с усов намерзшие льдинки,  улыбается, оскалив белые ровные зубы.


      – У-у-у… читинцы приехали! Наконец-то! А  то мы с матерью уже все глаза проглядели. – Открыв большие ворота, пропускает машину во двор, потом обнимает всех.  С Игорем  Сергеевичем  и Сережей  важно здоровается за руку.


     – Вот это краги! – удивляется внук, глядя на огромные дедушкины рукавицы.
     – Да!.. Краги  говоришь?  А у тебя? – Трясет Сережину руку. – Ой,  твои краги только от комаров. – Смеется,  потом  обнимает внучку. – Иринка-то  как подросла! Проходите  скорее в дом,  в тепло. Там  бабушка вас заждалась. Игорь Сергеевич, сейчас принесу потник, укроем машину.


     – Хорошо, дед. Я, пожалуй, потом  сниму аккумулятор, занесу его в тепляк.  Иначе мы  не заведемся.  А пока  пусть остывает.

     – Да, да, ты прав, – согласился  Ахат,  подавая  войлочное укрывало. – Зарядное устройство-то у тебя есть?
     – Есть, а как же.


     Озябшие, но радостные и шумные, с большими сумками, котомками, с вёдрами вваливаемся в теплую уютную кухню, впустив с собой большие клубы холода. Печка ещё не протопилась, на горячей плите пыхтит чайник. Пахнет наваристыми щами. Рыжий кот Васька  сиганул в комнату – то ли испугался, то ли поспешил сообщить  хозяйке, что гости приехали.


     Из комнаты появляется мама. Стала какая-то маленькая, но с такими же ясными голубыми  глазами, улыбчивая и жизнерадостная, как в молодости. На ногах валенки с укороченными  голенищами. После инсульта стала повязывать голову платком.  «Так, – говорит, – теплее и приятнее».  Порывисто обнимает нас, всплеснув руками:

 
     – Слава, Богу,  приехали!  А мы ждем, ждем, то и дело заглядываем на дорогу,–  не едете ли.
     – Мама, мы такие мороженные,  ты не обнимай нас,  простынешь.   Погоди,  дай раздеться!


     – Раздевайтесь скорее, у нас тепло. Ирочка,  доча, замерзла? Серёжа, как твои дела в институте? – Поглаживает его спинку: – Всё такой же худенький. Не болели? Аля,  а ты как? – Ответы на вопросы будут потом,  постепенно  каждого расспросит,  и  чтобы дали  исчерпывающий  ответ  не меньше чем на «пятёрку».


      Пока все приехавшие снимают с себя «сто одежек», я берусь  за сумки: вынимаю заказы, подарки, гостинцы.
    – Деда, твои поручения выполнила. Получи два ведра. Так часто заказываешь.  И куда ты их деваешь?  Ешь, что ли?


    – Куда, куда, – отвечает Ахат, – тут ведь все хозяева. Женька придёт за картошкой, лезет в подпол – берет ведро, назад не приносит. Света – то же самое. Славка куда-нибудь затырит.


    – Я понимаю – цепь для «Дружбы». Она действительно часто нужна – столько дров пилите. А зачем тебе гвозди со шляпкой? Задал мне задачку, бегала в поисках по магазинам.


     Ахат, складывая  гвозди в новое ведро, лукаво улыбаясь, отвечает:               
    – Всё тебе надо знать.  Не скажу, а то сглазишь. В хозяйстве  пригодится.
    – Ясно! Опять ты какое-то строительство замыслил. Мне не жалко, пожалуйста…,  мудри.  Деда, а это тебе рубашка  новая – теплая, в клеточку, как ты любишь.  Подарок к Новому году!
    Разворачивая рубаху,  Ахат хвалит:
   – Какая красивая!


    А мама   с интересом наблюдает за ним:
    - Какой же ты блажной, дед!   Как маленький.  Любишь  подарки, да?

         
    –  Мама, а тебе  халат тёплый, с карманами, после  бани будешь надевать.
    – Спасибо, Аленька,  спасибо, доча.  Спасибо,  Игорь Сергеевич. Зачем же вы так тратитесь? Ведь у нас все есть. Да-а-а, халат и впрямь  замечательный. Я люблю с карманами,  спички можно положить. А то надумаешь  растопить печку, хватишься,  а спичек нет. Только что лежали на печурке – и, как корова языком слизала. – С укоризной смотрит  на Славку. – Это сыночек – куряка взял их, а на  место положить не  удосужился!..  И хорошо, что  с запАхом. Пуговицы-то.., они ведь вечно отрываются.


    Достаю кипу газет.  Мама обрадовалась  больше,  чем подарку,  взялась их листать и рассматривать.
   – Ну всё-ё-ё, – говорит Ахат, –  Залёточка  переключилась на газеты. Будет сейчас шуршать ими до самой ночи и утром  поспать не даст: заохает… заахает…
          



     А первокурсник  Сергей,  это тот самый Серёжа, который маленьким жил и гостил у бабушки с дедушкой зимой и летом,  улыбается.  Глаза хитрые. Смешливым тоном спрашивает:
     – Залёточка – это как?.. Наша бабушка залетела?
     – Ну да. – До деда не доходит  сарказм внука,  он старательно объясняет:               
     – Представь: восемнадцатилетняя «птичка» перед самой войной, закончив педучилище  в городе  Великий Устюг,  аж из  далёкого села  Вологодской  области, где в ту пору паровоз в глаза не видели, прилетела в Забайкалье учительствовать.


      Птичка, Залёточка – это  всё наша бабушка. Только «птичка» не прилетела, а добиралась  сначала на телеге по ухабам, потом  плыла «шлёп-шлёп  на пароходе по реке Сухона, а потом «чух-чух»  –  на поезде, с пересадками до Читы.


    – А-а-а… хорошо, – прикинулся дурачком Серёжа, – а  то я уж подумал, что наша бабушка под старость лет того… залетела.


      Все, кроме деда, засмеялись. Пришлось объяснить Ахату, что значит   «залетела». Дед сконфузился:
     "Ну вас, черти! Всё у вас какие-то гадости на уме!  Ишь,  напитерился!.. Бессовестный!  Надо же такое ляпнуть!" – Немного  помолчав,  придумал, как его наказать: "Сергей, оденься  теплее, вот эти валенки, – показывает  на них рукой, – сходи  в баню, наноси  в бочку воды из  речки.  Если  прорубь затянулась льдом,  то  лом  там,  увидишь. Да надень  верхонки  поверх рукавиц!"


    – Верхонки-то  зачем? – непонятно внуку.   Всё ему понятно: зачем и почему, но надо же что-то сказать, чтобы как-то снять напряжение.
    – А как ты думаешь? Примерзнут твои «каряги» к лому или к ведру – оторвешь с «мясом». – Дед  то ли умышленно  коверкает   слово   «краги»,  то ли  забыл, как правильно  говорить. 


    – А-а-а, понял. Где мои  «каряги»,  кто знает?
    – Твои  «каряги»  вон на трубе, на задвижке греются. Дедушка  позаботился, – подсказываю я.

     Серёжа рад сходить на речку – с лета там не был,  да и стыдно за дурацкую шутку.


    – Вы в самый раз приехали, – переключился Ахат на нас, – сегодня – баня. Скоро  будет  готова. Альбина очень любит баню. - Делает ударение на слово «очень» и теперь уже сам смеётся. Не всем понятно, почему ему смешно.


    – Ага.., люблю.  Особенно с тех пор, как мы с подружкой угорели там. Сколько и как  вы возвращали нас с того света – не хочу спрашивать. Поэтому  отношусь к этому заведению с подозрением и мыться хожу всегда  в последнюю  очередь. Нашёл  над чем смеяться! – обиделась я.  Видно, дед ещё не весь пар выпустил, не остыл – внук подпортил настроение.  Вот и выплеснул свои  отрицательные  эмоции на Альбину - плохо воспитываешь сына.


    – Брейк! – рубанув  воздух рукой, объявил брат Славка. – Счёт: один  один.  Ничья!


     Все посмеялись и замолкли – так умело брат остановил назревающий спор.  Мама старается не участвовать в разговоре. Она даёт возможность Ахату пообщаться с зятем – пусть наговорится, отведёт душу.  А она, начитавшись газет, завтра устроит Игорю Сергеевичу интервью с пристрастием: что, где… и почему, утолив свой информационный голод. И всё же не может понять, почему все смеются. Вопросительно  смотрит  на каждого, прямо как в классе на учеников – сейчас, чего доброго, к доске вызовет.


   – Бабушка, а зачем тебе очки? – спрашивает внучка.
   – Как зачем? Я  же читаю…
   – Ты читаешь, а очки у тебя на макушке  сидят.
   – Штё  ты  говоришь?! – Бабушка,  спохватившись, поправила очки на глаза, тут же сняла их и положила на стол. – Поэтому вы смеялись надо мной?
   – Нет, нет, Залёточка, – успокаивает Ахат. – Я тебе потом расскажу. Читай, читательница!


    – Ну   вас  к лешему! – Мама собрала со стола газеты и, опираясь  одной рукой на столешницу, другой отталкиваясь от стенки, с трудом встала, потопталась на месте, разминая затёкшие ноги, и, шаркая валенками, потелепала в комнату. – Ржёте, как кони, не даете сосредоточиться.


    – Лидия Васильевна, читайте!  Потом расскажете нам, что там пишут, – для успокоения тёщи изрёк зять.
    – Расскажу, расскажу, Игорь Сергеевич. Много интересного пишут.


    – Ну что ж, – говорит Ахат, – соловья баснями не кормят. Сейчас перекусим,   у нас щи готовы, а после бани хорошо посидим. Аля, принимай пост. За вами с Иринкой – ужин. Справитесь?


    – Пост принят, – козырнув, рапортую я, – не впервой.  Что готовить?
    – Я занесу  всё, что надо. У нас котлеты  нашлёпаны, есть холодец, пельмени. А мы  с Игорем  Сергеевичем после обеда будем воду возить в тепляк и домой. Жора стоИт запряжён, заждался меня.  Слава, а ты чем займешься?


    – А я буду на побегушках: туда-сюда...  Помогать, кому делать нечего. – Смеётся.
    – Это ты можешь, негодяй, – шутя, констатировал Ахат. – Бабушку не беспокойте, пусть полежит. – И, вспомнив слова внука, от возмущения покачал головой  и  произнёс  вслух: – Ну и молодёжь пошла!  Да, Слава, и тебе задание есть:  затопи в тепляке печку да следи за баней,  дров подбрось.


     С некоторых пор в баню хожу последней. Не очень жарко  и торопиться не надо. Уходя,  выключаю свет, закрываю за собой двери и, закутанная, словно чучело, выхожу на улицу, прикрыв рот полотенцем – это чтобы не нахвататься морозного  воздуха.  Иду по заснеженной тропинке: «хрусь-хрусь, хрусь-хрусь», а от меня клубится пар. Банное полотенце пропиталось  запахом чистого  снега, ясного солнца и свежего ветра,  оно  пахнет спелым арбузом. К сожалению, в детстве мы видели  арбуз только  в букваре,  рядом с  буквой «А» – первой буквой алфавита.  Ни вкуса, ни запаха  его не знали.  А запах чистого белья сравнивали  с запахом   свежего огурца с парника. Действительно, так пахнет  бельё,  высушенное  на морозе  на чистом воздухе.


     В черничном  небе  светит  кособокий месяц, мерцают щедро  рассыпанные звёзды, словно одуванчики  на наших полянах весной. Задрав голову, любуюсь. Можно и не задирать, так как всё небо – твоё от горизонта до горизонта!  Ничто не мешает.    «Привет, лунатики и марсиане! Мы давно не общались. Вы не забыли меня? Как вы там?». – Тишина. И только вдалеке слышен стук  приближающегося товарного поезда.


     Кавектинцы ещё не спят – в каждом окне яркий свет.  Из труб   столбом валит белый дым. Значит, завтра тоже будет сильный мороз.

 
     «Хрусь-хрусь, хрусь-хрусь» – вхожу в дом. ЧестнАя  компания,  уже немного захмелевшая,  сидит за большим  столом – ужинают. Красные  щёки зятя блестят, как спелые (китайские) помидоры,  вот-вот треснут. Рот от удовольствия – до ушей. Хитрые глаза его превратились в щёлочки. На плечах банное полотенце,  утирает им вспотевший лоб.
    – Суворов  говорил, – умничал зять,  видно,  в своё оправдание: "После бани  ремень продай, да выпей".— Так, деда?
    – Так, так… – поддакивает довольный дед. – Садись, Аля. Мы немножко не дождались тебя. С лёгким паром!


    – Спасибо!  Выходит, что Суворов  хорошо попивал?  Это сколько же надо было ремней?  Так  можно всю армию без штанов оставить!  Или он очень редко в баню ходил? Ерунда какая-то,  не верю!  Бабушкины сказки. Анна Андреевна твоя так оправдывалась, каждый раз ссылаясь на Александра Васильевича.  Или… её же изречение:  "Перед чаем и нищенки выпивают."  Ничего себе … нищенки!


      А отец даже за столом не забывает свои хозяйственные  заботы:
    – Свет выключила? Двери плотно закрыла?  Завтра печь немного подтопим и остальные,  кто желают,  попарятся.

   – Всё сделала, как надо.  «Не  воВнуйся, деда» – так говорила тебе маленькая внучка Иринка.


     Ахат,  разглаживая усы,  произнёс свой традиционный тост:
    – Как  хорошо, что вы  приехали!  Давайте  по такому случаю «плеснём на каменку!» Шампанское – для женщин. Слава, поухаживай!

    – Почему  шампанское-то  такое  теплое? – Морщусь я, с трудом проглотив колючий  шипучий напиток.
    – Лучше теплое шампанское,  чем  холодная  задница, – смеясь, выдал Славка.
    – Хулиган!  В кого ты такой?
    – В матушку, в кого же ещё? – Смеётся.
    – Иногда  лучше  помолчать, чем говорить,  дурень!


     А мама не повела ни ухом, ни глазом,  сидит с невинно-наивным видом, помалкивает.

    – Мама, что за нападки на тебя?!
    – Да это он так, на радостях, не со зла.  Пусть повыпендривается,  лишь бы не плакал.

      – Не  болтай  ерунды, Слава! – Дед перевёл разговор в своё русло. – А ты, внучек, ранил меня сегодня прямо в сердце. Помнишь,  если тебе чьи-то слова не нравились, ты  маленький  говорил: «Шуточки не из нашего города»,–  смотрит на Сергея.
      – Деда, прости. Я не подумал.
      – Думай  другой  раз,  внучек.  Хороший ты паренёк. – Крепко обнял его. – А слово  Залёточка для меня значит   родная, верная  подруга.  Понял?


      – Что, что ты сказал, сыночек? – заинтересовалась любопытная бабушка.
      – Это наш секрет! – говорит Ахат. – Много будешь знать – скоро состаришься!
      – Ну и ладно.  – Бабушка  изобразила на лице обиду. – Серёжа, ты мне потом скажешь, хорошо?
      – Не скажу, – твёрдо ответил внук.


        – Альбина, – переключился отец на меня, – я на мать пожаловаться хочу.
        – Что такое? Не слушается?
        – Да, да, именно.  Даже, я бы сказал,  вообще выпряглась.
        Мама,  поджав  губы,  пришурив  глаза, с укоризной смотрит на Ахата.
        – Сейчас  нач - нё - ёт  ябедничать…  Перестань! Кому чай, кто хочет чаю? Альбина, налей отцу, пожалуйста. – Мама пытается сменить тему.


       – Не перебивай! – продолжает Ахат. – Про цыганов,  которых  она привечает, я тебе рассказывал, Аля.  Этого мало ей. Сейчас с перестройкой и прихватизацией  столько  бродяг  развелось!  Все куда-то идут, бредут. Одни – на восток, другие – на запад. Никого не пропустит мимо…


       – Да как же я их пропущу?! – встряла Залёточка. – Они идут уставшие, голодные. Сижу у калитки на лавочке, они подходят, здороваются, присаживаются  рядом.  Всю жизнь свою поведают: куда,  зачем отправились в дорогу…

     – Они  врут  тебе, – перебил  Залёточку  Ахат, – а ты  уши  разве-е-сила… Тянет свои уши вниз. – Не боишься их? Они, может  быть, беглецы – тюремщики, а ты: «Сыночек… Сыночек».  Могут тебя и кокнуть!

     – Да за что же меня кокать? Я с ними по - человечески:  накормлю,  напою и с собой  еды дам.


     – Вот  что с ней  делать, а? Игорь Сергеевич? Ухожу, другой раз, на целый день: в Жирекен  ли уеду,  в лес… Да мало ли куда по делам,  боюсь оставить одну. –  Расстроенный дед просит:  – Аля, налей мне чаю, пожалуйста. С этой бабкой  – одни переживания! – У деда сегодня глаза на мокром месте.


    –Ты заплачь ещё, заплачь!
    – И заплачу!  Имею право!  Думал закрывать её на замок,  тоже страшно. Договорился  с  племянницей, чтобы  присматривала хоть издали. Уходя, вывешиваю белую тряпку на угол избы, это означает: меня нет дома. Но она далековато живет – через линию идти надо. Да что я говорю, вы же знаете.


    – Деда, что ли бабушка с цыганами дружит? – интересуется внук.
    – Ещё как дружит!  Я удивляюсь, как они  ещё ничего не стащили. Всё на самовар зарятся.


    – А откуда у вас  цыгане-то взялись? – Зятю тоже любопытно.
    – Не говори!..  Два года подряд летом, на недельку, а то и на две, приезжает табор; останавливаются за рекой, пря-я-мо  против нашей бани.

    – Это на пригорке, где мангир  растёт?! – возмутилась внучка.
    – Да, да..,  именно там. Приезжают на машинах, не на конях – богатенькие, а всё равно   клянчат.  Кавектинцы  запоры понаделали, а эта!.. – Косится на Залёточку. – Опять!  у ворот на лавочке сидит. Ей, видите ли, поговорить страсть, как хочется… 


    – Деда, не разрешай им там останавливаться! Весь мангир, наверное, повытоптали! – возмутилась Иринка.
    – Не волнуйся, внучка, мангир – он живучий. На следующий год ещё вырастет.

    – Дед, – улыбаясь,  говорит  мама, – знаешь, какие они интересные! Я людей-то сейчас редко вижу. А эти…  красивые, весёлые, нарядные! И слова у них патокой льются! Тут одна цыганка родила. Пришли ко мне пелёнки просить. Да откуда же у меня пелёнки? Разорвала несколько простыней мягоньких, молока налила. Картошку сами подкапывали.


     У деда от таких слов  дыхание перехватило!  Это оказалось для него новостью.
     – Представляете? Они у неё тут хозяйничают!  Картошку копают!

     – Не могу же я копать, сам знаешь! Они со мной по-человечески, а я что же с ними  по-свински  буду?  Не думают даже меня обманывать или что-то воровать. Вот самовар, правда, выпрашивают, но я держусь.


     – Бесполезно говорить! Неисправима! – Дед  произносит, разглаживая усы: – Давайте выпьем за её здоровье! – Поднимая рюмку: – Спой, Залёточка, что-нибудь.
     Юморная  Залёточка, ни секунды не сомневаясь, речитативом запела: «Хо-ро-ша я, хо-ро-ша, пло-хо я оде-е-та, ник-то-о за-муж не бе-рё-ё-т де-вуш-ку-у за э-то…».


    – Ну вот, Аля, – говорит Ахат, – мало того, ещё хулиганские песни поёт. Любит этого…  Ка-а-ак  его? Этого... у нас кассета есть. Серёжа, помоги, в тюрьме ещё сидел.
    – Александр Новиков, что ли? – подсказывает внук.
    – Да, да,  он самый. Я, конечно, сразу выключаю.  Так она... показывает кивком головы на маму, – без меня крутит.
    – Да, – парирует мама. – И не морщись! Ты бы лучше  послушал его песни.
    – Ну тебя! – Отмахнулся дед. – Нашла мне занятие! Ты скажи-ка мне лучше: что? Эта цыганка не знала, что беременна? Только сегодня узнала? Что же она не приготовила  пелёнки  ребёнку?  И вообще!  Попёрлась куда-то! Что за люди!? – Деду жалко и ребёнка, и цыганку.


    – Деда, это ведь цыгане, – старательно  растолковывает мама – как учительница. – Они сегодняшним днём живут, о проблемах не думают, решают их по мере поступления, а не как мы – заранее себя накручиваем. Ты лучше похвастайся, как они твоих  кОней хвалили.

 
      Ахат  сразу  приободрился,  даже  помолодел и,  разглаживая усы, повёл рассказ.


    – Когда они увидели меня с кОнями,  прибежали всем табором:  «Ахат… Ахат...».  Ты, – обращаясь к Залёточке, – сказала им моё имя?! – И, не дожидаясь ответа,  продолжил: – Трещат и по-русски,  и по-цыгански. Восхищаются! Загладили, заласкали скотину, а те ведь стоят... терпят. Видно, цыгане слова волшебные знают, правильный подход к  кОням имеют. А как узнали, что жеребёнка  Будулаем  звать,  и  во - о - все... Столько  радости было! Я для них героем стал.  Ну,..  как  Гагарин, примерно.


    – Ты уж ври, да меру знай, – поправила  мама  рассказчика.

    – Думал, уведут в табор  и меня, и жеребёнка, – не обращая внимания на замечание,  продолжил  Ахат. И  вдруг  замолк,  склонив  голову, о чём-то задумался. – Вообще-то неплохие они люди.
    – Вот видишь! А я что говорю?! С людьми, как и с конями, по-человечески надо!


    – Кони… кони..,  – задумчиво,  продолжил Ахат.   Не узнать рассказчика.
    – Вы знаете, что с коровами мы покончили. Больше не будем держать. Стары стали, не под силу нам хозяйство, помощников нет.  Да и кому  нужно молоко?  Раздаём все. Мы с бабушкой только чай белим. Пенсия у нас хорошая, ещё и железная дорога, спасибо им, помогает, так что можем позволить себе купить всё. С коровами  проще:  пустил  их на мясо. Оно  как-то привычно, а кони... На них у меня руки  не поднимутся. Это друзья  мои  дорогие. Куда их девать?  – Глаза  его, полные слёз,  взывают о помощи.


     – Продай, деда, – сочувственно предлагает кто-то из нас.
     – Да кто их здесь купит? Три  калеки  стариков  осталось. Объявление  давать в газету – опасно. Такое время… Приедут не те, кому надо.  Игорь Сергеевич, мил человек,  свози меня в Чернышевск и Бугачачу. Там у меня друзья живут. Может, что подскажут,  помогут. Я бы их задаром отдал, лишь бы в добрые руки.


     – Деда, продашь коней, в город жить переезжайте. Благоустроенная квартира есть.  Не надо дрова, воду  добывать. Четвёртый этаж, правда, но есть лифт. Туалет тёплый.   

          
     – Будем друг к другу в гости ходить, – радостно добавила внучка.
      
    – Спасибо, родные мои. Я-то… нет. Может, бабушка поедет?  Залёточка, поезжай в город! Будешь  летом  на  балкончике  сидеть, на  прохожих  поглядывать сверху. Их там много, а  поговорить – не с кем. Хотя ты и там найдёшь собеседников,  и врачи всё же рядом.

    – Что ты, дед,  как же я тебя одного оставлю?! Я хоть и не баская,  но обеды готовлю, по дому всё делаю. Или ты к цыганке сигануть надумал? – Улыбается. – Ты  та-ко-о-й…

    – Ну,  ты...  бабушка,  всех насмешила! Спасибо тебе, родная. – Опять у деда глаза на мокром месте. – Нет, не сможем мы без земли, без воздуха. Да и с вонитазом    городским  я  никогда  не  подружусь, наверно. – И возмущаясь:   Рядом с кухней – уборная! Я и заходить-то туда стесняюсь. Так что пока сами  шиперимся, будем жить в своём  доме, на земле.


     Выслушав, зять предлагает:
    – Хорошо, деда, собирайся! Завтра же и съездим. Пока здесь Альбина, Серёжа, Ира, бабушка  будет  присмотрена и по хозяйству справятся.

    – Спасибо тебе, Игорь Сергеевич, съездим. – Ахат  немножко  успокоился, попросил налить чаю.  – Варвару, конечно, ещё оставлю. Куда я без неё? А там посмотрим. Как ты думаешь, Лида? (Залёточка).

    – Я согласна с тобой, деда. Варвару  надо оставить.  Жору и  Будулая  продать... или отдать,  – решительно  заявила  мама.

      Пришло  время  нам  возвращаться  в город.  Со светлым чувством от общения с родными людьми  и  первозданной  природой,  а также с тихой грустью от расставания с ними,  готовимся в обратный путь.


     Простились. И пока машина не исчезла из виду, они  машут нам вслед, а мы дробно сигналим...