Экстрасенс

Андрей  Анисимов



ЭКСТРАСЕНС



рассказ



«Малыш» был таким чистеньким, что казалось, будто он только-только сошёл с заводского конвейера. На его голубовато-серой обшивке не было ни единой царапины, из суставов не сочилась смазка, указывающая на неизбежный износ сальников, а эластичные пластиковые подушечки механических пальцев, которые, обычно, истирались в первую очередь, выглядели так, точно все эти месяцы «малыш» только и делал, что срезал розы на клумбах возле главного космопорта Рудры. По бумагам, однако, значилось, что он успел изрядно потрудиться в одной из его технических служб, а в рекламации – что за это время у него появились кое-какие проблемы с головой. Точнее – с его флокинг-ядром.
Полистав сопроводительные документы, Радаев швырнул их на заваленный всяким хламом рабочий стол и повернулся на своём вертящемся стуле к стоящему посреди мастерской маленькому роботу, за свой рост и получившему такое ласковое прозвище.
- Ну, ладно, приятель. Давай знакомиться. Назови-ка себя.
- Я – универсальное роботехническое мобильное адаптивное  устройство серии ТК, - ответил робот приятным баритоном, как-то не вяжущимся с его росточком. - Выпущен концерном «РОБС». Мой заводской номер: 0-332.
- Замечательно. Так в чём у тебя проблемы, а ТК номер 0-332?
- Насколько я знаю, никаких проблем нет, - бодро отрапортовал «малыш». – Моя мониторинговая система не находит ни единой неисправности, не позволяющей мне эффективно выполнять свои обязанности. – Робот умолк, затем добавил. – Возможно, моя система контроля сама является неисправной?
Радаев отрицательно помотал головой.
- Нет. Про твою мониторинговую систему ничего сказать не могу. Вообще-то в рекламации указано на твоё странное поведение.
- Странное поведение?
- Ну да. Много говоришь, и к тому же ведёшь какие-то чудные речи  про разные вещи. Что у них есть душа, что они живые, и всё такое прочее. Это правда?
- Я ничего не говорил про душу! – воскликнул «малыш».
- Однако написано, что ты одушевляешь неживые предметы, - сказал Радаев. – Наделяешь их качествами живых существ.
- Это не совсем так, - отпарировал «малыш». – Просто зачастую для того, чтобы охарактеризовать скрытую сущность той или иной вещи,  приходится использовать термины, применяемые для описания характера различных существ, в том числе и людей. Иногда они подходят как нельзя лучше…
Радаев удивлённо вскинул брови.
- Вон оно что! Значит, по-твоему, есть вещи плохие и хорошие, добрые и злые, так?
- Не совсем, - ответил «малыш». – По большей степени такое деление неверно. Не существует вещей добрых или злых, равно как хороших или плохих. Такое определение к ним неприемлемо. В любом случае среди тех. которые мне встречались, я ни разу не видел ни одной  хорошей или плохой, в плане их сущности, конечно, а не качества. И уж тем более не видел вещей добрых или злых.  Даже если они и созданы для не совсем гуманных целей. Например, военные корабли, которые время от времени садятся на нашем космодроме.
- То есть вещи, предназначенные для убийства и разрушения, на самом деле могут оказаться куда лучше, чем, скажем, терапевтический или хирургический комплекс?
- Конечно. Их сущность ведь не зависит от предназначения.
- Угу. Значит ни добрых, ни злых, ни хороших, ни плохих. Тогда какие они, вещи, по-твоему?
- Разнофункциональные. Каждая со своими особенностями, которые определяют её характер и то, как она будет служить или работать. Иначе говоря, не одинаковые по профпригодности, если можно так выразиться. Эти особенности, зачастую, очень сложно описать используя имеющуюся терминологию, она не совсем точно передаёт истинную суть вещей, поэтому, приходится вводить новые термины. Точнее, синтезировать их.
- Синтезировать? Любопытно. Неужели вещи куда многограннее в смысле своего характера, нежели люди?
- Не могу сказать однозначно, - ответил «малыш», -   но исходя из того, что заложено в моём информационном блоке, и того, что я уже успел узнать, получается, что да.
- Ты меня прямо убил, - с притворным ужасом проговорил Радаев. – Выходит, что табуретка, на которой я сижу, натура куда более сложная и утончённая, нежели тот, чья задница на ней восседает.
- Что вы, нет, конечно! Разве может такая простая вещь как стул сравняться с человеком!
- И на том спасибо.
Из-за громоздкой стойки анализатора появился Ухтомский.
- Кажется, нашёл, - объявил он. – Должен работать.
Голова «малыша» немедленно повернулась в сторону нового человека.
- Добрый день, - вежливо поздоровался робот и осведомился: - Неисправность?
- Ага, – рассеянно ответил Ухтомский. - Этот чёртов электронный валун мне все мозги уже вывихнул.
- Капризная  машина, - согласился с ним «малыш». – Своенравная, неврастеничная, а потому часто отказывающая. Кроме того она коммонотральна. Мне уже встречались подобные. На нашем космодроме. Я сразу указал на их неуравновешенность и, как следствие, непригодность для столь ответственной работы, как работа на космодроме, но мой начальник мне не поверил. Теперь то и дело приходится корректировать их работу.
- Вот, значит, как это выглядит. – Радаев покачал головой. – Однако! Никогда не думал, что среди железяк встречаются капризы, и уж тем более – неврастеники. А коммонотральна, это как?
- Синтетический термин, означающий общее свойство исходного материала данного устройства. Оно не везде однозначно, но по большей степени именно коммонотрально.
- А если это перевести на более понятный нам язык? – поинтересовался Ухтомский.
- Это слово, образовано из слияния двух других: коммунологичность и монотрансвизм.
- Час от часу не легче.
- Я поясню. Коммунологичность – это когда…
- Ладно, - перебил его Радаев. – Бог с ней, с коммунологичностью этой. Ты мне вот что скажи. Как ты это определяешь? По запаху, электромагнитным волнам, полям, или ещё как-то…
- Не знаю, - ответил «малыш». – Просто поглядел на это устройство, и понял, что оно именно такое.
Ухтомский хрюкнул, вогнал в переднюю панель анализатора массивный разъём и принялся разматывать тянущийся из него не менее массивный клубок проводов.
- Будь добр, не вертись, - проговорил он, обращаясь к роботу. – Пощупаем твоё ядро.
- Вы будете трогать его пальцами? – удивился «малыш».
- Это образное выражение. – Ухтомский снял со спины «малыша» часть обшивки и принялся ловко втыкать провода в гнёзда контрольных точек. – Не слышал такого? Сколько ты здесь?
- Пять месяцев и восемнадцать дней.
- О-о, тогда тебе ещё учиться и учиться. Ну вот, готово. Теперь посмотрим, в каком состоянии ядро. Не бойся, это не больно.
- Я не испытываю страха и не чувствую боли, хотя знаю значения этих слов, - проговорил «малыш».
- Не обращай внимания, - бросил Ухтомский, поворачиваясь к анализатору. – Это я так сказал…
- Значит, каждая вещь, будь то экскаватор или диван, имеет свои особенные отличительные черты, - сказал Радаев, возвращаясь к прерванному разговору.
- Да. Но у простой вещи эти особенности едва различимы, их крайне мало, а у более сложных вырисовываются уже чётко, и тем больше элементов в ней, тем замысловатее их переплетение.
- Но ведь вещь – не живая. Это металл, пластик, стекло, керамика, полупроводники, зачастую никакой органики, даже мёртвой.
- То, что в механизмах и устройствах отсутствуют органические материалы – не принципиально. Живая ткань – это тоже определённый набор химических элементов и соединений, и не суть важно, как образуется она или «плоть» той или иной вещи, растёт ли, или собирается из отдельных частей. В процессе изготовления этих частей и вещи в целом, материалы проходят  различные этапы обработки, обретая, таким образом, определённую структуру, в которую «вкрапливается» нечто недосягаемое для технологического контроля. Какие-то неучтённые параметры, лежащие за пределами возможности современных систем мониторинга, особенно если речь идёт об устройствах управления и прочей сложной электроники. Не могу сказать с уверенностью, что всё именно так, но полагаю, что мои предположения имеют под собой основание…
- Ну, ты даёшь, приятель! – хохотнул Радаев. – Первый раз слышу от робота такие рассуждения. Хотя в этом кое-что есть… Одинаковые, в общем-то, машины, зачастую и впрямь ведут себя совершенно по- разному, что впору говорить о характере. Гм. И давно это у тебя?  Я имею в виду, возможность определять… как это ты сказал? Скрытую сущность…
- Она была всегда, с той самой минуты, как я осознал себя отдельной единицей. Но сначала я видел только общие черты. Сейчас по другому: ярче и детальнее.
- Прогрессирующий дефект, - буркнул, не оборачиваясь, Ухтомский.
- Я не согласен, - откликнулся на эту реплику «малыш». – Разве можно относить к разряду дефектов возможность более точного и глубокого контроля за состоянием различных устройств?
- Это, конечно, так, - ответил за Ухтомского Радаев, - но подобные возможности не входят в стандартный функциональный набор твоей модели, да и любого другого робота вообще. Подобное считается отклонением от нормы, следовательно – дефектом, проявлением какой-то неисправности.
- Насколько я знаю, существуют люди, способные на то, что недоступно большинству других. Например, сочинять музыку, или производить в уме сложные математические вычисления. Существуют так же люди, обладающие сверхвозможностями. И это не расценивается как дефектность…
- То люди, - обронил Радаев и снова хохотнул. – А это было бы здорово: робот-экстрасенс. Каково, а?
- Мой начальник так не считает, - проговорил «малыш», и Радаеву показалось, что в его голосе проскользнули оттенки грусти. – Он тоже расценивает это как дефект, мешающей работе.
- Ты, наверное, достал его своими советами.
- Я просто указывал на особенности того или иного устройства, - запротестовал «малыш», - дабы обеспечить бесперебойную работу всех служб космопорта. Разве это плохо?
- Нет, конечно.  Но кое-кому, видно, не нравится как ты это делаешь. – Радаев посмотрел на спину своего напарника. – Ну, что там?
- Кажется, что-то сеть. Это между третьим и четвёртым слоем, – ответил Ухтомский, продолжая колдовать над анализатором. – Довольно обширная область, которая тестируется как-то неоднозначно. Считай – неисправный участок. Нам это не по зубам, слишком глубоко… Тем более, что я не спец по вывертам киберпсихики.
- Понятно. – Радаев сгрёб со стола бумаги. – Он гарантийный, так что придётся отправлять его обратно.
Ухтомский выключил анализатор и принялся выдёргивать из «малыша» провода.
- Вот и всё, парень. С  тобой мы закончили.
- Меня отправят на завод, на Землю?
- Ага. Для серьёзного ремонта флокинг-ядра, тем более глубинных областей, у нас нет ни соответствующего оборудования, ни квалификации. Тем более ты на гарантии. Так что погрузишься на какой-нибудь из транспортов, идущих к Земле и – фьють!  – обратно на родину человечества. Скорее всего, это будет «Гарпун». Он как раз завершает погрузку. Через пару недель будешь на Земле.
- Я знаю этот транспорт, - сказал «малыш». – Очень сложная и противоречивая сущность, с явно выраженными проявлениями виритивизма. Некоторые из транспортов, которые садились на нашем космодроме – тахаики, как и этот, однако у «Гарпуна», к тому же, эта особенность носит алогичный и спорадический характер. А это уже опасно! Именно из-за непредсказуемости...
Радаев подмигнул Ухтомскому.
- Ужас! Гремучая смесь. Да. И чем это грозит?
-  Весьма серьёзными последствиями, -  сказал «малыш», не уловив иронии. - Вплоть до саморазрушения. Все перечисленные характеристики говорят о его  низкой фундичности. Такой машине никак нельзя доверять столь важное, сложное, и тяжёлое дело, как дальние межзвёздные перевозки. По своей внутренней сущности, он совсем не подходит для этого.
- Насколько я знаю, вполне приличная посудина, - заметил Ухтомский, убирая из-под ног провода. После чего поставил на место спинную пластину и похлопал «малыша» по плечу. – Всё будет нормально.
Радаев достал из стола бланк технического заключения и быстро вписал в него несколько строк.
- Держи вот это, - сказал он, передавая бланк «малышу». – А теперь двигай в бокс номер семь. Это прямо по коридору. Там тобой займутся.
«Малыш» послушно шагнул к двери.
- До свидания.
- Счастливо, приятель. – Радаев проводил взглядом робота и рассмеялся. – Видал? Совсем сбрендила железка.
- Флокинг-ядро – сложная штука, - философски заметил Ухтомский. – Всякие выверты случаются. Как и в человеческом мозгу.
- Это точно. – Радаев крутнулся на своём стуле и протянул руку к селектору внутренней связи.
- «Отстойник»? Давайте следующего.






        ***




Месяц заканчивался удачно. На их счету было уже без малого три десятка различных автоматов, в том числе здоровущий робот-проходчик, ради которого пришлось временно сменить место работы на штольню, в которой он благополучно и застрял. Это обещало солидные премиальные.
Занятый приятными мыслями о премии, Радаев восседал на своём стуле, коротая последние полчаса рабочего дня, вполуха слушая бормотание телевизионной панели. Неожиданно что-то заставило его насторожиться. Он развернулся к панели и потянулся за пультом.
- Ну-ка, ну-ка…
Передавали новости. Прослушав первое сообщение, Радаев с Ухтомским молча переглянулись.
Автоматический транспорт «Гарпун», совершавший рейс Рудра-Земля, взорвался по неизвестным причинам, так и не завершив свой очередной межзвёздный «прыжок».