Я читал сценарий новогоднего праздника, когда ощутил прикосновение
тёплых ладоней. Сильные пальцы скользнули по затылку и бегло пересчитали
мои позвонки. Это были руки Марьяны. На судне она была буфетчицей,
а в прошлой жизни комсомолкой, спортсменкой и массажисткой баскетбольной
команды.
– Пора, Маркони, – голосом инквизитора сказала Марьяна.
– От судьбы не уйдёшь, – обречённо вздохнул я и поплёлся за ней.
В дамской каюте висел запах духов и ванильной пудры. На диване сидели
две девушки – пекаришка Лариса и её подруга, дневальная Эля. Эля угрожающе
звенела портновскими ножницами. Лариса вертела в руке металлическую
расчёску. Её конец был нацелен мне прямо в живот. К другой руке у Лариски была
приделана плашка – девушка повредила кисть, сунув её в тестомешалку.
– Попался, голубчик! – плотоядно сказала раненая и кулачком толкнула меня
в кресло. – Не бойся, мы не больно тебя зарежем!
– Начнём с причёски! – сказала Эля и запустила ладонь
в мои волосы. – Подрежем твои кудри, чтобы патлы не лезли из-под косы.
Я зажмурил глаза.
***
За неделю до этого меня пригласил к себе первый помощник, Иван
Спиридонович Перец.
– Надвигается Новый год, – сказал комиссар. – Круглая, понимаешь, дата.
– Бывают и квадратные? – не преминул съязвить я.
– Квадратных не бывает, – пояснил комиссар. – Также, как и трех угольных.
Помполит так и сказал – «трех угольных».
– Колёса у вагона тоже не трех угольные, – говорю. – Почему они стучат?
Иван Спиридонович был настроен серьёзно. Он ответил:
– Ясное дело, на стыках, как траки у танка.
– А вот и нет! Помните формулу площади круга?
– ?
– Пи эр квадрат. Вот квадрат и стучит!
– Всё ваши шуточки! – обиделся комиссар. – А дело у нас серьёзное.
Новогодний праздник – это не фунт изюму! Это вам не пешим по танковому!
Поэтому, надо соответствовать. Соцобязательства опять же… Время собирать
камни. Обстановка в мире сложная и где-то тревожная. Революция
в Афганистане. Раскордаж в Польше с ихней «Солидарностью». А мы идём
к завершающемуся этапу строительства социализма.
Я уже знал, что коммунизм к восьмидесятому году мы не построим. Теперь
партком рекомендовал помалкивать об этом легкомысленном обещании КПСС.
– Вас, Абинский, – официальным тоном сказал комиссар, – мы включили
в комиссию по подготовке к празднику.
– Кто это, «мы»?
– Мы – это я!
– Меня-то за что?! Своих дел – выше крыши…
– Партия сказала: «Надо!» – напыщенно сказал помполит: – Комсомол
ответил как?
– Комсомол ответил: «Есть», – лояльно промямлил я. – Но, Иван
Спиридонович, у меня ещё фотогазета на шее. А она далеко не готова.
– Ты и будешь фоторедактором. Так сказать, без отрыва от производства.
Изобразишь деда Мороза в своей газете. Краски есть.
– Я не художник…
– Не хитри. Я видел, твой шарж на Картера. У тебя Джимми вышел ещё
страшнее, чем живой.
Комиссар не любил всю когорту президентов США, а тридцать девятого,
Джимми Картера, особенно.
– Это я по злобе, – говорю. – Но, ихний Картер и наш дед Мороз – это две
большие разницы.
– Делов-то, – успокоил меня комиссар, – подрисуешь Картеру бороду и он
запросто сойдёт за нашего деда Мороза. Я тоже не массовик-затейник,
университетов не кончал. Однако, ничего, справляюсь.
Комиссар не учился в университете. Он закончил высшее командное училище бронетанковых войск.
Вечером состоялось первое заседание юбилейного комитета. Состав был
творческим – две активные комсомолки: пекарь Лариска и дневальная Эля. К ним
примкнула буфетчица Марья, которая не могла пропустить любое важное
мероприятие. Четвёртым пригласили Задёру, грузового помощника. Он был
знаменит тем, что однажды, под шафе, рассказал по памяти всего «Луку
Мудищева». И ни разу при этом не споткнулся.
Лариска Мазур, вообще, была ходячей литературной энциклопедией. Она могла читать «Онегина» с любого места и пока не остановят. Особенно Ларику нравились такие строки:
Татьяна, русская душою, сама не зная почему,
С её волшебною красою любила русскую зиму…
Я, как всегда, ёрничал:
– И стройна и величава,
Выступает словно пава,
Месяц под косой блестит,
А во лбу звезда горит!
– Это не из той оперы! – возмущалась Лариса. – Это царевна-Лебедь.
– Интересно бы посмотреть, – говорил Задёра, – как она смотрится в койке
со всем этим планетарием!
– Пошляки! – возмущалась Лариса. – Это полёт фантазии! Лично я хотела
бы жить во времена Пушкина. Кисейные платья, балы, галантные кавалеры!
Не то, что вы!
– Мадемуазель, – ехидно спросил Задёра, – лично вы не из столбовых
будете дворян?
– Месье, я лично из семьи рабочих, – парировала Лариса. – Но я бы пешком
дошла из Ангарска в Петербург, чтобы увидеть великого поэта!
– Лучше на велосипеде, – посоветовал я.
Эля в прошлом была парикмахером. Миниатюрная цыпочка с белой кожей
и огромными синими глазами. На судне её дразнили Дюймовочкой. Эля лучше
всех подходила на роль Снегурочки. Если бы не дефект речи. Однажды Лариска
спросила её:
– Эля, ты любишь Кафку?
– Люблю, особенно грефнефую.
Марьяне было тридцать пять. Бывшая баскетболистка, она была высокой,
спортивной и даже на вид очень тяжёлой. Если бы Марьяну уменьшить
в масштабе один к полтора, получилась бы славная девушка. К Марье был
неравнодушен грузовой помощник Задёра, рост которого едва доставал ей
до плеча.
Однажды Задёра пошутил:
– Малышка, давай померяемся ростом? По-взрослому…
– Петрович, куда тебе! Ты ж такой маленький!
– Не бойся, Маша, бог меня не всем обидел!
Я не очень понимал свою роль в юбилейной комиссии, поэтому активности
не проявлял. Вертел в руках свой «Зенит» и сделал несколько снимков красивой
Эли.
Комиссар положил на стол чистый лист бумаги и сверху написал заголовок:
«ПРОЕКТ». Потом объявил:
– Официальную часть и международную обстановку я беру на себя. Потом
будет поздравление капитана. Далее, действуем по плану. Пункт первый – нужно
написать весёлый, жизнеутверждающий сценарий.
Помполит вопросительно посмотрел на нас.
– Это к Мазур, – говорю я, – ей и придумывать не нужно. Она его просто
вспомнит.
– Лариса, вам и флаг в руки! – поддержал меня массовик-затейник.
– На полчаса хватит? – только и спросила Ларик.
– Вполне достаточно, – согласился помполит. – Не забывайте, некоторым
морякам нужно потом на вахту. Хорошо бы упомянуть сказочных персонажей –
Бабу-Ягу, Змея Горыныча и прочую нечисть…
– За змея дракон сойдёт, – сказал Задёра. – У него и морда лица
подходящая.
Кто не знает – драконом на флоте дразнят боцмана.
– А Соловьём-Разбойником – радиста, – мстительно заявила
Лариса. – Он вам такого насвистит! Как космические
корабли бороздят просторы Большого театра. Причём, морзянкой…
– Не отвлекайтесь, товарищи – комиссар взял инициативу в свои
руки. – Второстепенных героев обсудим потом. Кто будет за деда Мороза?
– Кто у нас дед? – вопросом на вопрос спросила Марья.
– Дед у нас – стармех, – сказала Эля. – Себе бы такую работу.
Обзавидуешься! Ни фига не делает, а только курит, курит и курит! Да пепел мимо
пепельниц стряфифает. И такие бабки полуфает! А тут и на столы накрой, и ещё
фваброй помахай!
На ту беду лиса близёхонько бежала… То есть, стармех проходил мимо
и услышал крамольную речь девушки. Он встал в дверях, опёрся плечом о косяк
и назидательно произнёс:
– Эличка, если бы тебе платили такие деньги, я бы ухватился за твою
швабру и чёрта с два кто отнял бы её у меня!
– Дед не годится для деда Мороза, – сказала Эля, когда стармех удалился:
– В нём мало доброты.
– У нас капитан добрый, – сказала Лариса. – Он мне книжки даёт читать.
– Капитан отпадает, – возразил ей помполит. – Вопрос субординации.
– А чем плох Задёра? – говорю я. – И чтец, и жнец, и на дуде игрец.
– На дуде я не умею, – застенчиво сказал Петрович. – Могу на гармошке.
– И лицо у Задёры подходящее, щёки круглые, а в бороде его и вовсе
не узнаешь! – добавила Марьяна.
У Задёры и вправду было круглое широкое лицо. Сигаретка в его губах смотрелась, как зубочистка.
– Кто, за? – спросил помполит: – Единогласно! Поздравим Деда Мороза!
Аплодисменты.
– Осталось внучку ему сосватать, – сказала Эля, – девочку Снегурочку.
– Хочу Марьяну Васильевну, – с вожделением вымолвил новоиспечённый
Дед Мороз.
– А фто, это здорово! – сказала дюймовочка. – Высокая Марья и рядом
низенький Задёра!
– Колоритно, – поддержала её Лариса, – Игра на жутких контрастах, как
в сказке.
– Не выйдет, – возразила Мария, – Я в костюм не влезу. У меня размер XXL!
На судне был готовый наряд Снегурочки, изготовленный на швейной
фабрике «Заря». Но для Марьяны он был не по росту, как и хрустальная туфелька
Золушки для её ножки. Буфетчица носила обувь сорок второго размера.
Повариха на роль девочки тоже не годилась. Как и положено повару, она
обладала внушительной фигурой и солидным размером талии.
У Эли был дефект речи. Дюймовочка сильно картавила на шипящих.
Лариска пострадала на производстве и могла рассчитывать только на роль
раненой партизанки.
Оставалась ещё уборщица, Вера Ковыршина. Но она не подходила
ни по габаритам, ни по фотографии. Вера была некрасивой даже в гриме. Веру
жалели и постеснялись предложить ей роль Бабы Яги.
– Кошмарная ситуация, – сказала Марья и даже встала с дивана.
Каюта сразу стала ниже.
– Может быть, обойдёмся без внучки? Скажем, что она загуляла или
по грибы пошла…
– Как это, «загуляла»? Народ не поймёт юмора, – возразил
помполит. – Скажите ещё, что она в декретном отпуске!
– И для грибов, в обфем-то, не время, – добавила Эля.
– Однажды, Штирлиц пошёл за грибами, – рассказал анекдот Задёра. – Ходил-бродил, грибов не нашёл. «Наверное не сезон», – подумал Штирлиц и сел в сугроб.
Посмеялись…
– Без Снегурочки нельзя, – сказала Лариса. – Формат не выдержан, сюжет
ломается и сценарий выйдет убогим, без изюминки.
Лариска давно уже подпрыгивала на диване и, наконец, выстрелила:
– Изюминкой предлагаю сделать Маркони!
Немая сцена. Все уставились на меня. Я кожей чувствовал придирчивые женские взгляды и невольно проверил застёгнута ли у меня ширинка.
– Андрей, ты справифся! – сказала Эля.
– Маркони, мы верим в тебя! – голосом судьбы заявила Марьяна.
– Партия сказала надо! – подвёл итог первый помощник.
– У меня вахта с ноля, – пытался возражать я.
– Начальник подменит тебя на час, – сказал комиссар. – Я с ним проведу
беседу.
– Только уж побрейся, сестрёнка, – ехидно мурлыкала Ларка.
Промолчал только Задёра. Ему хотелось Марью.
Так, при одном воздержавшемся, я был утверждён на роль внучки деда
Мороза, юной красавицы Снегурочки.
***
В решающий день я тщательно побрился и мои скулы приобрели синеватый
оттенок.
– На тебя грима не хватит, – говорила Лариса и пудрила мои щёки белым
порошком.
От него у меня свербило в носу. Эля в это время обрезала мне лишние
локоны.
– Надо бы лопухи Снегурочке подправить, – издевалась Лариска. – Для
юной девушки у тебя слишком вульгарные уши.
– Пожалейте радиста! – взмолился я.
– Ладно, для первого раза прикроем шапкой, – смилостивилась Ларик.
– Второго раза не будет!
– Не зарекайся, Андрюша. Вдруг тебе понравится быть красивой.
Я уже начал жалеть, что согласился на эту авантюру.
– Штукатурку потом наложим, – сказала Марья: – Раздевайся!
Эля наклонилась и начала расстёгивать пуговицы моей рубашки. Я с
интересом рассматривал нежную выемку её груди. Потом девушка взялась
за ремень.
– Не надо, я сама! – кокетливо взвизгнул я.
Под общий хохот девчонки стянули с меня джинсы. Я остался в купальных
плавках и стеснялся своих волосатых ног.
– Мы ли тебя не видели, – мурлыкала Эля.
– Не надо обобщать, – сказала Марья. – Я тут ни при чём.
– Трусики будем менять? – спросила Лариска, обращаясь к девушкам.
– Могла бы спросить и меня, – обиделся я. – Не будем!
– Тогда колготки – сверху.
Эля аккуратно расправила белые сетчатые колготки и начала натягивать их
на мой сорок второй размер. Она тихонько посапывала и вздыхала: «Так… так…
так…» Теперь я видел её макушку и розовые кончики ушей. Потом я встал
и поддёрнул колготки до пояса. Одетым я себя не почувствовал и получил
дружеский шлепок по заднице.
– Попка ни к чёрту не годится, – сказала Марья. – Слишком худая. Юбка
будет висеть, как на палке.
– Я не худой, я жилистый, – обиделся я.
– Сделаем худышке накладные бёдра.
Девушки совещались между собой и вертели меня, как тряпичную куклу.
Вообще, судовые барышни обращались со мной легко. Я был молодым, весёлым
и безобидным на вид.
Я взмолился и попросил закурить.
– Колготки не прожги, – сказала Лариска. – Я тебе этого не прощу!
– Сделайте мне кофе, – капризничал я.
– Потом, – сказала жестокая Ларка, – сначала оформим грудь.
– Может быть и так сойдёт?!
– Скажешь тоже! Девушка без груди, это не внучка.
Эля долго возилась с застёжками у меня за спиной. Сбруя была тесной,
в ней стало трудно дышать.
– Как вы это терпите? – говорю. – Кругом всё жмёт и лямки, как проволоки.
– Это сначала трудно, потом привыкнешь, – подбодрила меня Марьяна.
В чашечки бюстгальтера она заталкивала клочки ваты. Сразу стало жарко.
– У меня грудь съезжает, – пожаловался я.
– Можно гвоздиками приколотить, – предложила Лариса.
– Прифватим нитками, – сказала Эля, нацелив мне в грудь толстую
иглу. – Прикуси язык, фтобы память не отфыбло.
Эля, прикусив губу, подшила бретельку, чтобы сделать её короче.
Я встал и посмотрел на себя в зеркало. Зрелище не из приятных. На меня
смотрела угловатая плечистая фигура в розовом бюзике и в узорных колготках
на кривоватых ногах.
– Получилась натуральная шлюха! – говорю. – Можно зарабатывать
на панели.
– Будешь нарасхват! – пообещала Марья.
Потом меня втиснули в тесную розовую кофту с искрами из фольги. Бедра
увеличили плотным бандажом, набитым ватой. Синяя юбка была короткой и едва
прикрывала бёдра. Сверху накинули полушубок, отороченный искусственным
мехом.
– Потренируйся ходить, – сказала Марья. – Шаг поуже делай,
ты не на плацу!
– Летящей походкой ты вышла из мая, – спела Ларик строчку из популярной
песни Антонова.
Двигаться было неудобно. Я чувствовал себя птицей, зажатой в тесный
кулак.
Макияж занял ещё полчаса. Девушки спорили о цвете теней над глазами,
ширине бровей и длине накладных ресниц. Теперь я не узнавал сам себя.
В зеркале кривлялась и хлопала ресницами вульгарная морда с ярко
накрашенными губами.
– Классная тёлка! – восхищённо сказала Ларик.
– Губки бантиком!
– Бровки домиком!
– Не давайся, если тебя потащат в постель, – наставляла Марья и игриво
ущипнула меня за ватную грудь.
Соблюдая конспирацию, через палубу, девушки проводили меня до каюты.
– Запрись и не высовывайся, – сказала Марья. – Чтобы народ заранее
не обрадовался. Эффект полной неожиданности.
Последней уходила Лариса.
– Слушай, Андрюха, – тоном заговорщика сказала она, – под финиш будет
беспроигрышная лотерея. Каждый получит какую-нибудь фигню: ручки, блокноты,
календарики… Главный приз – бутылка шампанского. Её должен выиграть ты!
– Как это?
– Держи билетик. Твой номер – двадцать пять. О’кэй?
Мошенница изобразила пальцами букву «О».
– О’кэй! – согласился я.
– Выпьем вместе.
Тут же в каюту заявился Задёра. Мы долго смеялись и с трудом узнавали
друг друга. Даже в своей шапке дед Мороз был ниже меня ростом. Ватная борода
закрывала всё его лицо. К тому же он был в очках, прикреплённых
к пластмассовому красному носу. Мешок с подарками был украшен серебряными
звёздами. Раньше в нём хранился сахар. Новый вахтенный тулуп из овчины
дедушка сразу снял и остался в тельнике и спортивных брюках. Мы ждали, когда
закончится официальная часть и позовут нас.
Без стука в каюту зашёл комиссар:
– Ваш выход, орлы! За мной и с песней!
Мы поспешили вдоль коридора в столовую команды. Ведущей на празднике
была Марьяна. Её голову украшала пиратская шляпа с белым черепом и
скрещенными костям на тулье. Чёрный атласный халат перепоясан красным
шарфом. На поясе болтался огромный турецкий ятаган. Марья заканчивала свой
монолог:
– За бортом мороз крепчает,
Нос румянит, щёки жжёт.
Мы же с вами здесь встречаем
Развесёлый Новый год!
По барханам, по волнам
Дед Мороз примчался к нам!
Держит он за ручку, ту ещё штучку,
Снегурочку – внучку!
Задёра стукнул о палубу золочёным посохом и размашистым шагом вошёл
в столовую. Я семенил за ним «летящей походкой», как меня учили девушки.
Одной рукой я размахивал синим платочком, другой рассыпал воздушные
поцелуи.
Эффект неожиданности удался. Зал ответил бурными аплодисментами. Громче всех смеялся наш добрый капитан.
Дед Мороз дождался тишины и сделал ленинский жест. Я увернулся от его палки и выставил вперёд округлое бедро. В зале опять засмеялись. Задёра начал:
– Вот и я до вас добрался,
Хоть немного задержался.
Как народу много в зале,
Знаю, что меня вы ждали,
С Новым годом вас друзья,
Наконец к вам прибыл я!
Ведущая взмахнула фанерным ятаганом и громко крикнула: «Ура-а-а-а!!!»
От её голоса вздрагивали лапы у ели. Зал охотно поддержал Марью,
но перекричать, естественно, не смог.
Потом настала моя очередь:
– С Новым годом, с новым счастьем!
Пусть минует вас ненастье,
И на море только штиль,
Чтоб пройти вам тыщу миль!
И дальше, в том же духе: «С Новым годом поздравляем, счастья, радости
желаем!..» Стихи были банальными и больше годились для детского утренника.
Видно, Лариса, когда писала сценарий, вспомнила своё босоногое детство.
Под звон бокалов проводили старый год, под бой курантов встретили
новый. Потом мы с дедом Морозом побывали на мостике и в машине. Поздравили
вахтенную службу и, конечно, со всеми немного выпили. У Задёры под полой
оказалась бутылка вина.
После этого я обошёл(шла) столы и каждый вытянул из пиратской шляпы
свой счастливый билет. Розыгрыш лотереи проводила Марья, а дед Мороз
вытаскивал призы из своего мешка.
– Номер тринадцать! – говорила ведущая и очередной везунчик получал
свой символический приз – ручку, карандаш или зажигалку.
– Номер двадцать пять!
Я поднял над головой свой билетик. Наверное, я покраснел, но под
румянами этого никто не заметил.
– Главный приз, – объявила Марья, – Советское шампанское!
Все захлопали в ладоши.
Пора было уходить. На пороге я остановился и озвучил придуманную
Лариской фразу: «Расставаться жаль, друзья, ухожу на вахту я!».
– Пойдём раздеваться! – сказала Ларик и потащила меня в свою каюту.
Она торопилась, как будто на вахту нужно было спешить не мне, а ей.
В армейской учебке я «отбивался» за 35 секунд. С помощью Лариски
я обнажился ещё быстрее. Девушка так увлеклась, что раздела и себя.
В круглом иллюминаторе плавно покачивался Южный Крест.