Возрождаются храмы, часовни растут, как грибы,
как сообщество мидий, рассевшихся шустро по сваям;
кто бы смог предсказать повороты крутые судьбы,
то-то вот и оно, всё на Божию волю киваем.
Комсомольский вожак поменял убежденья в момент,
с атеизмом покончено, сам патриарх – его крыша,
и в церковный совет входит бывший заслуженный мент,
правда, бывших ментов не бывает, увы, как я слышал.
Мы без воли небес даже пукнуть, твердят, не вольны,
я познал это сам, потому что живу не заочно, –
и несётся виндсерфинг по краюшку мощной волны,
им пацан управляет по Божьей подсказке, – уж точно.
Да и я ведь не нехристь, но странен мне нынешний бум
в отношенье религии, курс указует смотрящий;
всё мне кажется, люди живут (большинство!) наобум –
конъюнктура для многих и есть-то их Бог настоящий.
Видно, много грехов совершалось в безбожной стране,
и свершилось возмездье, смертельно хлестнув по престижу,
и спешат нувориши грехи отмолить, а по мне –
это им не удастся, поскольку неискренность вижу.
Ладно, жизнь – это бег, постоять не удастся и мне,
что ж всё меньше и меньше встречаю знакомые лица?
Я б хотел, как пацан, пронестись по кипящей волне,
да виндсерфинг-то мой отлетал, под навесом пылится.
Посмотрю вдоль залива: часовни да церкви окрест,
да трещит, словно жук, разноцветная плоть дельтаплана,
и у каждого века свой собственный облик и крест,
а душа моя в прошлом, поэтому, вечной, и странно…