25. Загадка ХХ века. - Письмо к покойной маме

Феликс Рахлин
НА СНИМКЕ:  наши родители в день вступления в брак, Житомир, лето 1923 года. Справа - Блюма (Бума) Маргулис, секретарь Шулявского (в Киеве) райкома комсомола, слева - Давид (Додя)Рахлин, студент Харьковского коммунистического  университета имени Ф.Сергеева (Артёма).
С нового учебного года ей предстоит начать учёбу в Петроградском коммунистическом университете ("комвузе") имени Г.Е. Зиновьева, ему - перевестись из "Артёмовки" в
 комвуз Петрограда.

                ------------------


Мама!
С тех пор как  26 октября 1964 года ты умерла, прoшло 55 лет. Если бы ты жила, то тебе исполнилось бы в этом году 117 лет.   Даже мне уже через 4 месяца будет 88, - глубокий старик, долгожитель! Честно говоря, и не надеялся дожить до столь «мафусаиловых» лет…

Мог бы повиниться тебе во многом, и первое – то, что я, расставаясь с тобою, а уж что особенно теперь меня изумляет: в 1958 году – с  папой, не ощущал Вашу смерть как раннюю – настолько  сам тогда был безмозгло молод: папе на момент кончины было полных лишь 55 (мне тогда чуть  меньше: 27-м); тебе, в момент твоей кончины, - 62, мне – 33…   Как же рано вы  оба покинули мир!  Ты – к сегодняшнему  дню – на 25, он – на 32 года  моложе моего нынешнего возраста…(Иночка, моя покойница жена, всегда меня поправляла: "Они не умерли - их УБИЛИ!")

    И при этом ещё надо благодарить судьбу, что вас обоих не расстреляли безвинно в 1938-м, как папиного названного брата Моню Факторовича (одного из создателей советских танковых войск, награждённого орденом в гражданскую войну), или как  первого мужа твоей сестры Гиты – Сергея Иванова, – одного из бывших секретарей ЦК КСМ Украины  первых лет существования этого молодёжного союза…

Как бы ты удивилась, узнав, что уже более 28-ми лет я живу в Израиле. Но сейчас не сомневаюсь:  ты была бы этому рада. Хотя, под влиянием идей марксизма-ленинизма, к сионистам относилась отрицательно, однако всегда чувствовала себя еврейкой, так любила родной идиш, так тонко его знала и  с таким удовольствием общалась  на нём, когда бывал случай.

Скажу тебе прямо: простить тебе не могу, что своё знание этого языка не передала ни мне, ни Марленке…  Хотя и понимаю: это противоречило внушённым тебе взглядам на евреев как народ, не имеющий  перспективы развиться в нацию.–

Увы  или ура? Сколь многое теперь пришлось бы вам пересмотреть из  большевистской, вами жадно впитанной, теоретической белиберды!.. Может ли сегодня самый мудрый мыслитель, партия, страна, целый ареопаг или синклит гениев предсказать, какому народу, какому языку  какая судьба предрешена?

В Израиле идишем  пользуются мало, и винить в этом сионистов не следует: ведь после изгнания евреев из пределов их древней страны и случившегося галута (рассеяния по всему миру), в разных общинах сложились свои «еврейские» языки: в большинстве стран  Европы – идиш (на основе диалектов немецкого) , в других – ладино (на основе диалектов испанского), евреи грузинские стали говорить по-грузински, горские – по-татски, бухарские восприняли у персов фарси… После того как гитлеризм уничтожил шесть миллионов евреев, большинство которых говорило на идише, а в СССР пошлые большевистские доктринёры  запретили,  в уголовном порядке, «мёртвый» иврит,  а в явочном – и  живой идиш,  власть, по привычке называвшая себя советской, стала  вытеснять их (эти языки) из употребления, и  идиш  практически стал отмирать.

В Израиле, куда после окончания 2-й мировой войны стекались евреи-репатрианты со всех концов мира, какой из еврейских должен был стать языком межэтнического общения всех этих масс?   У меня сомнений нет: сионистское руководство поступило правильно, избрав таким общим языком, который в Израиле был объявлен государственным, язык иврит  (еврейский, в переводе на все другие языки!), обновлённый, возрождённый   Элиезером Бен-Йехудой (Лейзером Перельманом)(1858 – 1922).  Новая и новейшая история показала  жизненность и торжество этой идеи.

Но после этого, мама, должен откровенно тебе признаться:  я ивритом практически не овладел. При этом такой полный крах постиг меня единственного, не считая жены моей Инны, изо всей моей семьи. Дело в том, что мы с нею прибыли в страну в таком возрасте, когда свободно овладеть новым для нас  языком, как правило, уже невозможно: каждому из нас было около 60-ти.

А вот внук твой Миша и его жена Ира говорят на иврите бегло. Миша даже перевёл на русский с иврита небольшой роман здешней писательницы…  И он был опубликован!Одну из итательких рецензий он не на днях прочёл" "Читается на одном дыхании".

Ира (его жена) успешно даёт уроки иврита новоприбывшим репатриантам и их детишкам.  А одна из твоих правнучек – моя старшая внучка, Аня (принявшая здесь ивритское имя Нурит  - «лютик»), освоила язык страны на уровне  родного, русского, и, окончив 3 курса университета и отслужив в армии (ведь девушки в маленьком Израиле тоже несут действительную воинскую службу), специализировалась как переводчик, в том числе с иврита и на иврит. Она переводит также и с английского, а, в силу своих языковых способностей, иногда даже с  украинского (которого изучить или просто узнать не успела: мы увезли её с Украины шестилетней), и… с болгарского! Это уж просто «по наитию!» Ну, и, конечно, по сходству с русским...
 
Теперь о том, как сложилась здесь наша жизнь. Вопрос, почему мы сюда подались и как из СССР убыло (и не только в Израиль, но в США, Германию и другие страны мира) почти всё еврейское население Союза, не буду в этом письме освещать. Скажу лишь, что это стало следствием «мудрой» (а на деле – идиотской и преступной) «ленинско-сталинской национальной политики». Ты сама с нею столкнулась.  и ещё на воле, когда начался разгул анкетного подхода к человеку, приоритет «пятого пункта» анкеты «Личный листок по учёту кадров» (национальность!) при поступлении на работу или учёбу и другие проявления ущемлений в правах по национальному признаку. Уверен: ты и в лагере насмотрелась на то, как попирались национальные права. Евреи, как и во многих других случаях, оказались наиболее типическим, но  никак не единственным пострадавшим народом в "стране Советов". После таких гигантских политических провокаций, как «дело врачей-вредителей», кампания против «космополитов»  и другие, евреи, составив «передовой отряд» массовой эмиграции из СССР, тем самым осуществили акт национального протеста против их необоснованного угнетения. Репатриация и эмиграция евреев из СССР – это жест  демонстрации национального достоинства нашего народа.

Ты и представить себе не могла бы, как быстро снялись с мест еврейские семьи – причём, как правило, совершенно обрусевшие, забывшие (если бы им вдруг не принялись назойливо и чувствительно напоминать!)  своё еврейское происхождение, веру, традиции, обычаи, а уж о еврейском языке и говорить не приходится!
 
Результат: если в России на 1979-й г. было евреев 1 млн 762 тыс , на 1989-й (самое начало «большой алии» (алия, впрочем, это лишь репатриация в Израиль, а лучше сказать – то было эмиграцией в любые страны мира, поистине улепётыванием!), то к этому году евреев осталось уже лишь 1 млн 378 тыс, то есть улепетнуло за 10 лет уже почти 400 тысяч. Но дальше  пошло ещё  бодрее, и к прошлому, 2017 году в России осталось лишь 230 тысяч евреев.

С Украиной – та же картина. Но там вообще затруднился счёт. Дело в том, что … я тебя, мама, сейчас так удивлю, что, если бы ты могла второй раз умереть от инфаркта, он бы мог с тобою случиться от одного  моего сообщения: Украина  сейчас уже несколько лет обороняется от… России! Это – война, в том смысле, что с обеих сторон гибнут люди в боях, и граждане Украины и граждане России  УБИВАЮТ  ДРУГ ДРУГА. В страшном сне не могло присниться!

Но война не объявлена, живые граждане одной страны (ведь в 1991 г. СССР распался на 15 разных государств, из которых 11 образовали, вместо Союза, довольно номинальное  «Содружество»,  члены которого, вот эти 11 разных стран, друг с другом вовсе не так уж и дружат)…  А Украина с Россией, находясь в военном противостоянии, вместе с тем мирно друг с другом торгуют… Ну, можно ли представить что-либо подобное применительно ко временам войны 1941 – 45 гг.: чтобы СССР тогда, с одной стороны, воевал с Германией, Италией, Румынией и т,д, а, с другой, в то же время продавал им зерно, уголь, нефть и другие товары?  Нет, вам, покойникам, такого не понять. Не понимаем и мы, живые, однако придумали же для ТАКОЙ  войны эпитет: «гибридная»… И с тревогой наблюдаем: что будет дальше?
Не буду сейчас рассказывать подробности – могу лишь успокоить: в итоге (с некоторыми, в основном – лишь психологическими потерями в статусе, но при некотором выигрыше в материальном уровне жизни) мы утвердились в новой стране. Например, Миша уже 20 лет как водит собственный легковой автомобиль, о чём и помыслить не могли бы  и до сих пор там, в России или Украине… Все – при деле. Я – на достойном, дающей возможность  жить по-человечески, пособии по старости, член Союза писателей, да ещё и отмеченный престижной наградой за гуманизм творчества, сын и невестка работают, старшая внучка – тоже, младшая доучивается по неплохой специальности, с  новыми, для тебя непонятными,  технологиями…

Но, милая мамочка, если я буду продолжать дальше тебе перечислять все случившиеся после твоей смерти странности, то не успею рассказать того, почему вообще начал писать это письмо. А меня на это натолкнуло то, что ты ведь ничего не знаешь об одном из главных занятий жизни моей, которое я затеял через несколько лет после твоей кончины.

Собственно, приступил к делу ещё после  смерти папы.  Тогда моё возвращение  с действительной службы в Советской армии лишь чуть запоздало в сравнении с  его освобождением из лагеря. Тебя-то отпустили раньше него:  сработало наше с Марленкой письмо на имя главного сталинского холуя по делам марксистско-ленинской философии – академика М.Б.Митина.  Википедия (это такая всемирная, на разных языках, народная энциклопедия,  коллективно создаваемая «всеми – для всех» в существующей мировой системе связи, чего вы, покойники, и представить себе не могли) сообщает о нём как о родившемся в 1901 г. твоём земляке-житомирянине, а по настоящей его фамилии – Гершковиче, и мы с Марленочкой знали от тебя, что вскоре после революции ты сыграла в его жизни роль «партийной крёстной», т.к. ты была уже одной из фактических создательниц комсомола (в Киеве), а он в то время лишь изготовлял на одной из житомирских фабрик липовые «кавказские» украшения из серебра. И именно ты каким-то образом, ещё сама не будучи членом большевистской партии, дала ему (видно, тогда это было как-то возможно) в эту партию рекомендацию. И получилось: он в партии с 1919. А ты – лишь с 1921 года и вообще от него отстала: Википедия его характеризует,  в частности, как «одного из главных идеологов   и апологетов  сталинизма», а ты застряла на низовой и черновой партработе… а потом и вовсе погрязла в беспартийной бухгалтерии, да и угодила в лагерное рабство… Помню, нам с Марленкой ты рассказывала, что тебе он запомнился как типичный  «иешиве-бохар» (ешиботник – с  идиша). В той же Википедии приводятся свидетельства о нём как о скучнейшем доктринёре, карьеристе, клеветнике; широко известны его подхалимские  отзывы о Сталине, дико консервативные позиции в дискуссиях о биологии, генетике, кибернетике. Зная твою роль на раннем этапе его карьеры, мы с Марленочкой обращались к нему с просьбой заступиться за тебя, но при жизни «Самого» он и пукнуть по своему желанию не решался, и наша просьба не сработала. А вот после смерти Сталина и с началом «реабилитанса», написав ему вновь,  получили-таки сообщение, что он обратился с ходатайством в Генпрокуратуру о пересмотре твоего дела. Ведь он был членом  ЦК партии и депутатом Верховного Совета СССР и не только  знал, откуда и куда дует ветер, но сам  эти ветры и пускал :-))  :-))!  И это сыграло-таки роль в твоей судьбе: именно  после его ходатайства твое «дело» пересмотрели и, учитывая твою к этому времени болезнь и нетрудоспособность, а также полное отсутствие малейшей вины, – при  всё том же отсутствии вины,  определили срок «наказания» вместо 10-ти лет лагерей "ни за что"  – 5,, и тоже "ни за что"! Таким образом подведя под амнистию, которой подлежали осуждённые по той же 58-й статье, но лишь на 5-летний срок. Потому-то ты и очутилась на свободе годом раньше папы:  ему пришлось ждать пересмотра дела и полного оправдания…

Казалось бы, я должен исполниться благодарности к академику-«ешиботнику» … Ничуть не бывало! А где он был раньше? Что же: не понимал, что делается? Не только понимал, но и способствовал  творившимся неправдам. Акад. Деборин, обольшевичившийся бывший меньшевик, знаменитый философ, обвинял его в клевете, поддержка Митиным жульничества Т.Д.Лысенко, нападок на научную генетику и кибернетику как на «продажных девок империализма» –  говорят сами за себя.

  Мама, мысль обратиться к тебе с письмом «на тот свет» пришла ко мне не случайно. После смерти папы (1958), ты помнишь, я вскоре написал посвящённую ему поэму  «Напраслина». То была первая моя попытка осмыслить бессмысленность нашей эпохи, её дикие противоречия, понять в ней хоть часть непонятного, охарактеризовать характерное.
 
Фактически то, чем занялся позже, к концу 60-х, стало продолжением дела, начатого сочинением поэмы: я решил стать одним из летописцев своего времени. Сейчас мною написано 16 мемуарных работ: книги, сборники рассказов и/или очерков, статей, эссе, воспоминаний. Часть написанного вышла в привычном тебе виде книг, а в полном собрании  всё написанное существует в созданной и ежедневно пополняемой  всемирной Сети: каждый человек, имеющий (что теперь доступно миллионам и десяткам, сотням миллионов людей), специальный электронный прибор – компьютер – в  виде ящика со специальным электронным устройством, а к нему – экрана, установленного на столике, - каждый владелец такого прибора  садится к этому экрану и нажатием несколько раз на клавиатуру  вызывает из  этой сети нужный текст при помощи специальных буквенно-цифровых сочетаний. (Мама, это – «сказка», но – наяву!). И я написал словесный портрет эпохи, увиденный и составленный мною. 
Но  один человек, даже гений (а уж я далёк от подобной самооценки), с отражением собственной эпохи не справится – это дело коллективное, дело многих.

Я отлично понимаю: жанр мемуаров обладает множеством несовершенств. Главное из которых – субъективность оценок, склонность, даже не обязательно злостная  или осознанная, - «приврать», осветить в ошибочном виде. А потому такой портрет может быть создан только на основе обобщения множества индивидуальных свидетельств. Во всяком случае, хочу принять в этом участие, дав сам себе и читателям слово – НЕ ВРАТЬ, описывать только известную мне правду. И уж особенно избегать малейшего самохвальства.

 Вот и написал 16 «книг», или сборников, состоящих из глав, очерков, текстов, сюжетов  виденной мною жизни или слышанных рассказов других людей, которым у меня есть основание доверять. Среди них, конечно, ты и папа, другая родня (например, твоя сестра Гита, во многом заменившая мне тебя после того как вас упрятали в неволю; то же могу сказать о папиной старшей сестре Сонечке…) Но и в частных случаях – о других людях. Всё повествование объединил заголовком: «Повторение пройденного». Первую книгу (она обнимает первые 13 лет моей жизни (с рождения в апреле 1931-го и по апрель 1944-го, когда мы вернулись в освобождённый от нацистов Харьков из эвакуации) назвал «Записки без названия». В неё вошли сведения о нашей семье, ставшие мне известными от вас и других старших.
Вторую книгу назвал «Мужская школа», - это повесть о годах учёбы в 131-й Харьковской мужской средней школе. Конечно, здесь рассказано и о Марленочкином студенческом романе с Борисом Чиибабиным, но бегло…

Однако ко времени нашего пребывания в Израиле Борис, на 71 году нелёгкой жизни своей, умер в Харькове. А поскольку жизнью и творчеством он заслужил известность и славу мирового значения, а я оказался его современником и близко наблюдал его жизнь в течение десятилетий, то написал мемуарно-биографическую книгу о нём…
Отдельной книгой вышли, в моей записи, тюремно-лагерные воспоминания отца. Я изложил их по его пятидневному рассказу, который во многом запомнил после нашего свидания в лагере Воркуты (на лагпункте шахты 40), но писал, сверяясь с им составленным подробнейшим планом, который  сам он развернуть в записки просто не успел. Итогом стала книга «Рукопись», которую я опубликовал под обоими именами авторов: его и своим. Название книге придумал редактор её сокращённой, журнальной версии в выходившем  в Рязани общесоюзном журнале «Карта»  Владимир  Холмогорский. Послесловие к отдельному и полному изданию написал израильский поэт и журналист Борис Эскин, а в одной из тель-авивских газет   вышла рецензия на эту книгу, написанная  литературным критиком  Мих. Копелиовичем. Оба дали книге высокую оценку.

Привлекла общественное внимание и моя мемуарная повесть «Грудь четвёртого человека»:  впечатления моей солдатской службы в Приморье (1954 – 1957). На фоне весьма критичного отношения к сложившимся в то времени на территории б. СССР (который в 1991 распался) армиям образовавшихся стран я поставил себе задачу не смаковать описание недостатков и пороков, но и не утаивать их. По-видимому, это мне удалось. С одной стороны, российский журналист А. Васинский попросил разрешения использовать на своём САЙТЕ (так называется  личный тематический раздел в международной электронной Сети) главу «Молодость “дедовщины”» из этой моей книги, а его САЙТ  содержал свидетельства о крайне отвратительном явлении в Советской (затем – в российской армии (и, возможно, других, образовавшихся в странах б. СССР) армиях того же периода: порабощение старослужащими солдатами новобранцев и издевательство над ними (я застал лишь начало развития этого отвратительного явления, названного «дедовщиной»);  с другой же стороны, мне, кажется, удалось наполнить  свои воспоминания жизнеутверждающим юмором, духом молодости.

Одной из первых  книг в моей «эпопее» стала 3-я по счёту, которая названа очень необычно: «В стране Гергесинской». В ней собраны «очерки нравов ХХ века», и один из них, представь себе, касается дней твоей киевской юности. Уж ты-то помнишь, как 14-летней девочкой, старшей из трёх дочек твоего рано умершего отца и  его вдовы-наймычки, стиравшей и убиравшей в богатых домах, ты уехала на заработки в «мать градов русских», а там попала в водоворот революционных настроений, которые ещё в 1917-м привели тебя к большевикам, и как ты вошла в Киевский союз социалистической молодёжи «III-й Интернационал»», оказавшийся зародышем будущего комсомола.  Сам этот  Третий будет создан Лениным ещё через два года, а ячейка будущей молодёжной коммунистической организации с таким названием уже появилась, и ты, моя мамочка, оказалась в ней. Ты мне рассказала однажды, уже вернувшись из лагеря, как в июльские дни 1917 г. под влиянием антибольшевистских настроений толпа на Крещатике стала раскачивать киоск, в котором находилась продавщица киевской большевистской газеты «Голосъ  соцiалъ-демократа» со своей малолетней помощницей. И как толпа чуть было не повалила этот киоск, чтобы его немедленно сжечь вместе с ненавистной газетой. Но тут из толпы раздались крики: «Подождите! Ведь там ребёнок!» (имелась в виду ты…). Тогда киоск вскрыли, выволокли оттуда и киоскёршу, и её помощницу, передали их подоспевшей милиции Временного правительства, а киоск с газетой тут же сожгли.

Представь себе: уже после твоей смерти  я, читая толстую книгу «История  Коммунистической  партии Украины», наткнулся там на несколько строк с описанием этого эпизода! Впрочем, там не была даже названа по фамилии женщина-киоскёр, а о девочке вообще не сказано ни слова. Но я-то знал, что «девочка – была»! И что она – это ты!

Знаю и о том, как в 1918 г. ты участвовала в комсомольском подполье в пору гетманщины (при гетмане Павло Скоропадском) и немецкой оккупации Украины после Брестского мира; как потом вы с Гитой вошли в состав Киевской коммуны на Подоле, в доме, реквизированном Советской властью у бежавшего «богача Липкина»; и как вы обе на пароходе эвакуировались вместе с Киевской Губчека от наступавших деникинцев, как ты в Москве стала работать в аппарате ВЧК у Дзержинского, там познакомилась с Катей Кабаковой – тоже юной чекисткой, и как она «случайно» была арестована чекистами же на квартире кого-то из то ли левых эсеров, то ли анархистов,  с которыми, по твоим словам, как ты мне выразилась, Катя  «зачем-то якшалась»…  И ты, обеспокоенная судьбой подруги, отправилась к «самому»  Феликсу Эдмундовичу, чтобы выручить подругу из возможной беды.

Вот  эти-то события и рассказаны в моём мемуарном очерке «В стране Гергесинской», давшем название всей книге, с подзаголовком: «Очерки нравов ХХ века». Только теперь, после многих лет существования этого заглавия и этого подзаголовка, вдруг, с помощью этих рассуждений, обращённых к покойной матери, понял, почему они мне с самого начала казались удачными: потому что они ТОЧНЫ!

В очерке рассказано,  как  я, сразу после Вашего ареста, пришедшегося как раз на один из дней сдачи мною вступительных экзаменов в пединститут, всё-таки стал его студентом (правда, лишь вечернего отделения, да и то благодаря тому, что не испугался  скрыть от администрации института этот арест),– и что  один из предметов:  старославянский язык – стала преподавать у нас некая Анна Ефимовна Загорская. Однажды она дала нам задание: прочесть и разобрать текст из Остромирова евангелия – отрывок начинался фразой: «И пришедшюму на онъ полъ странон Гергесинскон сретосте I два бесна, от гребиште исходеншта, люта зело» (в  клавиатуре моего компьютера нет отдельных специфических знаков церковно-славянского алфавита (например, «ятя», юсов – больших и малых…), поэтому текст воспроизвожу не вполне точно, что здесь не очень важно).

Отличаясь въедливостью любознательного студента-отличника, я на очередном занятии попросил преподавательницу перевести эту фразу. Но её перевод был явно ошибочный: например, она сказала, что Христу (а именно о нём речь) повстречались два «беса», от которых исходило «лютое зловоние». Я, впрочем, не стал выводить её на чистую воду, но из других источников (а этот текст изучается на  студенческой скамье  всеми филологами России и Украины), дознался, что он повстречал двух бесноватых, исшедших из гробов и невероятно («зело») лютых… Таким образом, мне стало ясно: Анна Ефимовна – халтурщица!

Прошло лет десять, родился и подрос Миша, в детстве выявивший, как нам казалось, явную музыкальность, и ты как типичная еврейская бабушка, застраховавшись на 5000 р., объявила, что по получении этой страховой суммы её надлежит потратить на приобретение фортепьяно для Мишеньки. К несчастью, ты не дожила, что и называется «страховым случаем", поэтому  я деньги, по условию страхового полиса,  получил, и мы приобрели на них пианино. Лет в 6 или 7 Миша стал учиться играть. Рядом с нами, во Дворце студентов, оказалась музыкальная студия. Которую возглавляла… Анна Ефимовна Загорская. Та самая – я её сразу узнал…
Она постарела, но была ещё вполне энергична и бодра. Приводя сына и входя в вестибюль,  я издали слышал, как она препирается с директором Дворца студентов Чудновским  или с кем-то из уборщиц. Вообще же, она показалась мне довольно вздорной м бестолковой. Занятия нередко  срывались, учителя то и дело опаздывали, а то и вовсе не являлись на урок.

Всё же однажды я сказал ей:
 
– А  вы знаете, мы знакомы. Я был вашим учеником…

– Вы, должно быть, до войны учились в музыкальной  школе для взрослых? – предположила она. – Я  была там заведующей…

– Совсем нет, К началу войны мне было лишь 10 лет,  – засмеялся я. И чтобы напомнить ей, где мы ещё могли познакомиться, сказал наизусть  цитату из Остромирова Евангелия. Вот эту, про «исходеншта». Она вдруг ужасно смутилась: как видно, понимала сама, что взялась тогда не за своё дело…

Но и то, чем занималась теперь, не очень ладилось, и мы нашли для сына частную учительницу музыки… Впрочем наши ожидания оказались преувеличенными, и со временем он эти занятия оставил. Но оказался в самом деле довольно музыкальным, хотя и на любительском уровне.

Прошло ещё несколько лет. В 1970-м к нам в очередной раз приехала Гителе, очень полюбившая Инну и ставшая у нас гостить едва ли не ежегодно. Я как раз лежал на обследовании в больнице,  куда внутрь посетителей не впускали, и мы беседовали через окно. Она мне сообщила: «Я нашла нашу с мамой давнюю подругу по киевской коммуне. Представляешь, она все годы, и до войны, и после, жила в Харькове. Её звали в Киеве «Аня Свободная», вообще-то она на самом деле была Рабинович, но по мужу, погибшему на фронте в эту, последнюю, войну, её фамилия – Загорская. Анна  Ефимовна.

…Мама, я чуть не упал от такого сюрприза. Сколько раз ты мне показывала эту Аню на фото вашей коммуны, снятом в 1919-м, и каждый раз говорила: «Как бы я хотела с нею встретиться!»

Тебе не довелось. А Гита встретилась. В квартире у Марлены. После твоей смерти Марлена с Фимой удачно обменяли две комнаты в «Вороньей слободке» дома на Подгорной на двухкомнатную изолированную квартиру в жилом массиве Новых домов. Я туда приехал и был при встрече.

Не знаю, как пережила твоя Аня Свободная Большой террор 1934 – 38 гг., но, кажется, без неприятностей, подобных нашим. Во время войны была на фронте – и, почти наверняка, во внутренних  войсках. На фронте погибли  её муж и их сын. Она, где-то в 60-е, совершила поездку по местам их боевой славы, о чём писала «Комсомольская правда» в материале своего очеркиста Аркадия Сахнина. Словом, Свободную – не сажали, как тебя, в тюрьму и лагерь.

На свидание с Гитой явилась в висюльках боевых наград на фасаде парадного старушечьего платья. И – ни словечка сочувствия и даже интереса к судьбе подруг комсомольской юности. Вскоре (через полгода или год), когда Гита вновь у нас побывала, в ответ на  телефонный звонок  она откликнулась явным  «бредом преследования»…

Но встречей с нею я доволен. Во-первых, узнал, наконец, чем ты занималась на Лубянке 1919 года: перлюстрацией (она так прямо и выговорила это слово (и я возблагодарил Господа, что не расстрелами)… Во-вторых, объяснила, что делала тётя Катя, ранее – жена Мацека Ближнего - маминого и Гитиного соседа по киевской коммуне и мать его сына (позже, после гибели Мацека, который наложил  на себя руки, она вышла замуж за папиного двоюродного брата Илюшу Россмана, усыновившего Владика).Трагичекая судьба Илюши, которого невероятным мучительством вынудили "признаться", будто он - японский шпион,и прощдержали за это в лагерях и ссылке лет 18, тебе известна.

Что же делала Катя ы 1919 году в домах анархистов и левых эсеров, с которыми «якшалась»? А она там бывала как провокатор ВЧК, а потом их сдавала. И  аресты её были запланированы руководством ЧК для отвода глаз: чтобы Катю не «вычислили».
Анна Ефимовна Загорская-Свободная-Рабинович объяснила: Ваша мама работала в информационном отделе, а мы с Катей – в оперативном». И, слушая этот рассказ,  я опять воздал молитву Богу, что и ты, «моя добрая мать»,  не угодила с ними в оперативный отдел агентов-провокаторов…

А ещё она рассказала о том, чего я и представить не мог: что ты тогда, мамочка, очень любила отплясывать  … гопак!  Но чему же удивляться: ведь ты была так молода: в 1919-м – 17 лет! И прибыла ведь из сердца Украины, где гопак – любимый народный танец!

Теперь несколько слов о том, почему считаю, что «В стране Гергесинской» – правильный  заголовок. В этом очерке и во всей книге очерков, названной так же, как он, речь о нравах безнравственного века, – о  тех чудовищных нарушениях морали, которые сделали само столетие небывало аморальным. Причём, повсюду: идёт ли речь о нацистах или об их злейших супротивниках – коммунистах. Таким образом, речь не о какой-то безнравственной стране, а о целом мире. В котором, вместе с тем, понятие нравственности живёт не испаряясь. Итак, мне нужен был термин для  обозначения некой юдоли слёз, где есть попытка нравственное начало   вовсе укокошить. И я такой термин нашёл: «Страна  Гергесинcкая»!

И  этот рассказ вызвал несколько неожиданных для меня сюрпризов. Вскоре после его первого опубликования в международной Сети и потом в одной из русских газет Израиля мне по телефону из Иерусалима позвонила незнакомая и очень старая женщина. Она  взволнованно и душевно поблагодарила меня за то, что я написал о «Трипольской  трагедии», и рассказала, что там погиб её отец, которого она никогда в жизни так и не увидала: потому что родилась ПОСЛЕ ЕГО ГИБЕЛИ. Не могу себе простить, что от неожиданности не догадался записать её фамилию. Можешь себе представить, что если даже и жива до сих пор, то в начинающемся году ей исполнится 100 лет!

Благодаря этой женщине я смог исправить одну допущенную ошибку. Со слов  твоих  и твоей сестры  Гиточки мне было известно, что кто-то из ваших тогдашних друзей смог освободиться от привязанного бандитами-зелёновцами  груза камней, упал в Днепр с береговой кручи, когда бандиты столкнули его в воду, и, проплыв до средины реки под водой, вынырнул и   доплыл живым до противоположного берега. Мне показалось, что это был будущий генерал Матвей Дубасов. Я так и написал. «Нет, - сказала осведомлённая женщина, - того, кто спасся, звали Гриша Фастовский». И меня озарила память: ты мне, действительно, называла это имя! Я, конечно, сразу внёс поправку в текст.

Прошло ещё лет десять… А в международной сети, на  том, будем говорить, электронном поле, где отображается текст моих работ, имеется возможность для читателей писать свои отзывы. И  однажды получаю там такое сообщение:

«Я думаю, что насчёт Эрского вы ошибаетесь.
Судя по времени, описанию и фотографии, это может быть мой прадед.
Максим Лапшин   09.02.2014 22:40»

На этом же поле предусмотрена возможность ответа написавшему. Я удостоверился в том, что для написания своей «рецензии» он зарегистрировался как автор, однако кроме одной «рецензии» на его странице ничего нет. Тем не менее, я пространно ответил, поблагодарил за отклик и очень просил не затеряться… Но, видно, не упросил. Или, скорее всего,  он просто не прочёл моего ответа.

Между тем, помню твой рассказ: ты этого Мишку Эрского сменила на должности секретаря Шулявского райкома комсомола в Киеве. Тебя на фронт не взяли, и первым делом твоим как секретаря райкома получилось – вымыть в райкоме полы…

А теперь тебе предстоит узнать о ещё одном отклике, но не на эту изложенную мною историю, а о семье твоего близкого друга тех же киевских лет юности твоей комсомольской. Держись, мама, крепче и не умри вторично.

С месяц назад получаю письмецо в мой компьютер (прибор для международной связи) от твоего старшего внука, моего дорогого племянника, Марленочкиного  сыночка Жени Захарова (мама, ему 67 лет, и он, кроме того, что стал великолепным специалистом по  программному обеспечению компьютерной связи, кандидатом наук, в середине жизни своей круто сменил занятия и в итоге стал в независимой Украине крупным (мирового значения) лидером правозащитного движения. К нему как руководителю Харьковской правозащитной группы обращаются (в том числе и в поисках исторических документов и сведений)  люди из многих стран. Вот он мне и пишет: «Феля, я получил письмо от родственников Семёна Белокриницкого, в юности жившего в Киеве. По-моему, это был друг дедушки Доди или бабушки Бумы?».

Словом, он меня в два счёта связал с живущим в Екатеринбурге (так снова называется Свердловск - не удивляйся и не возмущайся: и Ленинграда уже опять нет на карте, и больше 20-ти лет как он опять Санкт-Петербург! – Ф.) – с  Виталием Иосифовичем Белокриницким – родным племянником твоего «Сёмки». Виталий на год старше меня, однако жив и даже ещё работает! Точнее, Женя  сперва меня связал   с племянницей дочери Семёна – Сильвии (Симы) Семёновны - Натальей Алексеевной Шемановой. Оба – она и Виталий -  посвятили Семёну и истории своей семьи книги: одна из них – собранный ими сборник воспоминаний и документов (тут они соавторы), а другая – только ее:  обо всей их семье.  Но тебе перескажу  только о семье Семёна.

Как тебе известно, оказав  помощь в устройстве твоём на работу в Харькове, сам он тогда же, в 1936-м, будучи управляющим Харэнерго, был награждён орденом… Через год у него награду отобрали, спустя  несколько месяцев его арестовали, в декабре 1937-го судили (как тогда было принято, в ускоренном порядке, без прения сторон, то есть без адвоката (кому нужен такой буржуазный пережиток, как справедливость?!). Потом, после смерти Сталина, выяснилось: твой Сёма попал в «сталинский список» обречённых вождём к расстрелу.  «СУД» ПРОДОЛЖАЛСЯ 15 минут и завершился  смертным приговором. Приговор ТУТ ЖЕ и привели в исполнение, и в один момент организатора «Киевского союза социалистической молодёжи «III Интернационал» (в составе которого и ты была и который стал одним из зародышей Комсомола всей страны) – в одну секунду этого красивого, молодого, кристально честного и полного сил и энергии 35-летнего человека НЕ СТАЛО.  Если у покойников есть слёзы – знаю: ты их не пожалеешь, чтобы оплакать давнего друга…

Мама, среди соучеников Марлены по университетскому филфаку был Марат Мазо, учившийся курсом ниже неё в одной группе с Борисом Полушиным (Чичибабиным). Этого студента  в шутку называли «Жан-Поль-Марат Соломонович Мазо», имея в виду «по-французски» звучавшую фамилию. Отцом его был Соломон Самойлович Мазо – до 10 июля 1937 года начальник управления НКВД Харьковской области. В названный день он застрелился в своём кабинете, оставив записку:

    «Товарищи, опомнитесь! Куда ведёт такая линия арестов и выбивания из обвиняемых сведений?»(Википедия).   

     Не услышали… Продолжили «линию». И погубили страну.
Я сверил даты: Семёна арестовали 27 мая 1937 года. То есть именно когда Соломон Мазо был жив. В его «каденцию» подследственного и допрашивали. Как знать: не в его ли присутствии? Запретить избиения и пытки он не мог: они были предписаны «сверху» - сразу после убийства  Кирова. Сталин, прибыв в Питер  после этого  убийства, ещё на перроне отвесил оплеуху встречавшему его тамошнему главному чекисту Медведю оплеуху: «не уберёг!» - И сразу же, в виде «Держи вора!» - прицельные аресты оппозиционеров-антисталинцев… Или просто тех, кто вёл себя не по формуле «Чего изволите»?

Кто знает, не после присутствия ли на избиении именно «Сёмки» пустил в себя пулю совестливый Мазо?!

    Семёну Михайловичу было 35 лет. Он был женат на Ревекке Барац (в семье её звали Веккой, Весей, Верой). Приговор не был гласным – семье сказали, что Семён осуждён на 10 лет лагерей без права переписки. И Вера решила ждать, хотя и знала, что обычно  жён «врагов народа» тоже осуждают. За нею вскоре пришли. Их дочурке Симочке было 9 лет (на 3 года больше, чем мне, и на 3 меньше, чем Марленке). Усадив врестованную Веру в машину, оперативник спросил девочку:

 – У тебя есть поблизости родня: дяди, тёти?

 – Да, - ответила она.

 – Ну, беги к ним!

Родственники её и  воспитали. Сильвия Семёновна Белокриницкая, поступив в 1945-м на филологический факультет МГУ им. Ломоносова (в угаре победного года забыли проверить на «чистоту анкеты»), со временем стала известной и успешной переводчицей художественной литературы с пяти европейских языков:  английского, немецкого, голландского, шведского, датского… Умерла в 2013 году.
   
 А мама её скончалась в 1942-м в Явасе, в лагерной больничке, где отбывала 5-й год из назначенных восьми… У неё было вопаление лёгких, а к нему должна была присоединиться дистрофия: кормили впроголодь, - война!...  Обманула жена изменника  родную советскую власть – недомучилась до намеченного ей конца отсидочного срока…

Ты-то хорошо знаешь, что такое Явас, - это там мы с тобою встретились после пяти лет глухой разлуки, да и те два часа свидания я буквально вырвал у церберов тогдашнего МВД. Вся свора  твоих тамошних  мучителей – все до одного! – сидели за моей спиной, а к тебе лицом,  все 120 минут нашего свидания, наблюдая, чтобы ты не сказала мне чего-нибудь им нежелательного…

Мама, вот загадка века: как же случилось, что  государство, родившееся с такими прекрасными лозунгами и намерениями, превратилось в ад для народа, в мучилище, в подлинную империю зла? Никому от него в итоге не досталось ни капли, ни минуты хорошего, - даже дети Сталина, его безусловного и всеобщего повелителя, в итоге оказались глубоко несчастными людьми… Эта всю жизнь несчастная Светлана Аллилуева, неприкаянная мать, ни одному мужу не принесшая удачи и сама ни от кого не получившая любви и ласки жена... А спившийся его сын, буй-тур-Васька, беспутный псих?..

Ради чего столько жертв, моря крови, безмерные страдания миллионов? Непостижимо!

И всё-таки, положа руку на сердце своё,  могу тебя утешить, мама: мы с Марленой жили по совести, ни в чём не отступились от твоих и папиных уроков, преподанных нам не нотациями (их просто не было!), а вашим бесценным примером: мы создали свои семьи, воспитали наших детей, добросовестны были в работе и в личных отношениях с людьми. Нет, вас мы ни в чём не подвели.

И мы не одни - такие. С волнением читал я книги Виталия Белокниницкого и Натальи Шемановой. О каких прекрасных людях там рассказано!

Мы жили  с семьёй  младших потомков твоего друга совершенно поврозь, даже и в разных городах  и странах, но вот какая произошла почти мистическая связь: Марлена была смолоду и до старости  близка с четой Юлик Даниэль – Лара Богораз (даже когда их брак распался), я их также знал, особенно близко – Юлика.  И в то же время в Москве с ними дружила (а с Ларисой – и работала вместе) Сима Белокриницкая.

Или вот ещё одно маленькое чудо. В 1944-45 году в нашем классе учился мальчик Вика (Виктор), яростный драчун. Жил он с родителями в соседнем доме Специалистов и был известен как азартный и бесстрашный  любитель драк. Через много лет я, работая над главой о школьных драках и вспомнив о Вике, написал с восторгом: «Вот это был боец!». При этом в нашем классе у него конфликтов не возникало: дрался только на стороне – и только там, где его задевали «по еврейской части». Маленького росточка, за слово «жид» бил в морду и тех, кто был явно сильнее и крупнее его. В связи с переводом его родителей на работу в Ленинград он с ними туда уехал, и я на целую жизнь потерял его из виду.

В 1968-м, после ввода войск СССР и его сателлитов в Чехословакию, вздумавшую строить «социализм с человеческим лицом», состоялась первая в СССР не властями, а самими гражданами устроенная демонстрация: семеро интеллигентов обоего пола развернули лозунги против вмешательства советского блока в дела одной из союзных стран. Дело было на Красной площади у Лобного места, где всегда было полно гебистов в штатском, и они мгновенно повязали «провокаторов», а позднее всем сестрам роздали по серьгам (разным способом упрятали в неволю). Мы тогда своё внимание сосредоточили на близкой Марлене Ларе Богораз, участнице той группы, и я не обратил внимания на имя ещё одного участника этого события: Виктора Файнберга.

Лишь через десятилетия догадался, что это  мой одноклассник. Ревностные «патриоты» (агенты ГБ) выбили ему четыре передних зуба! А потом упрятали его в закрытую питерскую психушку, откуда выпустили через долгое время, и он тут же из Союза эмигрировап.

Догадавшись, что этот человек – мой одноклассник, я добыл телефон его дочери в Париже, позвонил – и мне ответил сам Вика. Поразительно, что он меня через десятки лет, через целую жизнь, немедленно вспомнил.  И наши отношения продолжились уже в старости…

Я далеко не единственный, кто с болью размышляет о больных проблемах современного и вчерашнего мира. О том, что случилось с нашей родиной. Раздумья и чтение исследований учёных, а также множества воспоминаний, позволили мне выработать своё представление об этой исторической трагедии.

Сотни лет истории подвели огромную, малонаселённую. но  несказанно богатую природными ресурсами страну с почти сплошь безграмотным или малограмотным населением к состоянию неизбежных потрясений: сил и энергии – невпроворот, а отсталость –техническая и культурная – в сравнении с продвинутыми соседями – очевидна. Остатки варварского феодализма – налицо, и кто только её, бедную, не бьёт: даже «косоглазые» японцы!  Косный, ленивый русский барин, хитрый, жадный купец, беспардонные землевладельцы, жадный «свой брат» кулак терзали  бедняка крестьянина, городского пролетария… Освободительные попытки более или менее образованных элементов общества поддержки в массах не находят… Пока не появляется кучка марксистов, из которых один одарён непомерным авантюризмом и небывалой самоуверенностью, при странном  равнодушии к судьбам людей, которыми готов жертвовать во имя светлого будущего. На основе опыта Великой французской революции, в подражание крайностям якобинцев, он формулирует лозунги небывалого радикализма в политике. И в решительные моменты истории раздаёт безжалостные радикалистские указания: расстреливать! Вешать! Брать заложников! Беспощадно! Безжалостно! Немедленно! Массовидно!

Кто это? Конечно, Ленин. «Он к товарищу милел людскою лаской. Он к врагу вставал железа твёрже» (Маяковский). Вот только разглядеть, кто товарищ, а кто враг, мог далеко не всегда.Долго противился очевидным доказательствам провокаторства  главы большевистсео фракции Государственной Думы Малиновского. А будущего растлителя страны назвал «чудесным грузином». Совесть же нации, интеллигенцию, величал «не совестью  её, а - говном», лучших из лучших выслал за границу на «философском пароходе»! Я – вру???

Его преемника многие (в том числе твоя подруга Римма Гирш)  считали  извратителем его чистых идей. Но это, увы, не так. Сталин стал подлинным продолжателем Ленина. Только «в разы» (как стали теперь выражаться) более коварным и безжалостным.
Я верю во многое  крайнее, что написано  о Сталине. Даже в то, что он в молодые годы (а чем далее, тем становится достовернее) служил осведомителем полиции и охранки. А как бы иначе он столько раз мог бежать из ссылки?  Такой успех чрезвычайно подозрителен, как и   упорные  поиски чекистами, по чьему-то заданию, старых бумаг в архивах – и их бесследное изъятия и исчезновение, как запреты на разматывание его дореволюционной биографии (вспомним попытку М. А. Булгакова написать произведение о молодости Вождя, которую писателю пришлось прервать…) 
Нет, Сталин  не был противником марксизма. Но и марксизм он использовал, чтобы утвердить в стране режим СВОЕЙ  личной власти. Это с определённого момента стало главной целью жизни И.В.Джугашвили.
 
Вся «идейная борьба»  РКП(б), ВКП(б), а потом и КПСС была подчинена установлению, а затем и укреплению самодержавной власти диктатора – Сталина И.В. Превращение нормальных в любой демократической среде дискуссий, споров, оппонирования в уголовное преступление, наказуемое законом, - вот путь и суть  ленинско-сталинской «демократии». Защитникам «Ильича» напомню: это ещё ПРИ ЛЕНИНЕ были в партии запрещены дискуссии и фракции. Но разве возможна без споров политическая жизнь? Нет, конечно. Однако с точки зрения «товарища» Сталина, она и подавно была не нужна.

В 1934-36 гг.  была подготовлена почва для установления в стране  личной диктатуры одного лица: Сталина. Если бы он хотел сделать такую форму правления целью своей политики не только для  «себя-любимого», если бы считал, что она целесообразна для укрепления государства, то позаботился хотя бы о преемнике – или нескольких преемниках. Но он думал ТОЛЬКО О СЕБЕ.

В понимании этого факта – весь секрет сталинщины. Его поклонники до  сих пор молятся на якобы существовавший его полководческий, политический талант, не верят в его попытки замириться с Гитлером, разделив с этим негодяем мир на две зоны влияния. Меня удивляет, как можно забыть о  «принципиальной» (на деле – беспринципной) позиции  Сталина, заставившего и Коминтерн отказаться от  антифашистского, общедемократического  союза со всеми силами прогресса и объявившего буржуазных демократов своими врагами, которые хуже фашистов!
Вот истоки гитлеровских первоначальных военных успехов в начале второй мировой! Это Сталин не дал антифашистским силам объединиться. Если бы  в Германии в 1933 году коммунисты и социал-демократы действовали вместе, Гитлеру не удалось бы победить на выборах и стать рейхсканцлером! И Второй мировой удалось бы ИЗБЕЖАТЬ! Суждение, будто история не знает сослагательного наклонения, придумали те, кто боится критики задним числом. Но для чего эта категория условного  наклонения  существует в грамматиках всех языков мира? – Конечно, и для анализа совершённых ошибок! Чтобы впредь ошибок, а особенно ошибок преступных, не повторить!

А Сталин ещё и попробовал сперва разделить Европу на двоих с Гитлером, вступив  с ним в сговор против ненавистной ему «панской Польши».  Не Сталин отказался от союза с Гитлером, а Гитлер – от  союза со Сталиным. И это могло стоить Советскому Союзу поражения в войне. Такого не произошло потому, что в коалицию с СССР против Гитлера и нацизма вступили Великобритания и США. Вот решающая причина поражения гитлеризма: создание внтигитлеровской коалиции  народов!  А вовсе не байки о непобедимой русской силе и о том, будто бы русские прусских всегда били. Бывало, что и прусские русских бивали, да ещё и как больно!

Да, народы СССР, в том числе и самый крупный из них – русские, внесли колоссальный вклад в победу. Но как же не щадили своих солдат сталинские полководцы – под руководством своего бехжалостного генералиссимуса! И насколько он, инородец в русской среде, был льстив к ней как к относительному  большинству населения страны, когда, провозглашая итоговый тост, посвятил его ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО русскому народу, а не всей общности народов Союза. Не зря Ленин, бывший всё же умнее своего преемника, успел в конце жизни  осудить в «чудесном грузине» дух великодержавного русского шовинизма.  Вот этот шовинизм  и откликнулся при крушении Союза массой националистических отзвуков во множестве  присоединённых к России народов и этносов.
 
 Итак, не только СССР победил Гитлера. И один СССР его бы не победил. Пресловутый  «сталинский гений» тут ни при чём – его  просто не было. Дьявольский ум, коварство, хитрость, нечеловеческая жестокость – да. Но – гений?!?  Где и в чём он был?   Ограниченный недоучка, упорно не веривший в научную генетику, кибернетику, но потворствовавший невежеству «народного академика» жуковатого Трофима Лысенко, бредовым фантазиям биолога Ольги Лепешинской (НЕ ПУТАТЬ С БАЛЕРИНОЙ, которой он, кажется, тоже уделял внимание как танцовщице и даме, но это не наше дело)… Нет, речь о вещах, в которых гениям надо бы разбираться. Весь научный мир осмеял их невежественные лженаучные сенсации, а советский диктатор их поддерживал. Опираясь на своих придворных лизоблюдов – таких, как Марк Борисович Митин да Исаак Израилевич Презент – тоже академик, доносом и клеветой погубивший гениального Вавилова, – Сталин привёл советскую науку к отставанию от мировой в трудно преодолимом масштабе, ощущаемом до сих пор.
 
В 1937 году самодержавная диктатура Сталина была установлена.Завершился государственный переворот, в результате которого командные места вокруг диктатора заняли посредственности, из которых сам диктатор был, по слову Троцкого, самой выдающейся посредственностью. Последствия этого переворота стране и миру ещё предстоит преодолеть.

Таково частное мнение моё, на неопровержимость коего, впрочем, не претендую. Надеюсь на будущее, на разум человечества, на победу добра над злом.

 Если это хоть чуточку может утешить – был бы рад.

Как видишь, мама, я верен памяти твоей и отца.Это не означает, то я не вижу ошибок ваших, вашего поколения, - которые оно проглядело. Но Вашей беспримерной честности, бессребренничеству, скромности - предан и готов подражать до конца. Спите спокойно, мои дорогие! Скоро и я к вам присоединюсь. Сравняемся в небытии! Вот и счастье…

                Феликс Маргулис-Рахлин.
                29 декабря 2018 года, Афула, Израиль 

POST SCRIPTUM

Это письмо мною было написано после того,  как прибыли подаренные мне авторами книги младших представителей одной из поражённых сталинским террором тысяч, десятков тысяч семей.Книги о судьбе маминого друга "Сёмки" Белокриницкого - одного из основателей украинского комсомола. Рассказы авторов, Виталия Белокриницкого (племянника расстрелянного  Семёна Михайловича) и Натальи Шемановой (внучатой племянницы умершей в лагере жены его Веры Барац), письма Веры из неволи и другие материалы, включённые в присланные издания, так впечатлили меня, и так было мне больно  оттого, что мать моя  не узнает  о жизни младших из  семьи друга, что я, прекрасно сознавая иллюзорность и условность своей затеи, всё же написал покойной матери, как будто в самом деле  верил, что она это письмо прочтёт. Странно, что, сочиняя письмо, я как бы в самом деле беседовал с матерью...

Из полученных книг узнал, что С.М.Белокриницкий был не только одним из основоположников комсомола, но и входил в число самых ранних его историков. О комсомоле и сейчас немало пишут - и в пределах бывшего Союза, и в других странах. Как бы ни относиться к этой организации, а она была молодёжная, старики всегда вспоминают молодость приязненно, со смешанным чувством ностальгической грусти и сладких сожалений. Но прискорбно, что историей этой массовой организации занимаются, мне кажется, мало. "Немодная" это тема... Между тем, речь о нашем прошлом, а пинающие своё прошлое, стремящиеся забыть его и отбросить,  как правило, не задумываются о будущем...

И мне захотелось почитать о первых годах комсомола. о ровесниках и друзьях своих родителей, а, возможно, и о них самих. И я написал запрос в Российскую государственную библиотеку.Ту самую, что в СССР называлась "Ленинкой". Спросил, как мне почитать то,что у них есть на эту тему,- и, в частности, написанное С.Белокриницким.  Не забыл и ещё раз попросить  найти статью своей мамы - по рассказу отца я помнил приблизительно её название, повторённое как он говорил, в заголовке брошюры, куда статья  входила: "Три года борьбы и побед".Когда-то давно, ещё живя в СССР,  я уже обращался с запросом о статье, но получил ответ, что такой не найдено.

Отец рассказывап мне об этой, нечастой в жизни мамы, её "литературной работе" при  нашей с ним встрече, когда я прибыл к нему на свидание в сталинский концлагерь Речной (в Воркуте). Лагерь принадлежал к так называемым особлагам, то есть там был особо строгий режим, и никаких свиданий не предусматривалось вообще, - даже письма  он имел право писать и получать лишь дважды В ГОД. Но после смерти Сталина и в результате нескольких  крупных восстаний в лагерях (одно из них было в 1953 именно в  воркутинском Речлаге) власть пошла на решительное ослабление режима. Особлаги ликвидировали, их режим уравняли с обычными лагерями, и я впервые с момента ареста родителей  посетил их,  осуждённых, как я был уверен, безвинно.

С отцом беседовал с глазу на глаз без присутствия соглядатаев и с раннего утра до позднего вечера, в течение ПЯТИ ДНЕЙ.  Тогда-то он мне и рассказал  о маминой статье для брошюры по истории комсомола.

И вот теперь мне прислали в Израиль не только библиографическую справку об имеющихся в их книжном фонде работах С.Белокриницкого (кажется, в списке  13 названий), но и описание маминой статьи, а также ("в виде исключения", сказано в тексте письма, думаю, имеется в виду, что бесплатно) скан статьи.Брошюра называется "Три года борьбы и работы", а статья - "О годах борьбы, которые дали победу". "Три года" - это после изгнания "белополяков", мать тогда вернулась в Киев из Москвы  через Харьков, куда прибыла босиком, и ей в первой столице советской Украины выдали ордер на "буржуйские" (реквизированные) ботинки,  как поэту А. Безыменскому - котиковую шапку, - он этот случай рассказал в своём, некогда знаменитом, стихотворении  "О шапке". В нём он вспоминал:"В эти дни мы без пуль покорили восставший Девятый полк". 9-й полк Красной Армии в Киеве восстал, и на подавление отобрали группу комсомольцев, среди них была и моя мать. Покорение восставших с самого начала было задумано осуществить "без пуль", то есть без применения оружия: "покорителям" было запрещено иметь с собою даже игрущечный пистолетик - надо было воздействовать на вооружённых повстанцев только убеждением, силой слов. И комсомольцы эти слова нашли - полк добровольно сложил оружие, сдался на милость юных агитаторов. Скорее всего, мама ходила на покорение полка в тех ботинках, шнуровавшихся от мыска до колен, ну, не босиком же...

Но вернёмся к маминой статье, написанной через три года.  Она вся уместилась на двух страничках, причём печать почему-то без единого абзаца - "сплошняк", как говорят журналисты и полиграфисты. Видно, так экономили бумагу в Советской России 1923 года... Читатель поймёт  волнение, охватившее меня  при чтении заметки, написанной моей матерью а год, когда она только познакомилась с моим отцом... Правда, очень скоро они поженились. И  не только меня не было, но и моей старшей сестры!
   
Моя невестка, не чуждая, как свойственно почему-то  многим женщинам, мистических предположений, сказала, как о чём-то само собою разумеющемся:

- Ну вот, вы же писали покойной маме письмо - теперь пришёл ответ...

Как ни мало я склонен верить в приметы и во что-то сверхъестественное, но эта реплика мне почему-то понравилась...
 
 ПРИЛОЖЕНИЕ: Мемуарная статья моей матери на тему из истории киевской комсомольской организации: о первых шагах Шулявского райкома КСМУ, секретарём которой она работала в 1919 - 1923 гг.

"О годах борьбы, которые дали победу" / Б. А. Маргулис // Три года борьбы и работы : сборник по истории Шулявской организации КСМУ : 1920-17.04.1923 г. – Киев, 1923. – С. 36-37.
Шифр РГБ: V 270/181