Еще раз о романе Яхиной

Людмила Перцевая
Мне даже на электронную почту стали приходить настойчивые вопросы: "Так скажите определенно, вам роман нравится или не нравится, вы что, предлагаете всех нас для обретения своего «Я» в лагеря отправить?"
На прямой вопрос такого же прямого ответа не дам, роман - не стишок, чтобы нравится или не нравится, я вообще так ни Голсуорси, ни Толстого, ни Томаса Манна не оцениваю.  Роман Яхиной, в данном конкретном случае, в таком вот воплощении, вызывает вопросы, озадачивает преображением человеческого материала, жесточайшим событийным фоном  и полученным результатом. Парадоксально, но читатель видит именно такой итог: пройдя через чистилище, герои романа обретают себя. В данном конкретном произведении. Могло так произойти? Вполне, сплошь и рядом именно так и происходило!
Но это совсем не значит, что и всех нас надо непременно пропустить через суровое испытание. Хотя сплошь и рядом жизнь пробует людей на прочность, то войной, то Афганистаном, то перестройкой, которая потрясла страну огромным количеством самоубийств, массовым бегством из страны, ставшей вдруг рыночной и свободной, трагедиями в братских республиках, ставшими вдруг враждебными.
Но давайте вернемся к роману. Я пишу в своей рецензии, что мне недостает ПОЗИЦИИ АВТОРА: насколько осознанно она приводит читателя к этому результату, насколько осмысленно, ведь ее самой практически нет в романе! Это как всю публицистику Толстого выкинуть из романа «Война и мир», оставив Наташин или Петин взгляд на эпохальное событие. У Льва Николаевича «тысячелинзовый» взгляд на войну, своя ярко выраженная публицистическая оценка явления, как такового. Глыба, матерый человечище!
И новичок в литературе – Яхина, ей-то есть что сказать по поводу тех исторических перемен? Если писатель берется за колоссальное событие, повлекшее за собой слом всего строя, переделывание человеческой психологии от эгоистичной, собственнической – к коллективной, во благо чуть ли не всего человечества, да еще в такой короткий срок, должен ли он поделиться с читателем своими соображениями или хотя бы оценочными фразами?
Почему эпоха громаднейших преобразований в России 1917-1960 годов в переоценке еще советских людей (каковыми мы с вами являемся априори) сводится только к репрессиям 1937 года? Почему в подборе событий и в романе, о котором мы говорим, тупо берутся одни и те же факты: кулаки, политические репрессии, теплушки, затопленная баржа, вертухаи... Этот затверженный многими тенденциозный подбор кочует из одного романа в другой! За это время силами ссыльных и добровольцев освоены севера, Якутия, Эвенкия, все нынешние кладовые Норильского никеля, Якуталмаза, алюминиевой империи Дерипаски, Газпрома, построены города за Полярным кругом... Ну, это, как бы всем известно, и оставлено за скобками. Типа мухи отдельно, а котлеты отдельно. Однако достижений без рабского труда, без жертвенности, самоотдачи, коллективной и политической воли просто не бывает. Нигде и никогда, это – данность, нравится нам цена свершений или нет.
Вы скажете, это не тема данного романа? Справедливо. Этот роман, как и «Как закалялась сталь» Островского, о перерождении личности. Корчагин становится свободным убежденным человеком – и при этом инвалидом. Слом эпохи ломает и человека, кого-то духовно, кого-то физически. Не зря ведь говорится: не дай Бог жить в эпоху больших перемен! Но при оценке этих событий нельзя по-детски приговаривать: «Так не должно быть, это недопустимо!»  Человеческая цивилизация виток за витком, со скрипом и скрежетом, проезжает по живым людям, и сегодня, прямо сейчас, где-нибудь в Африке, в Азии, в Америке это происходит. Вы не слышите, как этот каток перемалывает судьбы отдельно взятых людей? По ком в данный момент звонит колокол, кого сегодня надо оплакивать? Кому пожелать силы и способности выстоять прямо сейчас?..
В романе Яхиной в жесточайших испытаниях происходит очищение, обретение героями своего нового "Я". Для меня такое повествование сродни наивному личностному мироощущению Зулейхи.  Писательница, сталкивая такой посыл с таким результатом, этого хотела? Так сказала бы хоть полслова, зачем, почему она так выстроила свой роман! Это же не стих-ощущение, не беглая зарисовка, здесь замах на эпохальное полотно!
Я полистала критику, изумилась тому, как в Казани соплеменники дружно и яростно ее клеймят за предательство, измену, наглую ложь. Они, видимо, ведут свою историю от гордых походов Золотой Орды, видят в мифическом прошлом высокую мораль семейных отношений татар, кучу всяких других достоинств, на которые посягнула Яхина.
Оставим на их совести такой подход к литературному произведению.
Дмитрий Быков считает роман довольно средним, вторичным по сравнению с произведениями Чингиза Айтматова. Где-то он прав, может быть, высокая премия чуть рановато пришла к дебютантке. В журнале «Эксперт» критик сравнивает-таки «Зулейху…» Яхиной с «Обителью» Захара Прилепина, оговаривая, что последний неизмеримо выше по всем параметрам!
Я тоже так считаю, взялась сейчас его перечитывать – с наслаждением от очень высокого уровня мастерства. Вот Захар в своем романе весь без остатка, личностно, умом, душой и сердцем. Я ему сопереживаю, понимаю, верю всем сюжетным поворотам и характерам.
Он завершает роман словами: «Человек тёмен и страшен, но мир человечен и тёпел»,- они пронзают мне душу. И я примирительно говорю себе, а почему Яхина должна со мной объясняться? Вот у нее так вылился этот роман: взглядом, ощущением юной женщины, уцелевшей, обретшей свое счастье, - пусть таким и останется. Разве всегда надо ставить все точки над «I», хоть в рецензиях, хоть в романах, хоть в поэмах?
*******
И уж совсем не сравнивая с романом «Зулейха открывает глаза», хочу основательно засесть за «Остров Сахалин» Чехова. Почему Солженицын, прокричавший на весь мир про архипелаг Гулаг, в 30 раз преувеличивший масштабы бедствия – герой, а Чехов современниками за свой патриотический и гражданский порыв был …осмеян? Представьте, он ЗА СВОЙ СЧЕТ, будучи больным молодым человеком, уже в те годы признанным гением, едет не в комфортную Европу, а через всю страну, на перекладных, на остров каторжан. Чтобы привлечь внимание к их бедственному положению, по собственной инициативе проводит там перепись этих несчастных, выслушивает их горестные истории и пишет потрясающую книгу, выступая адвокатом каторжан. Он окончательно угробил в этом путешествии здоровье, на долгие годы вперед пробил брешь в семейном бюджете и не получил никаких восторженных откликов от либеральной интеллигенции. Критика по-прежнему клеймила Антона Павловича за отсутствие идейности и революционного настроя. Гражданский подвиг Чехова просто не заметили и не оценили.