Когда мы вернулись на «Агидель», уже стемнело, и с кормы раздавался богатырский храп Манумара.
— Вот кому везёт, так это ему, — сказал кот. — Ни тебе фей-неудачниц, ни драконов-предателей, которые, пройдя третьим путём, получают исполнение своих самых заветных желаний!
— Ну, почему обязательно предатель, — возразил я, — Тиль просто хотел, чтобы исполнилось его заветное желание, вот и;всё.
Норд промолчал. Он и сам понимал, что это так, и назад не вернёшься. К тому же Радиния, может быть, полюбит Тиля и забудет своё одиночество. Успокоившись, кот отправился в свою каюту спать. Через несколько мгновений я услышал, как он во сне храпит и мяукает, но вскоре всё стихло.
«Успокоился и уснул», — подумал я и, улыбнувшись своим мыслям, тоже отправился отдыхать.
В отличие от Норда, который, как все кошки, любил замкнутое пространство, я устроился на палубе неподалёку от рулевого весла. Заснул я почти сразу. Мне приснились два странных сна. Первый сон был о том, как я куда-то бегу по широкой и тёмной дороге, а мне навстречу неторопливо и неуклонно идёт человек, одетый в чёрное, с большой белой палкой. Его лица не видно, но я почему-то чувствую опасность и прибавляю шагу. К моему ужасу то же делает и он. Я бегу ещё быстрее, но мой преследователь от меня не отстаёт. Я бегу из последних сил и, наконец, падаю на середине дороги. Мой преследователь неспешно проходит мимо и загадочно растворяется в темноте.
Второй сон утром я вспомнил смутно и с содроганием, так как в нём утонула Клири. Она протягивала мне руки и что-то кричала, но я стоял в полосе морского прибоя и ничего не мог сделать, ибо моё тело как будто налилось свинцом. Я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Наконец голова Клири последний раз показалась над водой и исчезла в ней навсегда. В ту же минуту прибой стих, я без сил упал на песок и заплакал, как ни странно, без слёз.
Когда я открыл глаза, в голубом небе сияло оранжевое Солнце, а надо мной кто-то стоял:
— Как спалось, Стас?
Я узнал голос Руфуса.
— Я видел плохие сны.
— Что ты видел конкретно?
— Чёрного человека и гибель той, которую люблю.
— Что сказать тебе? Чтобы развеять твои сомнения, позволь задать тебе вопрос.
Я молчал, и кролик счёл это знаком согласия:
— Стас, а этот человек был примерно твоего роста?
— Да, и он был одет во всё чёрное.
— А какое у него было лицо: доброе или злое?
— Его лица я не видел, поскольку его закрывал капюшон.
— А он также был чёрного цвета?
— Да.
Руфус выступил вперёд, заложил лапы за спину и заговорил:
— Мне всё стало ясно: во сне ты видел не что иное, как своё отражение.
— Допустим, — сказал я, — а почему тогда та часть меня была в чёрном?
На это кролик ответил так:
— Каждый человек, в том числе и ты, боится своего будущего, отсюда и такая одежда, символизирующая неизвестность в завтра.
— А второй сон?
— Это тот, в котором погибла Клири, не так ли?
Я промолчал. Руфус, как всегда, был прав. Он не торопил меня с ответом, тоже молчал и смотрел куда-то вдаль.
Наконец, я собрался с духом и спросил:
— Скажи, Руфус, что мне делать вот здесь и сейчас?
На мой странный вопрос кролик дал не менее странный ответ:
— Тебе остаётся только ждать и надеяться.
Что имел в виду Руфус, я не знал и даже не догадывался, а если бы и было наоборот, легче, думаю, мне бы не стало. Поэтому я счёл за лучшее предаться рабочему процессу за этюдником, где отдал себя в руки своей в высшей степени безудержной фантазии. Результат работы поразил даже меня самого. Я нарисовал медведя. Нет, животные и пейзажи у меня получались и до того, но, поймите меня правильно, чтобы выходила сразу набело без каких-либо набросков, такого в моей практике художника ещё не было.
Итак, я нарисовал медведя, да не простого, а белого, сидящего в задумчивости на громадной льдине и с тоской смотрящего в неизвестную даль. Спустя час, когда я закончил работу, проснулся Манумар и, прохаживаясь по палубе неторопливой и тяжёлой походкой, сказал:
— Какой странный и красивый зверь. Такого я видел только на картинке, да и то в детстве.
— Охотно верю, — сказал я, хотя на самом деле не поверил, и потому глубоко и тяжко вздохнул.
— Стас, хочу тебе сказать... — великан задумался, явно не зная, как продолжить.
Я прервал молчание и закончил за него той фразой, которую Манумар сам не решался произнести:
— И ты уходишь?
Великан согласно кивнул головой и в этот момент стал похож на фарфорового китайского болванчика, каких иногда продают в галантерейных магазинах. Он продолжал упорно молчать и смотреть куда-то в даль отсутствующим взглядом.
— Почему ты уходишь от нас?
— Стас, я не могу этого объяснить, но чувствую запах порока и странного человека, который уже близко и скоро появится здесь.
— Ты хочешь сказать, он позовёт тебя в даль светлую?!
— Он позовёт меня туда, где я нужнее.
— B таком случае, чего же ты такой мрачный?
— Сам не знаю, Стас, просто мне не хочется вас покидать, но зов крови сильнее.
— Тогда позволь пожелать тебе удачи, что бы ни ожидало тебя впереди!
— Спасибо, Стас. Можно я возьму с собой в дорогу этот холст с медведем?
— Конечно, бери на добрую память, только подожди, когда краска высохнет.
— Что бы ни случилось, я всегда буду вас помнить, — сказал Манумар и пошёл к себе.
Спустя полчаса после его ухода появился Руфус. Перед тем, как заговорить, кролик тщательно умылся водой из реки и причесался.
— Доброе утро! Не правда ли, как хорошо?
— B каком смысле, Руф?
— B смысле погоды, конечно. A ты что такой мрачный?
— Сначала ты со своим «ждать и надеяться», потом этот рыцарь без страха и упрёка. У него, видите ли, зов крови. A что прикажете делать?
— Как что, успокоиться и жить дальше!
— Легко сказать — трудно сделать, — проворчал я. — «И почему всё так нелепо?» — задал я вопрос больше самому себе, чем кому-нибудь ещё.
Однако время шло. Холст с картиной для Манумара высох. Я снял его с этюдника и скатал в трубку, намереваясь при первом удобном случае отдать великану.
Между тем «Агидель», поймав ветер, набрала весьма резвый ход, а поскольку сидеть у рулевого весла было совершенно некому, мне пришлось самому взяться за эту работу. Мало-помалу я опять задумался, глядя на чёрное отражение в воде:
«Да ведь эта река, если вдуматься, очень походит на мою жизнь: она торопливо куда-то течёт, бежит по руслу, сама не зная, где остановится в следующее мгновение своей стремительной, но такой короткой, речной жизни...»
Мои мысли были прерваны пронзительным человеческим криком:
— Пожалуйста, помогите! Спасите! Тону!
Повторилось это два или три раза. Неведомый утопающий явно пошёл бы ко дну, если бы я не заорал во всю мощь своих лёгких:
— Эй вы! Человек за бортом! Все сюда живее!
Это подействовало. На мой крик сбежались все, включая Норда с заспанными глазами. Не буду утомлять вас долгим рассказом о том, как мы вытаскивали тонущего и с каким трудом это было сопряжено. Все трудились, не покладая рук в том числе и Норд, которого мой крик поднял с постели, и он, не успев толком ничего понять и протереть глаза, тем не менее примчался на мой призыв первым и работал всеми четырьмя лапами и даже хвостом.
Когда, наконец, горе-пловца подняли на борт «Агидели» и привели в чувство, вместо благодарности услышали:
— Где мои доспехи? Чёрт побери, у рыцаря должны быть доспехи или нет!
Напрасно Норд пытался его увещевать:
— Послушайте, милейший, как Вас там? Не кажется ли Вам, что не совсем вежливо предъявлять претензии тем, кто Вас только что спас, рискуя своей жизнью!
— A я и не просил меня вытаскивать. Справился бы сам и вас бы не спросил!
— Да, я погляжу, Вы нахал и невежа, мяу! — проговорил кот и, повернувшись к спасённому рыцарю спиной, стал смотреть в голубоватую даль, туда, куда несла свои воды река Чудь.
Что будет дальше, мы не знали, да и не могли знать, зато это знала судьба, которая связала нас вместе, и Чудь, дававшая каждому что-то своё — то, чего у него не хватало.
Спасённый нами человек между тем распалялся всё больше и больше:
— Вы зачем меня спасли? Кто вас об этом просил?
— Вы же сами и просили, а если Вас что-то не устраивает, мы можем опять того... B воду.
— Да уж сделайте одолжение, мне здесь противно. Как Вас, кстати, зовут?
— Руфус.
— Очень странное имя для кролика, — проворчал спасённый, но вовремя замолчал, опасаясь получить довольно ощутимый подзатыльник от разъярённого Руфуса.
Тот всё-таки передумал и вместо того, чтобы ударить самому, позвал Манумара. Когда великан явился, кролик принялся объяснять, что к чему:
— Вот этот злыдень хочет обратно в воду. Говорит, что мы его зря достали.
— A что от меня-то требуется? — не понял Манумар.
— Верни, пожалуйста, всё, как было.
— Пожалуйста, с превеликим удовольствием!
C этими словами великан схватил в охапку недавно спасённого, подошёл с ним к борту «Агидели». Бултых! По воде пошли лишь круги, и злодея словно бы и не было.
— Вот так-то значительно лучше, — констатировал Руфус.
— Будто ничего и не было, — проворчал я тихо, почти про себя.
Пока разворачивались эти события, мы подошли к вечнозелёному сосновому бору. B глубь его вела красная дорожка, вымощенная по бокам белым ракушечником.
— Не желает ли кто-нибудь прогуляться в поисках приключений? — предложил Норд и сразу же посмотрел на Манумара.
Тот против обыкновения не отвёл взгляда и сказал:
— Лично я не против прогуляться туда и обратно, но вернусь ли назад, не ведаю, — он помолчал и несколько мгновений спустя добавил: — B конце концов, снам надо верить и не бояться смерти. Наш род Вайнахов всегда так поступал и мало когда ошибался, — великан ещё раз внимательно на нас посмотрел, затем спросил напрямик: — Кто со мной пойдёт?
За всех ответил Норд:
— Да что там говорить, мы все пойдём с тобой, Манумар, а там будь, что будет, мяу.
Великан молча пожал каждому руку.
Спустя какое-то время мы отправились в путь. Против наших ожиданий по дороге идти было очень легко, и всяческие чудища за деревьями нас пока не подстерегали. Первым нарушил молчание Норд. Он остановился, почесал себе лапой живот и задумчиво произнёс:
— A куда, собственно, ведёт эта дорога?
— A тебе не всё ли равно? Куда-нибудь уж обязательно выведет, — проворчал Руфус и прибавил шагу.
Дальше мы шли в полной тишине, если, конечно, не считать шороха слетающей с деревьев листвы и довольно зловещего шуршания под ногами.. Между тем дорога из ракушечника внезапно кончилась, мы вышли на поляну величиной с футбольное поле. Как раз в это время стало быстро смеркаться, и не успели мы сообразить, что к чему, как совсем стемнело.
— Вот попали. И что же теперь делать, мяу? — запаниковал Норд.
Но кролик со своей обычной рассудительностью успокоил его:
— Не паникуй раньше времени. Сейчас должна из облаков выйти Луна, и будет значительно светлее.
Через пять минут произошло то, о чём говорил Рyфус, и стало светло. Мы увидели, что к большому дереву у левого края поляны привязан человек. Он был на последнем издыхании.
— Манумар! — позвал я громким шёпотом.
И почти тотчас же каменная десница слегка сдавила мне плечо.
—Я здесь, Стас. Что надо сделать?
Я молча показал глазами на привязанного к дереву несчастного пленника. Манумар, надо отдать ему должное, понял меня без лишних слов и принялся за дело. Минут через пять великан подошёл к нам, бережно неся на руках человека, который едва не умер от удушья мгновение назад.
— Ты молодец, что помог ему, — сказал я Манумару, но, заметив его озабоченный и встревоженный взгляд, спросил: — Что с тобой?
— Ничего, Стас, отойдём в сторону.
Мы отошли к большому дубу.
— Стас, — дрожащий голос Манумара стал на мгновение приглушённым. Великан очень волновался, — Стас, это тот самый человек, о котором мне было рассказано во сне, и я теперь точно знаю, что именно с ним я и уйду.
Выслушав Манумара, я спросил:
— Если ты точно знаешь, что уйдёшь именно с ним, почему же твой голос дрожит?
— Это потому, что с вами я оставляю частичку своего сердца. Я понял что можно быть великаном и при моём совсем небольшом росте.
— У тебя недюжинная сила, разве не так?
Манумар засмеялся нервным смехом и продолжал:
— Это вы мне дали физическую силу.
— В каком это смысле? — не понял я.
— Я не сказал всей правды в начале... — он опять тяжело засопел, словно собирался заплакать. — Дело в том, что я родился не только маленьким, но и очень слабым. Для рода горных великанов маленький рост—это не самое страшное, самое страшное — не иметь физической силы, быть слабым. У нас это самый большой позор.
— За слабость тебя и выгнали?
— Не сразу. Пока была жива моя мать, была надежда, что от её молока я вырасту и окрепну, но, к сожалению, она умерла, и меня сбросили со скалы как изгоя. Упал я удачно, на бок. Почти тут же встал и пошёл вперёд.
— А где ты встретил Тиля и Норда?
— На опушке леса. Они стояли и разговаривали, а я подошёл и представился.
— И что было потом?
— Мы отправились куда глаза глядят, попали в туман, встретили тебя.
Манумар замолчал. По его глазам было видно, что он ещё что-то хочет добавить, но я остановил его:
— Я знаю, что ты хочешь, выразить мне свою благодарность. Прошу тебя, не делай этого.
— Почему?
— Да потому, что ты всего добился сам, так как поверил в свои силы.
Мы ещё раз пожали друг другу руки и направились к остальным членам нашей компании.
Спасённый нами человек пришёл в себя и что-то оживлённо обсуждал с Руфусом. Кролик, как всегда, был чрезвычайно сосредоточен, но при нашем появлении отступил назад и произнёс:
— Господин рыцарь, расскажите нашим друзьям историю своей жизни с самого начала.
Человек, которого от неминуемой смерти недавно спас Манумар, выглядел так: коренастый, среднего роста, плотного телосложения. У него были сильные руки с хорошо развитой мускулатурой, широкоскулое лицо, слегка приплюснутый нос, который, по-видимому, не раз был сломан в драках и потасовках. У незнакомца был абсолютно лысый череп, повязанный красным платком невероятных размеров. Одет он был в клетчатую рубашку с коротким рукавом и штаны из дублёной кожи, а на ногах красовались ботинки пятьдесят второго размера армейского образца. К этому следует добавить голубой цвет глаз и пронзительный ледяной взгляд, в котором были решимость и обречённость.
Теперь, когда вы представляете себе облик этого человека, предоставим ему слово, чтобы он рассказал нам свою историю:
— Прежде всего, разрешите представиться, зовут меня Макс Дольфус фон Оленбург.
Родился я четверть века назад в замке с тем же названием. C детства мечтал о чудесах, поединках и схватках с разбойниками и, конечно, о любви прекрасных дам. B подобных мечтах прошло всё моё детство и ранняя юность. Но когда мне исполнилось шестнадцать лет, произошло событие, которое резко изменило мою жизнь. У меня нежданно-негаданно появился родной единоутробный брат. Случилось это так.
B начале осени в ворота замка постучали. Стражники долго не хотели пускать нищего и оборванного бродягу, но в конце концов сжалились и впустили. Бродяга потребовал свидания с баронессой Соей Оленбург. Это была моя мать. Её свидание с бродягой состоялось. Неизвестно, о чём они говорили, но только через несколько часов моя мать вышла в новом платье и торжественно провозгласила, что у нас случилась великая радость: нашёлся мой брат Карий, который был утерян в младенчестве и вот появился спустя столько лет.
Для меня это было большой неожиданностью. Вскоре я стал замечать, что Карий сторонится всех, в том числе и меня. Обычно он, сидя где-нибудь в тёмном уголке, читал какой-то фолиант минувших веков или что-то шептал за завтраком. Я решил проследить за Карием и дознаться, в чём причина его замкнутости. Но в первый раз, когда он отправился к заросшему и тенистому пруду, что был в противоположной от ворот замка стороне, якобы для ловли рыбы, у меня не хватило терпения. Во второй раз, когда Карий поехал на мельницу, расположенную в двух верстах от замка, меня сморил тяжёлый сон. Я проспал без малого сутки, видел кошмары один страшнее другого. Это надолго отбило у меня охоту шпионить за братом Карием.
Так или иначе, жизнь продолжалась, и я переключил своё внимание со странного поведения моего старшего брата на объект своей первой и единственной любви, которая не утратила власть надо мной и по сию пору. Скажу больше, это из-за любви я отправился в долгие путешествия и примерил доспехи странствующего рыцаря, именно из-за любви я оказался привязанным к дереву моим братом Карием. Но лучше я рассказу всё по порядку.
Однажды проснувшись, я увидел у своего ложа Кария. Он долго смотрел на меня, а потом проговорил:
«Нам давно надо поговорить, но ты сторонишься меня. Почему?»
«Я думаю, Карий, ты занимаешься чёрной магией, а мне это не по душе, и против этого я восстаю всем сердцем!»
Карий тяжко вздохнул, а потом заговорил вновь:
«Я, действительно, занимаюсь магией, но не белой и не чёрной, а магией середины, то есть пути... — Карий опять немного помолчал, видимо, ждал от меня вопросов, когда же их не последовало, продолжил: — Ну, да Бог с ним! Думай, как тебе угодно. Дорог на свете много, выбирай, какую хочешь, только пусть эта дорога никогда не пересекается с моей».
Сказав это, он повернулся, чтобы уйти, но я остановил его вопросом:
«Ты хочешь жениться?»
«Да».
«И вступить в права наследника?»
Карий промолчал, но по выражению его лица было видно, что вопрос попал в цель и не требует ответа.
«И кто же твоя избранница, брат?»
Карий упорно не хотел отвечать на мой вопрос, но я, ничуть не смущаясь, повторил его:
«Скажи мне, кто твоя избранница?»
На этот раз Карий мне ответил:
«Эта девушка родом с лесного озера, имя её — Виллиса».
«Это то страшилище с зелёными волосами и крючковатым носом, как у беркута?»
«Да».
Лицо Кария не выражало других эмоций, кроме муки и боли. Больше ни он, ни я не сказали друг другу ни слова и разошлись в разные стороны.
Я с малолетства любил бродить в окрестных лесах, дышать воздухом и любоваться окружающим. Предвижу ваш вопрос, люблю ли я охоту? Отвечу сразу, не люблю. Ружьё или нож беру скорее для самозащиты.
Однажды я отправился в наши фамильные лесные угодья развеяться.
Гуляя по тенистым тропинкам, предаваясь своим мыслям и мечтам, я друг краем глаза увидел ярко-рыжую белку, сидящую на высокой сосне и шелушащую шишку. Мне почему-то пришло в голову, что это не белка, а ни много ни мало заколдованная девушка, и если её привести к чёрному камню, что лежит в центре заветной поляны, то заклятие непременно будет снято.
Вбив себе в голову эту мысль, я поднял с земли первую попавшуюся палку и что было силы ударил ей по стволу сосны. Моё желание сбылось, белка стремглав перелетела сразу через две сосны, и дело пошло. В погоне за рыжей бестией я уходил всё дальше и дальше, не замечая ничего вокруг. А когда опомнился, было уже слишком поздно: чёрный камень и поляна остались далеко позади. Мои ноги привели меня прямо на берег лесного озера.
Не успел я ничего понять и сориентироваться в окружающем пространстве, как чей-то голос, подобный журчанию маленького лесного ручья, чуть насмешливым тоном спросил меня:
«Вы что-то забыли, Максимилиан?»
Насмешливость незримой собеседницы заставила меня оглянуться по сторонам более внимательно. Под сосной громадных размеров, которая словно бы охраняла заповедный выход к озеру, я увидел ту, которую искал всю свою жизнь в мечтах и сновидениях.
«Кто Вы?» — спросил я дрогнувшим голосом.
«Кто я?! Да неужели Вы, в самом деле, не видите, кто я?!»
Я молчал, потому что мой дрожащий и срывающийся голос выдал бы меня и все мои чувства к незнакомке с головой. Она сочла своим долгом представиться мне сама:
«Я из рода Виллис. Зовут Илькисса. Порождена восемнадцать лет назад этим вот самым лесным озером для миссии большой и чистой любви до конца жизни. Восемнадцать лет дают мне право быть совершенно свободной и отправляться, куда вздумается».
Помолчав немного, я спросил:
«Куда бы Вы хотели отправиться?»
«Давай проще, а?» — обратилась ко мне Илькисса.
Я не возражал, и мы пожали друг другу руки в знак вечной дружбы. Поговорив ещё с Илькиссой о всяческих пустяках, я, наконец, отправился к замку самой короткой дорогой. Её мне указала эта девушка — та, которую я полюбил с первого взгляда и люблю до сих пор.
Когда я вернулся в замок, меня встретила новость: мой брат женится. Я не придал этому никакого значения. Я продолжал думать об Илькиссе, как о самом прекрасном создании на земле. Два дня пролетели, как одно мгновение, и вот уже весь замок Оленбург встречал Кария с невестой. Лишь только я бросил на неё случайный взгляд, сердце моё учащённо и быстро забилось, но вслед за этим тревожно сжалось. В невесте Кария я узнал Илькиссу. Я убежал, так как почувствовал, что любовь к этой, в общем-то странной, девушке разгорелась во мне ещё сильнее. Не зная, что мне делать, я, никем не замеченный, выскользнул из главной залы замка, подземным ходом спустился во двор и ушёл гулять в лес. Покружив по лесным угодьям дня два-три, я решил, что пора заглянуть домой, переодеться, захватить кое-что из вещей и уж тогда выйти на стезю странствий по-настоящему. Но вышло так, что во время своих скитаний я сам не заметил, как заблудился, и поэтому побрёл, не разбирая дороги, куда глаза глядят.
Первым, на кого я наткнулся, был серый волк с огромными жёлтыми глазами. Оружия у меня не было, и я предпочёл немного отступить и спрятаться за дерево. Каково же было моё удивление, когда волк, перекувырнувшись через голову, превратился в брата Кария и, отряхнувшись, как ни в чём не бывало пошёл себе дальше. Видимо, Карий не заметил меня. Если бы это произошло, мне бы не поздоровилось.
«Вот это да! Он оборотень! И что же мне теперь делать?» — подумал я.
Я шёл напролом сквозь глухую чащу, всё ещё надеясь выйти на знакомую тропинку и попасть домой, но какие бы усилия я ни прикладывал, всё было напрасно. Я совсем было отчаялся и мысленно приготовился к самому худшему, как вдруг всё разительным образом изменилось: непроглядная тёмная чащоба сразу сменилась большим светлым пятном впереди. Увидев просвет, я с новыми силами и надеждой двинулся вперёд. Деревья расступились, я вышел на большую поляну. В её центре рос громадный дуб с раскидистой кроной. Над деревом висел серп Луны оттенка белого золота и старый великан был полностью залит лунным светом. Эта простая картина настолько очаровала меня, что я стоял и смотрел на неё, как заворожённый. Мне казалось, что от рассыпанных в небе звёзд, света Луны, могучего дуба-великана у меня прибавилось сил и теперь я смогу преодолеть всё, что угодно, чтобы найти Илькиссу, прижать её к своей груди и больше никуда не отпускать пока стучит моё сердце, а душу наполняет чувство любви.
Внезапно я заметил, что под дубом кто-то лежит. Сначала я подумал, что это ещё один оборотень, потом принял его за труп. И только увидев, что лежащий под деревом изменил своё положение, понял, что передо мной живой человек Страх мой прошёл, и я вплотную подошёл к нему. Хотя я старался ступать очень тихо, чтобы не разбудить спящего или раненого человека, при первом же шорохе он открыл глаза и, с трудом разлепив пересохшие губы, произнёс:
«Вот и ты. Я ждал тебя».
Его голос был глухим, хриплым, но я смог различить слова.
«Вы рыцарь?» — спросил я первое, что пришло в голову.
«Да, я рыцарь, хотя и без...»
Говорящий на мгновение потерял сознание, взор его затуманился, но через некоторое время это прошло. Запёкшиеся губы зашевелились, и лежащий произнёс:
«Кто Вы?»
Я назвал себя.
«Сама судьба послала мне Вас, фон Оленбург!»
«Послушайте, Вы непременно поправитесь и продолжите свой путь...»
Своим тоном я старался ободрить неизвестного рыцаря, но мои доводы были напрасны.
«Послушайте, Вы, мальчишка, что Вы можете знать о судьбе, когда она превращается в непреодолимую муку и уже не доставляет ничего, кроме боли и отвращения. Ты уже не живёшь, а лишь покорно плывёшь по её течению!»
«Вы так говорите, словно испытали всё в своей жизни, и она Вам более неинтересна».
Незнакомец печально улыбнулся:
«Оленбург, Вы попали в точку. Что ещё хотите узнать? Я расскажу Вам всё!»
«Как Ваше имя?»
«Сезар. Во всяком случае, меня так когда-то звали».
«Как Вы здесь оказались, под этим деревом?»
«Во всём виноваты странствия и тоска».
«Как всё это началось?»
«На ярмарке в моём родном городе».
«Что же там произошло?»
«Ничего особенного, просто я пригласил на танец девушку и влюбился в неё c первого взгляда».
«А кто была Ваша партнёрша?»
«Смерть, чёрт побери!»
От этих слов Сезара на меня повеяло холодом; но я не подал вида:
«Неужели сама смерть?»
Я пристально посмотрел ему в глаза, стараясь найти там хоть каплю иронии, но всё было напрасно. Его взгляд был совершенно серьёзен.
«А потом?»
«Потом мы полюбили друг друга и...»
«Смерть тоже полюбила Вас?» — перебил я его.
«Представьте себе, как любая женщина, страстно и пылко».
«Ну, а дальше?»
«Через три дня Танату унёс северный ветер, и я остался с надломленной судьбой и разбитым сердцем, обречённый до конца своих дней на вечные страдания, одиночество и душевные муки».
«Неужели Вам больше никто не нравился, кроме Танаты?» — удивился я
«Нет, я остался верен ей до самого конца!»
Сезар замолчал, видимо ожидая новых вопросов. A я всё смотрел в его волевое, чуть бледное лицо, будто хотел найти в нём то, чего мне самому не хватало в жизни. Сезар ничего не говорил. Он отвернулся и смотрел куда-то невидящим взором. Я подумал, что надо как-то закончить разговор и задал очередной вопрос:
«Как выглядела Таната — любовь всей Вашей души?»
«Оленбург, я и сейчас вижу её лицо перед своими глазами, словно мы расстались только вчера: рыжеватые волосы почти цвета подсолнечника, ярко-голубые, как июльское небо, глаза, маленький чуть вздёрнутый нос, который совсем не портил её».
«А как она была одета?»
«Не помню».
Сезар тяжело вздохнул, закрыл глаза и опять повернулся на бок лицом к дубу.
Не помню, сколько прошло времени, а я всё стоял, задумавшись, пока его голос не вернул меня к действительности:
«Эй, Дольфус! Вы, я вижу, задумались!»
Я быстро повернулся и увидел Сезара, лежащего на животе. Голова его была высоко поднята, а взгляд больших серых глаз был направлен прямо на меня. Во время разговора рыцарь для пущего удобства подпирал голову рукой.
«Я к Вашим услугам!»
«Можете ли Вы сделать в точности то, о чём я Вас попрошу?»
«Да!» — без колебания согласился я.
«Я не сомневался в Вашем ответе и теперь могу полностью довериться Вам, дабы Вы, Оленбург, выполнили мою последнюю волю».
По глазам Сезара было видно, что он не шутит.
«Так в чём же состоит Ваша просьба?» — спросил я.
«Оленбург, видите ли Вы в конце поляны чёрный валун огромных размеров?»
«Да».
«Так вот, я сообщу Вам одно заклинание. Его я узнал случайно во время своих долгих и бесплодных странствий. Когда мои глаза в последний раз увидят закат, а я чувствую, что это случится сегодня, когда полностью стемнеет и на небе появятся звёзды, Вы громким шёпотом произнесёте это заклинание, а потом громко хлопните в ладоши. Затем возьмёте вот этот кожаный мешок и переоденетесь в моё запасное бельё. Не бойтесь, Оленбург, с Вами ничего не случится. Эта одежда лучше всяких доспехов, можете мне поверить!»
Я продолжал стоять в некоторой нерешительности, а Сезар всё говорил и говорил:
«Когда переоденетесь, — продолжал рыцарь, — завяжите мешок потуже и закиньте подальше в лес, в самую глухую чащобу. Там ему самое место. На этом мешке из кожи быка лежит заклятие. Хотите знать, кто его наложил, Оленбург?»
Он очень внимательно на меня посмотрел.
«Неужели Вы?» — догадался я.
Сезар утвердительно кивнул головой.
«А разве Вы, будучи рыцарем, не верили в Бога?»
«Верил. Когда был помоложе, примерно таким, как Вы, верил».
«А потом?»
«Потом встретил Танату и забыл про всё на свете».
«И всё же, Сезар, я Вас не понимаю. Как можно полюбить саму смерть?»
«Что сказать Вам на это. Я полюбил ту, о которой мечтал, и ни о чём в своей жизни и судьбе не жалею».
«Но ведь Вам пришлось много и бесплодно страдать».
«Да, пришлось, но и о страданиях я ничуть не жалею».
«Если всё начать сначала, Вы бы прожили жизнь так;же?»
«Да, но без тех ошибок, которые, к сожалению, совершил. Например, я никогда не стал бы заниматься магией с целью вернуть Танату».
«А я бы с удовольствием вернул Илькиссу, лишь бы она не стала невестой Кария!» — произнёс я с вызовом и заметил, что глаза рыцаря вновь заблестели живым и радостным блеском жизни.
«Как Вы сказали, молодой человек... Карий?»
Я утвердительно кивнул головой.
Сезар нахмурился, а потом вновь заговорил:
«А знаете ли Вы, Оленбург, кто такой Карий?»
Я помолчал и не придумал ничего лучшего, чем ответить:
«Конечно, знаю, он мой сводный брат».
В ответ Сезар рассмеялся тихим и злым смехом:
«Вы, правда, так думаете?»
«Да».
Сезар заговорил, глядя мне прямо в глаза:
«Так знайте же, Оленбург, Карий никогда не был и не будет Вам братом!»
«А кто же он тогда?» — спросил я, хотя сам уже давно догадывался обо всём.
«Чернокнижник и оборотень! Маг большой силы, но, надо отметить, небольшого ума».
«Значит, Илькисса — это только предлог?»
«Позвольте узнать, кто такая эта Илькисса?» — спросил Сезар с явным интересом и лёгкой, почти незаметной, усмешкой в глазах.
«Это девушка, которую я люблю и, мне кажется, навсегда!» — с лёгкой запальчивостью воскликнул я.
«Оставьте эмоции, Оленбург, я верю в Ваши чувства. Я хотел бы узнать, откуда появилась эта Илькисса?»
«Это дочь лесного озера».
«Всё понятно. Я хочу Вам пожелать, Оленбург, чтобы вы шли до конца и боролись за свою любовь!»
«Это невозможно...»
«Бросьте, Оленбург! Всё возможно в жизни, хотя и не часто. Дочь лесного озера — это всё-таки лучше, чем мой случай, потому что, когда ты полюбил смерть, у тебя не остаётся вариантов. В Вашем случае их множество и все в той или иной степени со счастливым концом».
«Сезар! — В первый раз за время нашего знакомства я назвал этого странного человека по имени. — И всё-таки, что же мне делать?»
«Ничего особенного, просто идти своей дорогой, только и всего». — ответил он.
«Это значит, вернуться назад в замок и переждать?»
«Нет, это означает, идти своей дорогой всегда и везде!»
Тут я попытался остановить Сезара и сказал ему:
«Вам, может быть, и многое известно, но только не моя судьба!»
«Ошибаетесь, молодой человек, — возразил он. — Когда я закончил изучать магию, то в качестве экзамена взял судьбу какого-то человека и разложил её на составные части. Только после разговора с Вами я понял, что увидел именно Вашу судьбу, Оленбург».
«Если Вы в самом деле знаете мою судьбу, расскажите, что меня ожидает?»
«К сожалению, молодой человек, вот этого-то я сделать и не могу».
«Почему?»
«А потому, Оленбург, что каждый должен найти свою судьбу сам, не зная, что его ждёт впереди».
«Но хоть что-то может служить мне поддержкой в пути?»
Сезар молча кивнул головой:
«Ваша опора, Оленбург, — это проведение и любовь к Илькиссе».
«Но найду ли я её?»
«Непременно найдёте, правда, не сейчас».
«А когда?!» — спросил я, сгорая от нетерпения.
Но к удивлению своему услышал холодный и пространный ответ:
«Вы встретите Илькиссу тогда, когда Карий найдёт свой конец от рук того, кто станет Вашим спутником и оруженосцем, с кем вы пройдёте вместе много дорог».
«А как же Илькисса?»
«Не знаю, мой друг, не знаю. Душа женщины, пусть даже она и волшебницы, для меня сплошная тайна. Успокойтесь и верьте, что так оно всё и будет».
С Сезаром мы больше не разговаривали до самого заката. А потом он открыл глаза, посмотрел на меня и твёрдо произнёс:
«Вот и всё, Оленбург, мне пора уходить в лучший мир. Прошу Вас, сделайте всё так, как я говорил Вам. Идите своей дорогой, по возможности не оглядываясь. Дай вам Бог найти то, что Вы ищите. Желаю этого Вам от всего сердца!» — И с этими словами Сезар испустил дух.
Я исполнил всё, что просил он, а потом, оглядевшись, пошёл вперёд. Меня уже больше ничего не страшило, я просто не замечал свой страх, когда преодолевал очередную преграду. По ночам, когда на меня наваливался тревожный и тяжёлый сон, я видел Илькиссу, подходил к ней, брал её за руку и долго-долго смотрел в глаза. Мой путь был трудным. Повидал я многое, всего и не вспомнишь.
Примерно месяца два назад я очутился около излучины реки Чудь, о чём мне поведал местный сторож Юрка Лейкин. Он указал мне, куда идти, прибавил, что у меня несколько странный вид, и посоветовал, не мешкая, двигаться через лес на другую сторону Чуди. Тут же Юрка попросил у меня денег, а когда их не оказалось, сразу сник и сказал, чтобы я шёл к такой-то матери. Я не замедлил последовать его совету.
Выйдя к другому берегу реки, я вдруг почувствовал запах гари и почему-то сразу подумал о Карии:
«Вот; и; всё,; круг; замыкается,; мы; опять; друг; против друга,; и; от; того,; кто; победит,; зависит,; увижу; ли; я; Илькиссу или; нет».
Я прибавил шагу и направился в ту сторону, откуда дул ветер. Лес обступил меня неожиданно, так что я немного испугался, но быстро взял себя в руки и двинулся дальше. Шёл я долго, а когда устал, устроился под каким-то деревом в центре поляны и сам не заметил, как уснул. Мне снилась узкая песчаная полоска, идущая вдоль синего безбрежного моря. Я был не один; рядом со мной была Илькисса. Мне было приятно держать её за руку, вдыхать запах её волос и время от времени видеть её мимолётную улыбку. Этот сон повторился два или три раза, потом всё стало пусто и темно, и я понял, что пора просыпаться.
Однако что-то мешало мне глубоко вдохнуть полной грудью. Первой мыслью было сбросить невидимые путы. Едва я попытался вспомнить и прочитать контрзаклинание, как меня сильно ударили по голове чем-то тяжёлым, и сознание моё тут же полетело в чёрную яму пустоты.
Наш странный путник вдруг замолчал, тяжко вздохнул и почему-то посмотрел вниз на свои ноги, обутые в армейские ботинки.
Паузой не преминул воспользоваться кот, который тут же задал вопрос:
— На этом Ваша история закончилась, мяу?
— Почти. Когда я очнулся, то увидел вас, друзья мои, и почему-то рассказал вам свою историю.
— Да, странная история, — отметил я. — Она, Дольфус, больше походит на сказку или легенду, чем на жизнь обычного человека
— Знаете, я и сам иногда так думаю, но поделать с этим, увы, ничего не могу.
Тут опять вмешался Норд:
— А Вас никто и не заставляет что-то делать. Кстати, а куда Вы направляетесь?
— Ещё не думал об этом.
— Странно... — не отставал кот.
— Ну, во-первых, я всё ещё очень боюсь Кария, мало ли что придёт ему в голову, а вовторых...
— Насчёт Вашего братца можете не беспокоиться, он на дне реки и вряд ли оттуда всплывёт, по крайней мере, в ближайшее время, мяу.
Услышав, что Кария больше нет, рыцарь посветлел лицом, а в его взгляде не осталось грусти и печали, какие были ещё мгновение назад.
— В таком случае, я пойду на восток и попытаюсь найти Илькиссу. Только для этого мне не хватает спутника. Одному идти, согласитесь, скучно. Я становлюсь стар, да и в пути иногда необходимо с кем-нибудь перемолвиться словом.
При последних словах Дольфуса мы все, как по команде, посмотрели на Манумара. Он понял, что от него требуется: поочерёдно подошёл к каждому и дружески пожал всем руку или лапу, а потом постоял, задумавшись, и, наконец, сказал:
— Друзья мои, мне было хорошо с вами, вы меня многому научили, но теперь я вижу, что Максу я нужнее, поэтому ухожу с ним.
Выслушав эту речь, каждый пожелал великану удачи, но трогательнее всех был кот. Он расплакался от избытка чувств и всё вытирал глаза лапами, отчего они покраснели. Руфус, напротив, был сдержан и не показывал своих эмоций. Я же ограничился тем, что ещё раз крепко пожал руку Манумару и Дольфусу.
Наконец, церемония прощания была позади, и мы втроём остались на поляне под деревом, а рыцарь со своим оруженосцем отправились в туманную даль по едва заметной лесной тропе. Я поглядел на удаляющуюся пару, и у меня в голове пронеслось:
«Вот и ещё что-то ушло, как будто ничего и не было».