Это сладкое для любого рыбака-минчанина слово вызывает непроизвольную улыбку при его упоминании, поскольку каждый, хотя бы однажды, побывал на этом водоеме и сохранил в памяти приятные воспоминания о рыбалках на его просторах. Для минчан Вилейка – то же, что для москвичей Рыбинка, крупнейшее водохранилище, богатое рыбой. Вилейка – принятое в обиходе рыбаков, краткое название Вилейского водохранилища, построенного в середине семидесятых годов и являющегося частью Вилейско-Минской водной системы, обеспечивающей питьевой водой ряд районов столицы. Длина его около тридцати километров, ширина – до трех, глубина до тринадцати метров и создано оно на месте слияния двух рек – Вилии и Сервечи в восьмидесяти километрах от Минска.
Водоем очень богат рыбой разных видов и, несмотря на мощный рыболовный прессинг, с годами меньше ее не становится. Интересно наблюдать колонну машин, идущих ранним утром выходного дня по трассе в сторону Вилейки и такую же обратно поздним вечером. Сотни одержимых рыбалкой спешат попытать рыбацкого счастья. Кто-то едет за белой рыбой – лещом и плотвой, а кто-то за хищником – щукой, окунем, судаком. Не каждый экипаж везет домой богатый улов, но в этом-то и главная интрига рыбалки – в ее непредсказуемости. Несмотря на необъятные просторы водохранилища, в некоторых местах, особенно зимой, собирается масса рыболовов, исчисляемая сотнями и, ловля идет плечом к плечу. На льду вырастает целый город из палаток охочих до плотвы и подлещика и разворачивается соревнование прикормок. Прикармливают рыбу щедро и разнообразно, ведь: «Не покормишь – не поймаешь» и она, привыкнув к дармовщине, держится таких мест. Одно из них расположено между деревнями Рабунь и Чижевичи, где старое русло реки подходит вплотную к берегу и доступно легко. К сожалению, такая толпа на льду создает ряд проблем, связанных с низкой культурой некоторых рыболовов и не способствует нормальному лову: мусор и физиологические отправления на льду, громкие разговоры тех, кто вырвался на лед от жены не ловить, а вдоволь напиться, нередки выяснения отношений при обильных возлияниях.
Мне довелось наблюдать за становлением и развитием ихтиофауны водохранилища с самого момента его образования. Моему отцу – ихтиологу было поручено изучить видовой состав, численность популяций рыб, динамику их развития, определить рыбопродуктивность этого нового, недавно заполненного водохранилища, в чем я ему с удовольствием помогал в свободное время. В течение ряда лет мы проводили научный лов в самых разных местах: в верховьях выше деревни Сосенки, у Рабуни, Матчиц, Рыбчина, Чижевичей, рыбозаградителя и других. Ежегодно, до начала лета отец запасался разрешением на научный лов рыбы – гербовой бумагой с множеством согласований министерств и главков, позволяющей ловить рыбу сетями, то есть, с отступлением от действующего законодательства. Для лова у нас была лещевка – трехстенная «путанка» с крупной ячеей, высотой метра два и длиной семьдесят метров, «путанка» поменьше и по длине и по размеру ячеи и несколько «жаберниц»- одностенок для ловли плотвы и другой более мелкой рыбы. Этих сетей обычно хватало для отлова 15 – 20 килограммов рыбы за выезд, редко попадалось больше, а больше и не надо было, слишком много с нею возни. Моей задачей являлся лов: выбор места, постановка и снятие сетей, выборка из них рыбы, приведение сетей в порядок после лова. Задачей отца отбор и обработка материала: замеры длины и других параметров каждой особи, взвешивание, отбор чешуи в бумажный пакетик, определение пола, что предполагало вскрытие брюшной полости, запись всех этих данных в журнал. В общем, работы хватало, вдвоем не справиться и я брал кого-нибудь из друзей на помощь – грести в лодке, выбирать рыбу из сетей, собирать дрова для костра, записывать в журнал данные, которые отец диктовал. С резиновой лодки сети ставить неудобно, особенно громадную лещовку, поэтому приехав на водоем, первым делом ехали в ближайшую деревню на берегу за деревянной лодкой, хозяину которой платили трешку за ее эксплуатацию. Редкий хозяин лодки, узнав для чего она нам и что это совершенно законно, не попросился поучаствовать в такой рыбалке, тем более, что отец у костра обычно наливал всем участникам по рюмке ректификата, который местные называли «чорт». Молва о нас разнеслась по всем окрестным деревням, и местные рыбаки считали за честь порыбачить с «профессором» - так они называли отца. Однажды мы решили порыбачить возле Рабуни, заехали в деревню, договорились насчет лодки, что ее за трояк пригонит к кладбищу на полуострове местный житель Николай, а сами поехали туда разбивать лагерь и готовиться к рыбалке с ночевкой. Были мы втроем: отец, мой товарищ и я. Николай, пригнавший лодку, тоже остался с нами добровольным помощником. Все складывалось удачно – погода хорошая, русло подходит близко к берегу и я удачно выставил лещовку и вторую «путанку» на глубине, а жаберницы на бровке. Поставили палатку, посидели у костра, перекусили, хлебнув по глотку «чорта» и Николай ушел домой спать, сказав, что на рассвете придет помочь и затем забрать лодку.
На рассвете, с приходом Николая, я снял сети, в которые набилось много леща до килограмма весом и в одностенки плотвы. Другой рыбы почти не было. Доставив улов на берег, мы втроем стали вынимать рыбу из сетей. Работа эта долгая и нудная. Бывает, рыба так перекрутит дель с режью, что с одной возишься несколько минут, чтобы достать. Отец, как всегда, застелив клеенкой крышку багажника машины, устроил себе рабочий стол и приступил к замерам и отбору материала. Все это хорошо просматривалось с воды, так как мы перебирали сети на песчаном пляже, чтобы сучки и травинки не цеплялись за дель.
Вдруг наш Николай, ни слова не говоря, все бросил и со всех ног помчался в прибрежные кусты. Не поняв в начале, чего он испугался, мы обернулись к воде и увидели, что к нашему берегу на полном ходу, стелясь в глиссе по воде, мчится «Казанка». Я догадался, что человек в ней – инспектор рыбнадзора. Шел он красиво, напоминая одинокого всадника, летящего во весь опор. Полагаю, что это был психологический ход с его стороны, так как, глядя на него, возникали мысли о неотвратимости наказания и невозможности скрыться. Видимо, издали высмотрев в бинокль, чем мы занимаемся, он применил эту свою коронную атаку и был удивлен, почему убежал только один. Раньше разбегались все, побросав орудия лова, а эти как разбирали сети, так и продолжают.
- Что здесь происходит? – задал вопрос инспектор, представившись, когда лодка ткнулась в берег, и он выскочил из нее.
- Извините, руки в рыбе, - ответил отец, здороваясь. – Саша, покажи разрешение.
- Научный лов, все законно,- сказал инспектор, изучив досконально документ. – А почему же тогда один убежал?
- Условный рефлекс, - улыбнулся отец. – Не смог пересилить страх местный помощник.
Посмеявшись вместе с нами, инспектор залез в лодку и отбыл.
Через пару минут из кустов, не поднимая глаз, вылез Николай.
- Чего же ты убежал, ведь все законно? - спросил отец.
- А черт его знает. Как увидел, его летящим над водой, так ноги сами понесли,- смущенно ответил Коля.
А сколько других, веселых и не очень историй можно еще рассказать о Вилейке, но это, пожалуй, более уместно у рыбацкого костра.
В первые годы отцовских исследований, в наши сети-трехстенки попадался лещ до килограмма. Более крупных особей не было – не успел вырасти. В жаберницы лезла плотва в больших количествах. Лещ, как ему и положено, держался на русловых глубинах, а плотва на бровках. Другой рыбы в сети попадалось не много: окунь, реже щука и крайне редко судак. Причем, через пару лет после заполнения пятикилограммовая щука уже была не редкостью. Это свидетельствовало о том, что в водоеме сложились благоприятные условия для размножения и роста рыбы, что подтверждается обилием рыбы и сейчас, спустя сорок лет.
После завершения отцовских исследований, я стал ездить на Вилейку, как обычный рыболов-любитель, причем зимой чаще, чем летом. С моим напарником – мастером зимней рыбалки мы не раз ночевали в деревенских хатах в Чижевичах и в Вязани, иногда по две незнакомые между собой бригады в одном доме. Условия ночевки были далеки от идеальных, но на что только не пойдешь, чтобы провести два дня на льду любимого водоема. Сейчас рыбаки предпочитают ночевать и одновременно ловить в палатках на льду и ловят ночью успешно, но, сколько разного имущества тащят они на санках от машины к месту ловли! Иногда за раз не затаскивают и ходят дважды. Ночники достойны уважения. Не всякий рыбак готов не спать и терпеть сутками неудобства ради улова. Ловили мы зимой, в основном, белую рыбу на русле в разных местах: у Косуты, Чижевичей, Ермоличей, Матчиц, Рыбчина и редко оставались без улова. Основу его обычно составляли подлещики с плотвой, нередко попадался окунь и королевский икряной вилейский ерш. Прикармливали мы самодельным прикормом, состоящим из панировочных сухарей, молотых семечек, вареной пшенки и ячневой крупы. Мотылем кормили редко: во-первых – дорого, а во-вторых – под лункой собирается множество мелкого ерша, который не дает подойти к приманке нужной рыбе. Снасти использовали традиционные: поплавочные удочки с крючком или мормышкой, реже ловили на игру, в том числе и безмотылками.
Неоднократно пробовал я ловить судака на поролоновые приманки и виброхвосты, но похвалиться обильными уловами и весомыми трофеями не могу. Зимой ловил, но не часто, поскольку не являюсь приверженцем этого вида рыбалки, щуку на ставки, однако не раз наблюдал поимку крупных щук и увесистых судаков соседними рыболовами. Однако, пойманы они были, можно сказать, незаконно: ставки без присмотра оставлялись на ночь и их количество явно превышало нормативное.
В заключение могу сказать, что при желании и соответствующем серьезном отношении к рыбалке, на Вилейском водохранилище уловы могут быть такими, что санки к машине еле тащишь и ни на каком другом водоеме в Беларуси столько не поймаешь.