К началу июня всё взбесилось. Все, все ждали летнего наступления русских. И каждый день отсрочки был нами не заслужен, каждый такой день был проклят. Потому что он был. Потому что в этот день мы работали. Каждый такой день уносил чьи-то жизни. Не надо думать, что при диверсиях на железке не гибли партизаны. Гибли. Ох, как гибли, потому что дорога особенно тщательно охранялась. Потому что с партизанами и воевали тут только из-за этой проклятой железки. Там, где её не было, ни у полицаев, ни у немцев уже не было ни сил, ни желания воевать по-настоящему с партизанами. Огромные куски лесов с деревнями и сёлами стали недоступны для немцев. Только оттуда, где есть особая нужда – железка или шоссейка, место выгодное для обороны или ещё что важное - немцы выживали, выкуривали, выдавливали партизан всеми силами, и, если того требовали обстоятельства, то вместе со всем живым уничтожали. Потому что партизаны стали к тому времени основой всего живого на белорусской земле. Война шла своим чередом, а я приспосабливался к ней, как мог. Пытался ещё раз послать письмо в отряд, но обнаружил, что и старые мои послания всё ещё на месте. Связь прервалась полностью. И это накануне…
То, что началось двадцать второго июня, никто не оценил. Неправильно это оценили и двадцать третьего. А потом началось…, немцы и иже с ними бежали, как красноармейцы в сорок первом. В тех же числах. Только с востока на запад. Бежали, как попало, бросая раненых, технику, имущество. Сначала по Белоруссии, как и тот раз, в сорок первом, покатились штабы. Теперь уже немецкие, и - на запад. У нас, в Проже, тоже остались только силы охраны железной дороги, но тут же, не успела осесть пыль за штабными, покатились и они… Но уже к этому времени многие полицаи исчезли, многие бросали всё и уходили с немцами. Впрочем, те брали полицаев с собой неохотно – транспорта не хватало, а потому особо ретиво спешащие на запад приспешники рисковали получить и пулю между своих преданных глаз. А преданность хозяевам может быть оплачена и предательством. Это уж от хозяев зависит. Но, хозяев не выбирают. Выбирают либо жизнь, либо смерть. Кто-то выбирал и свой особый путь, но, здесь таких было мало. Ушедшие в банды, без поддержки быстро гибли. Или старались уйти прочь отсюда. Прочь из того места, где война и смерть оставили такой отпечаток, что люди эти просто не могли думать о чём-то другом, чем о покое на своей земле. Именно за этим покоем скоро будут уходить вместе с Красной Армией оставшиеся мужчины Белоруссии дальше на запад, хотя, казалось, что отдали они уже свою дань этой беспощадной войне. Кровью и потом. Женщинами своими и детьми. Собой. С избытком…
…Уходить с немцами я не собирался. Но и оставаться просто так было опасно – в горячке войны бывают особые моменты, когда врага не очень хотят видеть живым. После того, что красноармейцы успели увидеть на освобождённых землях России, Украины, а теперь и Белоруссии, сомневаюсь я, чтобы они долго стали выяснять, кто одет в немецкую форму с какими-то там особыми нашивками…тем более с этими нашивками. Одно слово – предатели. И кара за это во все времена была одна. Выбирать не приходилось, и я, завладев заранее подходящей штатской одеждой, рванул вместе со всеми в Могилёв. Нет, я мог позволить пошить себе новую одежду полностью – нам платили содержание, а тратить его, кроме как на водку и доступных женщин, было не на что. Но новая одежда выдала бы меня сразу – слишком разорено всё было вокруг, и человек во всём новом бросался бы в глаза, как дурак на ярмарке. Как я достал эту одежду: вопрос особый. Говорить об этом мне не хочется. Тут и без рассказа всё ясно. Припрятав свой аусвайс в могилёвских руинах, имея немного денег и в рублях, и в оккупационных марках, я стал ждать своих, прячась от наших…
Было желание, не скрою, завладеть чьими-нибудь документами. Даже ценой чужой жизни. Было. Я ж понимал, что не надоказываешься, что я был с партизанами. В двух отрядах меня знало-то всего шесть человек. И жив ли кто из них - ещё большой вопрос… понимал я и то, что, если я не докажу свою помощь партизанам, то живым мне не быть. Особенно тут, в Белоруссии. Скрываться под чужим именем мне не привыкать – почти полтора года я - Афанасьев. Толку, что Иван. Но не случилось с документами – Бог уберёг.
После освобождения Могилева меня в течение двух недель вычислил СМЕРШ. Как вычислил – при обмене аусвайсов подвергались проверке все. Особенно же те, у кого не было документов. Вот и меня задержали, потому что у меня не было ничего. Потом начались проверки. А потом завертелось – нашлись такие умники из полицаев, знавших меня, которые решили затеряться в городе. Построение задержанных, идущий вдоль строя бывший полицай, ткнувший молча пальцем в меня …, и вот я в ваших руках, гражданин майор.
Это всё, что я Вам могу поведать…
Продолжение: http://www.proza.ru/2019/01/19/1097