Приложение-4. Упрощения в теории

Владимир Морозов 5
             К сожалению, многие люди имеют склонность упрощать некоторые важные положения марксистской теории. Казалось бы, что здесь плохого? - ведь так гораздо легче понять.

     Но речь идёт не об упрощении формы при сохранении того же содержания (это было бы действительно хорошо и полезно), а об упрощении самого содержания, в результате чего какие-то очень существенные его стороны пропадают.

     Я подумал, что перечисление этих упрощений может оказаться полезным для тех, кто, может быть, в ином случае поддался бы соблазну "простоты", вместо того, чтобы пойти пусть более сложным, но зато более правильным путём.

     Давайте попробуем дать перечень наиболее распространённых упрощений, имеющих устойчивое хождение среди людей, причисляющих себя к марксистам.

               
                1.


                Начнём с самой "умной" темы - с философии.

            1). Часто встречается мнение, что глубокое понимание марксистской философии вообще и марксистской диалектики в частности не является чем-то очень нужным. Я даже встречал утверждение, что очень большое внимания к этому означает просто обывательско-интеллигентское прятание от живой революционной практики.

    Конечно, это неправильно. Знание общих положений марксистской философии помогает найти верное направление при решении конкретных и практических задач. Другое дело, что в практическом общественном движении есть функция рядовых участников и есть функция руководителей. Да, вероятно, рядовой участник свою функцию выполнит и так. Но руководителю нужны, конечно, знания более высокого уровня.

            2). Нередко встречал невольное отождествление понятий "материальность" и "вещественность". Видимо, такое упрощение более удобно этим людям. Однако понятие "материальность" всё же отличается от понятия "вещественность".

     Да, конечно, материя, прямо ли или косвенно, вещественна, но главное в философской категории "материя" то, что эта вещественность объективна, то есть существует независимо от нашего сознания и по своим собственным законам. Это и обозначается понятием "материальность".

     Эта важная мысль невольно выпадает у "вещественников", из-за чего им потом трудно понять, что означают в материалистической философии категории "идеального" и "субъективного".

            3). По категориям "идеального" и "субъективного" распространённое крайнее упрощение состоит в том, что одни зачастую считают это одним и тем же, то есть синонимами, а другие даже докатываются до такой ерунды, как "нематериальность субъективного".

     В то же время здесь, по-моему, и нет никакой необходимости упрощать. Суть дела ведь и так совсем не сложна. "Идеальное" означает - "нематериальное". Но нематериального в мире нет. Вот почему термин "идеальное" употребляется, как правило, лишь когда речь идёт о критике несуразных идеалистов, а в положительном смысле марксистская философия его совсем не рассматривает или, в крайнем случае, употребляет просто как вспомогательный оборот речи, говоря о сфере идей.

     Категория же "субъективное" означает - "отражённое сознанием". Мозг человека материален; процессы, происходящие в нём, также материальны. Просто одно дело - сам объект внешнего мира, а другое дело - его отражение в материальном мозгу. Какая между ними разница? Внешний объект не зависит от состояния мозга и существует по своим собственным законам, а отражённость от состояния мозга зависит и с законами внешнего объекта прямо не связана.

     Итак, "субъективное" не значит - "нематериальное". "Субъективное" - это вполне материальная отражённость в материальном мозгу внешнего материального мира.

            4). Упрощение понятия "субъективное" делает невозможным для этих людей правильно понять вопрос о так называемой "свободе воли".

     Они выходят из этого тупика опять-таки своим любимым приёмом упрощения. Одни заявляют, что никакой "свободы воли" нет, что всё предопределено внешним миром. Другие же говорят, что "объективное" внешнего мира и "субъективное" человека имеют равные права. Есть и такие, которым больше нравится не только упрощённая, но и внешне очень эффектная мысль, что будто бы при формировании плана действий "субъективное" имеет гораздо большее значение, чем "объективное", или даже единственно определяющее значение. Эти путаники даже выдают такую мысль за вершину революционности.

     В действительности же дело обстоит не так, а чуть посложней.

     Внешний объективный мир действительно определяет поведение человека. Но не непосредственно, а через посредство субъективного отражения.

     Человек при формировании плана действий действительно руководствуется не самим внешним миром прямо, а теми отражениями, которые есть у него в мозгу.

     Но понятно и то, что между отражением и действительностью может существовать различие, отражение может недостаточно полно и всеобъемлюще отражать действительность. Тогда действия человека окажутся не совсем верны. Столкнувшись с последствиями этих не совсем верных действий, человек будет вынужден более внимательно присмотреться к действительности и нужным образом поправить своё субъективное отражение. Так постепенно, шаг за шагом, "объективное" влияет на поведение человека в нужном направлении.

     Вот в каком смысле мы говорим о "свободе воли" человека, - в смысле его руководствования прежде всего своим субъективным отражением. И вот в каком смысле мы говорим об "объективной предопределённости", - в смысле всё-таки установления в конечном счёте соответствия действий людей объективным законам.

            5). Близким к предыдущему пункту является и марксистское положение о "практике как критерии истины".

     Часто встречающееся здесь упрощение заключается в том, что под "практикой" подразумевают практику отдельного человека. На самом же деле марксизм говорит, что критерием истины является не практика вообще, а именно "общественная практика". Это очень важное слово, его отбрасывать нельзя.

     Ограниченная по времени и месту практика отдельного человека может и не давать ему истины, а может даже в некоторых случаях и временно уводить в сторону, к другим заблуждениям. Только практика всего человеческого общества в целом, причём взятая в протяжении всего времени существования человечества, - и с его прошлым, и с его будущим опытом, - всё более и более приближает это общество к пониманию и верному учёту объективных законов.

            6). Есть и "упростители", которые трактуют понятие "общественная практика" слишком узко и считают, что простое "практическое" воспринимание нашими органами чувств явлений внешнего мира (да ещё и за долгое время и всем составом человечества) открывает нам истинную сущность этих явлений.

     Ничего подобного. Каким бы долгим ни было это воспринимание и каким бы широким составом человечества оно ни осуществлялось, сущность явлений таким путём познать не удастся.

     Не удастся потому, что ощущения человека воспринимают не саму сущность, а только её многосторонние проявления.

     Следовательно, задача состоит в том, чтобы проанализировать и обобщить эти воспринятые многосторонние проявления, выявить закономерности в них, - другими словами, к ощущениям нужно добавить ещё и мышление.

     Вы скажете: зачем он разъясняет такую очевидность? Но вы посмотрите, как распространён этот вид упрощения! Как часто приходится сталкиваться с теми, кто, как говорится, "с пеной у рта" доказывает, что "вот она - истина, ведь я же вижу!" Или наоборот - всячески поносит какого-нибудь толкового автора за его "странные" выводы, упирая на аргумент "а я этого не вижу!"

     То, что мы "видим" или "не видим", это ещё совсем не истина, совсем не сущность. Докопаться до истины можно только через науку, через мышление, через многократный анализ и такое же многократное правильное обобщение. Но как трудно это втолковать самоуверенным, "всё и так понимающим" неучам!

            7). Говорить об упрощениях в области марксистской диалектики, в общем-то, нечего. Как правило "упростители" поступают здесь максимально просто - отбрасывают её совсем, как нечто ненужное и излишне заумное. Упрощение здесь, таким образом, заключается в "освобождении" марксизма от диалектики. Так, мол, проще.

     Но поскольку всё в мире развивается диалектически, то отказавшись от диалектики, эти люди гарантированно обрекают себя на непонимание действительного хода событий и действительной их сущности.

            Наиболее распространёнными частными упрощениями в таком антидиалектическом подходе являются три:

- смотрят на происходящее, так сказать, "фотографически", как на что-то неподвижно данное, а не в его движении, развитии, так сказать - "кинематографически";

- совершенно не постигают внутреннюю сущностную противоречивость наблюдаемых процессов, а значит, и не в состоянии понять ни причину именно такого их протекания, ни их перспективу;

- совершенно не учитывают относительность частных истин, придают им абсолютное и неизменное при всех условиях значение.

     Понятно, что это приводит к большим ошибкам. "Но зато так проще", - вероятно, думают они.

            8). Ещё одним характерным упрощением является толкование хода истории как результата субъективных действий тех или иных личностей. Каждый, кто хоть немного знаком с нашими так называемыми "левыми" рассуждателями, согласится, что выпячивание роли личностей, превознесение одних и поношение других составляет у многих огромную долю.

     Конечно, что может быть проще, чем всякое историческое событие объяснять просто той или другой известной фамилией и возлагать именно на неё или всю заслугу, или всю вину. Конечно, намного сложней отыскать за этими событиями закономерность объективного исторического развития, субъективными исполнителями которой и являлись конкретные личности. Но понятно, что такое упрощение, в отличие от правильного, хоть и сложного, подхода, всё же по-настоящему не объясняет ничего.

            9). И наконец, чтобы уже покончить с философской частью, нельзя не сказать об упрощенчестве в вопросе религии.

     Подробно, развёрнуто разбирать эту тему  здесь, конечно, не место. Очень уж она сложна. Скажу лишь, что известный упрощенческий подход состоит в изображении религии как простой глупости одних и простого корыстного обмана других, и что, следовательно, преодоление религиозных верований заключается лишь в просвещении первых и подавлении вторых. В то время как причины религиозного сознания далеко не так просты и далеко не так легко преодолимы.

     Неправильность примитивного упрощения в этом вопросе превращается в прямой практический вред социалистическому строительству, - и очень даже немалый, - когда эти люди получают в руки инструмент революционной диктатуры и начинают осуществлять свою примитивную форму атеизма топорными методами.

                - - - -

            На этом закончу философскую часть распространённых упрощений. Опережая возможную критику, скажу тем, кто считает "занудную" философию темой, не заслуживающей внимания "практического революционера", что это лишь начало списка и что далее речь пойдёт о вопиющих упрощениях и в других сферах политических знаний. Но при этом, кстати, нельзя не увидеть, как упрощенческие неправильности в общефилософском подходе отрицательно сказываются и в конкретных вопросах других экономических и политических тем. Связь тут, конечно, прямая.

     Невольно вспоминаются слова Ленина, что все части марксизма нераздельны, что они соединены воедино, в один целый монолит, и что, следовательно, никакая отдельная часть марксизма не может быть самостоятельно вынута из него без нанесения ущерба всем остальным его частям.

               
                2.


            Далее речь пойдёт о взглядах на капитализм. Наиболее распространённых упрощений здесь всего три.


            1). Начнём с мнения, что главное "зло" капитализма - в факте эксплуатации. Такое мнение можно часто слышать. Многие агитаторы предпочитают напирать именно на это: у народа, дескать, отбирают часть того, что он создал своим трудом!

     Но главное "зло" не в этом, хоть это ходячее мнение и звучит очень просто и удобно.

     Представим, что капиталисты будут тратить лично на себя только ту сумму, которая эквивалентна их труду по управлению хозяйством, и не более. Будет ли в этом случае капитализм капитализмом и будет ли он всё-таки порочным строем, который следует революционно разрушить?

     Ответ - да, будет.

     Главное "зло" зрелого капитализма не в факте эксплуатации, а в том, что он перезрел исторически, в том, что его механизм хозяйствования уже не соответствует производительному состоянию общества и что вследствие этого он уже не может вести экономическую деятельность и развивать хозяйство без одновременного порождения массы отрицательных последствий, которые ложатся главным образом на низы общества и накапливаются там.


            2). Очень близко к этому пункту стоит и другое, тоже очень распространённое в простонародных низах, упрощение. Почему, мол, у олигархов такие многомиллиардные богатства? Надо отобрать и раздать на потребление людям.

     Простонародные "упростители" не понимают, что многомиллиардная собственность олигарха в преобладающей доле представляет собой стоимость производственного капитала (основного и оборотного), а та часть, которая идёт на личное, непроизводственное потребление, хотя, разумеется, и выше, чем наша зарплата, но от общего богатства составляет малую долю.

     Отобрав эти богатства, мы увидим, что в преобладающей доле это - заводы, месторождения, оборудование, транспорт, сырьё и тому подобное. Отобрав их, мы опять будем использовать их по производственному назначению (только уже по-социалистически), а раздать их людям никак не получится.


            3). Третье упрощение состоит в том, что под "капитализмом" понимают лишь то, что нам привычно видеть в повседневной жизни, то есть строй, представленный множеством капиталистов.

     Капитализм - это строй, в котором господствует капитал. Капиталисты - это собственники капитала. Из этих двух фраз следует, что если собственник капитала - один, он всё равно капиталист, так как он, хоть и один, но всё же собственник капитала, а строй при этом будет всё равно капитализмом, так как остаётся производственное отношение "капитал".

     Следовательно, теоретически возможен и капитализм с одним-единственным капиталистическим собственником. И никакого противоречия марксовой политэкономии здесь не будет.


                3.


             В этой части назовём некоторые распространённые упрощения в вопросах классов и классовой борьбы.

      
      1). Первым пунктом поставим частое использование понятия "буржуазия" только применительно к буржуазии крупной, капиталистической.

     Это мешает как следует понимать то общее, что соединяет крупную и мелкую буржуазию, - владение товарной частной собственностью, привязанность к ней, отстаивание её, и как следствие - затрудняет понимание причин долгого сохранения тенденции к реставрации, к возрождению капитализма даже на тех этапах, когда крупная буржуазия уже официально устранена.

            2). Также, к сожалению,очень распространено применение понятия "буржуазия" только к прямой, непосредственной форме буржуазности.

     Такое упрощение не позволяет правильно понять необходимость очень долгого и очень широкого фронта антибуржуазности в ходе коммунистического строительства и может привести к преждевременной демобилизации в этой борьбе после устранения прямых и непосредственных форм буржуазности.

            Для примера, давайте поговорим о косвенных формах капиталистической буржуазности.

     Если, скажем, спросить человека более-менее марксистских взглядов, относится ли к капиталистической буржуазии официальный частный собственник станков, официально нанимающий рабочую силу, официально сбывающий готовый продукт и получающий с этого систематический доход, то ответ будет очевидный: конечно же, да.

     Если же мы спросим о несколько другой ситуации, при которой нет официальной собственности, когда вся собственность находится в руках государства (даже и социалистического), но имеется некто, который неофициально использует государственные станки, государственное сырьё и каких-то рабочих, а затем так же неофициально осуществляет сбыт и в итоге систематически получает тайный доход, - если мы спросим, относится ли этот некто к капиталистической буржуазии, то, видимо, ответ будет не совсем быстрым, с некоторым обдумыванием, но всё же, думаю, такой же: да, относится, только не официально, не формально, а по реальному факту.

     Усложним вопрос. Этот некто не использует станки и не подкупает рабочих, а берёт уже готовую продукцию то ли со склада, то ли уже в сфере торговли и, распоряжаясь ею, как своей, извлекает тот же доход. Можно ли его, как и предыдущих, отнести к капиталистической буржуазии? Ведь он, вроде бы, не владеет средствами производства ни официально, ни тайно и не нанимает рабочую силу ни явно, ни скрыто.

     Разумеется, ответ надо дать всё равно положительный, потому что не владея и не нанимая прямо, он, тем не менее, ставит себя в положение, когда часть государственных средств производства и часть социалистической рабочей силы по факту систематически работает не на государство, не на общество, а на него, на его частный интерес. Мы имеем здесь обычную фактическую капиталистическую буржуазность, лишь осуществляемую не в прямой, непосредственной, а в косвенной, опосредованной форме.

     Мы можем усложнить вопрос ещё больше. Возьмём человека, который вообще не занимается не только каким-либо частным производством, но и частным сбытом, - ни явным, ни тайным. Он лишь использует возможности своего места или своей должности для систематических частных услуг другим, за что берёт с них определённый "навар". Буржуазность ли это?

     Да, буржуазность, хотя опять-таки не прямая и не непосредственная. Те блага, которые получает он не эквивалентны его официальной трудовой деятельности, а этот излишек, присваиваемый им в частном порядке, ведь создавался трудом каких-то работников на каком-то оборудовании. Длинным, косвенным путём он, получается, всё же использует некие средства производства и некую рабочую силу для частного неэквивалентного обогащения.

              Не будем слишком удлинять текст. Вопрос, думаю, ясен. К этим видам непрямой, косвенной буржуазности можно было бы добавить и официально допускаемые неэквивалентные надбавки в оплате нужных категорий работников, и оставление ещё хозрасчётным коллективам части прибавочного продукта на промежуточных этапах движения к полноценному социализму, и неэквивалентную выручку на рынках за счёт выгодного соотношения спроса и предложения и ещё некоторые непрямые, косвенные виды. Можно было бы сказать и о косвенных видах буржуазности мелкой. Но вывод уже понятен. Слишком упрощённое понимание буржуазности умаляет настоящий фактический её масштаб в реальном обществе.

              3). По отношению к пролетариату очень часто можно встретить несоответствующее живой реальности, чисто схематическое, книжное понимание пролетарскости.

     Дело многими представляется так, что вот, справа - буржуазия, вот, слева - пролетариат. Обращаясь же к реальной жизни, такие люди начинают недоумевать и доходят даже до нелепых утверждений об отсутствии пролетариата.

     Упрощение здесь в том, что ищут в обществе чистый пролетариат, как в политических учебниках.

     В школе на уроках химии мы все учили, например, железо, знали, что оно обозначается Fe (феррум), знали его атомный вес, его внутриатомное строение, его физические и химические свойства. Но в природе найдём ли чистое железо?

     Любая наука оперирует чистыми сущностями. Именно в том и заключается задача любой науки - вывести из смеси жизненных явлений чистые сущностные признаки, те или иные соотношения закономерностей в их чистом виде. Но в реальной, живой жизни всё совсем не разложено по полочкам так, как в учебнике.

     Категория "пролетариат" выявлена марксизмом, описана им и исследована. Но в реальном капиталистическом обществе чистого пролетариата, как правило, нет, - он большей частью в той или иной степени засорён низовой мелкобуржуазностью. И это совсем не явление последних времён. Так было всегда.

     Пролетарскость в капиталистическом обществе, конечно же, есть, - без этого просто не может быть капиталистического общества. К ней мы и должны обращаться. Но обращаясь, мы должны понимать, что эта пролетарскость находится внутри реальных людей, а они - не ангелы. И эта нечистость реальной пролетарскости ещё долго сказывается потом, - и в революции, и в ходе строительства нового строя.

            4). Близким к этому является и чересчур упрощённое толкование революционности пролетариата.

     Вычитав в книгах по марксизму, что пролетариат - революционный класс, некоторые поняли это настолько буквально, что я даже встречал людей, дающих определение понятию "пролетариат" не с политэкономической, а с чисто политической точки зрения, - дескать, пролетариатом называются те, кто крайне революционно настроен против капитализма, а если такого настроя нет, то это - не пролетариат, или, в крайнем случае, пока ещё не пролетариат. Конечно, это ерунда.

     Марксизм называет пролетариат революционным классом с точки зрения его исторической перспективы. Рано ли, поздно ли, но капитализм зайдёт в исторический тупик и рухнет, и добивать его, а затем строить новое общество сможет только класс, не повязанный частнособственничеством.

     На разных же стадиях капитализма и пролетариат в целом, и тем более отдельные его представители могут находиться в очень разном настрое, в зависимости от разных обстоятельств.

             5). Наконец, особо нужно отметить такое упрощение, как оголтелую антимелкобуржуазную ориентацию некоторых товарищей.

     Не подумайте, что я оспариваю необходимость изживания мелкобуржуазности из общества или обязательность бескомпромиссного подавления контрреволюционной составляющей мелкобуржуазности. Трудная историческая задача пролетариата состоит в таком преобразовании хозяйственной и социальной структуры общества, когда какое-либо существование или возникновение буржуазности (любой - и крупной, и мелкой) станет невозможным объективно, и на этом долгом пути эта буржуазность (и крупная, и мелкая) не будет всегда, во всех своих частях смиренно покоряться такому политическому курсу. Проявления острейшей классовой борьбы здесь неизбежны. Это понятно.

     Речь идёт о другом. Речь идёт не о стратегии, а о тактике этого вопроса. Как известно, стратегия отвечает на вопрос "что?", а тактика - на вопрос "как?".

     Упрощение в позиции этих товарищей состоит в том, что они отмечают начальную позицию и конечную цель, а затем соединяют эти две точки прямой линией под линейку. В то время как правильное решение вопроса обязательно должно учитывать и все другие наличные факторы и обстоятельства.

     Во-первых, мелкая буржуазия составляет огромную часть населения. Во-вторых, она долгое время ещё остаётся, в той или иной мере, вынужденным хозяйственным элементом общей экономической системы. В-третьих, мелкобуржуазность, как уже сказано, пронизывает и реальный пролетариат. В-четвёртых, сама мелкобуржуазность двойственна, и трудовую её составляющую отличать от частнособственнической нужно.

     Революционный пролетариат может разом покончить с прежней крупной капиталистической буржуазией, - и экономически, и, если надо, физически (хотя при революциях в недостаточно развитых странах с этим тоже не всегда можно торопиться). Но покончить так с мелкобуржуазностью невозможно. Невозможно и не нужно. Тактика революционного пролетариата тут совсем иная.

     Об этом писали и Маркс, и Энгельс. Об этом очень много говорил Ленин. Чересчур же революционные "упростители" доходят даже до обвинений Ленина в либеральности в этом вопросе.

            Тактика революционного пролетариата по этой проблеме состоит из четырёх пунктов:

     - 1). Пойдя на компромисс в некоторых, непринципиальных для пролетариата, но немаловажных для мелкой буржуазии, вопросах, осуществить тактический союз с лояльной массой мелкой буржуазии при главенстве пролетариата в этом союзе.

     - 2). Учитывая двойственность мелкой буржуазии, всячески стимулировать её разделение, привлекая трудовую составляющую и ограничивая, а то и подавляя составляющую частнособственническую, когда она нарушает границы, принципиальные для социалистической революции на данном этапе.

     - 3). Быть бескомпромиссным в борьбе с контрреволюционной частью мелкой буржуазии на всех этапах социалистического строительства.

     - 4). Неуклонно, шаг за шагом, переделывать хозяйственную и социальную структуру общества с тем, чтобы всякая возможность нового возникновения буржуазности объективно исчезла.


            Как видим, всё это не так просто, как представляют себе эти радикальные "упростители".


                4.


            В этой части постараемся назвать наиболее ходовые упрощения, касающиеся революции.

   
    1). В самую первую очередь здесь нужно назвать абстрактное представление о революционности как о революционности вообще, не различая пролетарскую и мелкобуржуазную составляющие.

     Крупный капитал попирает интересы не только пролетариата, но и части мелкой буржуазии, и поэтому революционное движение всегда захватывает в себя и большое количество радикальной мелкой буржуазии. Вот почему выделять пролетарскую и мелкобуржуазную составляющие и понимать, в чём конкретно они различны, обязательно нужно. В противном случае не удастся обеспечить необходимое главенство именно пролетарской составляющей в этом общем переплетёном потоке.

     У многих молодых, искренне революционных "попрыгунчиков" очень-очень широко встречаются рассуждения типа: "есть революционность и нереволюционность, нам нужно первое, а не второе - вот и всё";  "главное - это активная революционность, чем она больше, тем лучше - а прочие детали не важны". Но такое упрощение может вести к сдаче организационного главенства более шумному мелкобуржуазному радикализму. Поддаваться этому "привлекательно-красивому" упрощению и не различать две разные составляющие в общем протестном потоке просто недопустимо.

     2). Очень часто встречается упрощение, сводящее революцию либо главным образом к разрушению старого без особого вникания в задачу созидания нового, либо к наивной раздельности двух этапов во времени: сначала - разрушение, потом - созидание.

     На деле, конечно же, во-первых, созидание нового строя является самой главной, самой существенной, самой определяющей чертой революции, а необходимое для этого разрушение старого лишь вспомогательным образом служит этому главному; во-вторых, действительное созидание нового строя и действительное уничтожение старого существуют не в последовательности, а в одновременности: старое вытесняется новым, и, следовательно, пока новое не создано, старое всё ещё будет сохраняться, как ты по нему не бей.

     Капиталистическое исчезает в обществе ровно в той мере, в какой устанавливается коммунистическое, и всё ещё сохраняется, лишь меняя внешность, в той мере, в какой коммунистическое ещё не установлено или установлено лишь формально.

     3). С этими двумя упрощениями тесно связано отождествление понятий "революционность" и "левизна". Для более-менее грамотных товарищей неправильность этого, конечно, очевидна, но я встречал очень немало молодых, которым это далеко не очевидно. И это было даже очень странно - ну хорошо, пусть молодые, но всё ж таки не дети, могли бы в такой простоте и разобраться.

     "Левизна" - это довольно условный термин, обозначающий ту или иную степень оппозиционности капиталу и его социальным последствиям для низов. "Революционность" же - это деятельность по созиданию нового, более прогрессивного строя.

     Кстати, и мелкобуржуазные активисты, участвующие некоторой своей частью в социалистической революции, лишь потому и могут быть названы именно революционерами, что вольно-невольно влились именно в эту, в социалистическую, революцию, а вовсе не из-за собственного уровня радикализма по отношению к обижающему их крупному капиталу.

     4). Следующее упрощение, о котором надо сказать, это представление, что недовольство людей должно бы прямо вызывать их непосредственную революционную активность или массовую практическую борьбу.

      Да, конечно, без наличия накопленного недовольства не может быть революционной активности, но связь здесь непосредственной не является и между недовольством (даже немалой степени) и революционной активностью лежат ещё некоторые промежуточные условия.

     Таких промежуточных условий три: отсутствие фактической возможности решать вопрос простым приспосабливанием; более-менее ясное видение причины, вызывающей недовольство, и реального способа справиться с ней; наличие организационных форм, в которых практическая деятельность людей может достаточно успешно осуществляться. При исполнении таких условий достаточно сильное недовольство обязательно переходит в практическую борьбу.

     Но если, даже при немалом недовольстве жизнью, человек будет иметь возможность решить эту проблему простым приспосабливанием (или даже будет просто иметь иллюзию такой возможности), если ни "виновник" конкретных отрицательностей жизни, ни возможные способы борьбы ему будут не ясны и если он не будет видеть тех крепких организационных форм, через которые можно добиваться успеха, то он будет способен лишь на бесконечное словесное обсуждение своего недовольства или, в крайнем случае, на отдельные стихийные выражения возмущения и громкие жалобы.

     Именно на то и направлена деятельность буржуазного государства, чтобы создавать возможность приспосабливаться или создавать у людей иллюзию такой возможности, чтобы, во-вторых, не дать возможности ясно увидеть причину отрицательностей и действительный способ её устранения, чтобы, наконец, не дать появиться организационным формам практической борьбы и немедленно разрушать их или хотя бы всячески препятствовать их работе.

     И наоборот, именно на создание этих трёх условий и должна быть направлена деятельность активного, сравнительно небольшого, сознательного меньшинства.

     Однако при обычном, относительно устойчивом состоянии капитализма эта деятельность активного, сравнительно небольшого, меньшинства всё же не может достичь достаточно масштабных результатов. И тут мы переходим к следующему распространённому упрощению - к непониманию объективных закономерностей созревания революции.

     5). Это упрощение состоит в том, что успех в достижении революционных целей связывается лишь с субъективной деятельностью революционеров. Считают, что для революции достаточно умной агитации и смелости пролетарских масс.

     Известное положение марксистской теории о революционной ситуации гораздо сложнее, чем кажется этим людям.

     Они делают упор на словах "низы не хотят" и толкуют их так, что если, мол, низы "очень-очень не захотят", то верхи "не смогут".

     На самом же деле главная суть этого марксистского положения как раз обратна. Такое массовое активное состояние низов возможно лишь тогда, когда что-то глубоко и серьёзно нарушилось у верхов капитализма.

     Пока положение верхов относительно прочно, низы могут "не хотеть", сколько им вздумается, но во всеохватывающую активность это "нехотение" не переходит и перейти не может, так как большинство народа находится под успешным усыпляющим, отвлекающим и развращающим влиянием относительно крепкого буржуазного государства и никакая умелая агитация и смелость незначительного сознательного меньшинства это огромное влияние не пересилит.

     Разумеется, отсюда не следует, что агитация не должна быть умной, а действия сознательного меньшинства - смелыми и что этому незначительному сознательному меньшинству нужно лишь бездеятельно ждать наступления серьёзного политического кризиса верхов. Просто это меньшинство должно понимать, что их деятельность не порождает революцию и не может породить, а только подготавливает организационную базу для неё.

     История прошлых революций в этом смысле показала на практике важную объективную закономерность. Свержение господствующей системы происходит не таким образом, что низы наносят сбивающий удар по прочно стоящей системе и она от этого падает, а сначала система по какой-либо объективной причине "поскальзывается" или "спотыкается", "теряет равновесие" - и уже по такой, "поскользнувшейся", "пошатнувшейся" системе наносится удар низов. Здесь будет уместным применить слово "добивание". Сбивающий удар системе наносят не низы, а объективная история, объективный ход дел, а низы лишь добивают её уже в этом "пошатнувшемся", "споткнувшемся", а то и "лежачем" положении.


                5.


            Закончу эту тему перечислением некоторых досадных упрощений в вопросе о социализме. Среди этих упрощений, кстати, есть и такие, которые сложились не сейчас, а ещё в прошлой, в советской, истории, и даже ещё в её первой половине.
      
     1). Начнём с того, что зачастую Октябрьская революция 1917 года представляется как классическая социалистическая революция, о которой говорил Маркс, тогда как она на самом деле была революцией нового, антиимпериалистического типа, хотя и на путях социалистического строительства.

     Революции такого типа соответствуют наступившей эпохе империализма, их теория не была разработана в предыдущих разработках марксизма, и её пришлось создавать по ходу развития этого революционного процесса, по мере накопления опыта. Эта теория ещё продолжает вырабатываться и доныне, вбирая опыт различных антиимпериалистических движений.

     Неправильное, упрощённое понимание типа Октябрьской революции приводит к непониманию многих её особенностей, расходящихся с марксовской классичностью.

     2). Следующим часто встречающимся упрощением является невежественное убеждение, что социализм можно строить везде и всегда, в любом обществе, независимо от уровня его развития.

     Социализм представляется этими людьми просто как более правильная схема устройства жизни. Если она правильна, - думают они, - почему бы не взять и командным образом её не внедрить? Эти люди совершенно игнорируют тот факт, что общество должно доразвиться до возможности социализма, что требуется образование необходимых объективных предпосылок и условий.

     3). Очень укоренившимся во многих головах является упрощение, состоящее в отождествлении национализации и социалистического обобществления. Это упрощение принесло уже в нашей истории известный вред, но, к сожалению, многие ещё придерживаются этой ошибки.

     Обобществление средств производства - это гораздо более сложный и более длительный процесс, чем простое огосударствление их.

     4). Большим и неправильным упрощением надо считать и известную ходячую фразу, что "социализм в СССР был построен в кратчайшие исторические сроки".

     Извиняюсь за невольную тавтологию, но в первоначально отсталой стране можно построить в кратчайшие сроки только то, что только и можно построить в кратчайшие сроки в первоначально отсталой стране.

     Да, конечно, работа была проделана гигантская, по полному праву её можно назвать героической. Но выше объективно возможного прыгнуть всё же невозможно.

     Хорошо сказал Молотов в своём позднем интервью. На вопрос: "Какой, по-Вашему, социализм всё-таки был построен: развитой или ещё какой?" - он ответил: "Примитивный".

     5). Упрощением надо считать и пару категорических крайних утверждений: "да, социализм в СССР был построен" - "нет, социализм в СССР не был построен".

     Двигаясь в трудном социалистическом строительстве, раннесоветское общество достигло в своём максимуме состояния, которое, вероятно, можно назвать составным. Элементы уже созданной социалистичности разной степени (иногда довольно высокой) соседствовали с элементами, если можно так выразиться, недосоциалистичности в разных её формах.

     Однако движение продолжалось, и если бы не известная его остановка и далее - поворот вспять, то всё новые и всё более сильные социалистические элементы устранили бы это составное состояние полностью.

     6). Часто можно слышать толкование социализма лишь как системы, во-первых, имеющей относительно достаточные блага, а во-вторых, - справедливо распределяющей их.

     Думаю, что нет необходимости объяснять неправильность этого. Любой человек, мало-мальски знакомый с основами марксистской теории, прекрасно знает, что в основе производительности труда и системы распределения лежат базисные производственные отношения и что, следовательно, именно по их характеру нужно определять тот или иной строй.

     Это простонародное упрощение распространено, таким образом, только среди тех, кто положениями марксистской теории не владеет, но всё же встречается оно очень часто.

     7). Очень многие недостаточно правильно понимают всю сложность понятия "планирование" и упрощённо сводят его к простым административным командам сверху, обязательным для исполнения низами.

     Но суть дела тут гораздо сложнее, чем простое централизованное командование. Необходимость правильно учесть потребности и возможности, слаженно увязать между собой работу многих отраслей, проконтролировать исполнение и, наконец, эфективно и грамотно простимулировать труд - это задача, которая требует специального всеохватывающего и гибкого механизма и притом с минимумом бюрократизации. Если такой механизм создать не удастся, ни о каких действительно социалистических производственных отношениях нельзя вести и речь.

     Социалистическое планирование неосуществимо как без централизма, так и без социалистической демократии. Механизм хозяйствования должен совмещать это в одно целое. Централизм же бюрократический означает смерть социалистического планирования.

     8). Очень часто приходится сталкиваться с уверенным утверждением, что при социализме уже нет ни пролетарскости, ни буржуазности, что это, мол, очевидная истина, поскольку их и не может быть в условиях, когда собственность общественна.

     Упрощение, причём очень сильное, состоит здесь в том, что установление социалистической общественной собственности представляют каким-то простым административным актом: приняли закон, записали в Конституцию - и всё, вот она, общественная собственность!

     Собственность при социализме является общественной лишь постольку, поскольку её постоянно поддерживают и воссоздают в качестве таковой в непрекращающейся борьбе с ещё сохраняющейся противоположной тенденцией.

     То, что называется буржуазностью, частнособственничеством, то тут, то там пытается возродиться и делает первые шаги такого возрождения, ставя, таким образом, социалистических трудящихся опять в положение пролетариата относительно такой буржуазности.

     Пока не достигнута высшая коммунистическая фаза, пока общество не достигло такого состояния, при котором эта буржуазность (а значит, и эта пролетарскость) уже не может возрождаться в принципе, общественная собственность обеспечивается и держится только через эту постоянную функцию диктатуры пролетариата.

     Как известно, идея отсутствия буржуазно-пролетарского антагонизма при социализме была широко использована хрущёвцами. Почему и для чего - думаю, понятно. Опять повторять эту мысль (и даже настаивать на ней) в наше время, когда роковые последствия этой ошибки наше общество познало в  полной мере, как минимум - нелепо.

     9). Несмотря на многочисленные разъяснения в работах классиков марксизма, у многих людей всё же остаётся представление о диктатуре пролетариата, как о чём-то таком, чьим единственным, или если не единственным, то, во всяком случае, главным предназначением является подавление, насилие по отношению к врагам.

     Но ведь нельзя же сказать, что единственной или даже главной функцией огородника является борьба с сорняками и жуками. Это - необходимая функция, но её вспомогательное значение для главной цели очевидно. Главная же цель - вырастить урожай.

     Точно так же и главной функцией диктатуры пролетариата является созидание нового строя, установление и поддерживание социалистических производственных отношений и развитие производства на этом базисе.

     Ленин прямо пишет (как будто специально для таких людей): "Диктатура пролетариата не есть только насилие..." и тут же добавляет: "и даже не главным образом насилие". Куда уже яснее? Тем не менее толкование диктатуры пролетариата как "только" или "главным образом" насилие никак не выбивается из некоторых голов.

     Они могут спросить: "Если диктатура пролетариата имеет своей главной целью созидание, то почему же применительно к мирному созиданию используется слово "диктатура"?"

     Да потому, что делать эту социалистическую созидательную работу может только организованный пролетариат, и привлечение на равной основе к его власти других классов создаст громадные помехи такому строительству и сделает его невозможным.

     При исполнении какой-либо исторической задачи вся полнота власти всегда находится только у того класса, который способен её выполнять, а все прочие классы такой властности лишаются. Это и называется в марксистской теории диктатурой одного класса. Для этого она и необходима.

     10). Наконец, очень досадные упрощения мы видим в легковесном подходе к характеристике позднесоветского времени.

     "Упростители" не вникают в то, во что надо вникать. Они смотрят лишь на красивую внешнюю "упаковку" строя того времени, на красивые словеса тех руководителей, на красивые записи в официальных документах тех лет. Они не понимают, что под этой внешностью может таиться иная суть, что признаки этой внешности могут быть лишь показными или, в крайнем случае, - пока ещё не до конца разложившимися остатками прежней, социалистической, надстройки.

     В том-то и состоит упрощение, что они не хотят утруждать себя глубоким вниманием к тому, что составляет научную сущность строя, а считают вполне достаточным поверить показной "вывеске".

     Но тем самым эти "упростители" лишают себя возможности понять суть происходившего движения, суть и причину происходивших последовательных изменений, которые шаг за шагом, с неизбежной закономерностью, привели к известному результату.

     Что же остаётся бедным "упростителям"? Ведь как-то объяснить всё-таки надо. Вот они и начинают размахивать такими примитивно простыми фразочками, как "начальство зажралось", "руководство забюрократилось и оторвалось от низов", "верхи партии плохо знали марксизм", - и тому подобное. До них даже не доходит, что это - не объяснение, что это-то как раз и надо объяснить - почему зажрались? почему забюрократились? почему оторвались? почему недовольная часть трудового народа не имела никакой возможности хоть как-то исправить это? И так далее, - целый ряд серьёзных вопросов. Без классового подхода тут не обойтись.

     Но для любящих простоту это слишком сложно. "Увольте, - говорят они, - нам достаточно и наших простых фразочек".
               
                * * *

            На этом можно бы и закончить тему об упрощениях. Хотя названы, конечно, не все. Да охватить всё и невозможно. Я отметил по разным разделам только самые крупные, самые ходовые или самые, на мой взгляд, вопиющие.

     Но вот на днях у меня состоялся разговор с одним очень... - как бы помягче выразиться... - очень "активно разговаривающим" на политические темы. Я слушал его практически молча, так как мои мнения ему были не нужны, ему было достаточно своих. И слушая его, я вспомнил ещё о двух довольно распространённых упрощениях, о которых, конечно же, надо сказать.

     Этот человек очень развёрнуто и во всех деталях разбирал и оценивал политику России (большей частью внешнюю) и всячески поносил Америку и Европу за их отвратительные политические действия.

     Не правда ли, товарищи, вам всем приходилось встречать таких "абсолютных экспертов" во всех вопросах большой политики?

     Так вот, первое упрощение, о котором я хочу добавочно сказать, заключается в следующем.

            Политика Америки и вообще всего так называемого Запада абсолютно нормальна. Она заключается в отстаивании ими своих интересов. В нашу империалистическую эпоху эти интересы связаны с теми или иными процессами во всём мире, и каждая из империалистических держав, каждый из империалистических центров в своей политике исходит из интересов защиты своего экономического и политического положения в этом мире. А то, что интересы разных участников мировой империалистической системы зачастую конкурентно противоположны, конечно же, не является для нас чем-то неизвестным.

     Упрощение здесь состоит в том, что рядовой россиянин толкует политику других держав только через призму той новостной и комментаторской информации, которую ему подают российские СМИ, - информации, конечно же, "нужным образом" оформленной и сориентированной. В результате рядовой россиянин крайне возмущается активностью "нехороших" США в "нашей" Украине, но совсем не думает, скажем, об активности "хорошего" российского капитализма в "их" Латинской Америке.

            Второе упрощение, о котором я хочу добавочно сказать и о котором напомнил мне этот политический "оратор", состоит в громадной переоценке нами уровня нашей политической информированности.

     Серьёзная политика всегда ведётся серьёзными людьми, всегда разрабатывается на много ходов вперёд и подготавливается без всякого афиширования. Рядовым людям подаётся только то и только так, что и как нужно этим политикам в смысле формирования так называемого "общественного мнения" простого народа. То есть подаётся, во-первых, в огромной степени не всё (это ещё слабо сказано), а во-вторых, с необходимой политической искажённостью (тоже сказано очень мягко).

     Судить по этой информации о действительных политических процессах, конечно же, невозможно. Нужно иметь очень много разной информации из разных (по-разному искажённых) источников, нужно очень много и серьёзно думать и анализировать, нужно пристально смотреть за каким-то событием в течение целого ряда лет, чтобы начать понимать хоть что-то, хоть маленькую малость истины.

     "Упростители" же объяснят вам всё-всё и сразу. А если вы усомнитесь, они с презрением скажут: "Ты что, телевизор не смотришь?"
               
                * * *

            Итак, я закончил тему об упрощениях в теории. Я должен был это написать. Думаю, что какая-то польза от этого есть.

     В заключение, хочу сказать всем, читавшим это. Не упрощайте и не повторяйте плоских упрощений других. Старайтесь познавать всякое явление таким, каким оно есть на самом деле, во всей его полноте. Да, это труднее. Но зато вы будете понимать его правильно.