Геометрия бесконечности

Андрей  Анисимов


ГЕОМЕТРИЯ БЕСКОНЕЧНОСТИ



рассказ




Секретарь, сидящий за изогнутым матово-белым столом, поднял голову от компьютерной панели, над которой только что трудился и, прежде чем Коломин и сопровождающий его офицер Службы Безопасности успели отойти от лифта хотя бы на пару шагов, протянул руку, коснувшись чего-то на столешнице.
- Здесь доктор Коломин, - сообщил он, обращаясь к кому-то невидимому.
- Очень хорошо, - ответил голос. – Просите его.
- Сюда, пожалуйста, - секретарь указал на тёмный прямоугольник двери слева от себя и кивнул офицеру:
- Спасибо капитан.
Коломин послушно промаршировал к двери, даже не удивившись тому факту, что его здесь знают в лицо. Если уж эти из Четвёртого Режимного сумели найти его среди бесчисленных озёр Карелии, то чему тут удивляться. Тут знали, кто есть кто.
Дверь оказалась шероховатой на ощупь, и удивительно лёгкой, точно кусок пенопласта. За ней обнаружилась маленькая светлая камера тамбура и ещё одна такая же дверь. Последняя вела в комнату, подобной которой Коломину видеть ещё не приходилось: конической формы, выдержанная в тёмных тонах и совсем пустая, если не считать нескольких кресел, расставленных вокруг низкого круглого столика. Половина кресел была занята людьми одетыми так, словно они являлись частью мрачноватого интерьера этой комнаты. Они дружно повернули лица к входящему, разом оборвав оживлённый разговор. Один из них, среднего роста, с гривой седеющих волос, видимо главный здесь, поднялся навстречу Коломину.
- Прошу простить за беспокойство, Владимир Станиславович, но дело не требует промедления, - произнёс он, протягивая руку для рукопожатия. – Садитесь, пожалуйста. Сейчас я всё вам объясню.
- Это было бы нелишним, - проворчал Коломин усаживаясь в предложенное кресло. – От ваших людей я так ничего и не добился.
- Они лишь выполняли приказ найти и доставить вас сюда.
- Силой…
- На объяснения и уговоры ушло бы слишком много времени. Соблюдать правила хорошего тона в нашем положении – непозволительная роскошь. И потом объяснять что либо - это не в их компетенции.
- Но крутить руки тоже, знаете ли…
- Погорячились немного, согласен. Да вы же сами первым и начали… Простите, задираться.
- А вы бы смиренно пошли неведомо за кем по первому зову, да? Я первый раз в жизни видел этих парней.
- Они же представились.
- Представились, - буркнул Коломин. – Сотрудники Четвёртого Режимного Отдела УКС. И что? Если вы думали, что я опрометью брошусь за ними по первому зову – то ошибаетесь. Первый раз слышу о каком-то там Четвёртом Отделе… И вообще не понимаю, какого чёрта от меня понадобилось режимщикам?
- Ну хорошо, хорошо, - примирительно проговорил хозяин кабинета. – Давайте забудем это маленькое происшествие. Поспешность всегда чревата недоразумениями. И давайте перейдём к делу. У нас действительно очень мало времени. Катастрофически мало, и с каждой минутой его становиться всё меньше. Поэтому позвольте, я сразу перейду к главному. Первое, о чём бы я хотел предупредить вас, это то, что информация, которую вы получите здесь, относиться к категории требующей высшей степени доступа, и, сами понимаете, разглашению не подлежит ни при каких обстоятельствах. Проект закрытый, круг посвящённых очень узкий, благодаря чему  уменьшается риск утечки этой информации. Делиться ею с кем либо «со стороны» мы можем только в случае крайней необходимости…
- Как сейчас.
- Да, как сейчас. Мы не побеспокоили бы вас, если б у нас была возможность решить проблему иным путём или обойтись своими силами. Но тут особый случай. Нам требуется ваша помощь.
- Вот уж никогда не думал, что моя скромная персона так сильно заинтересует какой-то загадочный проект, и не менее загадочных людей, которые его представляют.
- А что, собственно, вас смущает? – спросил хозяин, проигнорировав намёк.
- Я чувствую себя человеком, на которого сейчас нагрузят ношу не по силам. Честное слово.
- Вы имеете ввиду то, что я хочу вам рассказать?
- Именно это.
Хозяин кабинета сделал удивлённое лицо.
- Странно, а разве знание – такое уж тяжёлое бремя?
- В отношении секретов – зачастую да. Это бремя ответственности. Да и потом одними рассказами ведь дело не кончится. Вы ведь не для того меня вытащили с озёр.
- Вы правы. Но одно не обязательно подразумевает под собой другое. Если мы не сможем прийти к соглашению, наши отношения ограничатся только первой половиной. Устраивает вас такой вариант?
Коломин недоверчиво оглядел сидящих вокруг людей. «Странное место, странные люди, - подумал он. – А ведь этот так и не представился, и других не представил. Кто они такие?»
-  И какого рода помощь вам от меня требуется?
- Профессиональная, разумеется
- То есть, как судового врача? – уточнил Коломин.
Хозяин странного кабинета утвердительно качнул своей роскошной шевелюрой.
- Совершенно верно.
Коломин наклонил голову и задумчиво потёр тыльной стороной ладони небритую щёку. Вспомнив, что по-прежнему одет в свои походные доспехи, он осторожно потянул носом воздух и сконфуженно крякнул. От него явственно тянуло запахом давно не мытого тела, рыбой и дымом костра.  В обществе сосен, комаров и цапель его внешний вид и всё остальное было в порядке вещей, здесь же он почувствовал себя дикарём, которого вытащили из бог весть какой глуши. Ощущая под ладонью густую щетину, он мысленно обругал тех, кто выдернул его из того укромного зелёного уголка. Даже побриться не дали, черти.
- А что, разве в этом вашем проекте нет врачей должной квалификации? Или этот пресловутый узкий круг лиц так мал, что медики в него просто не попали.
- Медики есть. И это специалисты высочайшего уровня, вне всяких сомнений. Но имеющих ваш, - он сделал ударение на этом слове, - богатейший опыт – нет. Следовало бы, конечно, привлечь вас в Проект раньше, однако никто не полагал, что возникнет необходимость в подобной  м-м-м… экспедиции. Да, ваш опыт тут неоценим. Мы совершили ошибку, теперь платим за неё… Вы нам нужны, Владимир Станиславович. Понимаете?
- По правде, я пока ещё ничего не понял, - признался Коломин. – Вы хотите, чтобы я принял участие к какой-то экспедиции?
- Да. В рамках Проекта осуществляются исследовательские полёты на кораблях… нового типа. Экипаж такого корабля обычно состоит либо из пилота и инженера, либо опять-таки пилота и кого-нибудь из Научной Группы. Всего два человека. Но сейчас нам необходим врач, причём врач налетавший уйму времени и спасавший людей в самых сложных условиях. Иначе говоря – вы.
- Угу. - Коломин снова потёр щёку. – Значит, вы предлагаете мне участвовать в одном таком экспериментально-исследовательском полёте.
- Скорее спасательном.
Коломин невольно выпрямился в своём кресле.
- Вон оно что… Катастрофа?
- Трудно сказать определённо. Скорее всего – нет. Я склонен думать, что нет. Технические неполадки, вероятно, однако всякое может быть. Определённо можно сказать только то, что с кораблём или его экипажем что-то случилось. Мы даже не знаем на какой фазе полёта это произошло. Тем более что. Всё это уже область предположений. Даже если корабль потерпел катастрофу, надежда на спасение экипажа, пусть мизерная, но всё же остаётся. А с людьми там может случиться всякое. Именно поэтому вторым номером полетит врач.
- Очень удалённый район? – осторожно поинтересовался Коломин.
- Удалённый… Да. Только не в плане расстояний, а в плане…  иных характеристик.
Коломин медленно покачал головой.
- Я снова ничего не понимаю. Вы говорите загадками.
- Для нас самих многое является загадкой, - хозяин вдруг умолк, повернул руку, устремив взгляд на выглядывающую из-под пиджака манжету рубашки. На белоснежной ткани блеснули рубиновые стерженьки  «палочных» часов.
- Время,- произнёс он, глядя, как сменяют друг друга цифры, составленные из горящих сегментов тоненьких люминесцентных стерженьков. – Время у нас на вес золота. На вес человеческих жизней. Господи, сколько мы его потеряли… - Он вернул руку в прежнее положение и посмотрел на Коломина. – Как ни прискорбно, придётся потратить его ещё некоторое количество, чтобы объяснить вам суть наших изысканий. После этого вы примете решение: согласны или нет.
- Мне оставили право выбирать?
Хозяин нахмурил брови, и под ними, в глубине его тёмных глаз словно сверкнули две крошечные молнии.
- Не иронизируйте, Владимир Станиславович. Никто, никого, никуда насильно не тащит.
- Сюда-то притащили.
- Время! – напомнил хозяин. – Главное действовать быстро. А быстро – значит нарушая, зачастую, элементарные нормы… Вы нужны нам, но против вашей воли никто вас в ракету не посадит. Отказаться – ваше право.
- А время вы потратите впустую, и его станет ещё меньше, - ввернул Коломин.
- К сожалению… Поэтому мы надеемся, что вы всё же примете наше предложение. В противном случае…
- Да? – насторожился Коломин.
- В противном случае придётся брать кого-то из наших медиков. - хозяин кабинета снова вывернул руку с приколотыми к рукаву часами.. – Я вам кое-что расскажу. Этакий маленький экскурс в историю. Это необходимо, иначе вы не поймёте, что к чему и откуда взялось…
 Часы притягивали его взгляд, точно магнит.  Ещё раз сверившись с ними, он что-то беззвучно произнёс губами и решительно спрятал часы под рукавом пиджака.
- Так вот… Вы помните «скоростную лихорадку»?
- Ещё бы! – оживился Коломин. – В своё время вокруг неё было столько шума, что этим невольно интересовались даже далёкие от космоса люди. Мне было лет восемь, когда полетел «Сириус»…
- Да-да. «Сириус», «Феникс», «Тритон-9М»… Корабли-вехи. Я тогда учился в Академии, а практику проходил на одном из стапелей Второго Комплекса. Видел, как уходила в полёт «Скопа». Вы правы, тогда «скоростной лихорадкой» заразились все, начиная от тех, кто имел непосредственное отношение к программам запуска скоростников, и кончая теми, кто видел их только на экранах телевизоров. Ажиотаж вокруг них был невероятный. Кто-то сказал, что это напоминает гонки чайных клиперов. Романтика… Но я-то видел эту романтику с изнанки.  Каторжный труд, а не романтика. Впрочем, не об этом сейчас. Гонка… Первый сильный рывок вперёд предприняли американцы. В НАСА прыгали до потолка, когда «Старрэйсэр» преодолел четверть световой, но «Цукиёми» «сделала» его уже через три месяца. Наш «Фаворит» через полгода оставил позади и японцев, а наших – китайцы, и снова американцы. Жакод используя новую систему синхронизации силовых и компенсирующих установок сумел разогнать свой «Мистраль» до 0,47 световой. Тогда это казалось фантастикой – почти половина скорости света! Однако это было только начало. Дальше пошла такая круговерть… Конструкторы и инженеры трудились сутками напролёт, гонка была безумной. Корабли устаревали, едва сходя со стапелей. Рекорды били чуть ли не каждый месяц, пока «Икар» не преодолел световую. И уткнулся лбом в стену.
- Скоростной барьер, – ввернул Коломин.
- Скоростной барьер, - как эхо повторил хозяин кабинета. – При скорости равной 1,02 световой корабли начинало колотить так, словно они не летели, а ехали по ухабистой дороге. Возникающие при этом ударные поперечные нагрузки росли по мере увеличения скорости, ломая, в конце концов, корпуса и разрывая ракеты в клочья. Кто-то из пилотов тогда сравнил такой полёт со слепым полётом внутри кривой трубы: летишь и бьешься о стены. Очень удачное сравнение; теперь мы знаем, что нечто подобное и происходит. А тогда, его пытались преодолеть разными способами и всегда неудачно. И, наконец, после нескольких катастроф, пилотируемые полёты на этих скоростях были прекращены. А затем и вообще попытки пробить барьер.
- Я слышал о каком-то чудаке попытавшемся-таки прорваться сквозь него, - заметил Коломин.- Забыл, как его зовут…
- Шпеер. Этого человека звали Рейнхард Шпеер. Сумасшедший немец. Его «Рысь» осталась без двигателей после такой попытки. Чудо, что он выжил. Барьер признан непреодолимым, а природа его – неизвестной. Такова официальный финал гонки. – Хозяин кабинета сделал небольшую паузу, перевёл дух и продолжил:
- На самом деле дела обстоят несколько иначе. Да-да, Владимир Станиславович, барьер давно уже пройденный этап. И едва мы нащупали пути решения проблемы, исследования тут же засекретили. Так возник Проект. Первоначально его целью было исключительно скоростные полёты, однако несколько позже направление исследований изменилось. Выяснилось, что сверхсветовые скорости таят в себе много интересного. Кстати, барьер сумели «перепрыгнуть» на корабле особой конструкции, в корне отличной от всего, что создавалось доселе. Это была машина совершенно нового типа, получившая название «Пульсар». Первая же ракета этой серии разогналась до полутора световых. Последующие ещё больше улучшили этот результат, и так продолжалось до тех пор, пока при испытаниях нового гравиокомпенсатора не случилось непредвиденное. «Пульсар – 38» на скорости равной 1,1 световой  резко увеличил ускорение и исчез. Вернулся он только через несколько суток, когда никто уже не чаял увидеть его снова. И то благодаря тому, что пилот после долгих безуспешных попыток, догадался, что нужно сделать. Это едва не стоило ему рассудка. Так был открыт способ перехода в другие временные частоты.
- Куда, простите? – переспросил Коломин.
- Временные частоты, Владимир Станиславович. Можно назвать их параллельными вселенными, если угодно, хотя это и будет не совсем правильно. Вложенные вселенные, -  так у нас называют ещё иные временные частоты. Или хронополя, - Хозяин кабинета задумался на секунду и продолжил. - Теория хронополей чрезвычайно сложна, и неспециалисту трудно понять её суть, не менее трудно объяснить это языком понятным для неспециалиста… Думаю, сейчас этого и не требуется. Просто надо уяснить кое-какие основные положения. Э-э-э… Видите ли, Владимир Станиславович… Хронополе – поле времени – это та основа основ, на которой зиждется, и из которого «слеплено» буквально всё: сам космос -  то, что мы называет пространственно-временным континуумом, и всё, что наполняет его; вся эта безмерная масса звёзд, планет и галактик. Это красная нить, выдернув которую мы уничтожаем это великое многообразие одним взмахом, ведь вне времени не может существовать никакая материя, ни в какой известной нам форме. Сколько бы ни было измерений в выдуманном нами мире, какие бы физические законы и константы не существовали в нём, время является неотьемлимой и самой важной характеристикой любого из них. Не будет времени – не будет ничего.
Хронополе… характеризуется в  свою очередь одной очень важной величиной. Эта величина – частота колебаний. Есть и иные характеристики, вроде как степень деформации и прочие, но если последние могут принимать самые различные значения, то частота всегда постоянна. Она всегда и везде одинакова, по всей протяжённости нашей вселенной, в любой её точке, всегда таковой была, и таковой и останется вовеки. В любом случае, в ближайшие миллиарды лет в прошлое и в будущее она оставалась таковой. Это ритм нашей вселенной, её пульс. И её, так сказать, визитная карточка, особая отметина, индивидуальная и неповторимая как отпечатки пальцев. Логично было бы предпологать, что если существует хронополе с одной частотой, то почему бы не существовать хронополям с иными частотами, а вместе с ними и иным мирам, «построенным» на отличной от нашей временной основе. Анализ происшествия с «тридцать восьмым» и других, последующих за ним полётов, подтвердил это предположение и дал ключ к пониманию кое-каких тонкостей этих колебательных процессов. В частности, согласно новой теории хронополей, их колебания носят, видимо, скачкообразный, пульсирующий характер, и этим, кстати, обьясняется тот факт, что вселенные этих частот каким-то образом умудряются мирно сосуществовать, не взаимодействуя друг с другом, и не контактируя нигде и никогда.  Они попросту «вкладываются» одна в другую, точно матрёшки… Отсюда и название. Или возьмём другой, более подходящий пример – электрические колебания.  Вы знаете, что такое амплитудно-импульсная модуляция?
Этот неожиданный вопрос застал Коломина врасплох.
- Гм. Это, кажется, что-то из электроники. Я, по правде сказать, не очень силён в этой области.
- Ну и ладно… Это когда сигнал, простая синусоида, к примеру, передаётся в виде последовательности импульсов разной амплитуды, огибающая которых и будет этой синусоидой. В данном случае имеет место нечто подобное. Таким образом колебания хронополя – это суть импульсы имеющие определённый размах и  скважность. То бишь отношение периода следования к их длительности. Получается этакая гребёнка: острия – фемтомгновения существования хронополя и всего того, что в нём находится, промежутки – хроновакуум. Это, конечно, предельно упрощённая модель, но для понимания общих принципов годится…
- Подождите-ка, - перебил Коломин. – Вы хотите сказать, что в промежутках между колебаниями, времени попросту нет? Время без времени. А что ж там тогда?
- Если рассматривать случай только одного-единственного хронополя, то, как я уже сказал, - хроновакуум. Да, очень верно подмечено: время без времени. А раз нет времени, - вспомните! - то нет ничего. Иначе говоря, в эти промежутки, ничтожно маленькие промежутки, наша вселенная просто не существует. Она бесследно исчезает и вновь появляется, и так  все миллиарды лет своего существования, миллиарды миллиардов раз в секунду. Ну, или не исчезает, то переходит на какой-то совершенно иной уровень существования, недоступный пока нашему пониманию. Почему мы не замечаем подобных пульсаций, спросите вы. Да очень просто. Возьмите аналогию с человеком, который засыпает рано утром, при зажжённых фонарях и просыпается вечером снова под фонарями, не замечая, что их гасили днём. Сон в этом случае – вычеркнутое из сознательной жизни время, когда для нас исчезает и окружающий нас мир, и мы сами.  То же самое происходит  с нами и здесь: мы, как частица этого мира, тоже бесчисленное количество раз вычёркиваемся из этого мира, вместе с ним самим, и снова воскрешаем, даже и не подозревая об этом. Поэтому течение времени нам кажется постоянным и непрерывным, а оно, оказывается, на самом деле – дискретно. 
Но наше хронополе отнюдь не единственное существующее. Природа не терпит пустоты, время тоже. Никакого хроновакуума на самом деле нет, и быть не может. В промежутки между колебаниями нашего хронополя «вставлены» колебания других хронополей, иных временных частот. Иначе говоря, в тот ничтожно короткий момент, когда наша вселенная исчезает, - или преобразуется, - её место в пространстве занимает другая, с иной частотой, затем третья, четвёртая, и так далее. Для стороннего наблюдателя, заключённого в некую гипотическую, вневременную капсулу, не подверженную данным процессам, это выглядело бы как смена декораций, правда с чудовищно огромной скоростью. Сначала, здесь, на этом самом месте, где мы с вами сидим, возникло бы нечто совершенно иное, непохожее на эту комнату, этот город и вообще на эту планету, потом оно пропало и появилось ещё что-то, за ним – другое, и так по кругу.
- Понимаю, - кивнул Коломин. – Теория множественности миров.
- Знакомы с предметом?
- Ну, - неуверенно протянул Коломин, - кое-что читал на эту тему. Эверетта, Ёсимуру…
- Всё верно, - кивнул хозяин. - Многомировая теория и теория хронополей кажутся схожими, но в действительности это принципиально разные вещи. И описывают они совершенно разные явления, лежащие в совершенно разных плоскостях… Сущность теории множественности миров – космологического Мультиверса -возможность существования в одной точке пространства двух и более тел одновременно. То есть если два предмета могут одновременно занимать один и тот же участок пространства не мешая при этом друг другу, то с таким же успехом это может быть и целые планеты, и звёздные системы и галактики и даже вселенные. Не контактирующие и не взаимодействующие. Теория хронополей имеет ту же «родственную» черту, ту же возможность сосуществования разных вселенных, однако если миры Мультиверса – это цветные пятна на холсте, или, вернее, бесчисленные слои краски и грунтовки, то хронополе – это уже сам холст. Основа, на которой строится всё. Множественность хронополей, означает, что таких, переплетённых друг с другом холстов несколько, и на каждом свой рисунок, своё наслоение миров. Если использовать радиотехническую аналогию, то всё сонмище миров – суть сверхсложный сигнал с миллионами миллионов составляющих – сигналов-миров и их «гармоник», наложенных на одну – несущую частоту. Или по-другому: промодулированные этой частотой. Мы можем плодить немыслимое количество вероятностей, создавать «вилки», множить и множить миры, если верить всё тому же Эверетту, но делать будем это только в пределах одного хронополя. Ему принадлежим мы сами и наши «творения». Всё будет на одном «холсте». Уберите его, и картины исчезнут, все разом. Краскам просто не на что будет ложиться. Вот в чём принципиальное отличие…
Один из таких миров-сигналов, один из этих рисунков – мир в котором мы живём. Опять-таки, теоретически… То есть, я хотел сказать, что теория Мультиверса всё же пока только теория. А множественность хронополей – факт. Нам известно семь таких частот, семь хронополей, кроме нашего. Семь вселенных, каждая из которых совершенно уникальна, и не похожа ни на что другое. Негативная Вселенная, Ячеистая, Половинчатая, Вселенная Шёпота, Дезинтегрирующая, Мерцающая и Вселенная Танцоров. Перечисляю их в том порядке, в котором мы переходим из одной в другую. Существуют ли ещё вселенные кроме этих – неизвестно. «Пульсар – 400» пропал как раз пытаясь выяснить это…
Хозяин кабинета вдруг умолк, точно исчерпав весь заложенный в него запас слов. Ожидая продолжения Коломин вопросительно посмотрел на него, затем на остальных, везде натыкаясь на встречные взгляды так же ожидающих от него чего-то людей. Скользнув взором по их напряжённым и неподвижным, словно маски лицам, он кашлянул и снова провёл рукой по небритым щекам.
- Значит время… - проговорил он.
- Да, Владимир Станиславович, время. – отозвался хозяин кабинета. - Мы сняли уже семь слоёв с этой луковицы. Если с кораблём что-то случилось при переходе через известные нам Вселенные, тогда всё понятно. Аварии такого рода случаются… иногда. Технические неполадки, обычное дело. А вот если это случилось при переходе из последней… До этого процесс перехода из одной в другую принципиально не отличался ничем.  Возможно в данном случае что-то пошло не так. Мы должны знать, что произошло. Мы должны найти – или НЕ НАЙТИ – корабль, чтобы делать выводы.
- Ещё важнее, если они сумели вернуться из той, что лежит за последней известной, и авария случилась на одном из обратных переходов, - заметил кто-то.
- Информация из первых уст, - подхватил хозяин кабинета. – Наши люди уходят в полёт, как моряки-первопроходцы былых времён: без возможности общаться с «родными берегами». Средств коммуникации, способных наладить связь с объектом в иной вселенной не существует. Каждый раз мы провожаем их в неведомое. Теперь вы понимаете, насколько важно найти и спасти их.
- Да, понимаю, - сказал Коломин. – Теперь понимаю.
Хозяин кабинета сцепил пальцы в замок на колене, и испытующе воззрился на Коломина.
- И?
- Из того, что я услышал, я понял, что безопаснее прыгнуть с утёса.
- Отнюдь. Переход из одной частоты в другую достаточно хорошо отработан, пилоты – лучшие, какие только можно найти в космофлоте. Они сделают всё для того, чтобы свести риск к минимуму, даже несмотря на то, что вы полетите на Пороховой Бочке.
- Пороховой Бочке? – удивлённо переспросил Коломин.
- Так у нас называют «Пульсары». Нрав у них крутой, машина капризная, своенравная, ничего не скажешь, и тем не менее – замечательная.
- Пороховая Бочка, - повторил  Коломин. – Оригинальное прозвище для  корабля.
- Да… И ещё Бешенная Раскладушка, и Ведьмино Помело, и …  Копьё Дьявола.
- Ого! – только и сказал Коломин. Ему ещё не приходилось летать на судах, имеющих столько экзотических прозвищ. Верхом на Копье Дьявола, через какие-то неведомые Негативные и Половинчатые Вселенные. Каково?!
- Так что скажете, Владимир Станиславович?
- А если их нет в известных вам Вселенных. Тогда что?
- Тогда вы вернётесь. Я же сказал – это спасательный полёт, а не исследовательский.
- Звучит малоутешительно. Всё равно это попахивает авантюрой.
- Ну-у, если вы склонны считать это таковым… Ладно, пусть будет так. Откажитесь?
- Почему вы так решили? – неожиданно для самого себя ответил Коломин. – Вы сочтёте меня сумасшедшим, но я не скажу сразу «нет». Впрочем, и «да» тоже.
Хозяин кабинета слегка качнул головой, давая понять, что ответ принят.
- Что удерживает вас принять предложение?
- Я вам уже сказал: это попахивает прыжком смертника. А я отнюдь не спешу расстаться с жизнью.
- Почему вы так упорно считаете этот полёт смертельно опасным предприятием? Ну почему?
- Сложные условия. Вы сказали, что я необходим, как медик, работавший в самых сложных условиях. А что это такое, в космосе, вам, надеюсь, объяснять не нужно.
- Сложные – далеко не всегда столь опасные…
- Но и не такие далёкие от этого. Сию истину я вынес как раз из своего богатого опыта.
Хозяин кабинета развёл руками.
- Раньше вы рисковали не меньше. Сейчас, по крайней мере, этот риск будет более оправданным.… С финансовой стороны, по крайней мере. Гм… Ну, а отказаться наотрез?
- Так ли это важно? Какое это вообще имеет значение, чем… какими соображениями я руководствуюсь, делая выбор, и какие у меня мотивы...
- Я бы так не сказал. Для меня это имеет значение – знать, что кем движет… Ну, хорошо… Что вас останавливает, я понял…
- А о том, что привлекает, я, с вашего позволения, умолчу.
«Тем более я сам толком не могу объяснить, за каким чёртом мне всё это нужно» - добавил он про себя.
- Так да или нет?
Коломин сделал неопределённое движение головой и плечом и наклонился набок, чтобы удобнее было забраться в левый карман брюк. Запустив туда руку, он через мгновение вынул её, держа что-то в сжатом кулаке. Потом раскрыл его. На ладони лежал маленький прозрачный шарик на тонкой серебристой цепочке, наполненный весело прыгающими рубиновыми искорками. Тряхнув безделушку, Коломин надавил на неё сверху большим пальцем, как это делают тренеры с секундомером, производя отсечку времени, поглядел, что вышло, хмыкнул, и спрятал её обратно в карман.
- Верите в знаки судьбы? – поинтересовался внимательно наблюдавший за ним хозяин кабинета.
- И да и нет. А что?
- Вы ведь загадали, да?.
- Да. Если поймаю чётное количество – ответ будет положительным, нечётное – нет.
- И что вышло?
- Три. Нечётное.
- Значит – нет.
- Нет, значит – да. Раз уж вы спросили о знаках судьбы, то я всегда стараюсь показывать ей кукиш. Делаю всё наоборот.
- Ну и как?
Коломин дёрнул плечами.
- Пока везёт.
Хозяин кабинета улыбнулся, всего на секунду. И снова стал серьёзным.
- Что ж, отлично. А знаете, я был почти уверен, что вы согласитесь.
- Почему? – удивился Коломин.
- Пока вас везли сюда, наши психоаналитики поработали над вашими тестами. Они дали семидесяти восьми процентную вероятность положительного ответа. Теперь вы наш. Добро пожаловать в Проект, док! Только первый ваш день в нём будет очень трудным.
- Главное, чтобы он не стал последним.
- Я оптимист. Что касается полёта, то сроки вынуждают нас ограничиться минимально возможной подготовкой. Два часа – всё, что мы можем вам дать. Ровно столько потребуется на то, чтобы пройти медосмотр, предполётный инструктаж, уладить кое-какие формальности и добраться до пусковой шахты.
- Какие формальности?
- Связанные с вашим участием в Проекте, - пояснил хозяин кабинета, поднимаясь. – В том числе написать одну не совсем приятную бумагу.
- О передачи своего тела и души в ваше полное распоряжение? – попытался сострить Коломин.
В глазах хозяина кабинета снова сверкнул странный огонёк.
- Нет, – сказал он. – Заполнить так называемую форму Д42-12. Иначе говоря – завещание.



----------   ---   ----------




Шахта, в которой покоился «Пульсар» была наполнена лихорадочной деятельностью десятков суетящихся людей, закладывающим уши рёвом прогревающихся двигателей, и оказалась страшно глубокой; ступив на решетчатую площадку, соединяющую верхний ярус с входным люком, Коломин заглянул вниз, но так и не увидел её дна. Только бесконечные, похожие на тюбинги кольцевые площадки ярусов, да далёкие отсветы яркого голубого пламени, горящего где-то в самом низу. Рёв шёл оттуда, и оттуда же тянуло теплом и запахом нагретой смазки. Но больше всего его поразила форма самой ракеты: обыкновенный цилиндр, круглая колонна, казавшаяся непомерно тонкой из-за своей огромной длины,  накрытая сверху округлым колпаком обтекателя. Такая прозаическая форма как-то не вязалась с теми полуфантастическими характеристиками и всем остальным, что он успел узнать о ней. Однако, нырнув в открытую пасть люка, он понял, что это действительно необычная ракета.
Головной отсек «Пульсара» оказался тесным, как собачья конура. Свободное пространство здесь составляло считанные кубические метры, львиную долю которых занимали два странных приспособления: мягкие ложа, похожие на рассечённые вдоль овальные коконы, держащиеся на весу, в полуметре от пола, за счёт чего-то напоминающего клубки перепутанных коричневых кишок, - те самые «высокотрансформативные многофункциональные комплекты», которые он успел опробовать на предполётном  инструктаже, и которые должны были служить им и креслами и скафандрами, в случае необходимости. Над каждым из таких коконов нависало по большому прямоугольнику видеопанели, а наверху, вместо потолка, светилось круглое окно визора, в котором виднелась верхняя часть шахты и закрывающая её массивная стальная крышка.
Следовавший за Коломиным техник помог ему устроиться в одном из этих «коконов», в то время как второй кокон занял пилот по имени Павел Реймерс.  Человек, умеющий управлять Пороховой Бочкой, Бешеной Раскладушкой и так далее, вызывал у него вполне объяснимый интерес.  После того, как их познакомили, Коломин всё время незаметно приглядывался к нему, пытаясь понять, чем таким выдающимся обладает этот невысокий коренастый крепыш. По виду это был самый что ни на есть заурядный человек, немногословный, с резкими нервными движениями, и спокойным взглядом серых глаз. Что имел он такого, что делало его отличным от всех остальных пилотов, оставалось только догадываться.
Реймерс забрался в ложе через второй люк, со своей стороны, и за ним тоже следовал техник. Стянув края коконов, «технари» быстро и ловко «слепили» их, звено за звеном, точно огромную застёжку-«молнию»,  оставив открытыми только верхнюю часть тела – голову, плечи и руки. Лежать в коконе оказалось очень удобно: внутренность его сразу подстроилась под форму человеческого тела, держа его в мягких и в то же время упруго-крепких объятиях.
Проверив кокон техник показал Коломину кулак с поднятым большим пальцем и выскользнул наружу. Крышка люка захлопнулась, что-то сухо щёлкнуло в ней, выдав на контрольное устройство два зелёных огонька – «герметично», «закрыто».
Коломин повернул голову к соседу.
Второй техник всё ещё трудился над Реймерсом, помогая ему нацепить на запястье правой руки какое-то небольшое устройство, размером и формой напоминающее мячик для тенниса. Кончив, он замер, ожидая пока пилот проделает несколько загадочных манипуляций с этой штукой, обменялся с ним кивком, и исчез. Вторая крышка захлопнулась, отгораживая отсек от внешнего мира и терзающего уши воя. Теперь до них доносился только глухой гул, просачивающийся сквозь толстую обшивку и метры силовых установок, баков с горючим и гравиакомпенсаторных дисков. Убедившись, что с его стороны крышка надёжно закрыта, Реймерс посмотрел на Коломина.
- Готов?
Коломин привычно дёрнул плечами:
- Не знаю, буду ли я вообще когда-нибудь готов к этому.
- Боишься?
- Боюсь…
- Тогда порядок. - Реймерс подтянул к себе панель. – Внимание. «Инструктор»! Я «Ныряльщик. Мы готовы.
- Понял, «Ныряльщик», - ответил незнакомый мужской голос. – Отсоединяю «пуповины». Полная автономность – через тридцать пять секунд.
Коломин переключил внимание на свою панель. Она пестрела столбцами цифр, разнопёрой графикой и изображениями, передаваемыми установленными на корпусе и в шахте камерами. Одна из таких камер стояла где-то в самом низу, под кормой, показывая дюзу работающего двигателя; необычную, как и вся эта ракета – кольцеобразную, диаметром почти с корпус ракеты, горящую тем ослепительным голубым огнём, отсвет которого он видел, когда забирался внутрь. На остальных изображениях были, как показалось Коломину, совершенно непримечательные участки корпуса, расчерченные, правда, какими-то условными красными и зелёными значками, и те самые «пуповины» - шланги и кабели, которые один за другим выдёргивались сейчас из ракеты, отсоединяя её от огромного материнского тела пусковой шахты.
- Двадцать восемь секунд до полной автономности…
Двадцать семь, двадцать шесть, двадцать пять… Коломин вдруг поймал себя на том, что бормочет, отсчитывая мгновения, отделяющие его от прыжка в ничто.  Он сконфуженно фыркнул, кинул взгляд на соседний кокон, но Реймеср был занят созерцанием своей панели.
- Одиннадцать секунд до полной автономности.
- Семь секунд…
- Пять… Внимание!... – телескопическая штанга выдернула последний кабельный разъем и исчезла в металлической стене шахты. – Полная автономность!
- Понял, «Инструктор», - отозвался Реймерс. – Полная автономность.
Отныне «Пульсар» более не потреблял бездонные запасы топлива и энергии извне, полностью перейдя на самообеспечение. Ракету с шахтой теперь не связывало ничего, ни единый проводок, однако её всё ещё держали мощные лапы фиксаторов. Да и крышка была закрыта.
Коломин поднял глаза к визору, и точно в ответ на это движение крышка дрогнула, и на краю серого потолка шахты появился светлый полумесяц. Удивительно быстро для такой массивной конструкции, крышка отползла в сторону, открыв их взору пасмурное августовское небо.
- Шахта открыта, - сообщили снаружи. – Внимание! Убираем фиксаторы.
«Пульсар» чуть осел, качнулся в сторону, потом в другую, и замер, удерживаемый в этом положении собственными двигателями и подушкой силовых полей.
- Порядок, - передал Реймерс. – Выходим.
Он, казалось, даже не шевельнул пальцами, а огнедышащее, бешено ревущее Копьё вдруг, словно само по себе подпрыгнуло вверх, в мгновение ока очутившись высоко над горловиной шахты. Коломин успел заметить только стремительно удаляющуюся зелёную поверхность земли, прежде чем ракета нырнула в облачность. Ещё через мгновение она оставила внизу и облака, продолжая со всё возрастающей скоростью карабкаться в быстро темнеющее небо: голубое, синее, фиолетовое, и, наконец, чёрное как уголь. Преодолев земное тяготение, «Пульсар» выбрался из атмосферы и ничем более не сдерживаемый понёсся сквозь пустоту.
В отсека снова «возник» «Инструктор».
- Внимание, «Ныряльщик»! Курс 6-7-19. Отклонение 67. Подтвердите.
- Подтверждаю, - ответил Реймерс, считывая что-то с панели. – «Звездочёт» даёт 6-7-19 и отклонение 67.
- Начинаем коррекцию траектории. До выхода на расчётную – девятнадцать минут.
- Вас понял, «Инструктор». Девятнадцать минут до расчётной.
Прислушиваясь к малопонятным для него цифрам, Коломин принялся отыскивать их на своей панели, внешний вид которой резко переменился, едва они вышли за атмосферу. В самом её центре, оттесняя всё остальное к краям, возникли два больших диска – белый и медленно наползающий на него красный. Число 67 обнаружилось в месте соединения дисков, заключённое в хорошо заметную на ярком фоне чёрную прямоугольную рамку. Курсовые данные оказались в центре диковинной паутины, состоящей из зелёных, синих и жёлтых полосок – уже знакомой Коломину навигационной «сетке». Остальное выходило за рамки его скромных познаний в этой области.
- Павел, что это?
Реймерс бросил в его сторону короткий взгляд.
- Белый диск – расчётная траектория полёта, красный – наше положение относительно её… Когда выйдем на расчётную, начнём разгоняться.
- Я так и подумал. - Коломин поглядел на сходящиеся диски и добавил: - Никогда не слышал о таком «навигаторе» - «Звездочёт».
Реймерс наградил его ещё одним взглядом.
- А много ты раньше слышал о «Пульсаре»? Тут одни новшества. Всё, начиная от системы управления и кончая двигателями. Сверху донизу.
Коломин молча кивнул в знак согласия. В это нетрудно было поверить, взглянув, например, на столбик полётных характеристик. Если верить горящим на панели цифрам, ракета двигалась с ускорением почти в четыре с половиной сотни «же», что на целый порядок превосходило предельные величины, допустимые на обычных – грузовых и пассажирских – судах, и в несколько раз – на исследовательских и экспериментальных. Да и то в «пиках».  А они сейчас всего-то навсего совершают предварительное маневрирование. Каким тогда будет их ускорение, когда они начнут разгоняться? Тысяча «же»? Две тысячи? Три? Какой двигатель нужен, чтобы толкать эту стальную болванку с таким сумасшедшим приростом скорости. И какой компенсатор нужен, чтобы оно, это ускорение, не превратило в кисель хрупкие человеческие тела и тонкую механику и электронику. Действительно, удивительная ракета.
Коломин снова перевёл взгляд на навигационную сетку. Курс 6-7-19 уводил «Пульсар» круто «вниз» от плоскости эклиптики, оставляя позади планеты с их естественными и искусственными спутниками, астероидные и кометные орбиты, метеорные облака и всё остальное, начиная от того, что наполняло Солнечную систему «от рождения» и кончая тем, чем успел наполнить её человек, и что обычно концентрировалось именно в районе, близком к этой плоскости. Конечно, вся эта масса рассеянной по системе материи в пересчёте на объем занимаемого им пространства давала такие ничтожные величины, что риск столкновения с чем-либо, даже при активном строительстве в космосе и не менее активном судоходстве, составлял один шанс на миллион, или даже миллионы. И тем не менее «Пульсар» стремительно покидал «обжитую зону», видимо, с целью свести даже этот ничтожный риск к минимуму.
- Уходим подальше от оживлённых трасс? – спросил Коломин.
- Нет, просто готовимся лечь на нужный курс, – ответил Реймерс, не поворачивая головы. – Что бы в конечном итоге попасть в нужную нам точку пространства. А отнюдь не из-за опасности столкновения, если ты это имел ввиду.
- Ты уверен, что мы точно выйдем на первый «Пульсар»? Мне говорили, что после первого же перехода, отслеживать корабли уже невозможно.
- Выйдем, - заверил его Реймерс. – Найдём по следу.
- По какому следу?
- По эфирным возмущениям, - пояснил пилот. – Это что-то вроде кильватерной струи или инверсионного следа, который оставляет за собой корабль в любой из иновременных вселенных, только природа его, понятное дело, иная. Он сохраняется какое-то время, потом исчезает. Из-за этого такие жёсткие сроки. Ещё пять-шесть часов – и «Водомерку» уже не найти…
- «Ныряльщик»! – вклинился голос «Инструктора». – Десять минут до расчётной!
- Подтверждаю – десять минут!
- Надо же! – удивился Коломин. – Первый раз иду по следу в космосе.
- Необычный полёт – необычные средства, - философски заметил Реймерс. – Привыкай.
- Девять минут до расчётной!
Мощные двигатели продолжали толкать непомерно длинный корпус «Пульсара», ежесекундно увеличивая его скорость почти на четыре с половиной тысячи метров в секунду, одновременно нацеливая тупоносый колпак обтекателя в звёздную пустоту, в точку, которую могли определить только навигационные компьютеры. Она лежала где-то среди звёзд Южного Треугольника и Цыркуля; именно в этом районе неба начинался их путь в неведомое, который в конечном итоге должен был привести в ту область пространства, где почти сутки назад начала свой последний полёт загадочно пропавшая «Водомерка».
«А мы «Ныряльщики», подумал Коломин. Позывной – лучше не придумаешь. Два ныряльщика на Копье Дьявола, которые вот-вот нырнут в другую вселенную. Вынырнуть бы оттуда потом…»
- Минута до расчётной!
Диски почти целиком наложились друг на друга. Последнюю минуту манёвра они ползли медленнее обычного: автоматика аккуратно нацеливала корабль, выбирая уже не единицы шкалы отклонения, а десятые их доли.
- Внимание! - предупредил «Инструктор». – «Ныряльщик»…
- Три десятых, две десятых, одна десятая, - отсчитал Реймерс, и, через мгновение: - Есть расчётная! Начинаем разгон!
Корабль рванулся вперёд, точно гоночный болид, оторвавшийся от гружёного кирпичами прицепа, который доселе упорно тащил за собой. Коломин инстинктивно сжался, ожидая страшного пресса перегрузок, однако невозможный компенсатор «Пульсара» «слопал» резкое увеличение ускорения, не оставив от него и крох. А «порция», с которой он так лихо расправился была просто кошмарной. Столбик индикатора в первую же минуту подпрыгнул под отметку «пятьсот», и принялся бодро карабкаться вверх, и не думая останавливаться. Шестьсот шестьдесят… Семьсот сорок пять… Семьсот девяносто… Тысяча «же»! Коломин почувствовал, что покрывается холодным потом. Если б не компенсаторы, вес его тела составлял сейчас без малого восемьдесят тонн! При таком положении вещей, его мог раздавить в лепёшку даже вес собственного комбинезона. Да что там комбинезона – собственной кожи. Откажи гравиакомпенсаторы хоть на миг, и всё, что от них обоих останется, можно будет спокойно скатать в тонкий и очень компактный рулончик.
Коломин закрыл глаза, спасаясь от пугающих цифр в черноте опущенных век, а когда снова открыл их, индикатор показывал что-то уж совсем невообразимое – тысяча восемьсот тридцать шесть «же». Через несколько секунд ускорение доползло до двух тысяч, затем переползло через них, и, наконец, остановилось на отметке «две четыреста девяносто».
Коломин отёр ладонью выступившую на лбу обильную испарину, и устремил вопросительный взгляд на соседний кокон. Словно почувствовав, что на него смотрят, Реймерс повернул лицо к врачу, ответив таким же вопросительным взглядом:
- Всё нормально?
- Более или менее… Такое ускорение тоже из-за спешки?
- Конечно. Если б мы протянули ещё немного, пришлось бы нестись во весь опор. Время работает против нас.
Да, время, повторил про себя Коломин. Время, и ещё раз время, будь оно неладно. Некогда неощутимая, неосязаемая величина, вдруг в одночасье превратилась в некую материальную среду, стихию, с которой они начали трудную и опасную борьбу с неопределённым исходом. Сейчас это пока лишь гонка, стремление наверстать упущенное, перегнать неумолимый поток этой материализовавшейся субстанции, а потом они начнут буквально вгрызаться в неё, пробивая разделяющие их невидимые стены, барахтаться в этих чуждых океанах времени, с постоянным риском столкнуться с чем-то неизведанным, или разбить себе голову при очередном штурме. Отныне оно станет для них самой важной величиной во вселенной, ибо всё, что они будут делать, будет так или иначе связано с ним. Время, всюду время. Вот уж воистину основа основ.  Всё начинается временем и кончается им же. Альфа и омега. Время…
Что значит нестись во весь опор, Коломин даже не стал спрашивать. Имеющиеся две с половиной тысячи «же» и так были настоящим сумасшествием.
Стараясь унять колотящееся от избытка адреналина сердце, Коломин принялся разглядывать звёздное небо над своей головой, одновременно прислушиваясь к работающим далеко позади, за спиной, агрегатам… Упрятанные в утробе огромной стальной колонны корабля демоны механического мира ревели и выли на все голоса, но странное дело – в этом диком хоре совсем не чувствовалось напряжения работающей на пределе своих сил машины.  Наоборот – то было дыхание уверенного в своей недюжинной мощи монстра, и той уверенностью и лёгкостью, с которой он развивал такие чудовищные скорости, казалось, был пропитан каждый атом этой удивительной ракеты и которая, в конечном итоге, проникла и в Коломина, усмиряя мечущиеся в голове тревожные мысли и успокаивая напряжённые в ожидании рокового удара нервы.  Двигатели тянули ровно, без перебоев, постепенно притупляя чувство опасности, и заставляя забыть о том, что летишь на самой норовистой и непредсказуемой ракете, а кажущееся неподвижным небо, на самом деле несётся навстречу со скоростью равной не одному десятку тысяч километров в секунду, которая, придачу, ещё и увеличивается ежесекундно на, без малого, два с половиной десятка километров. Как и в любом корабле, летящем сквозь пустоту, в их маленький головной отсек проникали лишь косвенные доказательства того, что они движутся, в виде гула и рокота силовых агрегатов и информации, выводимой компьютером на панель, и если не смотреть на панель, казалось, что просто висишь в гудящей бочке, где-то посреди белых, жёлтых и красных отточий звёзд. Впрочем, постепенно привычный вид космоса начал меняться, чётко и однозначно указывая на то, что они всё же движутся и продолжают стремительно разгоняться.
Сначала это коснулось цвета звёзд. Эффект Доплера проявился тут во всей своей полноте: те из светил, что виднелись в визор разгорались всё ярче и ярче, «перемещаясь» по шкале спектра во всё более коротковолновый её диапазон, те же, что оставались за кормой, наоборот: темнели, наливаясь багрянцем и одна за другой гасли, растворяясь во всё сгущающейся черноте. Она словно преследовала корабль, желая поглотить и его, стремясь вслед за ним к сияющим просторам противоположной полусферы. Затем начала меняться уже сама геометрия светил. Безразмерные точки звёзд растягивались в крошечные коротенькие чёрточки, «выгибаясь» затем в серпики, с рожками, обращёнными внутрь «коридора» расчётной траектории. И не только звёзды – сама чернота космоса, потеряла свою однообразность, разлиновавшись на чередующиеся угольно-чёрные и серовато-чёрные кольца, чем-то напоминающие круги мишени, только неровные, сложной бабочкообразной формы. «Пульсар» летел точно в огромной гофрированной глотке, и чем быстрее был его полёт, тем всё более уродливую форму она принимала, тем больше разнились по оттенку разные её участки, и тем замысловатее становилось звёздное небо, вспухая странными образованиями, совсем уже не похожими на звёзды. Искажённый и жуткий мир возникал перед «Пульсаром».
Невозмутимый таймер продолжал отсчитывать разгонное время, отмеряя незаметно уплывающие в никуда секунды и минуты. Бешеные скорости вытворяли с ними злые шутки, приводя в конечном итоге к тому, что мощная всепоглощающая река по имени Хронос, разделялась на два разновеликих русла: одно большое – то, в котором плыла сейчас далёкая Земля и вся остальная вселенная, и второе, совсем крошечное, несущее в своих объятьях тесный мирок «Пульсара», где оно начинало то стремительно нести его  вперёд, то наоборот – тормозило отбрасывая далеко назад. Явление это носило циклический характер, причём циклы эти имели достаточно большую периодичность, из-за чего иногда случалось так, что возвращающиеся космонавты, проведшие многие дни в своих «космоходах», по земным часам старились на считанные секунды, или на целые месяцы, в зависимости на какой цикл попадало время их возвращения. Сейчас над «Пульсаром» владычествовал положительный цикл, время сжималось, коэффициент рассогласования, вычисляемый бортовым компьютером неуклонно рос, и одно это уже отделяло их от остального мира своеобразным временным «водоразделом» - предтечей той стены, которую им ещё предстояло пробить. Время, время… Всюду время.
- Павел, у меня вопрос, - нарушил затянувшееся молчание Коломин.
- Валяй.
- Ты сказал, что мы выйдем на номер первый по его следу. Но это сработает только в том случае, если проблемы у него возникли по пути туда… А если обратно?..
- Я понял… На встречных курсах его тоже можно обнаружить и без особого труда. По тому же следу. Возмущения распространяются на огромные расстояния и с чудовищно огромной скоростью. Правда они значительно слабее, но фиксируются чётко. Так что если помимо «прямого» следа «Звездочёт» обнаружит и «обратный» - значит мы разминулись с «Водомеркой».
- И что?
- Тогда снова придётся маневрировать и заходить ей в корму…
- Ага, - только и сказал Коломин, и в отсеке опять воцарилось молчание.
Всё увеличивающееся расстояние от Земли и необходимость несущейся со световой скоростью радиоволне догонять беглеца, который и сам приближался к ней. заставили «Инструктора» прервать радиоконтакт ещё в самом начале разгона. Нормальный диалог в данных условиях был совершенно невозможен, тем более что от «Инструктора» который остался в миллионах километрах за кормой, вряд ли можно было ожидать теперь какой-либо важной оперативной информации. Отныне «Пульсар»  был предоставлен самому себе, и единственным проводником его среди «своих» и чужих пространств и времён остался «Звездочёт».
Правда, прежде предстояло преодолеть скоростной барьер. Как они будут делать это, по-прежнему оставалось для Коломина загадкой.
К световой скорости они подошли через три часа двадцать четыре минуты после начала разгона. Коломин напряжённо ждал чего-то необычного, однако переход от суб- к сверхсветовой прошёл на удивление незаметно. Серпы звёзд, которые продолжали всё это время вытягиваться и выгибаться, начали сплетаться воедино длинными тонкими усиками лучей, образую замысловатую, хаотичную «конструкцию»; что-то  вроде нагромождённых одна на другую арок, которые пошли рябью, едва они перескочили релятивистский предел. Их переплетение становилось всё сложнее и запутаннее, и по мере того как скорость увеличивалась, световые усики пересекали один серп за другим, образуя уже не арочный хаос, а ажурную трубу, с  лучами-прутьями причудливой формы, заостренными как иглы концами и начинающими окрашиваться почему-то в красноватые оттенки.  Затаив дыхание Коломин лежал в своём ложе, ожидая каких-то новых чудес, но вскоре внимание его отвлекла странная вибрация, волны которой начали одна за другой пробегать по корпусу ракеты. Взглянув на панель, он понял, что они достигли, наконец, барьерной скорости.
Вибрация оказалась лишь авангардным отрядом того шторма, который обрушился на «Пульсар» ровно через минуту. Слабое подрагивание, которое поначалу скорее угадывалось нежели ощющалось, быстро переросло в лихорадочную тряску, какая бывает при достаточно лихой езде по усыпанной среднего размера булыжниками дороге.  Амортизаторы коконов гасили большую часть этих мелких пока, ударов, однако в следующую минуту сила их возросла настолько,  что зубы Коломина начали выбивать дробь. Сжав челюсти, чтобы не прикусить ненароком язык, он приготовился к новому испытанию, надеясь, что Реймерс успеет справиться с тряской быстрее, чем корабль развалиться на части. Удивлённый его бездействием он снова начал бросать тревожные взгляды на пилота, а между тем, зубодробительная вибрация сменилась не менее кошмарными, поначалу редкими, но сильными ударами. «Пульсар» начало бить на невидимых ухабах, то подбрасывая вверх, то сваливая вбок, то низвергая в яму, из которой его выталкивал наверх следующий удар. Они сыпались на несчастный корабль всё чаще и чаще, грозя переломить серебристую спицу как спичку. Стальное Копьё металось из стороны в сторону, её вертело, словно щепку в бурном потоке, а всё увеличивающаяся скорость добавляло к силе ударов новые баллы. В начале третьей минуты они уже сыпались на ракету градом.
- Э-эй, Павел! Нас так разломит…
- Не разломит. - Реймерс вдруг улыбнулся какой-то самодовольно-злорадной улыбкой. – Знаешь, почему «Пульсар» прозвали Сумасшедшей Раскладушкой?
Коломин недоумённо моргнул.
- Н-нет.
- Сейчас узнаешь, - бросил пилот, перебирая пальцами на пристёгнутом к руке «теннисном мяче». – Следи за изображением… Смотри на корпус!
Коломин едва успел перевести взгляд на панель, как «Пульсар»  перестал быть единым целым. Он буквально распался на части, «рассыпавшись», точно соскочившие с оси кругляши упавшей набок детской пирамидки. Какая-то секунда – и там, где только что было длинное монолитное тело, оказалось не меньше полудюжины цилиндрических «кусков» разной величины, которые, в свою очередь, также немедленно начали трансформироваться, теряя свою строгую геометрическую форму. От прежнего «Пульсара» не осталось почти ничего: изрыгающая огонь корма, да «наконечник» Копья, с двумя спеленатыми астролётчиками. Всё остальное преобразилось до неузнаваемости.
Совершенно сбитый с толку подобными метаморфозами, Коломин изумленно взирал на то, что передавали разбросанные по корпусу камеры, пытаясь представить себе, как всё это выглядело бы со стороны. Картина получалась просто фантастической. Теперь «Пульсар» стал почти на четверть длиннее; его секции разделяло по три-четыре метра пустоты, через которую были перекинуты дугообразные мостики кабельных пуповин, трубопроводы и упирающиеся в торцы сегментов зеленоватые «зубья» силовых подушек. За авангардной головной частью появился ещё один двигатель – чёрный, сложной конструкции, диск, опоясанный сплошным кольцом прямоугольных дюз, из которых вдруг вырвались длинные клинки голубого пламени, и, стремительно повернувшись подобно спицам огромного колеса, опали, оставив после себя яркое сияние реактивного выхлопа.  Следом за ним летело что-то уж совсем непонятное, но самое удивительное произошло с четвёртым сегментом. Тот словно превратился в распускающийся бутон: ставшие на рёбра пластины обшивки открыли объемистые трюмные карманы, и оттуда потекло что-то серое, скрученное в тугие жгуты и клубки, поблескивающее мириадами тусклых искорок. Точно крылья новорожденной стрекозы, оно начало распрямляться, превращаясь в четыре исполинских полупрозрачных полотнища. Какая-то сила настойчиво тянула их в разные стороны от корабля, распрямляя складки, распутывая узлы, покуда полотнища, наконец, не обрели окончательную форму – четырёх неимоверно длинных сдвоенных лепестков, и ещё не менее десятка меньших размеров, торчащих вокруг основных без всякого видимого порядка, и образующих всовокупе некое подобие цветка, или многослойной сегментной чаши, повёрнутой выпуклостью назад. Головная часть «Пульсара»  оказалась как раз где-то в фокусе этого парабалоида. Присмотревшись, Коломин заметил на краях чаши тонкие зеленоватые иголочки, нацеленные, как ему показалось, прямо на их отсек. Переведя взгляд на соседнее изображение, он обнаружил, что такие же иголочки испускает и загадочная третья секция, вытягивая навстречу первым едва заметные на сером фоне «лепестков» тонкие   световые нити. Пока он разглядывал это чудесное полуэфемерное творение, за её серой пеленой заработал ещё один двигатель, опоясав корпус предпоследней секции сразу двумя голубыми кольцами. В арьергарде этого космического поезда летел его «локомотив» - двигательный отсек, самый крупный из всей кавалькады.
Всего за минуту прозаическая болванка «Пульсара» превратилась в изящную, диковинную космическую каравеллу, совершенно невозможное сооружение, казавшееся таким хрупким и ненадёжным, и тем не менее каким-то чудом не только сохраняющее приобретенную форму, но и успешно противодействующее разрушительному воздействию барьерной скорости. 
Сотрясающие «Пульсар» удары быстро сошли на нет, едва он начал преображаться, однако «неровности дороги» на этом отнюдь не закончились. Впрочем, с этой минуты они не сколько ощущались, сколько стали заметны визуально. Грозные штормовые валы более не трепали корабль, а мягко и плавно опускали и поднимали его, и он мягко скользил по их невидимой поверхности. Составные части Бешеной Раскладушки, подвижные благодаря гибким, но прочным «шарнирам» силовых подушек, постоянно смещались относительно друг друга, следуя этим изгибам, или начинали поворачиваться вокруг продольной оси, то в одну сторону, то в другую. То, что ломало корабли «классической» конструкции, на «Пульсар» действовало не больше, чем лёгкое волнение на цепочку поплавков, нанизанных на одну верёвочку.
- Это и на самом деле называется «парусами», - ответил Реймерс на предположение Коломина. – Паруса-стабилизаторы. Барьерная скорость – это взаимодействие с участками эфира, имеющими разную плотность. На самом деле они образуют что-то вроде каналов или «пор» об «стенки» которых и приходится колотиться. На субсветовой взаимодействие с ними минимально, но зато дальше… Начинается вот такая история.  А паруса в радиусе своего действия меняют характеристики эфира, не в очень большом масштабе правда, но достаточном, чтобы сгладить такие резкие повороты… Ну, а вон это – двигатели питающие генератор силового такелажа и ещё один уравновешивающий… Вот тебе Раскладушка в готовом виде. Так дальше и пойдём…
«Штормовые валы» продолжали раскачивать космический парусник, и увлечённый видом смещающихся и поворачивающих его частей, Коломин не сразу  обратил внимание на то, что индикатор ускорения сполз на отметку «120 же» - сущий пустяк по сравнению с тем, что было накануне. Коломин даже не заметил когда они успели «притормозить»; компенсатор безупречно «отработал» этот манёвр, сделав очередное изменение ускорения совершенно незаметным.
Коломин опять повернулся к пилоту:
- Что-то случилось?
- С чего ты взял? – вопросом на вопрос ответил Реймерс.
Коломин кивнул на панель.
- Ускорение…
- Подходим к «воротам». Переходной скорости. – пояснил Реймерс. – Они очень узкие, на большом ускорении можно запросто проскочить. Тогда придётся тормозить, а потом ещё и корректировать траекторию. А это упущенное время, сам понимаешь.
- Да, время, - согласился Коломин.
Время. Время…
Сброс ускорения, впрочем, и так вызвал смещение относительно расчётной траектории. Красный диск дрогнул и пополз вверх и вправо, но прежде чем он успел выйти за пределы белого, цифры указывающие скорость вдруг оказались в ярком жёлтом прямоугольнике. Появление его тут же было продублировано тонким противным писком.
- Вот она!
- Переходная?
- Да… Внимание, «Инструктор», я «Ныряльщик»! – передал Реймерс. – Мы «дозрели». Переходим! Готовься к чудесам, Влад. – Бросил он напарнику и, не дожидаясь от того ответа, снова врубил ускорение.
«Пульсар» прыгнул, разрывая невидимую, неосязаемую и бесконечно прочную «ткань» временного поля. Выгнутые дугами звёзды точно взорвались, вспухли огненными клубками, разбрасывая вокруг радужные волны света. Расплывшись пёстрыми пятнами, они пожрали черноту космоса и тут же сжались опять. «всосав» в себя один цвет за другим, начиная с красного и кончая фиолетовым, оставив после этого всплеска только молочную пустоту. Последние отблески яркого цветного огня погасли, сжались, сконцентрировавшись в чёрные, разнокалиберные точки, и в головной отсек «Пульсара» заглянуло небо из кошмарных снов – белое, усеянное чёрной звёздной россыпью.
- Негативная Вселенная, - объявил Реймерс.
Переход «съел» почти четверть их  скорости и отбросил корабль в сторону от нужного курса. В первый момент оба диска и кое-какая другая информация исчезла с панели, однако «Звездочёту» понадобились считанные секунды чтобы соорентироваться в чужой вселенной: диски снова заняли привычное место, только уже разъехавшиеся в разные стороны, а  появившиеся в колонке полётных характеристик величины, ясно показывали, что для нового перехода им опять придётся разгоняться.
Тем не менее результаты перехода привели Реймерса в настоящий восторг.
- Отлично, отлично... Просто великолепно! Ты только посмотри. А?  Как вышли...
- Куда вышли? – не понял Коломин.
- Относительно «следа». Считай тютелька в тютельку. Попадание снайперское. Почти в яблочко.
- Ага, - Коломин посмотрел на диски. – Значит белый теперь – это след «Водомерки». Однако девять с половиной единиц… Что-то не очень похоже на тютельку в тютельку.
Реймерс наградил его насмешливым взглядом.
- Не очень похоже… Попробуй-ка сидя на карусели, которая мало того, что вращается, ещё и передвигается по огромной дуге, которая в свою очередь тоже меняет своё положение в пространстве, выпустить пулю, а потом, спустя несколько часов пустить вторую, да так, чтобы она пересекла траекторию первой, точно в заданной точке. Тут даже промах в километр будет считаться удачей. А у нас в пересчёте на расстояния и скорости допуск – считанные метры. Даже сантиметры. Нет, наши навигаторы зря свой хлеб не едят. Виртуозы, честное слово…
Коломин снова поднял глаза к визору.
- Павел, почему она такая?
- Негативная? Потому что мы – пришельцы из другого хронополя. Мы частица нашей вселенной, с совершенно иной временной частотой, а поэтому видим эту совсем не такой, какая она на самом деле. Искажения в восприятии именно из-за этой вот разницы в частотах. На самом деле она, скорее всего, такая же как и наша. Ну представь себе чёрное солнце. Или планету, освещённую таким светилом. Абсурд.
- Расположение звёзд вроде бы знакомое, - заметил Коломин. – В любом случае очень похожее… Это повторение нашей вселенной или как? Есть здесь Солнце, Земля?..
- Нет. По крайней мере в радиусе светового месяца от того района, где мы переходили из нашей вселенной – нет точно. Ничего похожего на Солнечную систему.  Это не повторение, нет. Это совершенно другая вселенная.
- А дальше?
- Что дальше?
- Ну, другие вселенные. Они какие?
- Своеобразные, - лаконично ответил пилот. – Чем больше разность в частоте, тем искажённее наше восприятие окружающего.
- То есть остальные будут ещё нелепее и абсурднее.
- Так оно и есть… Тебе разве не говорили этого на предполётном инструктаже?
Коломин растерянно пожал плечами.
      - Говорили наверное. На мою голову свалилось сразу столько всякого, что я, скорее всего, попросту упустил этот момент из внимания…
«Пульсар» как-то странно качнуло, точно толкнуло вперёд, вызвав кратковременную и незначительную перегрузку. Через полминуты такой же странный толчок отбросил корабль назад, сопровождаемый столь же мимолётным, и тем не менее тошнотворным ощущением невесомости. Третий толчок опять бросил «Пульсар» вперёд, только несколько сильнее прежнего, и перегрузки на сей раз были чуть продолжительней и более ощутимыми.
- «Качели», - пояснил Реймерс. – Своеобразный аналог нашей барьерной, только на меньших скоростях, да и проявление иное. Бороться с «качелями» мы пока не научились, гравикомпы и «паруса» тут бессильны, так что придётся потерпеть. «Качели» не опасны, но амплитуда будет расти…
Это действительно чем-то напоминало качели. Следовавшие один за другим толчки вперёд и назад рождали то ощущение стремительного взлёта, когда невидимые руки с силой прижимали тебя к мягкому материалу кокона, словно пытаясь продавить сквозь него, то не менее стремительного падения, в захватывающем дух состоянии невесомости, сменяющейся промежутками статичности и нормального веса. И снова вверх.
Вверх-вниз, перегрузка-невесомость…
Продолжительность нахождения в разных фазах «качения» быстро увеличивалась, в то время как промежутки между ними становились всё короче. К тому же возросла и сила перегрузок. Коломин подумал было о том, что частая смена состояний, в конечном итоге могла вызвать приступ «морской болезни» со всеми её неприятными проявлениями ( не это ли имел ввиду Реймерс, когда говорил «придётся потерпеть»?), однако взглянув в визор, он тут же начисто позабыл о собственном желудке и его содержимом. С бело-чёрным небом начало происходить что-то необъяснимое. И не только с ним.
Они словно попали в полосу прибоя, и сидели сейчас не в тесной конуре головного отсека, а в странном перевёрнутом колодце, соединяющимся где-то с огромным телом размеренно дышащего океана. Набегающие и откатывающиеся волны меняли уровень воды в этом колодце, и она, плескавшаяся по законам перевёрнутого мира не внизу, а вверху, над ними, как и полагается в сообщающихся сосудах, тоже следовала этим неспешным ритмам, то опускаясь, то поднимаясь выше обычного уровня. Чужое небо за стеклом визора вело себя точно так же.  Едва наступали мгновения невесомости, как оно устремлялось куда-то прочь от корабля, утягивая за собой всю его носовую часть и сам визор, деформируя его при этом так, будто он был сделан из какого-то необыкновенно пластичного вещества. Перегрузка давала обратный эффект: в этой фазе «качения» всё устремлялось внутрь отсека, причём после нескольких периодов око визора прогнулось внутрь настолько сильно, что казалось вот-вот заедет прямо по носу. Или лопнет, не выдержав давления напирающей снаружи бело-чёрной субстанции…
- О-о, чёрт!
- Спокойно, – ровным голосом произнёс Реймерс. - Спокойно… Очередная иллюзия. Оптический обман. Ничего страшного.
- Оно приближается…
- Ничего страшного, - повторил пилот. – Пускай себе…
- А если доберётся до нас? – забеспокоился Коломин.
- Ну, тогда можешь потрогать её рукой. Убедишься сам…
«Пульсар» неожиданно пошёл в затяжной «спуск». Секунда… две… пять… десять… Невесомость сменилась кратким мигом нормального веса и тут же на людей точно обрушились мешки мокрого песка. Деформированный потоком неудержимо стремящегося навстречу им космоса,  визор устремился вниз, опустившись чуть ли не до верхнего края панелей. Следующий полупериод «качения» отбросил его так далеко вверх, что Реймерс с Коломиным оказались на дне дне ямы, накрытой колпаком какой-то сероватой мути. А потом опять потащило вниз…
Прикованный к своему ложу, беспомощный как младенец, Коломин с тревогой взирал на приближающийся визор, а тот всё пёр и пёр вниз, раздвигая стены отсека, нависая над людьми подобно огромному увеличительному стеклу, под которым человек чувствовал себя просто крошечной букашкой. Его прозрачная выгнутая, полная чёрных звёзд, поверхность очутилась так близко от головы Коломина, что тот не выдержал и чисто рефлексорно вскинул налитые свинцом руки, стараясь удержать на расстоянии от себя чудовищно гипертрофированный иллюминатор. Результат этой безотчётной попытки оказался для Коломина полной неожиданностью. Визора он так и не достал, однако вместо рук у него появились какие-то странные, уродливо раздутые обрубки, с настолько длинными пальцами, что они скорее напоминали щупальца, нежели часть кисти. Совершенно сбитый с толку таким поворотом событий, Коломин отдёрнул руки и те моментально перестали быть конечностями мутанта.
Писк сигнализатора раздался в тот момент, когда «Пульсар» сорвался в очередной «нырок». Коломин успел заметить на визоре знакомый уже жёлтый прямоугольник, и понял, что они снова «дозрели». На сей раз у «Пульсара» на это ушло тридцать семь минут.
- Внимание! – объявил Реймерс. – Переходим!
Негативное небо вспыхнуло багровым огнём и пропало, растворившись в слабо мерцающей красноватой мути. За пределами корабля что-то дико зазвенело, после чего тот выскочил в нечто желтоватого оттенка, испещрённое возникающими и тут же пропадающими серенькими вертикальными чёрточками. «Пульсар» задел одну такую чёрточку, появившуюся из неоткуда прямо перед его носом, и та немедленно отозвалась громогласным «иинь», больно ударившим по барабанным перепонкам.
- Кажется, мы порвали какую-то струну, - заметил Коломин с любопытством рассматривая очередную вселенную. – Ячеистая?
- Она самая. - Реймерс впился взглядом в панель и досадливо цыкнул языком. – Нет, в этой их, видимо, тоже нет.
- «Водомерки»?
- Угу.
- Как ты определил? – Коломин пробежался взглядом по своей панели. Кроме привычно разъехавшихся дисков, данных выдаваемых «Звездочётом», столбца полётных характеристик и множества маленьких квадратиков с передаваемыми из разных точек изображениями корпуса, составляющих воедино своеобразную мультипанель в панели, была ещё целая куча, растасованных на отдельные группы, цифр и букв, но они Коломину ни о чём не говорили.
- Вторая строка в зелёном секторе, - подсказал пилот. – Характер следа указывает на то, что двигатели «Водомерки» работали нормально. Так что, скорее всего, Ячеистую она проскочила без проблем. Ладно… Посмотрим, как там дальше…
«Иинь, иинь» - зазвенело по корпусу. Ни толчка, ни вспышки, только звук. Впереди мелькнула ещё одна некстати вылезшая серая полоска. «Иинь» - и она исчезла так же бесследно, как и появилась.
- Почему её прозвали Ячеистой? – поинтересовался Коломин морщась от терзающего ухо звона. - Это что – и есть ячейки?
- Это? Нет. Это образования внутри ячеек. Кстати мы их так и называем – «струны». Сами ячейки большие; в среднем одна-две световых минуты в поперечнике. Ты сейчас её увидишь… Вот!..
Жёлтая пустота внезапно сменилась непроглядной чернью, словно они угодили в лужу мазута. Мягко приняв их в своё тёмное нутро, это странное нечто немедленно окутало корабль басовитым гудением, точно внутри его работало целое сонмище трансформаторов или колония огромных пчёл. Продержав «Пульсар» внутри секунду или две, оно выплюнуло его с другой стороны, в такую же жёлтую, с серыми прожилками, пустоту.
- Вот тебе стенка ячейки, - сказал Реймерс. – Оболочка этого пузыря.
- Какая-то музыкальная вселенная. Звенит, гудит…
Реймерс усмехнулся.
- Музыкальная… Дай только разогнаться – тогда услышишь другую музыку. «Струны» остаются «струнами» только до определённой скорости. Когда мы перевалим через этот порог – они станут уже «серыми медузами». Вот тогда начнётся такой концерт, что ты пожалеешь, что не родился глухим. Мёртвого подымет. Это будет похлеще барьерной и «качелей».
- Надо же… - только и сказал Коломин.
- Да. Благо ещё, что они появляются и исчезают медленнее, чем «струны». Но всё равно – покрутиться придётся. И «вляпаться» не раз тоже… Никуда не денешься… А-а, дьявольщина!
«Иинь» - хлестнуло по корпусу. Реймерс досадливо крякнул и умолк, переводя взгляд с панели на визор и обратно. Коломин тоже принялся следить за тем, что появлялось по курсу, заметив, что с ростом скорости частота столкновений со «струнами» начала почему-то уменьшаться, а сами «струны» набухать, теряя свою «стройность». Когда позади осталось три ячейки, они, наконец, закончили перевоплощение и в самом начале четвёртой им навстречу выплыла уже готовая «медуза».
Она проступила на жёлтом фоне Ячеистой Вселенной подобно кляксе на промокашке, только значительно быстрее; серая бесформенная масса, с разбросанными во все стороны длиннющими нитями «щупалец». Возникнув, она немедленно начала «таять», и пропала где-то в стороне, за пределом видимости. Вторая «медуза» появилась с другой стороны и тоже на некотором удалении от корабля. Как, впрочем, и несколько последующих. И только одна возникла точно по курсу.
«Пульсар» не успел столкнуться с ней: «медуза» приказала долго жить до того, как они достигли этой области, но Реймес тем не менее отработал уклонение от столкновения. Столь же благополучно он разошёлся ещё с одной «жительницей» этой вселенной, однако количество их продолжало неустанно увеличиваться, и,  в конце концов, несмотря на все увёртки, они всё же угодили в одну.
Она возникла так близко от корабля, что, наверное, ещё не успела как следует сформироваться, - если, конечно, это слово вообще уместно по отношению к этим странным явлениям, -  когда они со всего хода протаранили её. Реймерс дёрнулся было, пытаясь увернуться от неизбежного столкновения, но это было скорее автоматическое, рефлексорное, действие, нежели осознанное. Коломин успел разглядеть внутри «зарождающейся» «медузы» какую-то сложную волокнистую структуру, а уже в следующее мгновение «Пульсар» влетел на сатанинский карнавал, врезавшись в самую гущу беснующейся и вопящей нечисти. Вой, улюлюканье, писк, рёв, дикий хохот, душераздирающие крики, предсмертные хрипы… Сумасшедшая «начинка» «медузы» выплеснулась вся, разом, единой кошмарной какофонией, окатив корабль многодецибельной акустической лавиной, и разом же и пропала, точно обрезанная ножом.  Удар был коротким, но настолько ощутимым, что Коломин почти физически чувствовал, как в него вонзается вся эта звуковая мешанина, причиняя мучительную боль не только истерзанным барабанным перепонкам, но и всему телу, точно это был не звук, а ядовитая кровь кентавра Несса. Что-то сверхъестественное было в этих жутких голосах иной вселенной. Что-то настолько потустороннее сквозило в этой всепроникающей, дезорганизующей волне, пропитанной ужасом и болью, леденящей кровь какофонии, что у Коломина, никогда не считавшего себя ни религиозным, ни суеверным человеком, невольно возникло странное, совершенно иррациональное убеждение, что именно так должны звучать голоса, пробившееся из самого горнила ада: стенания терзаемых там душ грешников и злорадный смех глумящихся над ними чертей, бесов и демонов. «Откуда это?» - удивился сам себе Коломин, однако мысль о преисподней, едва появившись, тут же, словно обретя самостоятельность, начала бесконтрольный бег по извилинам мозга, соединяя воедино всё, что он когда-либо слышал об этом мрачном предмете, и выискивая самые неожиданные аналогии… Например цифра семь… Хозяин странного кабинета сказал, что им известно о семи известных подвселенных – вот вам и семь кругов ада. Семь ступней ведущих во тьму, семь степеней страданий и мук, семь бесконечных падений в наполненную кошмарами бездну.  Не уровни и этажи подземного царства разделяли их, не расстояния, а время, вездесущее, всеосновывающее время. Разность частоты хронополей – вот, что отделяло один круг от другого. Время. Первый круг – Негативная Вселенная, второй – Ячеистая… Третий, четвёртый, пятый… А за седьмым? «Водомерка» пыталась преодолеть последнюю границу и попала… куда? Что там дальше, за этой последней чертой? А что представляет собой эта вселенная? Что скрывается за её ячейками, наполненными жёлтой пустотой, «струнами» и оглушительно вопящими «медузами»? Сквозь что они пробиваются, набирая скорость для следующего броска, и кто сейчас наблюдает за ними, глядя на несущуюся расчленённую и оперённую «парусами», стрелу корабля. Глаза каких существ видят её. Не слишком ли они опрометчиво лезут туда, куда людям не следовало бы совать свой нос. Человеческое любопытство – страсть, за которую зачастую платят дорогую цену. «Водомерка» к примеру…
Коломин тряхнул головой, отгоняя пугающие мысли, и в этот момент «Пульсар» снова столкнулся с «медузой»
Вспоминая впоследствии последние минуты проведённые в Ячеистой Вселенной, он мог воссоздать в памяти только бесконечную череду нырков и увёрток, и непрекращающиеся, несмотря на все старания Реймерса, столкновения с «серыми медузами». Очередной прыжок «Пульсара» оставил это безумие далеко за непроницаемой стеной времени. Они пробили ещё одну, разделяющую разные миры, преграду и…
Очутились в не менее невероятной вселенной. 
Трудившийся над ней творец, то ли устал от первых двух, то ли питал слабость к примитивизму, но так или иначе выполнена она была в самой что ни на есть лаконичной форме:  в виде двух половин, одна из которых была залита яркой, чистой белизной, другая – бездонной чернотой, в которой бесследно тонул свет испускаемый первой половиной. Разделяющая их граница шла вертикально, а корабль скользил ( или просто висел ) на неопределённом расстоянии от неё, в слепящей белизне, – крошечная букашка, волею обстоятельств попавшая на это странное полотно. Более здесь ничего не было – совершенно ничего, за что мог бы «зацепиться» человеческий глаз. Белое и чёрное. Никаких мелких деталей, и никакого движения ни там, ни там. Статичность, однообразие и безмолвие… После безумия Ячеистой Вселенной царящая здесь тишина показалась им громовым ударом.
- Третий… - пробормотал Коломин.
- Что?
- Третий круг… - он запнулся, осознав, что сболтнул лишнего, - испытаний… Для нас.
- Половинчатая – самая спокойная вселенная, - сказал Реймерс. – И если «Водомерки» здесь нет, мы пройдём её быстро. Займёт это не больше семнадцати минут. А на остальные и того меньше: потеря скорости при каждом переходе будет постепенно уменьшаться. Промчимся на одном дыхании.
- Придётся забираться так глубоко?
- Кто знает… След покажет.
Коломин взглянул на вторую строку зелёного сектора.
- И что он показывает сейчас?
- След ровный…
- То есть, они благополучно прошли и эту.
- То есть – да.
- А встречного?
- Тоже… нет.  «Звездочёт» ничего не фиксирует.
- Понятно…
Глядя, как Реймерс выбирает огрехи перехода. Коломин вдруг представил себе, что было бы, настигши они «Водомерку» во время «качений» на «качелях», или среди душераздирающе вопящих «медуз». Мало того, что им пришлось бы совершать манёвры сближения и перебираться в другой корабль, ему, как врачу, пришлось бы ещё выполнять свои прямые обязанности, что в условиях постоянных акустических атак «медуз», либо того хуже – в условиях меняющейся при «качении» гравитации и невероятных оптических искажений, было бы колоссально трудной задачей. Можно сказать: почти невыполнимой задачей. Неужели те, кто планировал экспедицию, не понимали, с какими проблемами столкнётся экипаж «Ныряльщика». Едва ли. Или расчёт был на то, что проблемы у номера первого возникли там, где, возможно, было больше шансов оказать им необходимую помощь. Неужели всё так зыбко и эфемерно, неужели детская вера в чудо и в благосклонность Фортуны. И всё зиждилось только на этом? И это называется «спасательная миссия».
«Авантюра, - зло подумал Коломин. – Знал ведь, что авантюра. Зачем влез. Первопроходческие амбиции, деньги, любопытство… Дурак! Добро пожаловать в Проект! Ничего опасного, но завещание напишите. Каково, а! Фу-у. Как есть дурак».
- Правильнее было бы назвать её Вселенной Мебиуса. – произнёс вдруг Реймерс.
- А? – занятый самобичеванием Коломин уловил только последнее слово. – Мебиус? О чём ты?
- Эта чёрная стена имеет только одну поверхность. Как лист Мебиуса. И даже проходя сквозь неё, мы всё равно попадём туда же откуда пришли. Это односторонняя вселенная, на самом деле. Нет у неё никакой второй половины; она едина, только разделена этой штукой и замкнута сама на себя.
- Я что-то плохо представляю себе такую вселенную…
- Я тоже, - признался Реймерс. – Физики разработали какую-то хитрую модель, но скорее всего они за своей сверхзаумной математикой пытаются просто скрыть собственное бессилие. Я так понял, что ни черта они сами не знают.  Сыплют только непонятной терминологией, чтобы задурить другим головы, вот и всё.
- И тем не менее – именно лист Мебиуса.
- Ты сам увидишь переход. Мы даже не будем контактировать со стеной. Просто скользнём вдоль её поверхности…
- Так это всё-таки материальный объект или нет?
-  Нет, скорее всего… Она появляется неизменно, где бы мы не входили сюда. Это какая-то качественная граница, отделяющая область «до» от области «после». Видимо барьерная существует во всех вселенных, только проявляется по-разному. – Коломин помолчал немного, затем добавил: - Я думаю, мы никогда и не узнаем, что это на самом деле. В любом случае до тех пор, пока не научимся менять свои временные характеристики. Пока мы не станем с каждой из этих вселенных единым целым, они так и останутся для нас полной абракадаброй.
Поверхность «стены» по-прежнему была неподвижной, однако Коломину показалось, что она чуть-чуть переместилась влево, став, может быть ненамного, но всё же ближе. Он напряжённо всматривался в разделяющую обе половины черту, ожидая момента перехода, и тем не менее наверняка проморгал бы самое начало, если б не предупреждение опытного Реймерса. Переход занял считанные мгновения, и действительно больше напоминал скольжение по-, чем прорыв сквозь…  Просто в какую-то минуту идеально ровная вертикальная чёрная «стена» вдруг изогнулась, заключив внутрь себя корабль, лихо крутанулась по краю визора, и уже меньше чем через пару секунд оказалась по другую сторону, вновь обретя первоначальный вид идеально ровной поверхности. Чем-то это походило на вид из кабины самолёта, который сделал «бочку», с той лишь разницей, что крутящиеся земля не выгибалась при этом чашей. Теперь они находились где-то во второй половине Половинчатой Вселенной, хотя по утверждению Реймерса остались там же где и были. Единственное, что точно изменилось – это их скорость. Проведя в этой вселенной положенные семнадцать минут и не найдя «Водомерки», они достигли «ворот» и в очередной раз «прыгнули», перескочив в следующую вселенную…
Это  была фантастическая галерея, где каждый новый экспонат являл собой очередной невероятный мир, а они точно нетерпеливые дети, бежали мимо них, удостаивая каждый лишь мимолётного внимания, спеша увидеть, чем венчается длинная вереница диковин. Не останавливаться. Вперёд, вперёд!
Вселенная Шёпота. Клубящаяся серая муть и доводящее до отупения тихое невнятное бормотание, проникающее прямо в мозг, опутывая его липкой паутиной болезненной дремоты.
Двенадцать минут.
Дезинтегрирующая Вселенная. Тёмно-голубое нечто, пронизанное тянущимися навстречу «Пульсару» белыми полосами. Стоило попасть в любую из них и корабль окутывало ярко-золотым искрящимся светом, который буквально съедал обшивку и всё наружные конструкции микрон за микроном.
Девять минут тридцать пять секунд.
След вёл их дальше: чёткий и непрерывный – путеводная нить, пронзающая насквозь толщи темпориальных полей.
Мерцающая Вселенная. Мерно вспыхивающее и гаснущее нечто, тускло просвечивающее сквозь сероватую пелену, прочерченную несколькими стального цвета дугами и зажатую сверху и снизу тёмными слоистыми массами, напоминающими облака.  И что-то, неопределённой формы, стремительно обгоняющее корабль и скрывающееся в туманной дали. Что-то похожее на призраков, окутанных не то фосфоресцирующим туманом, не то разорванными в клочья саванами…
Пять минуть две секунды.
Время разгона непрерывно сокращалось и тем не менее даже в эти короткие минуты они успевали «зачерпнуть» из каждой из этих вселенных свою долю наполняющих их чудес и кошмаров. «Водомерки» не было ни в одной из них. Оставалась последняя – Вселенная Танцоров. Дальше начиналось неисследованное время.
«Пульсар» совершил ещё один переход – так же гладко и легко, как и все предыдущие, вынырнув в мире вытянутых чёрных человекоподобных фигур, двигающихся в каком-то замысловатом дёрганом танце, и мечущихся багровых теней. Убедившись, что они проникли именно во Вселенную Танцоров, Коломин сразу же переключил внимание на панель.  Он уже немного ориентировался в информации выдаваемой «Звездочётом» о состоянии следа. Судя по появившимся цифрам, с «Водомеркой» тут не произошло ничего ужасного. Она прошла без помех и эту вселенную, углубившись в неведомое. И не вернувшись из него.  Дальше преследовать её было бессмысленно.
- Кажется она осталась там. – сказал Коломин и озадаченно поднял брови, увидев, что корабль продолжает набирать скорость.
- Павел, мы разгоняемся…
- Я знаю.
- Зачем? Ты что, собираешься делать ещё переход?
- Я знаю, что там…
- Где? Там, дальше?
- Да. Мы непроходимые болваны. Это же так просто… Никто даже и не подумал об этом. Не понимаю только одного…
- Чего?
- Почему они до сих пор молчат.
- Кто молчит? – не выдержал Коломин, бросая тревожные взгляды на панель. – Павел, мы почти у «ворот»! Кто молчит, куда мы летим? Ты можешь объяснить, что происходит…
- «Водомерка». И мы идём за ней. Туда…
У Коломина на миг перехватило дыхание.
- Что?... Ты спятил… Павел! Это не исследовательский полёт…
- Знаю. А мы и летим спасать. Почему-то ведь они молчат.
- Ч-чёрт! – Коломин ухватился за края кокона и принялся лихорадочно расстёгивать одно за другим «звенья» шва. – Прекрати, слышишь! Сбрасывай ускорение. Ну!
- Спокойно, Влад. - Реймерс даже не пошевелился. – Спокойно.
- Стой! – Освободив торс, Коломин изогнулся под прямым углом, стараясь ухватить пилота за руку. – Тормози, тебе говорят!
- Лежать, - грозно прорычал Реймерс, не отрывая глаз от панели.
- Опомнись, идиот! – гаркнул Коломин, вытягивая себя из кокона.
- ЛЕЖАТЬ!
Писк сигнализатора прозвучал, как удар гонга. Коломин  рванулся к пилоту в отчаянной попытке завладеть манипулятором, но в тот же момент «Пульсар» «прыгнул». Вселенная Танцоров взорвалась перед ними, рассыпавшись на миллионы искр. Реймерс крикнул что-то, но его голос потонул в грохоте рассыпающейся небесной тверди. Пущенная человеческой рукой Копьё Дьявола пробило и эту преграду, насквозь, вылетев за грань мыслимого, в запределье, наполненное негасимым огнём гиены.  И когда языки смердящего серным дымом пламени готовы уже были поглотить корпус «Пульсара», за какую-то ничтожную долю секунды перед этим, они увидели то, что лежало на самом её дне. Это могло быть галлюцинацией, или очередным фокусом искажённого мировосприятия, но как бы то ни было, под хищными языками огня их ждала живая планета. Тёмные силуэты деревьев, блестящая лента реки, отражающая неровное жёлтое пятно висящее в небесах, и трава… Целое огромное-преогромное море травы.

_______   ___   _______


Если это было дно, предел достижимого, то так же верно было и то, что это было высшим пределом безумия. Коломин ожидал чего угодно: ещё одной вселенной, более фантастичной и опасной, чем все предыдущие, провала в безвременье, в какую-нибудь темпориальную яму, катастрофы, столкновения с  мёртвыми останками «Водомерки», смерти… Чего угодно, только не этого неба, с мерцающими в неспокойной атмосфере звёздами, и не этих холмов, поросших высокой травой, качающейся на ветру прямо перед стеклом визора, и не этого золотистого света чуть ущербного жёлтого диска Луны, просачивающегося внутрь головного отсека, и чертящего на стенах и полу  чёткие чёрные тени… Из множества вариантов, из множества миров, куда можно было попасть, проделав такой сложный путь, этот был самым невозможным, и поэтому это было безумием и ничем другим. Бредом, плодом воспалённого сознания, травмированного переходом из последней временной частоты. Другого объяснения просто не находилось.
Однако то был очень реалистичный бред. Каждая мелочь в нём была на своём месте, и ничто в нём не противоречило друг другу и привычному порядку вещей, кроме, разве что, самого факта наличия всего этого. Одно это уже подрывало стройность всей картины, в противном случае и Коломин и Реймерс в один голос заявили бы, что за бортом лежит обычный ночной пейзаж Земли…
Бессознательно, автоматически, как сомнамбулы, они медленно и осторожно, точно боясь потревожить видение, освободились из коконов, которые стояли теперь почти вертикально, отодвинули в стороны потухшие прямоугольники панелей и приникли к огромному оку визора, упёршись в него ладонями, таращась на залитые золотом холмы. Потом так же молча, не сговариваясь, направились к левому люку.
Коломин встал перед ним со странным смешанным чувством страха, острого ощущения нереальности происходящего, и одновременно с этим предвкушения чего-то волнующего, сверхнеобычного, на пороге которого они уже стояли. Страх от одной только мысли, что вместо идиллического, и – увы – возможно только внешне схожего с Земным, пейзажа за бортом их на самом деле ждёт  пространство иной вселенной и чужого времени, наполнял холодом и отчаяньем его душу, вдруг исчезал, сменяясь всепоглощающей жаждой познания неведомого, нетерпением, которое так и толкало его вперёд,  тут же перетекая в страх иного характера - страх перед невероятной реальностью, страх перед чудом, которого все ждут и в которое никто не верит, и которое вдруг свершается, вопреки всем законам природы. Недоступные пониманию силы неожиданно вмешались в опасную игру людей, и результат их вмешательства, в общем положительный, но непредсказуемый и потому оглушающее-пугающий, казался изощрённо-садистской выдумкой, дьявольски хитрой ловушкой, и потому страшил больше чем возможность скорой гибели среди бездн иного космоса, которая как-то незаметно отошла на второй план.
Этот пожирающий сам себя клубок противоречивых мыслей, чувств и желаний, болезненной опухолью ворочался в загнанном в тупик абсурдностью произошедшего, сознании Коломина всю ту бесконечно долгую минуту, пока Реймерс возился с крышкой «своего» люка, пытаясь разблокировать замок. Затем что-то тихо щёлкнуло и из недр запирающего механизма вылез короткий изогнутый рычаг. Ухватившись за него пилот коротко дёрнул, навалился на крышку плечом и та, мягко скользнув на смазанных петлях, вышла из лючного проёма, откидываясь вниз, подобно помосту.
Коломин непроизвольно напрягся, ожидая яростного воя галопирующей смерти, однако вместо свиста и рёва выходящего воздуха, воздух устремился внутрь, потоком прохладного ночного ветерка, запахом влажной земли, шелестом трав и стрекотанием прячущихся в них кузнечиков. Снаружи был реальный и живой мир, а отнюдь не видение.  Разум отказывался признавать это, но именно так оно и было.
…Они стояли возле откинутой крышки – два пришельца, не понимающие куда попали, пугливо озирающиеся по сторонам и готовые при малейших признаках опасности заскочить внутрь своей стальной конуры. Всё, что окружало их было частью знакомого привычного мира, и поэтому казалось некой искусно сделанной декорацией, скрывающей за собой истинный вид. И готовой рухнуть, от первого же неверного движения.
Коломин посмотрел на свои ноги, утопающие в травяном ковре, потом запустил в него руку, чувствуя, как стебли щекочут ладони, оставляя на них мокрые полоски. Совсем рядом что-то зашуршало – возможно мышь или ещё какая мелкая зверюшка. По жёлтому лику Луны проплыло лёгкое перистое облачко, где-то далеко за холмами раздался пронзительный крик выпи. Тоже части декорации? Подделка?
Медленно, прислушиваясь к каждому звуку,  они отошли от люка на несколько шагов и оглядели лежащий корабль. «Пульсар» выглядел здесь настолько неуместным, что казался вырезанным из одной картинки и наклеенным на другую, совершенно иного характера. Он покоился в том же виде, в котором начал последний прыжок: каждая секция находилась на своём месте, на должном расстоянии от других, по-прежнему соединённые воедино изогнутыми нитями «пуповин». Над кормовой частью высились жалкие остатки «парусов», большая часть которых валялась в виде разнокалиберных ошмётков по всей округе. Сияние силовых подушек, огненные кольца дюз, габаритные огни – всё погасло. «Пульсар» лежал мертвой серебристой глыбой, немой и холодной, точно макет.
Осматривая секции, Коломин только сейчас сообразил, насколько противоестественным было подобное положение корабля. Вокруг него не было ни выброшенной земли, ни борозд, пропаханных в траве, ни каких либо иных следов, свидетельствующих о том, что имел место удар о грунт. А ведь ещё за секунду до того, они имели скорость, большую скорости света. Каким-то непостижимым образом корабль не только сумел погасить её за столь ничтожное время, но и сесть в «разложенном» положении, опустившись на поверхность этой планеты так аккуратно и мягко, что только примял траву, не нарушив даже полётного «построения» своих частей. Добрый волшебник сказал «ап» и щёлкнул пальцами. И произошло самое обычное чудо – и вот они здесь. Целые и невредимые. А хрупкие «паруса» ничем более не подпираемые, просто рассыпались, не выдержав собственного веса. Маленький изъян большого чуда.
- Ты знал, что так получится?
- Нет. – Шурша травой, Реймерс встал рядом с Коломиным. – Я предполагал, что за последней частотой будет наша вселенная, но что выйдет так – нет. Мы должны были оказаться где-то в пространстве. А никак не на Земле.
- А это Земля?
Реймерс замер, поражённый этим глупым на первый взгляд вопросом, растерянно огляделся, точно ища ответа у дремлющих холмов и шепчущихся трав и, не найдя никакой подсказки, запрокинул голову.  Следуя его примеру Коломин тоже устремил взгляд в небеса – к самому верному ориентиру, верой и правдой служащему людям с незапамятных времён. К звёздам.
Даже если где-то в необъятном космосе  вам попадётся вторая Земля, отличить её от первой, «настоящей», проще простого – достаточно взглянуть на звёздное небо. Для каждого мира оно своё и неповторимо, и любой человек, мало-мальски разбирающейся в астрономии, встав на любой планете, пускай даже очень похожей на Землю, без особого труда определит, его ли это родина или нет.  А опытный даже укажет, где она, эта планета, примерно находится.
Коломин не относил себя к числу последних, но одного беглого взгляда не небесный свод, было достаточно, чтобы он сам нашёл ответ на свой вопрос. Заученные наизусть ещё в юности очертания так и лезли в глаза: зацепившаяся за ось мира хвостом Малая Медведица, сопровождаемая повсюду своей огромной мамашей, М-образная Кассиопея, величественный «летний треугольник» – крестообразные Орёл и Лебедь, и маленькая квадратная Лира, украшенная изумрудной Вегой, Геркулес, клиноподобный Волопас, слитые воедино Пегас с Андромедой, вытянувшийся на полнеба тусклый Дракон… Ну и, конечно, сама Луна. Стареющая, с тёмными пятнами «морей», рисующими печальный лик божественной Селены, на четверть скрытой тенью. Коломин готов был поклясться, что видит даже огромные поля солнечных преобразователей промышленного района Гиппарха. Сомнений быть не могло. Это было небо Земли.
– Мы дома. – Реймерс опустил голову и снова огляделся. - Не знаю, как это получилось, но мы дома. Это Земля, Влад. Точно.
- Мы должны были погибнуть, - как эхо произнёс Коломин. – Размазаться в лепёшку.
Реймерс кивнул.
- Ты вообще понял, что произошло?
- Выпал джек-пот, который выпадает один раз на миллиард миллиардов.
- Так оно и есть. – Реймерс задумался на секунду. – Последний переход «съел» всю скорость, вот в чём дело. И получилось, что мы вышли с почти нулевой скоростью относительно поверхности. Это одно невероятное везение. Второе – это то, что мы вышли буквально впритирку с ней, на расстоянии каких-то сантиметров. Третье – то, что этой поверхностью оказалась именно поверхность нашей старушки… Траектория, наверное, закрутилась такой хитрой петлёй, что в конце, вывела-таки нас куда надо…
- Или нас специально вывели так как надо.
- Специально? – переспросил Реймерс и, помолчав немного, хмыкнул. – Вон  ты про что… С чего вдруг такая забота?
- У небожителей тоже есть свои капризы, наверное… Или в этих матрёшкиных вселенных все дороги ведут к Земле.
- Геоцентризм, - буркнул пилот.
- Кто знает… Может древние и были правы, ставя Землю в центр…
- Может и так…- согласился Реймерс. - После этого, я готов поверить чему угодно. В любом случае теорию вероятностей мы убили наповал. – Он повернулся к Коломину спиной и зашагал в обход носовой части «Пульсара». Через минуту из-за корпуса раздался его сдавленный крик. Коломин поспешил туда.
За «Пульсаром», метрах в ста от него, и чуть позади, лежал его двойник – пропавшая «Водомерка». В том же положении «разложенной раскладушки», целая и невредимая, за исключением, разумеется, «парусов». Глаз визора слепо пялился в лунную ночь, отражая в своей выпуклой поверхности всё её великолепие.
«Водомерка» безмолвствовала, и вокруг неё тоже не было заметно никакого движения. Подбежавшие Реймерс с Коломиным заглянули сначала внутрь сквозь покрытое капельками влаги стекло визора, затем через открытый правый люк. Головной отсек оказался пустым; экипаж «Водомерки» покинул его много часов назад и, видимо, больше сюда не возвращался. Реймерс достал из кармана комбинезона тонкий как авторучка фонарик, но его яркий голубоватый луч не высветил ничего нового. Такие же потухшие панели, раскрытые коконы… Ни следов крови, ни одного лишнего предмета. Тихо, чисто и пусто.
- Вот тебе и джек-пот, - тихо заметил Коломин.
Реймерс в последний раз оглядел пустой отсек и выключил фонарик.
- Ни черта ни понимаю… Просто отказываюсь понимать.
Они обошли лежащий корабль кругом, всматриваясь в каждый лежащий в траве иссиня-зелёный кусок «парусной ткани», время от времени останавливаясь и крича. Ответом им были лишь шорох травы, да далёкий печальный крик выпи.
- Ушли, - проговорил Реймерс, оглядывая серебристое тело ракеты. – Пошли искать цивилизацию.
- Ну, а мы?
- Подождём, наверное, - подумав ответил пилот. – Ночь, куда идти… Да и ребята должны уже были добраться до жилья. У них-то почти десять часов форы… - Он указал на высящийся перед ними холм. – Поднимемся. Ночь светлая, посмотрим, куда это нас занесло.
Раздвигая руками высокую траву, поминутно наступая на хрустящие куски «парусов», они поднялись на холм. С его вершины действительно открывался прекрасный вид на окрестные холмы, поросшие кое-где редким березняком, и извилистую речушку, полную трепещущего золотистого света. Реку окаймляли заросли гибкого ивняка, молоденькие деревца ольхи и округлые островки камыша. Раз другой её водную гладь вспороло чьё-то быстрое тело, а секунду спустя ветерок принёс на своих крыльях тихий всплеск рыбы. Вместе с ним приплыл и едва уловимый запах дыма.
- Чувствуешь? – насторожился Коломин. – Костёр.
- Сходим к реке? – предложил Реймерс и, не дожидаясь, что скажет врач, зашагал вниз по склону.
Запах дыма вывел их к свежему кострищу.
Коломин ковырнул носком ботинка горячую ещё золу, вытряхнув из неё полусгоревшие арбузные корки, яичную скорлупу,  съёжившиеся и сплавившиеся остатки пластиковой посуды, и прочий сор. Рядом, в примятой траве, блеснул клочок упаковочной фольги.
- Пикник устраивали... Интересно, видели они «Водомерку» или нет?
Пилот покачал головой.
- Если переход не сопровождался громами, молниями и тому подобными фейерверками – могли и не заметить. За холмами ничего не видно, а эти, наверное, двигались вдоль реки, или по реке. И потом пришли они, скорее всего, позже. Так что нет, не видели они корабля. В противном случае сейчас тут не было бы так пустынно и тихо.
Реймерс обошёл облюбованный пировавшими участок берега, заглянул в ближайшие ольховые заросли. Сверкнул луч фонаря и через минуту пилот появился держа в руках длинную жестянку.
- Туристы, мать их, - беззлобно ругнулся он, вертя свою находку. – Пиво дули. Наше. Похоже соотечественники.
- Стало быть в России-матушке шлёпнулись, - заметил Коломин. – И слава Богу. Представляешь, что было бы, попади «Пульсары» за «бугор». Сразу разобрали бы по винту. И нам досталось. Упрятали бы куда-нибудь…
- Влад, - неожиданно перебил его Реймерс. – Что-то тут не то.
- Что не то?
- Что-то непонятное. – Пилот покрутил банку и даже в неверном свете стареющей Луны Коломин увидел, как изменилось его лицо. – Знаешь, по-моему  это не совсем наша Россия.
- Как это – не совсем наша? – удивился Коломин. – А какая может быть ещё?
- И не совсем наша Земля. Какая-то другая планета.
- Не понял…
- Я вот тут подумал, а что если это не та Земля, с которой мы с тобой стартовали. Похожая на неё, но не она. Другая. Из другой вселенной, параллельной, существующей в одном и том же хронополе с нашей. Их может быть тысячи и тысячи, и в каждой есть своя Земля и Солнечная система, страны, города и прочее, и в каждой они чуть-чуть другие. Отличные на какую-то ничтожную мелочь, на одну вещь, один факт, одно событие, один исход этого события… Длинный ряд миров, и чем дальше они отдаляются от нас, тем сильнее заметны различия.  Они только в общих чертах одинаковые. Как вот это небо, или природа…
Коломин озадаченно крякнул.
- Павел, сейчас не время для фантазий. Извини, но…
Реймерс протянул ему банку и фонарик.
- Прочти.
- О, «Звездолётчики», - сказал Коломин поворачивая банку к свету. Банка выглядела совершенно обычно: угольно-чёрная, с  голубоватыми россыпями звёзд и известным товарным знаком в виде трёх богатырей-космопроходцев. Под ними, стилизованные под языки пламени, горели буквы названия, нанесённые специальной краской и кажущиеся от этого действительно горящими. В общем, банка как банка, одна из миллионов, которую можно купить в любом автомате по всей стране. И всё же что-то в ней было не так.
Вчитавшись в пылающие надписи, Коломин понял что именно. Надписи на банке гласили:
ЗВЕЗДОЛЁТЧИКИ
ПивО
СветлоЕ
И ниже:
Настоящий СМАРЧ! для настоящих мужчиН
И ещё ниже, по окружности:
Произведено: Пивоварня графа Толстого и Сыновей, Ясная Поляна, Кирпичный Квартал 14
И дата:
34-й день Лета 2097 годА
Коломин недоумённо перечитал написанное, и тут до него дошло. Оторопело посмотрев на пилота, он кинулся к кустам, и принялся лихорадочно шарить там фонарём. Нащупав лучом ещё несколько жестянок, он сгрёб их в охапку и тут же выскочил обратно, высыпав их почти под ноги пилота. Упав на колени, Коломин принялся перебирать банки одну за другой, едва удерживая в трясущихся руках фонарик. Из шести найденных банок пять оказались всё теми же «Звездолётчиками», причём из даты изготовления двух явствовало, что они произведены в сороковой день Лета того же года. Шестая банка была из-под сока. Жёлто-зелёная, с долькой королька, разбрызгивающего вокруг красноватые капли, и большими белыми буквами, складывающимися в слова: «Фруктовая волнА», и «Окунись в море фруктовой свежестИ». Более мелким шрифтом было написано, что продукт изготовлен в Ярослав-Городе, по такому-то адресу, в такой-то день Весны, того же 2097-го года…
Похолодев, он сжал банку, впившись глазами в кричащие слова рекламы, написанные каким-то странным русским, и странный  адрес с ещё более странной датой изготовления. Если это не было каким-то идиотским розыгрышем, - а это никак не могло им быть – то такая находка могла означать и то что...
Осознание случившегося обрушилось на него подобно удару молота.
- Как же это…- пробормотал он, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
Раздавшийся рядом голос пилота прозвучал так, словно тот находился за ватной завесой:
- Вот мы и нашли дорогу в миры Мультиверса… И, кажется, окончательно  заблудились в этих чёртовых вселенных!