Эх, просчитался!

 
Эпиграф:            
Волна стучится в борт еще не скоро в порт
Туманной завесой скрыты дали
Да что там говорить не нам судьбу корить
Мы сами путь  такой себе избрали
               
Это море нас во всю качало 
Это море часто было злым
Только если все начать с начала
Мы бы снова жизнь связали с ним
               
Асфальтовых дорог в морях не создал Бог
И кажется, что мы стоим не прочно
Все ниже небосвод, наотмашь ветер бьет
Но главное, что курс проложен  точно

Это море нас во всю качало
Это море часто было злым
Только если все начать сначала
Мы бы снова жизнь связали с ним

Когда придем домой на пристани  родной
Нас  встретят,  как  встречают долгожданных
Иначе друг не зря на свете есть моря
Не говоря уже об океанах

Это море нас во всю качало
Это море часто было злым
Только если все начать с начала
Мы бы снова жизнь связали с ним
Мы бы снова жизнь связали с ним

Стихи из полюбившейся песни, посвященной морякам

               
               


ЭХ, ПРОСЧИТАЛСЯ!!! …


Американский моряк  в романе Валентина Пикуля «Реквием каравану PQ-17»  так в критической ситуации  высказался про себя:  «Ничего не умею, но за все берусь». Кажется это про меня в те моменты, когда я под влиянием душевного порыва пытаюсь рассказать о службе на флоте.

Это очень ответственная тема, нельзя допустить ни  малейшей неточности, потому что, читая повествование, моряки сразу увидят фальшь. С другой стороны, для людей, которые далеки  и не знают, что такое морская  служба на корабле или  на ПЛ, но очень хотят узнать, надо постараться  это рассказать простым понятным языком. Сложность еще и в том, что специфическая флотская терминология, ударения в словах, морской сленг сухопутными людьми порой воспринимается за флотское ухарство.

Нет, это я считаю неверно: все, что родилось на море, оттачивалось годами, начиная с парусного флота. Если человек большую часть своей жизни находится на корабле, и каждый день стол называет баком, скамейку — баночкой, ведро — обрезом — это не бравада, просто привычка.

Не осуждайте, если увидите, что моряк идет вразвалку и широко ставит ноги — это тоже от долгого нахождения  в море. Я себя много раз ловил на том, что, сойдя с корабля, идешь по твердой земле и по привычке ловишь равновесие.

Сложно писать о море еще и потому, что там так туго переплетается постоянная опасность, необъятный и необъяснимый интерес, романтика и, как ни странно, любовь к морю. И, если конечно говорить откровенно, это еще и несколько  интимная сторона каждого. Море каждый раз проверяет тебя: кто ты, что ты, на что ты способен, оставляя потом  один на один вести дискуссию с самим собой о службе на Флоте, на всю оставшуюся твою жизнь.

Каждый выход в море — это урок, непохожий на предыдущий для каждого моряка, включая и командира корабля. На корабле все делается по команде  и по звонкам внутри корабля, а для этого имеется свод командных слов, которые нельзя переставить местами или изменить. Помнится, как-то мне совершенно  справедливо сделал замечание командир дивизиона капитан 3 ранга Владимир Николаевич Фролов: 
Степаныч, не «ОТДАТЬ ПРАВЫЙ ШВАРТОВЫЙ»,  а  «ПРАВЫЙ ШВАРТОВЫЙ ОТДАТЬ», чтобы ютовая команда заранее знала к какому борту бежать.

Я это рассказываю к тому, чтобы у читателя сложилось правильное  представление о том, насколько все на флоте продумано и учтено. Каждый член экипажа  наизусть  знает свое  боевое расписание по всем тревогам и командам, проходящим на корабле. Знает куда бежать, что задраивать, во что одеваться и что иметь при себе, как пользоваться средствами борьбы за живучесть корабля, справляться  с пожаром, водой, устранением неисправностей и повреждений. Все это достигается каждодневными учениями, занятиями и тренировками.

Иногда становится так грустно, когда под звуки «Славянки» с корабля сходят увольняющиеся в запас твои матросы и старшины, в которых за три года, ты вкладывал всю душу и столько времени, порой, в ущерб своим детям, чтобы они стали настоящими специалистами и моряками.

Часто морякам задают совершенно справедливые вопросы, например, такие: «Страшно ли в море во время шторма? Что такое морская болезнь? Как от нее можно избавиться? Правда ли что моряки беззаветно любят свои корабли, относятся к ним как живым и даже справляют  день рождения корабля? Правда  ли что моряки суеверный народ?». На эти вопросы я и попытаюсь ответить, если, конечно, получится.

Есть еще такое высказывание, что время — понятие растяжимое, а человеческая мысль самая быстрая на Земле и может мгновенно перенестись очень быстро и  очень далеко. С этим я тоже согласен и в море это неоднократно проверялось.

Прежде чем ответить на основные вопросы небольшая «лекция» по некоторым морским дисциплинам.

Что такое автономность корабля? Автономность ­— это способность корабля находиться определенное время в море и выполнять свойственные ему задачи без пополнения запасов воды, топлива, продовольствия, боезапаса и смены личного состава. Исчисляется в сутках и устанавливается при проектировании корабля.

У каждого судна и корабля имеется свой угол заката, не буду углубляться в подробности расчетов остойчивости корабля и понятий «динамический угол заката и статический угол заката», пусть будет просто угол заката, от превышения  которого судно или корабль может опрокинуться в верх днищем. Такая ситуация, одна из самых страшных, грозящих морякам, называется оверкиль. Если точнее, но несколько грубо — это «братская могила».

Эхолот — гидроакустическая станция, предназначенная для измерения  глубины моря под килем корабля.

Небольшой курс морской практики и судовождения в штормовых условиях. Общепризнано всеми моряками, что во время сильного шторма самые высокие волны —  девятая и одиннадцатая. Существует правило для всех капитанов судов и командиров кораблей: в период сильного шторма менять курс корабля наиболее безопасно, когда корабль «взбирается» на гребень девятой или одиннадцатой волны. С учетом того, что последующие волны, меньшие по своей силе, дадут кораблю безопасно закончить начатую циркуляцию, завершить поворот и лечь на новый курс.
Морской тральщик проекта 266 устроен по принципу «неваляшки»: подводная часть корабля  как бы «пузатенькая» и все массивные вещи — вода, топливо, масло и дизели находятся ниже ватерлинии, и поэтому он очень остойчивый и мореходный. Угол заката морского тральщика —89 градусов. То есть от воздействия волны на корабль он может лечь прямо на борт и вернуться в нормальное положение, если, конечно, не будет непредвиденного смещения. Ну вот, теоретический  наш курс окончен, а теперь практика...

Выполнив задание командования, МТ-200, троекратно перекрыв конструктивную автономность,  возвращался из океана домой, в родной порт Корсаков. Не буду озвучивать сути задания, скажу просто, что кроме 75 человек экипажа на борту было 5 человек специалистов армейской радиоразведки.  Два сержанта, лейтенант, капитан и старший группы майор.

Четвертые сутки океан не выпускает тральщик из своих мокро-соленных  объятий… Волны высотой 8-9 метров, ветер 70 м/с  гребни волн разлетаются в водяную пыль, и от этого не поймешь: идет дождь или это сплошные брызги? Маршрут проходил вдоль Курильской гряды с океанской стороны и дул, как шутят моряки, «в-морду-винд».
Как же все-таки Магеллан ошибся, назвав его «Тихим океаном». Сильный шторм у меня всегда вызывал восхищение и восторг, поражая своей мощью и силой. На ум невольно  приходит мысль: «Вот бы запрячь бы эту безумную стихию…». Но на этот раз было одно желание: скорее бы он угомонился или хотя бы сбросил обороты.

Индикатор эхолота находится на переборке, рядом с креслом командира и, когда смотришь в иллюминатор, в правое твое ухо идут щелчки, указывая глубину моря под килем корабля. Волей-неволей приходится смотреть на него, и на этот раз стрелка индикатора на одной шкале стояла на 7, а на другой шкале на 000. Это значит, что под килем 7 000 метров или 7 км.  Корабль то вставал на дыбы как необъезженный конь, то карабкаясь на гребень волны, то резко проваливаясь в бездну между волн, где его мгновенно накрывало новой волной. В это время в иллюминаторах нечего не было видно от воды и создавалось впечатление, что весь корабль ушел под воду.
Но тральщик, дрожа всем корпусом, сбрасывая с себя тонны накрывшей его воды, опять взбирается на очередной гребень. Преодолев новый вал, корабль почти вертикально носом уходит в провал между волнами и в это время по всему кораблю раздается очень неприятный пугающий визг — это оголившиеся гребные винты главной машины, потеряв нагрузку,  визжат на поверхности, не предвещая морякам ничего хорошего.

Вот в такое время, мне кажется, командир с кораблем становятся единым целым: чувствуешь, как корпус корабля сопротивляется безумной силе океана, как от навалившейся волны где-то поскрипывает шпангоут…
Пошли уже пятые сутки бешенства Тихого океана, вахту несут самые стойкие, выносливые моряки. В такие минуты у меня к ним особое отношение.
На ГКП (главный командный пост) поднимается дежурный по низам  корабельный доктор мичман Савощенко:
— Товарищ командир, к вам просится майор, “добро” ему подняться на ГКП?
Я ему:
— Добро.

Неуклюже балансируя  на каждой  балясине трапа, цепляясь за поручни, на ГКП поднялся майор.

На него без сожаления нельзя было взглянуть: он был не просто бледный, а желто-зеленый — так его укачало.
— Командир, твой мичман не выпускает меня дыхнуть глоток свежего воздуха, а мне так хреново, — пожаловался он.
— Товарищ майор, с глотком воздуха вы наберете потом полный рот очень соленой воды и вас моментально смоет за борт, а еще хуже — вдогонку ударит броневой дверью. Так, что уж потерпите, мичман все делает правильно: все задраено по-штормовому и выход на верхнею палубу запрещен.

В это время по «Каштану» (корабельное переговорное устройство) прозвучал голос сигнальщика:
— ГКП — мостику!
Вахтенный офицер командир БЧ-2-3 лейтенант Разуваев ответил ему:
— Есть ГКП.
Сигнальщик матрос Рагимов, лезгин по национальности, замечательный пацан, задорным голосом доложил:
— Справа 45 дистанция 4 кабельтовых вижу парус яхты! Идет параллельным курсом!
Лицо майора, который собрался уже спускаться вниз из ГКП, вытянулось не то от страха, не то от изумления:
— Какая яхта в такой шторм?!

С  правого борта в иллюминатор с трудом можно было разглядеть, как за волнами то пропадал совсем, то появлялся на гребне волны  треугольный кливер и грот — штормовые паруса океанской яхты. Я дал команду рулевому:
—5 градусов в право по компасу, — корабль медленно пошел на сближение с яхтой.
Майор остался на ГКП и продолжил с удивлением и мукой на лице наблюдать за происходящим. Сблизившись с яхтой на 2 кабельтова, я убедился, что яхта идет правым галсом. Было видно, что за штурвалом сидит человек в желтой непромокаемой одежде и его постоянно с головой накрывает холодной волной. Флаг государственной принадлежности яхты не было видно, его, наверное, истрепало в клочья. Я сблизился с яхтой на дистанцию до одного кабельтова и по громкой внешней связи спросил:
—Помощь нужна?
Человек за штурвалом  яхты в ответ отрицательно помахал рукой, ну значит наш, русский…

«Сохрани тебя Господи, и дойти тебе куда ты идешь», — подумалось мне. Я отвернул влево, обогнал яхту и лег на прежний курс. Майор, держась за все, что у него было на пути, отошел от иллюминатора и изрек:
 — Ну и псих!
Я не удержался и язвительно поправил:
—Не псих, товарищ майор, а настоящий моряк!
—Это, командир… У тебя там внизу на полу лежит матрос… — как бы желая чем-нибудь помочь, уходя сказал майор. Так смешно это прозвучало «на полу», что вся вахта на ГКП переглянулись и заулыбались. А я добавил:
— Пехота, ну что с него возьмешь? Хоть насмешил.
Шторм продолжался, и визжание винтов все больше и больше напрягало… скорей бы повернуть в пролив! Визг винтов чреват тем, что когда они оголяются, машина начинает работать вразнос, потом снова резкая нагрузка—  очень пагубный режим работы машины и,  конечно, сальников валолинии, которые от такого режима могут выплавиться, а это сильное поступление воды и вынужденная остановка машины.
 
На ГКП поднялся командир БЧ-5 старший лейтенант Дендерин Виталий Владиславович, с гордостью могу сказать, что мне повезло — он механик от Бога…

На флотском жаргоне капитан — кэп, старпом — чиф, доктор — док,  а механик — дед, наверное, потому, что механики очень много знают и, как правило, очень мудрые по натуре своей люди. Вот и сейчас он весь поход неустанно контролировал  работу всех механизмов корабля, смену и несение вахты, мотористами, электриками, трюмными. В общем, хозяйство большое и хлопотное, сейчас только от него зависит, то, как мы идем в этом  беснующемся разгуле стихии.

Высокий, крепко сложенный и не по годам рассудительный, сейчас он был очень сосредоточен:
— Товарищ командир, скоро поворот? Сальники на пределе.
Он зря спрашивать не будет, значит уже точно на приделе. Я подошел к штурманскому столу, еще раз проверил место, которое держал штурман, замерил на карте циркулем место до поворота в пролив — 5 миль.
—Виталий Владиславович, —  это я уж несколько официально, — 5 миль, грубо минут 35 — 40  нам надо продержаться…

Он молча кивнул головой и спустился вниз.  Только сейчас, приглядевшись к механику, я посмотрел на вахтенного офицера зам полита капитан-лейтенанта Кривчика  Александра Николаевича, на штурмана старшего лейтенанта Акулова Игоря Федоровича, рулевого старшину 1 статьи Голюшева  Петра и радиометриста Киньжибаева Кайрата насколько же они все устали… От систематического недосыпания, от невозможности нормально поесть. От напряженных вахт лица у всех осунулись, обросли щетиной, а в глазах виднелась только непомерная усталость.
Ха! Ну, у меня, должно быть, и видок!  Ведь меня вообще ни кто не меняет. Ничего — это почетная доля командира корабля. Штурман доложил:
— Товарищ командир, через минуту поворот вправо на РУМБ- 340.
Так, ну вот он, долгожданный поворот :
—Ну вот она, наверное, 9 или 11 волна  ПРАВО РУЛЯ на РУМБ 340!

Корабль послушно начал  циркуляцию поворота… Волна ударила в скулу корабля, удар корабль  выдержал, как хороший боксер, но накренился на правый борт на 60 градусов. Вся вахта на ГКП успела схватиться кто за что,  только бы удержаться на ногах.

Корабль только начал выходить из крена, как тут же в левый борт неожиданно ударила волна такой силы,  что корабль упал на правый борт, как в замедленном кино на ринг падает сраженный в  нокаут боксер. Я повис на поручнях и впился  глазами в кренометр, стрелка прибора упала на 86 градусов: «Эй! Эй! Все, дальше не ходи!», — мысленно упрашивал я корабль.

Палуба, которая  была под ногами, встала почти вертикально, кто-то повис, кто-то скатился прямо под койку командира, у штурмана со стола улетел весь прокладочный инструмент, а с полок высыпалась вся литература и справочники. Я висел на поручнях, правой ногой уперся в переборку около иллюминатора, через него было видно, что рея мачты и стеньги с набранными флагами позывных корабля в воде: «Ни градуса больше нельзя вправо. Ну, вставай, чего разлегся? Вставай-вставай  родной! У меня тут на борту 80 человек и всех дома ждут!» — молил и уговаривал я  корабль про себя.

Стрелка кренометра предательски лежала на 86 градусах… Я мысленно пробежал весь корабль от носа до кормы: так, сейчас топливо, вода и  масло перетекают на правый борт…Что может еще сместиться? Наверно шлюпку сорвало и унесло, у кока на камбузе наверно вся его утварь вверх дном, если конечно не закрепил по-штормовому. Но самое главное:  как там сигнальщик на мостике? Если пристегнут, то будет живой, а если нет, то уже за бортом… Я поймал себя на том, что левой ногой со всей силой толкаю палубу влево. Ослабленные волны били в левый борт и не давали кораблю встать: «Ты долго еще будешь так лежать? Только вправо не ходи, я тебя умоляю!»
Все, наверное, видели, как в себя приходит боксер после неудачного раунда? Вот точно так и мой корабль медленно начал подниматься и вставать на киль… «Господи, спасибо тебе!».

Конечно же, все это происходило за считанные секунды, но в эти секунды «упаковалось» столько переживаний, что хватило бы на год. Не  успел еще корабль вернуться в нормальное положение, я схватил «Каштан» и запросил:
— Мостик — ГКП! — Ответа нет, еще раз, — Мостик — ГКП!
«Все, нет сигнальщика», — мелькнуло у меня в голове, и я кинулся к двери…
Есть мостик!
Что молчишь так долго?!
— На фалах висел, товарищ командир, теперь дошло зачем надо пристегиваться .
Я нажал кнопку вызова дежурного по низам подсчитать шишки и потери.
—Есть, дежурный по низам мичман Багаев! — через две минуты поднялся на ГКП и доложился он.
Мичман, старшина команды минеров  Леша Багаев, высокий, крепкий и всегда веселый, срочную службу служил в ВДВ — качка его не берет вообще.
—Алексей, обойди корабль и доложи мне о последствиях не совсем удачного поворота , — подавленным тоном я дал ему приказание.
— Товарищ командир, да не переживайте вы так, я уже все проверил, с левого борта кто спал на койках конечно послетали, шишки конечно будут, но к доктору никто не обратился. У кока бачок с гречневой кашей улетел прямо на переборку, будет снова варить. Все «хоккей», товарищ командир! Перепуганной пехоте объяснил, что на повороте плохая дорога.
—Ну хорошо, Алексей, тогда будем лечить личный состав от морской болезни тем более, что на коечках сейчас просто не улежать.
— Вас понял,  — ответил он и спустился вниз.

До поворота была килевая качка, сейчас началась бортовая. От ударов волн в борт   корабль раскачивается с левого борта на правый  и наоборот,  только с разной амплитудой крена. Порой, бывает так, что если во время не среагируешь, то корабль может сильно ударить чем-нибудь и наставить шишек и синяков.
Вспомнился случай: как-то сидим, обедаем в кают-компании, море горбатое, но не очень, и для надежности тарелки с борщом офицеры и мичманы держат в руках. Буфетчик, старший матрос Быбин, наливая очередную порцию борща, половником «затралил», увесистую борщовую косточку. В это время корабль довольно-таки сильно  качнуло, и чтобы не упасть, он схватился за край стола, нечаянно взмахнув половником вверх. Эта косточка взлетела к подволоку и «приборщилась» прямо Лехе Багаеву в тарелку, обдав брызгами хозяина.

—Ой! Товарищ мичман, извините, не хотел, так получилось! — начал извиняться  матрос.
— Ничего, сынок, пущай  лежить. Этот мосол знал, к кому летел! — с невозмутимым видом, отряхиваясь от брызг наваристого флотского борща, ответил Леха. По кают-компании прокатился дружный хохот, который через несколько минут передался и в столовую команды.

Почти все обще корабельные  мероприятия  начинаются с сигнала  .  .  .  _____ три коротких и один непрерывный звук, а потом  голосом: «УЧЕБНАЯ ТРЕВОГА». По этому сигналу каждый член экипажа бегом и в любом состоянии, хоть ползком, должен прибыть  на  свой боевой пост и доложить на ГКП. Эти доклады принимает  вахтенный офицер и докладывает командиру о готовности корабля. Потом объявляется  учебная аварийная тревога, указывается место и характер  повреждения корабля, если это пробоина, личный состав борется за живучесть корабля с водой, если пожар — то с пожаром. Разворачивается медицинский пост, доставляются условные раненые — привязанные к носилкам  матросы. И надо отметить, не простое это дело: доставить раненого по узким проходам корабля и крутым трапам во время такой качки, всему этому нужно постоянно тренироваться. После каждого такого учения, обязательно разбор с указанием недостатков и малая приборка. Поверьте мне на слово, это труд, порой, и тяжкий, и утомительный, тем более в такой шторм. В каком бы ты ни был состоянии, ты обязан трудиться и выполнять свои  обязанности по боевому расписанию, а это и есть одно-единственное лекарство от морской болезни.

Прошло уже более 35 лет с тех пор, как я расстался с морем.  Но оно по сей день не отпускает и, наверное, не отпустит уже никогда до самого конца. Иногда сидя дома, в уютной теплой квартире, смотришь телевизор или ролик в интернете про штормовое море и где-то в глубине  души поворачивается  что-то непонятное и необъяснимое. Но главное, сразу, что приходит на ум, так это то, что кто-то сейчас где-то далеко от родных берегов в диком  море… 

Сейчас,  когда  мне  уже за 60, частенько задаю себе  вопрос: «А смог бы ты сейчас командовать кораблем и переносить все “прелести” морской службы? — О ДА! ДА!» — и, может быть, даже рванул бы на груди тельняшку.

Но потом, остыв, и уже здраво подумав, с горечью соглашаешься, что море покоряется молодым, сильным и здоровым мужикам. Все-таки  море — это чуждая стихия для человека, она забирает очень много человеческих сил и нервов. Но  несмотря ни на что «только  если все начать с начала, мы бы вновь жизнь связали б с ним…».  Нет, это не высокопарное мнение, что моряк — это состояние души, я с этим полностью согласен. Сколько уже лет прошло, жизнь идет к своему логическому концу, а море часто снится и в хорошем ракурсе, и в страшном, от которого просыпаешься в холодном поту.

На мой взгляд, нельзя сажать ни  в   штаб, ни в ВП  МО, ни в НИИ ВМФ ни одного офицера, который не прослужил на корабле меньше 5 лет, это очень справедливо и правильно. Вспоминается такой случай:  прибыла на корабль очередная проверяющая комиссия из Москвы, из главного штаба, инспектировать состязательное траление. Группа старших офицеров по всем специальностям и службам и старший группы контр-адмирал. После очередного выхода в море по отработке учебно-боевых задач, корабль заходил в ЦК (центральный ковш) порта Корсаков. На ГКП не протолкнуться от проверяющих и все галдят кто о чем, тем самым сбивая с толку вахтенных. Заход в ЦК не совсем-то и простой даже и в спокойную погоду, а тут отжимной ветер и можно на мель влететь, хуже того — кормой или бортом  брекватер зацепить. Я от злости как гаркнул:
— ВСЕМ  МОЛЧАТЬ СЛУШАТЬ И ВЫПОЛНЯТЬ ТОЛЬКО МОИ КОМАНДЫ ! —сразу воцарилась тишина на ГКП. Зашел, встал к пирсу, контр-адмирал мне говорит:
 — Командир, через 10 минут собраться всем офицерам в кают-компании с записными книжками.
— Есть, — ответил я ему.

Через 10 минут захожу в кают-компанию впереди своих офицеров, контр-адмирал сидит в моем кресле. Я ему говорю:
— Товарищ контр-адмирал, вы сидите в моем кресле.
Он мне:
— Ну и что?
— Мы что, не на Флоте служим? — говорю я ему.  Он нехотя перебрался на диван, на место для гостей.  Это подтверждение того, что этот адмирал не служил на корабле, я расцениваю это только так.

Несмотря ни на что, экипаж занял призовое второе место среди Флотов  ВМС СССР, был награжден хрустальной вазой от главкома ВМФ, но в моей очередной, я считаю, безупречной  аттестации, в конце появилась фраза: «Груб и невыдержан со старшими». Бог им судья.

Я хожу по пирсу вдоль своего корабля разминаюсь после описанного выше похода  и любуюсь им. Он стоит гордый, молчаливый, сверкая искрами от соли,  детище ума и рук человека! Невольно вспоминаются слова из песни: «Трудяга-тральщик, седой от соли, когда вернешься ты домой?». Никем не услышанная и не увиденная у нас ним беседа, он мне:
— Ну что, командир, как мы с тобой по океану прошлись? А?
Мне почему-то хочется его назвать Мишкой, человеческим именем, и попросить прощения:
— Прости брат, что подставил тебя! Я просто просчитался …Спасибо тебе, что вынес нас из пасти этого «тихого», зверя…

На корабле шел послепоходный аврал, вокруг тарахтели машины — это, командир БЧ-5  Виталий Дендерин со своими бойцами  принимал ГСМ и настраивал систему для приема воды. Минеры и боцманская команда таскали ящики с продовольствием все как муравьи: каждый  знает куда идти и что делать. Надо в первую очередь после похода пополнить запасы, чтобы в любое время снова выйти в море. Радисты, радиометристы и гидроакустики помогали  армейским  специалистам выгружать на берег свою аппаратуру.  Вдруг, заглушая трескотню автомобильных двигателей, на юте раздался дружный заливистый продолжительный смех. Ну, что-то учудили  уже…

Как оказалось, капитан армейский, который весь поход  пролежал в полубессознательном состоянии, уже ожил и на юте у Леши Багаева и спрашивает:
— Слушай мичман, а подполковник на флоте к какому званию приравнивается?
Леша на полном серьезе, не моргнув глазом, тут же:
— К старшине 2 статьи.
Услышав этот ответ, матросы начали хохотать, над Лехиной шуткой. Капитан, ворча и  сходя с трапа повернулся:
— Нет, они еще хохочут после всего, как ни в чем ни бывало, во народ…
Командир отделения минеров старшина 1 статьи Дмитриев (два брата из тройни и сестра дома, я их постоянно путал) сержантам, которые на берегу грузили на машину свое оборудование:
— Эй сержанты, вы по сколько отслужили?
Один ответил:
— Полтора. 
Дмитриев ему:
— Ну оставайся на корабле еще на полтора!
Сержант замахал отрицательно руками:
— Нет, ребята, спасибо! Я теперь узнал, что значит носить тельняшку… Удачи вам!
  Так, надо экипаж помыть, дать денек отдохнуть, а  потом браться за Мишку отмыть его от соли и подкрасить немного — скоро день рождения корабля, навести лоск, ну и конечно, будут пельмени…

Может быть, я не очень подробно и доходчиво ответил на вопросы, которые задают обычно морякам, вам судить, что получилось, но о морской службе можно рассказывать очень много.

                Командир МТ-200 капитан 3 ранга (в отставке) Меркулов Н.С.