- Возьмёте до Н-ова? Билет не успела купить… - просящим тоном обратилась Зинаида к проводнику поезда, мужчине примерно её же лет. Тот внимательно оглядел её с ног до головы и едва заметно кивнул:
- Давай, только скорее – как бы начальник не увидал!
Через мгновение поезд тронулся с места. Распахнув перед нею дверь служебного купе, мужчина произнёс:
- Здесь поедешь, авось тебе не так далеко, всего-то одну остановку. Я сейчас уйду, а тебя запру, чтобы, не приведи Господь, кто не обнаружил – враз с работы выгонят… Располагайся…
И ушёл. Располагайся… А что ей располагаться-то? Села у окна и принялась вновь перебирать события минувших суток, даже меньше – шестнадцать с небольшим часов… тысячу минут «счастья» в кругу семьи… Похороны отца, на которые чуть было не опоздала, поминки… Алькино перекошенное от злости лицо… И откуда в ней это? Словно и не сестра вовсе. Как она кричала-то?
- Приехала, побирушка? Небось рассчитываешь на долю в наследстве? На-кося, выкуси – всё на меня записано, понятно? Тряпки половой из хозяйства не получишь!
- Аль… - пыталась она её утихомирить – Успокойся ради Христа! Не нужно мне от вас ничего!
- Ну, надоть же! Не нужно ей… Поглядите-ка на неё, люди добрые, как есть ангел во плоти спустился прямо с неба!
- Мам, угомони ты её! – попыталась воззвать она к матери. Куда там! Та только отмахнулась от них, мол, разбирайтесь сами, как знаете… И всё при соседях, которые и помянуть-то как следует не смогли: поскорее опрокинули по три стаканчика, как положено, да и запросили кисель. Чтоб только не видеть и не слышать того безобразия, которое устроила вместо поминок младшая-то дочь покойного. Даже муж Алевтины и тот сховался где-то, чтобы не попасть под горячую руку не на шутку усходившейся супружницы. А та всё никак не унималась, всё доставала из больной памяти какие-то факты, несомненно говорящие о меркантильности Зинаиды, старшей своей сестры. Вываливала долго копившиеся обиды и на Зинку, и на мать, даже на отца, который уже никак не смог бы за себя постоять…
- Аль, отца-то хоть оставь в покое! – еле слышно осмелилась мать вставить слово, пропадая от стыда за её поведение – Да и сестру тоже! Что она тебе? Давно живёт на стороне своим умом и достатком...
Ох, лучше бы она этого не делала… Лучше бы продолжала сидеть молча... Ох, что тут поднялось… Словно масло в огонь… Стараясь не обращать на неё внимание, Зинаида попыталась собрать грязные тарелки со стола, но тут же получила по рукам:
- Не лезь, без тебя всё уберётся! Жрать приехала? Вот сиди и жри, а не хошь, так вот тебе Бог, как говорится, а вот порог!
- Что?! Что ты сейчас сказала? – не выдержала Зинаида – Это, между прочим, и мой родной дом! Я здесь родилась, и даже раньше тебя на несколько лет! Здесь жил мой отец, и живёт моя мать, понятно? Вот видит Бог, не хотела я влезать в эти дрязги с наследством, но теперь…
- А у меня все документы на руках!
- И что? Найму самого лучшего адвоката и опротестую завещание родителей, и вот тогда посмотрим как ты чирикать станешь!
- Ну, что? Что я тебе говорила? Понятно теперь зачем она сюда заявилась? – подскочила Алька к матери – А ты всё: нет, Зиночка она не такая… Все мы не такие, пока делить нечего, а как появится… во аж за тыщу вёрст прикатила… ещё ноги отца остыть не успели, а ей уже харахорки его подавай!
От подобной изворотливости у Зинаиды перехватило дыхание и чтобы не натворить чего страшного, выскочила на двор. Впервые в жизни она поняла, что такое состояние аффекта, и к чему оно может привести… причём, легко…
Присела на лавочку, достала из кармана пачку сигарет, но так и не прикурила… Заплакать бы. Но слёзы как испарились – вот нет их и всё! А в голове, как заезженная пластинка: беги ты отсюда! Беги! Навсегда и без оглядки, позабыв адрес и всех, здесь живущих.
При входе в дом столкнулась с матерью, которая вынесла ей сумку со словами:
- Зин… ты это… На-ка вот, спрячь поскорее, пока Алька не видит! – торопливо впихивая в руку дочери свёрнутые в рулончик деньги – Это тебе от нас с отцом… Она про них не знает… мы тайком поднакопили нарочно для тебя…
- Не надо! У меня всё есть! – попыталась отвести её руку Зина.
- Ты-то хоть будь человеком! – всхлипнула, не выдержав, та – Не обижай памяти отцовской, уж коли меня не жаль… И вот ещё что… Не приезжай ты к нам больше! Сама видишь, как Алечка расстраивается при виде тебя… Так-то она ничего… а вот как тебя увидела…
- Мам… И на твои похороны тоже не приезжать? – едва вытолкнула из горла слова Зинаида.
- А и не приезжай! Мне тогда уже будет всё равно…
- А тебе и сейчас всё равно… Ну, спасибо, мать родная, за приём, за ласку… Не поминай лихом! – и, выхватив из рук той свою сумку, зашагала к остановке автобуса, не оборачиваясь и не видя того, что мать крестит её спину, благословляя...
А вот сейчас Зинаида сидела под замком в купе поезда и захлёбывалась слезами. Ревела так, как никогда в жизни до этого, затыкая перекошенный от боли рот кулаком и уткнувшись лицом в свёрнутый рулоном матрас… Она не видела и не слышала, как приходил проводник, не посмевший нарушить уединение так бурно горюющей своей «левой» пассажирки.
Следующий раз он появился уже на подходе поезда к её остановке.
- Вот, возьмите! – протянула она ему несколько купюр – Если бы вы только знали, как меня выручили!
- Да уж я видел… - хмурясь ответил тот – Спрячь деньги, я не обеднею, а тебе они и самой пригодятся! Ступай с Богом!
- Нет, ну как же… - замялась Зина – Но, впрочем, спасибо! Храни и Вас Господь!
И ещё долго стояла на перроне и махала рукой вослед уходящему поезду…