Конкурс Копирайта -К2
Автор: Сона
Номер на двери - лежачая восьмёрка, знак бесконечности.
Сона любила сидеть на краю неба и мечтать. Её бережок был совсем махоньким – чуть больше прикроватного коврика, зато сверху, словно лоскутной шатёр, простирался неведомый мир.
Плывущие по небу кашалоты – тучные, до краёв наполненные дождевой влагой, словно гигантские линзы, увеличивали «лоскутки» и те превращались в горные хребты и озёра, в леса и пустыни, в ослепительные купола и пёструю мозаику крыш.
Как ни старалась Сона изобразить всё это в своём альбоме – страницы каждый раз оставались пустыми.
- Время ещё не пришло! – не унывала она и принималась строить воздушные замки, которые слетали с её ладошек, словно мыльные пузыри.
Но на этот раз, эфирное сооружение вдруг вытянулось вширь и ввысь, обвилось винтовой лестницей, прозрело овальными окнами и увенчалось островерхой кровлей. И ничего, что внутри оказалась всего одна комната – Соне этого было достаточно.
- Иффи, как это получилось? – удивилась она.
Синий мохнатый зверёк, сопящий на её плече, вытянул длинную оранжевую мордочку:
- Время пришло – теперь можешь принимать гостей! ЭТО нужно как-то назвать и цифру присвоить – для почтальона. У меня есть три старинные таблички – «раздевалка спортзала», «потусторонним вход воспрещён» и «отель», а номерок всего один, зато с золотой цифрой восемь.
- Мне нравится маленькое слово, - едва успела сказать Сона, как на двери уже красовалась вывеска «ОТЕЛЬ» и лежачая восьмёрка, превратившаяся в знак бесконечности.
Вечером небо заштормило и погнало флотилию облаков на ночлег в тихую гавань, а сверху, одна за другой, стали появляться мерцающие точки.
- Сколько созвездий! – Сона восторженно вскинула руки, и лёгкое свечение коснулось её тонких пальцев, и бледного треугольного лица, и длинных невесомых волос и даже причудливой шляпы с гроздью помпонов на боку.
- Это там фонари и фары машин загораются, - объяснил Иффи.
Он загнул мягкой лапой край бережка и выкатил из-под него фигурную бутыль. Её бока были окрашены сумеречной синевой, пробка залита сургучом, а на этикетке темнела надпись «Прошлогодний снег»
- Откуда это?! – изумилась Сона.
- Оттуда, ночью рыбачил и – вот такой улов, - Иффи поднатужился и острым когтем откупорил находку.
Раздался хлопок и из длинного стеклянного горлышка вырвался столб белоснежных пузырьков, ворсинок и хлопьев. Морозным вихрем всё это засвистело-завьюжило с такой силой, что два проплывающих мимо кашалота, столкнувшись, не пролились, как обычно, дождём, а рассыпались ледяным крошевом. Усы Иффи покрылись изморозью, лицо Соны зарумянилось, а бережок внезапно вздыбился, завертелся волчком, оторвался от облачного материка и, подхватив отель, стремительно взмыл вверх.
* * *
В канун Нового года город сиял крахмальной белизной, мигал низками гирлянд и пел-звенел на все голоса. Снежный Борей лихо кружил по улицам и, словно кудесник-бармен, смешивал в воздушные «коктейли» ароматы цитрусов и корицы, брызги шампанского и крошки имбирного печенья, горечь шоколада, запах хвои и непременно – щепотки волшебства.
Повсюду звучали музыка и смех, телефонные трели и взрывы петард. На площади красовалась высоченная ель, а вокруг – и расписные терема, ломящиеся от яств, и резные сани, запряжённые кудрявыми жеребцами, и скоморохи, и фокусники, и звездочёты. Были ещё белые медвежата и олень с серебристыми рогами, хор ряженых снеговиков и ледяная скульптура Деда Мороза – в полупрозрачной шубе, в подтаявшей шапке набекрень и с гигантской сосулькой вместо посоха.
Среди гуляющих горожан не спеша прохаживалась пожилая пара.
- А помнишь, как мы на первом курсе Новый год в Кижах встречали? – Он взял её под руку. – Многоглавые деревянные храмы, часовни, амбары… ещё патефон был, и изумительный чай на карельских травах… ты там меня впервые поцеловала.
- Помню. Ты тогда усы отрастил и курил трубку, а пластинка была с трещиной и, мне казалось, что она икает.
- У меня никогда не было ни усов, ни трубки, - вздохнул Он. – Ладно, а помнишь наш байдарочный поход – вдвоём, в сентябре, под проливными дождями?
- Помню. Я сушила у костра твои кроссовки, а они расплавились и стали похожи на коровьи лепёшки, - Она рассмеялась. – Помню завал на реке, как лодка перевернулась, и все вещи ушли на дно – спальники, палатка, карбидная лампа. Дети тогда испугались очень.
- Ты путаешь, у нас тогда ещё не было детей. А прошлый Новый год помнишь? До того, как тебя сбила машина?
- Нет, - Она остановилась и прикрыла ладонью глаза. – Не помню. Хватит. Память возвращается постепенно и выборочно. Давай купим мороженое и пойдём домой, до Нового года всего несколько часов.
- Хорошо, постой тут. Я мигом.
Он нырнул в толпу, а Она залюбовалась ёлкой. На заснеженных лапах крутились зеркальные шары, бронзовые шишки, кружевные снежинки и локоны-серпантины. Мягкие игрушки сидели неподвижно – белый заяц, зелёная курица, жёлтая рыба, а вот нечто сине-мохнатое обмахивалось хвостом и, похоже, подмигивало.
Обрадовавшись, что на него обратили внимание, невиданный зверь скатился вниз и промолвил:
- Я – иффи по имени Иффи! Если Вам интересен прошлогодний снег - милости просим в наш отель!
Не дождавшись ответа, он добавил:
- Не бойтесь, я – настоящий! Сона, выходи!
Из еловой гущи вышла крохотная хрупкая девочка. Она восторженно вскинула руки, и лёгкое свечение коснулось её тонких пальцев, и бледного треугольного лица, и длинных невесомых волос и даже причудливой шляпы с гроздью помпонов на боку.
В тот же миг вереница поющих снеговиков сомкнулась вокруг ёлки, звездочёт ткнул пальцем в небо, фокусник хлопнул в ладоши, а олень легонько боднул ледяного Деда Мороза своими серебряными рогами. Тот качнулся, вдохнул полной грудью и выронил сосульку-посох, но прежде, чем та успела разбиться, воскликнул: «С Новым годом!»
Никто из гуляющих горожан ничего этого не заметил – все продолжали веселиться и радоваться новогодней феерии, и только мужчина с пакетом мороженого метался по площади в поисках своей пропавшей спутницы.
* * *
Он впервые остался один в новогоднюю ночь. До сих пор Она всегда была рядом – со своей чрезмерной заботой, тревогами, поучительными историями и чудачествами. Именно такой Он её полюбил и всегда удивлялся её приоритетам. Она вечно что-то пекла и вязала, затевала сплавы по рекам и походы в горы, мастерила милые штучки, переклеивала обои, переставляла мебель. Она любила слушать и спасать всех обманутых, потерянных, мелких и заплаканных – стариков, младенцев, воробышков, алкоголиков. Вела переписку – то с африканским фермером, то с японским поэтом, то с местным зеком, который прислал ей в подарок зоновский нож с прозрачной рукояткой, полной розочек. Как она находила общий язык со всеми, для него оставалось загадкой.
Он заглянул в комнату, которую Она величала мастерской – тряпичные куклы в стиле прованс, корзинка с вязанием, коврик для йоги, на кушетке – томик Диккенса, очки и начатая шоколадка. Окно завешено какими-то расписными шалями, в углу – фикус Бенджамин, украшенный под ёлку, на спинке стула – домашнее пончо, пахнущее её любимым мылом, на тарелке – груша и ржаные сухарики.
Его сердце заныло от тоски и предчувствия беды. А что, если Она не вернётся никогда, ведь пропадают же люди? Он нахмурился и пошёл за тонометром – голова раскалывалась, к горлу подкатывала тошнота. Не хватало ещё умереть в новогоднюю ночь! Как нелепо это будет, когда Она вернётся! Он обнял её подушку и стал твердить единственную молитву – ту, которой Она его научила.
* * *
Дивное занятие – бродить по заснеженному альбому своих воспоминаний. Каждая страница – под снегом, её ещё нужно расчистить озябшими пальцами и подышать, как на мёрзлое стекло. Вначале влажное «окошко» получается совсем маленьким, но с каждым тёплым выдохом оно растёт, а изображение становится всё ярче и ярче, пока окончательно не пробудится и не оживёт.
«Действительно, в Кижах у Него не было ни бороды, ни трубки» - подумала Она, словно тюль, разводя в стороны давнишний снегопад.
Она спрыгнула на страницу и побежала по снежному насту. До чего легко и удобно в войлочных ботинках и цигейковой шубейке! Впереди – шатёр Покровской церкви и двадцатидвухглавый силуэт Преображенской. Снег – в лицо, мороз щиплет щёки, а на сердце – тепло-тепло, потому что Он – рядом!
Держась за руки, они идут к широкому крыльцу, входят в тёмные сени, в светлую трапезную с лавками вдоль бревенчатых стен… клиросы для певчих, иконостас, а за ним – алтарь во имя Николая Чудотворца. Вот кого она попросит о любви на всю жизнь!
А потом – натопленная печь, самовар и голос знаменитого баритона на треснутой пластинке:
Как тихо в комнате, как пусто в комнате… ик
И вы лицо моё не сразу вспомните,
Потом забудете, совсем забудете… ик
Прошу за всё простить меня…
Маленькая Сона, раскинув руки, летала рядом, ныряя в снежные вихри и радуясь своему дебюту. Она улыбалась и кудесила над своим, недавно ещё пустым, альбомом, создавая в нём именно ту атмосферу, в которой нуждалась её первая протеже.
- Иффи, как хорошо, что я не родилась ночным кошмаром или бессонницей! Мне так нравится рисовать светлые сны, - щебетала она.
- Тебе повезло, в новогоднюю ночь такой шанс даётся не каждому.
- Но ведь это ты выудил бутылку! Ты – лучший иффи из всех!
- Я – простой ловец артефактов и твой опекун. Это моя работа, - буркнул Иффи.
Сона сорвала один из помпонов со своей шляпы и, намотав на него ворох морозных нитей, с восторгом подбросила вверх.
Волшебный клубок взвился и, разматываясь, стал прокладывать ниточки-тропки: из года – в год, от события – к событию, от воспоминания – к воспоминанию…
* * *
В спальне тикали часы, горел ночник, мигала свечками ель. Она на цыпочках подошла к кровати и, сбросив халатик, легла с краю. Он зашёл следом и прилёг с другой стороны. Переплетя пальцы, и не говоря ни слова, они наслаждались редкими минутами тихого счастья – любовались, как крохотный сынишка припал к её груди. Из-за стенки доносились хохот соседей, бой курантов и звон бокалов.
- С Новым годом! – прошептали они друг другу и поцеловали малыша.
Всю ночь снежная крупа стучала по жестяному подоконнику, а мороз ткал на стёклах белые гобелены. На рассвете же всё растаяло и расплескалось быстрой солнечной рекой. Байдарка, легко рассекая водную гладь, приближалась к нагромождению из замытых деревьев, пней и валунов. Облепленные скелетированной листвой и островками мяты они, словно монстры, окружили лодку, накренили и потащили на дно. Она знала, что речной ил вмиг проглотит всё их снаряжение и нырнула на глубину ради одной единственной вещи. Нащупав в размокшем рюкзаке выпуклый отражатель карбидной лампы, Она схватила её и устремилась вверх – к глотку воздуха, к свету, к жизни.
Тени гигантских рыб и водорослей постепенно растворились, а солнечные лучи всё прибывали и прибывали, пока вокруг не заискрился воистину сказочный край – пустынный, окружённый ледниками, причудливыми надУвами и скальными хребтами. Под ногами скрипела снежная каша, а Он и Она, держась за натянутые стальные тросы, в одной связке переходили через стылые ручьи и ледопады. На привале в хижине-приюте они обменялись серебряными кольцами и послали внукам своё сэлфи с вершины Монблана.
А потом вновь началась метель и Она, снежной голубкой долетев до родных мест, заглянула в окно своей кухни. Как же там хорошо – всё, как она любит! На столе – имбирные пряники и штолен, конфеты и мандарины. Над дверью – рождественский веночек, на плите – ещё горячий студень, в кресле – разомлевший белый кот. А вот и Он выходит из душа с полотенцем на бёдрах, целует какую-то незнакомую женщину в кружевном белье. Это ведь было год назад!!! Она вдруг вспомнила, как войдя в дом, первым делом опешила и залилась краской от стыда – и за себя, и за него. Потом хотела его ударить – по лицу, по бесстыжим губам, хотела содрать с него полотенце, и вытолкать из своей жизни навсегда. В её сердце клокотали смертельная обида и невероятная, сокрушительная злость – хотелось исполосовать его тюремным ножиком вдоль и поперёк, придушить рождественским венком и раскромсать на его голове этот проклятый штолен, который пекла по его просьбе… но, не проронив ни слова, Она выскочила за дверь.
На улице бушевала непогода – волком выл северный ветер, крепчал и лютовал мороз. Непроглядная метель ринулась к ней навстречу, душевно приобняла, а потом – ослепила, сбила с ног и толкнула под колёса, мчавшегося мимо, автомобиля.
Сона захлопнула альбом и заплакала. Она склонилась над спящей женщиной и та, не открывая глаз, прошептала:
- Какой удивительный сон! «…вы лицо моё не сразу вспомните… прошу за всё простить меня…» Мне бы хотелось помнить только хорошее.
Иффи нахмурился и, выразительно глядя на девочку, стал энергично обдирать кончик своего хвоста. Та понимающе кивнула, вырвала последнюю страницу из альбома и, разорвав на мелкие кусочки, пустила по ветру. Сона восторженно вскинула руки, и лёгкое свечение коснулось её тонких пальцев, и бледного треугольного лица, и длинных невесомых волос и даже причудливой шляпы с поредевшей гроздью помпонов на боку.
В то же мгновение отель, словно сгусток тумана, взлетел над городской площадью, окрасился вспышками праздничного фейерверка и исчез в заоблачной бесконечности.
* * *
Он читал и читал молитву, а потом замолчал, прислушался и осторожно заглянул в кухню – жена выкладывала на блюдо порезанный штолен и любовно посыпала его сахарной пудрой. Она была в кружевном белье и пушистых тапочках на босу ногу, а у окна стояла их старая карбидная лампа с потемневшей, но не утратившей актуальности, гравировкой: «даруй свет – и тьма исчезнет»
- Где ты была?!! – еле слышно всхлипнул Он.
- В дУше, где же ещё? Просыпайся, уже начало двенадцатого, и я накрываю на стол. Вот-вот подъедут дети и внуки, приводи себя в порядок!
Он взял её за руку:
- Прости меня... это было в первый и в последний раз…
- Всё хорошо, милый. Я не сержусь, хотя у меня в голове не укладывается, как можно было уронить Бенджамина! Это же мой любимый фикус! Но не переживай, я его спасу…
* * *
Утром притихший город уже не блистал крахмальной белизной, не мигал низками гирлянд, и совсем слабенько что-то напевал двумя-тремя охрипшими голосами. Усталый Борей бродил по площади, собирая пустые бутылки и наполняя их своими фирменными коктейлями. Названия придумывал на ходу: «Потерянный шарф», «Смешные обещания», «Роковая встреча», «А не пошли бы вы все…»
А ледяной Дед Мороз – уже без шапки, зато с длинным надкусанным багетом вместо посоха, глядя в предрассветное небо, с недоумением бормотал:
- Гляди-ка, снежная туча – вылитый кашалот! А на нём – невиданное количество каких-то синих белок с оранжевыми мордочками – все с удочками, рыбачат что ли? Ну, кто бы вы там ни были, и вас – с Новым годом!
* * *
© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2019
Свидетельство о публикации №219010800700
http://www.proza.ru/comments.html?2019/01/08/700