Андрей Тарковский

Галина Коревых
      Передо мной фотография, которая справедливо покажется бессмысленной кому угодно.  Какой-то дощатый забор.  Никогда не забывайте, что нам недоступно происходящее в душах людей.  Даже совсем близкие - тайна.

     Моя память, как и ваша, хранит сильные впечатления, которые переживают десятилетия, оставаясь ярчайшими моментами жизни.  Это не только отношения с другими людьми,  их уход, перипетии  личной биографии, но и пережитые художественные впечатления. 
 
    «Иваново детство», много раз смотренное, впиталось как родное.  Столько в нем душевной тонкости, красоты, боли,  драмы мужественности и женственности,  трагедии нашего загубленного  и потерянного.

      Именно «Андрей Рублёв» подсказал мне очевидное: русская культура, не имея возможности оставлять истории материальные памятники, была сосредоточена на внутреннем и создавала культуру духовную.  Век за веком в набегах и завоеваниях сжигались дотла деревянные поселения.  Нет на российской равнине камня для строительства соборов,  нет спокойной жизни для процветания ремёсел: ювелиров, шёлковых ткачей.  Налеты и грабежи, пожары да резня - ее удел, - все вдали от выгодных торговых  перекрёстков.  Немота исторической забитости против силы творческого гения - как удивительно талантливо сформулирована идея, как удивительно воплощена в этом фильме.

     Бесчисленное количество раз я пересматривала потрясшее меня «Зеркало» и полюбила всей душой «Солярис», никогда не сравнивая его, как иные, с тоже любимым «Сталкером», который совсем другая история,  и тоже удивительная и единственная в своём роде,  болеющая за проблемы живого человека. 

     Потом, - затаив дыхание - «Ностальгия»,  крест,  Голгофа призвания, - с тяжелым сердцем.  Bagno Vignoni...  В мыслях я приезжала туда столько раз, мучительно,  и зная, что это - тщетная погоня за призраком,  выверив маршрут, отказывалась от поездки.  Ведь дело не в этом живописном месте...

    «Жертвоприношение» я смотрела на Елисейских полях, в почти пустом зале,  корчась от боли, с сухими глазами.

    Потом Тарковского не стало.   

    Перед кладбищем Сент Женевьев де Буа, где он похоронен,  за дощатым заборчиком, продают цветочки.   Уставившись на эти доски, я впала в ступор,  не в силах осознать, как же устроен этот мир.