Он сидел в своём излюбленном кресле, не снимая плаща и сапог. Пустой взгляд был направлен в пространство, синие глаза помутнели и, кажется, даже убавили в цвете. Знакомая обстановка не вызывала никаких чувств, заученная до дыр, до мельчайшего завитка на ковре, она начинала лишь раздражать и вгонять ещё больше в печаль.
Больше не было сил для гнева. Слова растворились в воздухе и давно уже стёрлись из памяти. Боль также притупилась, и настало равнодушие ко всему. Тишина повисла внутри большого холодного дома. Открытые ещё летом окна доносили слабый цветочный запах. Просто под окнами был сад, а где-то невдалеке расстилалось большое поле. Но он не чувствовал ничего. Запахи также исчезли – все до единого.
Грубая чёрная одежда была такой же холодной, как и душа, хотя он больше не верил в то, что она существует. Последний свет, последняя мысль о надежде умерли и довольно давно. Больше ничего не осталось.
Он сидел, стараясь ни о чём совершенно не думать, и в тоже время ловил себя на мысли, что так невозможно. Он вспоминал жизнь, точнее то, что другие ней называли. Может, у кого-то она и была светлой и радостной, но только не у него, ведь всё пошло наперекосяк почти от его рождения.
Не хотелось бы углубляться в печали и думать об этом опять. Только подростки могут позволить рассказывать про свои неудачи, но их слёзы спишут на возраст. И только. А ему уже сорок лет.
Мужчину напрягал этот возраст. Он пытался его как-либо скрыть. Носил длинные волосы, чтобы казаться младше, однако шрамы и меланхолия выдавали истинное существо и не красили его совершенно.
Что-то было не так. В нём или во всех окружающих. Никогда не было ни одной темы, на которую бы с ним говорили. Девушки вызывали отвращение, они хотели все лишь одно, а он был против подобного. Лишённый родительской любви и опеки, он хотел найти друга, который бы понял его, но всех интересовали лишь они сами. Черноволосый был не у дел. Вечно хмурый и молчаливый, он и сам почти перестал разговаривать, только в голове, только в мыслях ещё теплилась жизнь и надежда о конце одиночества. Жила отдельно от его чувств, если так можно выразиться.
Бессмысленно. Ничто не свершилось. Одна мысль – ничто, для действий нужны мысли обоих. Как бы он не мечтал о том, чтобы найти себя в этом мире, миру он был не нужен, у мира и без того много людей, слишком много. И все они, как один, одинаковы. И только он всегда и во всем – не такой. Ещё юношей несчастный понял, что его обратили в вампира. И вот какая ирония! Этим можно объяснить тайну, которой боялись все, нежелание, страх и отчуждение. А ещё злую насмешку судьбы – вампиры живут дольше людей и намного. Значит, рано ждать смерти. Сейчас она ещё не придёт.
Закончив кое-как обучение, этот меланхолик вопреки всем своим нежным чувствам стремился к ещё большему уединению. Как и сейчас, он сидел часами в своём кресле, думал, смотрел в горизонт. Прохладный ветерок трепал длинные нечесаные волосы, доносил какие-то вести и шорохи, он пытался выманить вампира на воздух, но тот игнорировал его, как и все другие попытки внешнего мира. Луна освещала лицо, бледное, точно мел, и холодное, равнодушно смотрела на него, и также на неё смотрел он. А ещё в последнее время казалось, что всё в этом мире смотрит на него, как она. Никому нет дела до шрамов, под которыми скрыты истории. Отвыкшие от труда руки смиренно лежали чуть ниже груди. Он пытался оказаться в забвении, уснуть вечным сном, но каждый раз просыпался…
Он слабо чувствовал биение собственной жизни. Говорил со своим внутренним голосом сердца, как с единственным другом, и пытался понять, почему проклят и изгнан другими людьми. Почему они – какими бы они ни были – живут лучше него? Как так сталось? Из-за чего? Или это всё он? Свернул не в ту сторону мирозданья? Как знать. На это уже никто не ответит.
Мысли бывали всякие. День ото дня, час от часа они заставляли его прокручивать прожитые сорок лет. А после в один момент ему наскучило подобное существование.
Он вышел на балкон, но по-прежнему не мог ничего чувствовать. Боль, причиненная в течение долгого времени, заставила душу покрыться огромным слоем коры и льда. Изумительная красота, которая расстилалась всего в нескольких метрах, умерла и стала казаться бессмысленной. Равнодушие, пропитавшее всю сущность этого молодого вампира, было подобно смерти, медленной и мучительной.
Чуть ниже балкона шла высокая каменная стена. При желании он давно мог бы сорваться и прыгнуть, разбиться о неровные края этой кладки. Однако с этим он медлил. И втайне от самого себя по-прежнему ждал, что случится что-то, и всё потом резко изменится…
Он ждал уже немалое время, хоть и был, по меркам своего рода, лишь отроком. Или, возможно, даже ребёнком. Такие, как он, вели долгую и, по всей видимости, лишённую всех удовольствий жизнь. Она и без того растянута и скучна, смысл ужасного существования рано или поздно приводит к апатии и депрессии. Но обычно вампиры печалятся позже. Как минимум, в семьдесят-сто лет. Да, они также чувствуют себя проклятыми и ненужными, но не так, как он, не начиная со школьной скамьи… Хуже всего на свете разочароваться в начале пути, идти и знать, что впереди будет тоже самое. Если есть хоть один шанс, надо делать всё, чтобы не допустить такого!
Высокие чёрные сапоги бездумно шли по цветочному полю. Лето выдалось в этом году очень богатым, бабочки и шмели не успевали справиться со своими обязанностями. Люди без конца трудились на поле и убирали то рожь, то пшеницу. Он бы тоже хотел чем-то заняться, но почти ничего не умел и был вынужден лишь ходить по лесам, скрываться от всех и искать свой смысл. Даже если его нигде нет, всё равно продолжать идти, выискивая скрытые знания.
«Я совершил ошибку по молодости, но не хочу, чтобы она разрушила всю мою жизнь. Есть и другие дороги. Точнее они должны быть. Что-то или кто-то, возможно, сидит и ждёт лишь меня одного. Я только не знаю, что именно. Оно также одиноко и боится бессмысленного существования. Оно, возможно, также ищет меня, бежит в правильном направлении или блуждает среди деревьев и скал… А возможно, уже так же умерло, но я не знаю наверняка.
Снова должен идти. Снова искать. Тишина мне лишь будет ответом. Но, может быть, что-то большее?..»
Севастополь, 15 января 2019, 340