Кожно-венерологический диспансер размещался в старом купеческом особняке на берегу реки. Набережная была засажена липами и в это время года смотрелась из окна кабинета главного врача весьма привлекательно, хотя Лаврову казалось, что даже природа огорчена и тоскует вместе с ним по прежней, интересной, наполненной смыслом жизни. Здесь, в родном городе он ощущал себя совершенно чужим и лишним.
Сегодня Венедикту предстояло официальное знакомство с коллективом, которым он должен был руководить, и он в ожидании представителя облздрава, посланного, чтобы представить его и рассказать о задачах, стоящих перед диспансером в ближайшие полгода, томился, не переставая сожалеть, что вернулся на малую родину.
Александр Михайлович Звонарев задерживался, и Венедикт Петрович раздумывал, что сказать людям такого, чтобы его речь объединила и сплотила коллектив. Ему вспомнилось его отделение в Елизовском госпитале. Как ему сейчас не хватало таких людей, которые работали с ним тогда.
В кабинет постучали. Вошел старейший врач учреждения - Рабинович Лазарь Моисеевич, который три года назад передал руководство диспансером новому главврачу в связи с преклонным возрастом. Венедикт знал, что Рабинович в высшей степени профессионал.
Венедикт предложил коллеге сесть и спросил, что тот хочет сказать.
- Я только хотел предупредить вас, Венедикт Петрович, что у нас сегодня на собрании будет присутствовать лишь половина сотрудников. Из шестнадцати врачей четыре человека в отпуске, в наличии лишь восемь человек.
- Лазарь Моисеевич, но мне всегда казалось, что половина от шестнадцати - восемь, но поскольку в отпусках четыре человека, то сегодня должны быть в наличии, как вы выразились, двенадцать врачей или я чего-то не понимаю?
- Видите ли, Венедикт Петрович, здесь такое дело. У доктора Детковской дочь сегодня выходит замуж. Она предупредила, что сегодня ее не будет.
- Она взяла отпуск на несколько дней или только на сегодня?
- Она не брала отпуска, просто отпросилась.
-У вас?
- Нет, меня она просто предупредила, чтобы я сообщил об этом вам.
- Вы хотите сказать, что она сама отпустила себя в отпуск?
- Ну, как-то так.
- А еще три человека?
- Они задействованы на свадьбе у Детковской Инессы Исааковны.
- Вы им разрешили отсутствовать?
- Не совсем так. Инесса Исааковна предупредила, что их тоже не будет, они нужны на свадьбе.
- Я не понял, Инесса Исааковна сама принимает решение, кому работать, а кому праздновать?
- Видите ли, Венедикт Петрович, она племянница первого секретаря обкома партии.
- Но вы, Лазарь Моисеевич, исполняли последний месяц обязанности главного врача. И вы, как я понимаю, разрешили четырем врачам без оформления официальных документов не появляться на работе несколько дней? Интересно, сколько дней вы им подарили, мой щедрый друг?
- Семь!
- И кто же ведет прием за них?
- Я, Куценко, Фролов и Мишина.
- Вы хотите сказать, что с радостью выполняете чужие обязанности без дополнительной оплаты?
- И без особой радости, Венедикт Петрович, но ссориться с Детковской - себе дороже.
В этот момент в кабинет вошел Звонарев, и Венедикт Петрович, встречая гостя, был вынужден прервать столь «интересный» разговор.
Звонарев представил Лаврова коллективу, пожелал ему успешной работы и дружбы с коллективном, не поинтересовавшись отсутствующими сотрудниками, и Венедикт вступил в новую должность, но не испытал никакой радости от свершившегося факта.
Однако рассказ Лазаря Моисеевича удивил и обескуражил его, как человека военного, привыкшего к железной дисциплине. Ему очень не понравилась «анархия», царившая, по-видимому, в данном учреждении.
Поэтому, лишь только представитель облздрава покинул диспансер, Лавров попросил Рабиновича снова зайти к нему.
- Лазарь Моисеевич, возможно я покажусь вам тупым, но признаюсь, мне не понятно, как можно отпустить четырех врачей на свадьбу без официального оформления неоплачиваемых отпусков, когда на сегодняшний день уже четыре врача находятся в оплачиваемом государством отпуске? Насколько я сумел заметить, у вас в диспансере возле каждого кабинета, где идет прием, сидят человек по десять, как минимум. До которого часа вы собираетесь их принимать? И кто будет платить вам за переработку?
- Никто! Я уже объяснил вам, Венедикт Петрович, кем является Инесса Исааковна. Больше мне добавить нечего.
- Нет уж, позвольте, коллега. Вы злоупотребили своими обязанностями, отпустив четырех врачей праздновать свадьбу. Документов, подтверждающих правомерность такого решения нет! Государство заплатит им за эти дни зарплату, но они не работали. Значит вы, коллега, государство обманули. Нет?
- Да! Но для Детковской и ее друзей понятие правомерности не существует! Венедикт Петрович, поймите, я бессилен против них. И Козырев, который был нашим главным врачам до вас, не просто так все бросил и ушел в горздрав работать. Я не отпускал никого, меня даже никто не спрашивал. Меня попросили вас предупредить, что их не будет. Я в это время уже не исполнял обязанности главного врача. Понимаете?
- Понимаю! Значит, производственная дисциплина в вашем учреждении вообще отсутствует, как норма закона?
- Не в моем учреждении, Венедикт Петрович, а в вашем!
- Но, как я понял, в вашем тоже отсутствовала?
- Да, мой друг, как это не прискорбно!
- Почему же вы не навели порядок, Лазарь Моисеевич?
- Потому что надо мной тоже есть начальство, которое считает, что в случае с Детковской нужно делать поблажки. Не примите мои слова за лесть, Венедикт Петрович, но вы мне симпатичны и именно поэтому я хочу предупредить вас. Не делайте лишних телодвижений. Козырев пытался, но вовремя понял, что его усилия по наведению дисциплины тщетны. И это помогло ему уйти на приличную должность. Вы для них чужак, с вами они расправятся в два счета. И я просто уверен, уйти в горздрав на приличную должность вам не светит. Простите за откровенность.
- Лазарь Моисеевич, а вы, работая десять лет главным врачом, даже не пытались бороться с этим безобразием?
- Пытался и восемь лет работал, как все нормальные советские люди, соблюдая дисциплину и требуя этого от подчиненных. Но два года назад к нам пришла Детковская. У меня с ней был конфликт, мне объяснили доходчиво, что к чему, и я, сославшись на возраст и трудности со здоровьем, подал заявление с просьбой о переводе меня простым врачом. Видите-ли, я не герой по натуре, а биться головой о стену не вижу смысла.
- Я вас понял, спасибо за откровенность, вы свободны.
Когда Рабинович ушел, Лавров вызвал свою секретаршу и продиктовал приказ о вынесении строгого выговора всем четверым врачам, не вышедшим на работу.
Секретарша - Мария Владимировна покачала головой и посоветовала ему воздержаться от поспешных решений, ведь они все могут принести больничный лист, что уже не раз имело место.
Венедикт задумался.
- Пожалуй, вы правы, Мария Владимировна. Пусть приказ полежит в папке до их возвращения на работу.
Вот так непросто начинался его первый рабочий день на новом месте. И Венедикт постоянно возвращался к мысли о том, как поступить правильно. И на кой черт ему нужен такой коллектив?
Но небеса не спешили ему на помощь. Наоборот, его жизнь в родном городе осложнялась отсутствием квартиры, полным разрывом отношений с братом и финансовыми проблемами. Именно в это время в стране проходила пенсионная реформа, в результате которой был принят закон о сокращении пенсии работающим офицерам, вышедшим в запас, на пятьдесят процентов. И поскольку Закон начал действовать еще до возвращения Лаврова в родной город, ему следовало возвратить государству выплаченные ранее переплаты за четыре месяца, что означало остаться совершенно без денег после больших трат, связанных с переездом, отправкой Марины в Ленинград для поступления в институт и оплаты за снятую квартиру на три месяца вперед. Такое условие выдвинули хозяева квартиры, вернее сказать, частного дома, сдав его семье малюсенькую комнату.
Ожидать, что братец вернет ему долги, хотя бы в малой степени, было наивно. Такое можно было предположить лишь в фантастическом фильме. Евгений даже заморачиваться на этот счет не стал. Он слишком хорошо знал порядочность и человечность своего старшего брата. И хотя Венедикт пообещал братцу, что в случае невозвращения ему денег, он выгонит их семью из дома, на самом деле Венедикт никогда не поступил бы так не только с братом, но и с любым, даже посторонним для него человеком.
Братец утих и старался не попадаться ему на глаза, когда Венедикт захаживал в дом, и одно это уже радовало Лаврова.
А на работе набирал обороты конфликт с коллегами, привыкшими к полному игнорированию трудовой дисциплины.
Через неделю появившаяся на приеме Детковская рассмеялась ему в лицо, когда он сообщил ей, что в отношении нее и ее друзей будут приняты соответствующие меры.
- Попробуйте, Венедикт Петрович, если вы так уверены в себе. У меня одна дочь, и она выходила замуж. Что же, я не имею права отметить это событие?
- Имеете, дорогая Инесса Исааковна! Имеете. Но вот ваш невыход на работу без оформления документов, предоставляющих вам это право, требует объявления вам строгого выговора, и вашим друзьям тоже, несмотря на то, что они прогуляли всего по одному дню.
- Объявляйте выговоры, пожалуйста, если вам так хочется сразу испортить свои отношения со всем коллективом.
Она поднялась и гордо удалилась из кабинета.
Венедикт пригласил ее друзей к себе в кабинет. Первым пришел Шульц Аркадий Львович.
Когда Лавров объявил ему, что за прогул тот получает строгий выговор и, естественно, вычет из зарплаты неотработанного времени, Аркадий Львович попросил:
- Венедикт Петрович, позвольте мне написать заявление на отпуск без содержания. Поверьте, мне очень неудобно перед вами, но я не мог отказать коллеге, тем более что она уверила нас, что все уладит с вами сама.
- Я не могу оформить такой документ задним числом, Аркадий Львович, выговор вы получите непременно, но мне хотелось бы верить, что вы больше не будете столь легкомысленно относиться к своим обязанностям.
Шульц кивнул головой и с печальным видом отправился продолжать прием больных.
Затем к нему пожаловали Генин и Барко.Сцена повторилась. Приятели также надеялись подписать отпуск без оплаты прошлым числом.
Объявление о строгом выговоре, полученном четырьмя врачами диспансера, было размещено на доске объявлений. Атмосфера в диспансере царила траурная, но в коридорах и кабинетах шло постоянное обсуждение происшедшего. Коллектив был взбудоражен и постоянно отвлекался от своих прямых обязанностей. Пришлось Лаврову провести совещание врачей, на котором он предупредил коллектив, что подобные нарушения трудовой дисциплины будут наказываться соответствующим образом, вплоть до увольнения с работы, независимо от того, какие события послужат их причиной, хоть свадьба, хоть похороны.
Через два дня Венедикта вызвали в горздрав и попросили отменить принятое им решение, замять этот инцидент, чтобы сохранить нормальную обстановку в коллективе. На что Венедикт ответил, что обстановка в коллективе рабочая, выговоры получены врачами за нарушения трудовой дисциплины, и руководству нет необходимости вмешиваться в факты вполне очевидные, уже свершившиеся и он, как главный врач, может заверить руководство, что такое больше не повторится. Он не пошел на уговоры и до конца отстаивал свое решение, тем более что оно было правильным.
Однако руководство обиделось на несговорчивость главного врача и пожалело, что назначили такого «вздорного» человека на эту должность.
«При таком отношении к начальству и коллегам, он долго не продержится!», - решили в горздраве.
Но, тем не менее, диспансер продолжал оказывать медицинские услуги населению города, и на утренних пятиминутках главврач напутствовал коллег быть внимательными и вежливыми с пациентами, добиваться полного выздоровления и не расслабляться при первых признаках улучшения состояния больных. Другими словами, доводить лечение до окончательного положительного результата. На каждом совещании он напоминал коллегам, что повторное обращение в диспансер - это брак в работе врача. Качество приемов, лечения и профилактики следует повышать!
Венедикт заботился о том, чтобы его коллеги проходили стажировки в научных центрах страны, чтобы обменивались практикой применения новых методов лечения болезней друг с другом.
- Хотелось бы, - говорил он, - чтобы наши пациенты вспоминали нас лишь добрым словом, а не жалобами на недостаточное внимание к ним и отсутствие всякого сочувствия и сопереживания.
В диспансере активно развивалась практика обмена опытом между врачами, как внутри учреждении, так и с помощью постоянных командировок в научные центры страны, в передовые больницы и поликлиники. Лавров решил создать коллектив врачей-суперпрофессионалов, единомышленников, соратников.
Одновременно, Венедикт уделял большое внимание строительству нового корпуса диспансера и ремонту уже обветшавшего старого здания. Работы было невпроворот. Он постоянно был занят, хотя в обязательном порядке вел прием больных и старался на этом поприще быть на должном уровне.
Весной нового года в поместье первого секретаря обкома партии проводилась конференция врачей кожно-венерологов, приглашенных со всех уголков страны. Материальная база поместья позволяла провести такое мероприятие на самом высоком уровне.
Участники имели возможность не только выступить с интересными докладами, обменяться опытом, но и прекрасно отдохнуть. Здесь были и лес, и пляж, и конного-спортивный комплекс, и бассейны, сауны, площадки для тенниса.
Венедикт выступал с докладом в первый день конференции. Интерес к его выступлению был велик, и он целый день провел на секциях, обмениваясь опытом с коллегами.
На второй день, после секционной работы, каждый участник мог позаниматься спортом или просто отдохнуть.
Большой любитель рыбалки, Венедикт взял на прокат удочки и устроился на берегу великолепного пруда. Он провел там часа три и затем опять окунулся в работу конференции. Ему казалось, что здесь, в этом богатом поместье все дышит тишиной и спокойствием. Но он глубоко ошибался. Именно в это время его недоброжелатели готовили материалы для отмщения за полученные ими строгие выговоры.
Возвратившись с научной конференции, Венедикт вплотную занялся строительными работами, перепоручив свой прием в один из дней другому врачу. Ему необходимо было присутствовать на совещании в горкоме по поводу сокращения сроков строительных работ.
Утром, приняв своих пациентов, он уже собрался ехать, когда к нему заглянул Рабинович. Лазарь Моисеевич был чем-то очень озабочен, что не укрылось от Лаврова.
- Что случилось, Лазарь Моисеевич, вы чем-то расстроены?
- Вы уезжаете, Венедикт Петрович?
- Да, решил съездить на стройку к Потапову, хочу позаимствовать у него на пару недель бригаду отделочников, пора нам заканчивать работы во флигеле. Туда переведем стационар, палаты уже почти готовы. А в два часа совещание в горкоме. Вы чем-то огорчены, Лазарь Моисеевич? Или просто устали? У вас сегодня много больных, я уже обратил внимание. Можете отправить часть из них к Тарасову или Детковской.
- Ну, Детковская их просто отфутболит, а у Тарасова и своих больных хватает.
- Кстати, о Тарасове. Очень толковый молодой специалист. Пациенты о нем хорошего мнения. Правда, он в свите Детковской, что несколько странно при его неравнодушном отношении к работе. Не правда ли?
- Ну, положим, ничего странного здесь нет. Детковская себе сторонников набирает своими возможностями доставать дефицитные товары. Некоторых даже пристраивает к кремлевской кормушке. А Тарасов живет с матерью, которая тяжело больна. Спасают лишь импортные лекарства, в наших городских аптеках их нет, а в кремлевских есть. Достать можно лишь по большому блату. Вот Инесса и достает ему их. Как видите, все очень просто.
- А вам, Лазарь Моисеевич, что достает наша всемогущая барышня? Продукты или дефицитный импорт? – смеясь, спросил Лавров.
- Мне предлагались такие возможности. Но я ведь не модник и не гурман. Костюмчик - вот лет пятнадцать уже ношу. Питаюсь, как все советские люди, в основном картошечкой, да капусточкой. Правда, картошечку люблю в запеченном виде, а капусточку сами солим. Одним словом, стар я для всей этой дешевой мишуры. А вот молодежь, вроде вашего шофера Петеньки, за баночку импортной ветчины или осетрового балычка маму родную продаст, не говоря уже об импортных шмотках, которые он просто обожает. Других-то интересов нет. А за удовольствие надо платить.
- Я вас понял, Лазарь Моисеевич, спасибо за интересную беседу. Но вы что-то еще хотели мне сказать? Или я ошибаюсь?
- Да, Венедикт Петрович. У нас есть пациентка, некто Фролова Вера Ильинична. Не могли бы вы ее принять? Она лечилась у Инессы, но безрезультатно. Хочет проконсультироваться у хорошего специалиста.
- Так лучшего специалиста, чем вы, Лазарь Моисеевич, я думаю у нас в диспансере нет.
- Спасибо, Венедикт Петрович, очень тронут, но мне бы хотелось, чтобы вы ее тоже посмотрели. У нее тяжелая форма кожного заболевания. Поражены в основном голеностопные участки. Мне интересно ваше мнение и рекомендации по лечению. Не откажите в любезности.
- Она здесь?
- Да.
- Приглашайте, я готов посмотреть ее.
- Сейчас я ее к вам пришлю, а сам, с вашего позволения, продолжу прием, а то до конца смены не разгребу.
- Хорошо, жду.
Лавров принял Фролову, и беседа их получилась долгой. Женщина отчаялась уже, она, не стесняясь, предложила оплатить услуги, лишь бы выздороветь, и призналась, что с самого начала болезни оплачивали услуги доктора Детковской, поскольку узнала от других пациентов, что только за деньги можно добиться нормального лечения. Но пока ее состояние не изменилось в лучшую сторону. Более того, ноги стали отекать сильнее и очень болят, особенно, когда она одевает чулки.
Венедикт был просто потрясен услышанным. Он и сам обратил внимание на затягивание процесса активной терапии Детковской. Зачем?
Пригласив Рабиновича, он объяснил свой план поэтапного проведения процедур и приема лекарств. Они обсудили его и совместно осмотрели пораженные участки кожи, прикидывая, как можно приостановить расползание очага поражения, вплоть до хирургического вмешательства.
После этого Венедикт прямо спросил больную, готова ли она подтвердить в любом учреждении, а если понадобиться и в суде, что оплачивала услуги доктора Детковской, и женщина ответила, что готова.
После ее ухода Рабинович сказал:
- Я убежден, Венедикт Петрович, что Инесса будет отрицать показания пациентки, а, поскольку все происходило без свидетелей, то сумеет доказать ложность показаний Фроловой, тем более с возможностями Инессы. Не забывайте, что у нее большие связи в городе на любом уровне и в любой области. В диспансере уже давно ходили слухи о том, что она лечит пациентов только за деньги и, если ей не платят, то перебрасывает больных другим врачам. Но все это лишь слухи, и доказать обратное можно, только поймав ее за руку, что весьма непросто. Вы, Венедикт Петрович, спрашивали меня, чем я озадачен. Мне не легко сказать вам то, что я сейчас скажу, потому что не хочется выглядеть доносчиком, но я считаю своим долгом предупредить вас, что против вас затевается нехорошее дело. Собираются подписи коллектива против «самодура» и «солдафона» начальника, который, используя свое служебное положение, занимается своими личными делами, ходит на рыбалку во время проведения конференции, перекладывает свой прием больных на других врачей под предлогом контроля строительства, короче манкирует своими обязанностями.
- И много врачей подписались под этим письмом?
- Думаю, человек пять-шесть уже подписали, но это не только врачи.
- А вы, Лазарь Моисеевич, подписали?
- Нет, конечно. Неужели вы думаете, что я могу дойти ло такой низости? Нет, я ответил на предложение коллег, что мне лично такие факты неизвестны. Я слишком далек от начальства. Такие факты могут знать только слуги, шоферы и «близкие друзья».
- С шоферами понятно, а кто «близкие друзья»?
- Ну это фигурально сказано.
- Спасибо, Лазарь Моисеевич! Но ведь для подобных заявлений нужны более серьезные аргументы, факты, так сказать.
- В обкоме партии хватит и того, что написали. Никто не станет копаться и доискиваться до серьезных фактов. Там их люди!
- А то, что Детковская вымогает деньги у пациентов, это не факт?
- К сожалению, не факт! Это нужно доказать! Иначе вас обвинят в преднамеренной компрометации человека. Эх, Венедикт Петрович, на гражданке - это вам не в армии! Здесь все намного сложнее и проще одновременно.
- В любом случае, я вам очень признателен, Лазарь Моисеевич.
- Не стоит благодарности. Примите к сведению и будьте поосторожнее!
- Спасибо, непременно постараюсь.
Он сказал это легко и иронично, но на душе у него было, ох как муторно. Ему невыносимо противно было вникать в такие грязные наветы, абсолютно не имеющие ничего общего с действительностью. Неужели, придется доказывать, «что ты не верблюд?».