Долгое эхо войны. Часть 2. Глава 17

Жанна Светлова
Город встретил Венедикта весьма прохладно. В горкоме партии ему объяснили, что возвращающиеся демобилизованные из армии офицеры - это такая головная боль для властей, что кроме хлопот никакой радости от их возвращения город не испытывает. В военкомате его поставили на учет, как нуждающегося в жилье и работе, пообещав, однако, решить его проблемы в ближайшее время. Но, что касается жилья, то получить он его сможет не ранее, чем через два-три месяца.
И, несмотря на нежелание встречаться с братом, Венедикт решил до получения квартиры остановиться в родительском доме.
К счастью, дом так и оставался в его собственности. Переоформить его на себя Евгений не смог в отсутствии брата. Но теперь, когда Веня вернулся, он решил провернуть это маленькое, как он выражался, дельце. Но Венедикт остудил его пыл, заявив, что до получения квартиры, он не станет оформлять родительский дом в собственность брата. Более того, он занял ту часть дома, в которой находилась его комната и комната его родителей. Несмотря на неудовольствие брата и его сильно пьющий жены, Венедикт под угрозой лишения их части наследства, занял то, что оставила ему мать после смерти. Однако вдаваться в настроение брата и его супруги он особенно не стал, поскольку главным для него на данном этапе было трудоустройство.
В облздраве, учитывая большой опыт его работы на поприще медицины, решили доверить Лаврову должность главного врача Областного кожно-венерологического диспансера.
Венедикт согласился и отправился в Новоград- Волынский за семьей.
Антонина известие о необходимости даже краткосрочного проживания в доме, где хозяйничал братик мужа, приняла в штыки. Но Венедикт, явив чудо дипломатии, уговорил ее потерпеть немного, обещая отдельный вход и полную изоляцию от семейства «этого проходимца».
На деле все обернулось новыми неприятностями, унижением и необходимостью снимать квартиру в частном секторе. Замечательный родственник просто не мог жить, чтобы не сделать семье брата хоть какую-нибудь гадость.
Естественно, что после появления Евгения в ее доме, после того, что тот оставил семью без средств к существованию и украл подаренные мужу коллективом Елизовского госпиталя часы, после того, что его пребывание обернулось инфарктом для Венедикта и горячкой для нее самой, Антонина не посчитала нужным даже знакомиться с его семейством. Но жить изолированно не получилось, поскольку все комнаты в доме были соединены между собой, представляя общую анфиладу. Правда, выходы были с двух сторон дома. Но отгородить одну часть дома от другой Лавров забыл.
Занятый устройством на работу Венедикт не имел времени сидеть и сторожить семью, предоставив ее самой себе. И вот буквально на второй день после приезда Тони с сыном, после ухода Лаврова на работу к ней завалилась жена Евгения - Катька, как ее все называли, и потребовала, чтобы Антонина убирала весь дом, раз уж они решили поселиться вместе. Хорошо поддатая, она не стеснялась в выражениях, назвав Юрика недоделанным лилипутом, который разбросал игрушки ее сынули Вовочки, а свои не разрешил трогать. На ее зычный монолог явился и Вовочка, одного возраста с Юриком, но на целую голову выше двоюродного брата, и сам папа Евгений, который, обратясь к своему сынуле, предложил:
- Вованчик, покажи этому недоростку, что он схлопочет, если не будет тебя слушать!
Вованчик размахнулся, но Юрик мгновенно ушел от удара, проскользнув под его рукой.
Вова не рассчитал нового положения Юры и вместо удара не удержался на ногах и грохнулся на пол, сильно стукнувшись головой. При этом он заорал таким благим матом, что присутствующие зажали уши, но еще громче заверещала его мать и бросилась на маленького, но такого юркого Юру, но малыш опять увернулся и Катька тоже, поскользнувшись на паркете, уткнулась головой в шкаф.
- Я тебя прибьют, гнида! - орала она, а Тоня, схватив сынишку, свою сумку и чемодан, вылетела из этого проклятого дома, вся в слезах. Во дворе ее остановила пожилая женщина, Варвара Осиповна, которая всю жизнь проживала в доме, ухаживая за хозяйкой - матерью Венедикта и Евгения.
- Ты, дочка, не обращай внимания на них. В этом доме хозяин Венедикт!
- Я не буду жить под одной крышей с этими мерзавцами. Сегодня они напали на моего ребенка, завтра нападут на меня, послезавтра травмируют или вообще убьют сына. Нелюди!
- Это точно, но куда же ты пойдешь? Дождись мужа. Венедикт с ними разберется. Давай я тебя чаем напою.
- Нет, я не останусь здесь ни минуты. Вы не знаете, в этом городе кто-нибудь сдает квартиру или комнату?
- Знаю. Моя племянница Марфа сдает комнату. Она живет на улице Тараса Шевченко, дом 25. Скажи ей, что ты от меня. Она сдаст. Правда, они сдают одиноким комнату, а вас многовато, но от меня, я думаю, она не откажет. Пойдем я провожу вас до трамвая, на 12-том ты доедешь прямо до их дома.
Варвара Осиповна проводила Тоню до трамвая, помогла с вещами и отправила их к своей племяннице.
Не успела Тоня уехать, как на обед пришел Венедикт. Варвара Осиповна поведала ему грустную историю, происшедшую с его женой.
Венедикт был в ярости, какой не испытывал после фронта. Он ворвался в столовую, где, смеясь и грязно отзываясь о его жене, сидел братец со своей женушкой, распивая бутылку водки, празднуя победу над «незваной гостьей».
Венедикт, не склонный к скандалу, предстал перед ними, как вихрь, внезапно обрушившийся на город. Он перевернул стол, встряхнул, как тряпичную куклу своего двухметрового брата и так врезал ему под дых, что Женька согнулся пополам, не в силах продохнуть. Разъяренный Венедикт вышвырнул из комнаты Катьку, выволок братца, закрыл комнату на щеколду и придвинул к двери шкаф. Как он смог все это проделать, уму непостижимо! Это после такой длительной и тяжелой болезни. Но выучка, приобретенная на фронте, всегда помогала ему выигрывать бои. Приемами рукопашного боя он владел в совершенстве. Да и природные способности к спорту давали себя знать.
Слегка успокоившись, Венедикт обошел дом и, войдя на половину брата, сказал:
- Еще раз позволите себе показаться на моей половине, независимо дома мы или нет, и я вас вышвырну из моего дома раз и навсегда! Запомни это, ублюдок! - Он пнул лежащего на полу Женьку. - Ты хуже фашиста, и я больше не намерен считаться с тобой! Чтобы все деньги, которые взял и выкрал у меня, стоимость часов, украденных тобою, к вечеру лежали на столе! За проживание тоже будете платить!
- Какие часы? Я ничего не брал у тебя, - проскулил братец.
- Заткнись, Иуда!
Венедикт хотел еще пнуть этого негодяя, но услышав, как истерически заверещал их Вовка, повернулся и, хлопнув дверью, вышел из дома. На скамейке сидела Варвара Осиповна.
- Тетя Варя, вы остаетесь на моей половине, проследите, чтобы эта банда здесь не появлялась. В моем доме вы останетесь навсегда. Следите за моей половиной. Если что, вы знаете лучше меня, где мы живем! Куда мне ехать за женой?
Варвара Осиповна назвала адрес и проводила его до трамвая. Она незаметно перекрестила его, когда он входил в вагон, и заплакала. Веня был любимцем не только матери, но и всех родственников, любимцем гостей, постоянно бывавших в этом открытом доме.
- Как этот негодяй - Женька мог появиться в такой доброй и открытой семье? - недоумевала она.
Венедикт уже очень сожалел, что привез семью сюда, а не поехал устраиваться в Ленинград, где Зинаида хотела помочь ему определиться на работу и предлагала жить у нее до получения квартиры. Но ему было неудобно обременять ее такими заботами. И, как всегда, он, видимо, сделал ошибку. На душе скребли кошки.
Антонину Венедикт нашел расстроенную и бледную, опухшую от слез и еле державшуюся на ногах в маленькой комнатке с тахтой и небольшим столиком. Особого уюта здесь не наблюдалось. Правда, за окном шумел золотыми листьями осенний сад и просматривались соседские дома.
Венедикт подошел к жене, обнял и стал целовать ее руки.
- Прости! Прости меня, любимая, я опять причинил тебе боль.
Они долго сидели молча, на улице уже стемнело, оба чувствовали себя бездомными сиротами, никому не нужными. Горечь от происшедшего не давала успокоиться. Юрик, голодный и неумытый, спал на тахте между ними.
«Неужели тоска, неустроенность и вечная недоговоренность - мой удел?», - размышлял Лавров.
Родина встречала Венедикта совсем безрадостно. А он, «как дурак, надеялся на какое-то Чудо».
Ему так хотелось вернуться в мир своего детства, где все было просто и радостно, где все любили его, а он любил всех людей и мечтал непременно служить им, отдавая всего себя без остатка.